Для чего я начал писать? Интернет и так переполнен печатной продукцией разного рода. На одной прозе.ру более шести миллионов произведений. И тут я еще. И ладно, если бы что-нибудь толковое, настоящее, этакое сермяжное, посконное. Про березку у околицы, старуху Меланью и деда Пахомыча, покосившийся гальюн с мириадами гладкопузых веселых мух. Или ностальгическое бульканье простокваши в желудке. Про заплаканные ресницы, про непродажную любовь и непокупаемую дружбу. Ладно, если бы по новому осветил эти вечно молодые, как ВЛКСМ, истины. А то ведь одно зубоскальство! Тьфу! И ведь взбрела же в голову такая мысль – юмористические рассказы писать! Скажите, пожалуйста!
Дорогие читатели, позвольте объясниться.
Я не виноват. Это все мое происхождение. Гены, так сказать.
Если верить науке, род мой происходит то ли от татарских князей, то ли из окружения Ивана Грозного. И в том, и в другом случае, корни мои теряются во мраке средневекового тоталитаризма. И уже тогда современники стали замечать присущее моим предкам зубоскальство. Золотоордынец, скалящийся в звериной усмешке. Опричник, осклабившийся в кровожадной ухмылке. Юмора, правда, тогда было мало, что, в общем соответствовало нравам того времени. То есть люд, конечно, смеялся, но как-то натужно, невнятно. Тут родословная моя несколько затуманивается. По-видимому, предок мой чересчур уж явственно скалился в ухмылке, за что был понижен в звании, а заодно и в росте.
Вновь на поверхности истории род мой вынырнул уже в эпоху петровских преобразований. Молодой царь, желавший развернуть Россию лицом к Европе и ответить на её больное хихиканье здоровым смехом, заметил моего родственничка, зубоскалящего по питейным заведениям, и, расцеловав, произвел его за острый язык в лейб-витты (от датского Вит- остряк). За этот же острый язык мой предок был подвешен на следующее утро протрезвевшим самодержцем, за неудачную попытку дворцовой шутки. Однако этого короткого периода оказалось вполне достаточно, чтоб прадеды мои укрепились при дворе. Последующие шутники нашей фамилии учли особенности характера самодержцев и впредь остроты их приобретают характер легкой недосказанности и двусмысленности.
XIX век застает наш род в отдалении от придворной жизни: следуя моде того времени, предки мои переносят недосказанность и двусмысленность своих шуток из дворцовых зал на страницы литературных произведений. Литературные перлы печатаются в узко известном журнале того времени, предназначенном исключительно для внутреннего пользования – «Депрессантъ», издаваемым известным моралистом и пародистом Демьяном Сучковым. Творчество моих предков не остается незамеченным: на них начинают обращать внимание настоящие классики русской литературы. И не только когда хотят унять их не в меру разгулявшееся веселье и просят немного помолчать. Так, доподлинно известно, что А. П. Чехов неоднократно использовал буквы, из которых составлена наша фамилия, для написания своих рассказов.
Постепенно искрящиеся весельем и юмором басни, пародии, эпиграммы уступают место эпитафиям и юбилейным адресам, а в советское время мои дорогие предки начинают работать в жанре фельетона. Высмеивается низкий ассортимент колбас в магазинах, зубоскалится по поводу отсутствия питательных овощей и зелени на прилавках. Особенно язвительно критикуются перебои с квасом. Впоследствии весь этот накопившийся в виде дневниковых записей, блокнотных заметок, газетных и журнальных статей, писем и жалоб в вышестоящие и ответственные инстанции материал послужит ценной базой для создания цикла мемуарных воспоминаний о качественной и питательной стороне исчезнувших из оборота продуктах питания. Оды кефиру, заметки о пирожных «Корзинка» и коржиках по 8 копеек, романы о бутербродах с докторской колбасой и прочих связанных с ностальгической слезой детства и юности гастрономических восторгах уходящей жизни, заполнят гранки интернетных журналов и порталов. Но это уже будет некий уход от прямой линии зубоскальства, и память об этих отщепенцах изгладится из генетического наследия моего рода.
Здесь мы вплотную подошли к началу моей литературной деятельности. Мое появление на свет сопровождалось огромным количеством флагов и транспарантов на улицах городов моей Родины. Правда, завистники сразу же распустили слухи о том, что де, мол, причиной торжеств является столетний юбилей рождения основателя первого в мире пролетарского государства. Но люди связанные с искусством и литературой сразу разобрались что к чему. Моими первыми опытами в литературе явились книжки-раскладушки по мотивам произведений А. Дюма. В них, как и полагается, помимо приключений четырех друзей, присутствовало зубоскальство по поводу загнивающей атмосферы жизни французской аристократии. В более старшем возрасте я было пробовал себя в детективном жанре и даже составил список книг, которые предстояло написать, но неуместность иронии и хихикания при описании сцен насилия и убийств охладило мой творческий пыл. Корни генетического древа взяли верх, и я вернулся к близкому мне жанру сатирических куплетов и юмористических рассказов. Изжога, подагра и болезненное самолюбие делали меня особенно успешным в смехотворстве и зубоскальстве.
Теперь, дорогие друзья, когда вы знаете все, я хочу лишь добавить: моя единственная цель – заставить вас улыбнуться. Смех, равно как и стакан сметаны, как известно, продляет жизнь, а жизнь наша полна скорбей и печали (даже если не принимать во внимание несварение желудка). Поэтому так важно получать хоть немного радости и смеха. Пусть улыбка, вызванная моими рассказами, хоть и не заменит вам стакан сметаны, но уж точно продлит вашу жизнь. Многих вам лет жизни, мои дорогие читатели!