Ленинград 50-х. Дом моего детства

Виктор Кутуркин
               


         Московский проспект дом 74.   Обыкновенный доходный дом постройки 1913 года.   Если войти во двор и повернуть налево, то вы увидите трехэтажный флигель на несколько квартир.  В одну из коммуналок, расположенную на последнем этаже,  меня и принесли мама с бабушкой из роддома.  Отец нас бросил, так как появление ребенка в его дальнейшие планы не входило. Я мог бы вообще не появиться на свет, но бабушка настояла  “ничего, дочка,  вырастим!”,  за что я ей премного благодарен.               
          Это был послевоенный 1947 год, и мы жили очень скромно, можно сказать – бедно.  Коммунальная квартира состояла из трех комнат, кухни и длинного узкого коридора. Наша комната была большой – целых 16 метров , но один из углов занимала круглая печь, которую приходилось постоянно топить.  Солнце никогда не проникало в комнату, потому что оба окна упирались в шестиэтажный дом напротив, отделявший нас от проспекта.  Крыша нашего дома постоянно протекала и в комнате всегда была сырость.  Вид из окна не радовал глаз – служебный вход в продовольственный магазин был в соседнем доме и к нему непрерывно подъезжали подводы.  Недалеко, на Киевской улице, располагались Бадаевские склады, откуда на телегах ,  запряженных лошадьми, подвозились продукты. 
        В комнате мы жили вчетвером.  Вместе с нами жил парализованный дедушка Егор Никитич.  В 1938 году он забрал мою бабушку с дочкой из деревни, находящейся в Тульской губернии, и привез в Ленинград.  Первый муж бабушки – отец мамы,  замерз, возвращаясь с городской ярмарки в родную деревню, и они осиротели.  Приехавшему в  деревню погостить Егору Никитичу, приглянулась моя бабуля, и он взял ее замуж, несмотря на дочь от первого брака.  Бабушка , Татьяна Никитична, была в деревне уважаемым человеком-председателем колхоза, и переезд в Ленинград дался ей нелегко.  Но Егор, который был старше на два десятка лет,  сумел ее уговорить.  Так они оказались в Ленинграде.  Дед работал начальником охраны на пищевом комбинате.  Туда же он устроил и мою бабушку, а мама ходила в школу. Кроме основной работы у деда был надомный бизнес. Он “катал “ валенки.  К их изготовлению он привлек и бабушку.  Работая сутки через трое, все свободное время она проводила за швейной машинкой Зингер, а готовые валенки дед продавал на барахолке.  Когда началась война, они не эвакуировались, так как комбинат продолжал работать. В страшную блокадную зиму 1941-42 года всем удалось чудом выжить.  Весной 42 года бабушка и мама были отправлены на торфоразработки, где нормы хлеба были повыше, а от болезней спасались настоем еловых  веток и огородом. Дед по возрасту и состоянию здоровья не попал в армию, но во время  налетов тушил зажигалки.  Во время одного из таких налетов он был ранен и стал инвалидом.  Дед почти не говорил, правая рука его не работала, и он с трудом мог добраться до туалета. Ни горячей воды, ни ванны в нашей квартире не было.  Целыми днями дед сидел на кровати, и помыть его было большой проблемой.  Огромным ударом для семьи стала денежная реформа 1947 года,  в результате которой дед потерял большую часть накопленных денег. 
          После окончания войны бабушка продолжала работать на комбинате, а мама устроилась на Бадаевские склады рабочей.  Работала там она недолго, и, окончив курсы продавцов, перешла работать в магазин,  расположенный напротив нашего дома.  Он торговал продукцией молокозавода.  Меня отводили в ясли, а с трех лет в детский садик на Смоленской улице. Помню следующее место маминой работы  в кафе ДК имени Капранова.  Но и там она отработала недолго, и следующим местом ее работы стал буфет в 373 школе на улице, которая сегодня называется улицей Коли Томчака.
          Я ненавидел детский сад.  Не помню, чтобы меня обижали ровесники, но мне доставалось от воспитателей.  Зная, что у меня нет отца, за малейшую провинность меня наказывали и ставили в угол.  Однажды мама задержалась на работе и забрала меня последним.  Придя в садик, она увидела меня стоящим в углу и с разбитым носом, из которого текла кровь.  Мама готова была разорвать дежурную воспитательницу и с тех пор в садик я не ходил.  Но на лето меня вынуждены были отправлять вместе с садиком на дачу в Сиверскую.  Я очень скучал и с нетерпением ждал, когда наступит родительский день и приедет мама.  В воскресенье, после завтрака,  вместе с другими детьми, я стоял у забора и следил за дорогой, ожидая маму или бабушку. А потом она забирала меня на весь день,  мы гуляли вместе, а  мама угощала меня чем-нибудь вкусным.
          Однажды мы c ней забрели  на военный аэродром, это   я упросил маму подойти поближе к самолетам.  Нас забрали и отвели к командиру.  Я не на шутку испугался, но  после выяснения нас отпустили. Этот эпизод до сих пор остался в памяти.
          В сентябре начинался учебный год, и мама брала меня с собой на работу.  Чтобы я не болтался бесцельно по школе,  она отводила меня в школьную библиотеку. Замечательный человек,  библиотекарь Галина Григорьевна, разрешала мне рыться в шкафах и брать любые книги.  Я никогда не забуду, с каким наслаждением и интересом разглядывал сначала иллюстрации, а затем начал читать Пушкина, Толстого, Маршака, Михалкова, Бажова и Пришвина.  Галине Григорьевне я обязан тем, что навсегда пристрастился к чтению. 
         Нашими соседями в коммуналке, занимавшими две крохотные комнаты по двенадцать метров, были старуха и молодая мать с дочкой.  Кухня была местом постоянных скандалов и стычек.  Поводом  могли послужить не выключенный свет в уборной, открытая форточка на кухне или грязь в местах общего пользования.  Выяснение отношений нередко переходило в рукопашную схватку, и тогда вызывался участковый милиционер. Детская память сохранила эти скандалы с соседями и напряженную обстановку в квартире. Себя я помню, начиная с четырех лет.               
 Вот мы гуляем с мамой по проспекту, который тогда назывался именем Иосифа Виссарионовича Сталина.  Если направиться от нашего дома направо, в сторону Обводного канала,  то по пути будет два киоска Союзпечати.  Равнодушно пройти мимо них я не мог.  Прилипнув к стеклу, я внимательно изучал обложки выставленных на витрине книжек.  Киоскеры меня знали и давали смотреть понравившиеся книжки.  Игрушек у меня не было, но иногда, с получки, мама могла купить мне недорогую книжку.  Хорошо запомнил, как однажды мама не смогла купить очень понравившуюся мне книгу,  она не взяла на прогулку деньги, и я устроил настоящую истерику.  Дело было зимой, я орал до самого дома,  и, в результате , оказался в больнице с воспалением легких.  С тех пор при малейшей простуде мне приходится лечить горло. 
           Вспоминаю двор нашего дома,  ровесников, с которыми играл в казаки-разбойники, прятки, в войну, бегали по крышам дровяных сараев.  Сарай,  в котором находился запас дров на зиму,  был у каждой семьи.  В нашем сарае,  кроме дров, стояла деревянная бочка с квашеной капустой,  заготовленной на зиму.  С трудом приходилось в морозные дни наскребать  в кастрюлю капусты для приготовления  щей.  Не забыл, как самый старший из ребят, Валерка, пользуясь невнимательностью извозчика,  воровал пустые бутылки из ящиков,  которые грузили на подводу у магазина.  Потом ,  сдавал украденное и покупал конфеты.   Когда телега была пустой,  извозчик катал нас до Бадаевских складов.  Маршрут проходил по проспекту, затем по набережной Обводного канала и по Заозерной улице.  Однажды, вооружившись палками, под командованием Валерки мы пошли бить мальчишек во двор дома 66, расположенный на углу Обводного канала и Московского проспекта.  Разбившись на пары, мы фехтовали друг с другом, и только чудом обошлось без травм.  С соседскими ребятами, из дома 78, мы бросались камнями, а зимой ледышками.  Угрожая друг другу, мальчишки заявляли: “погоди, встретимся в школе”.  Все ходили в школу,  расположенную в доме 80, но мы с мамой ездили в школу за четыре остановки от дома и эти угрозы на меня не действовали.
            В середине пятидесятых годов продолжилась застройка этой части Московского проспекта.  Был возведен, соседний с моим,  “”сталинский”  дом на Московском 72 ,  и  такой же  красивый дом  на Московском 75. В этом доме получил     квартиру от БДТ выдающийся артист Иннокентий Михайлович Смоктуновский.  Чуть позднее,  выстроено полукруглое здание на углу Обводного канала и Московского проспекта,  напротив Фрунзенского универмага.  Вскоре появится более современный дом на Московском  73 – здесь будет жить в одной из квартир футбольный тренер Зенита и сборной СССР  Павел Садырин.  В шестидесятые годы  построен жилой дом между улицами Смоленской и Киевской,  в нем на первом этаже разместился продуктовый магазин Здоровье.  Украсили облик проспекта и здания вестибюлей станций метро Московско-Петроградской линии. Станция "Фрунзенская" была построена аккурат напротив нашего дома.
            В 373 школе меня знали все учителя и однажды директор,  фамилия ее была Курындина, позвала меня в кабинет и провела подобие тестирования.   В следующем году мне предстояло пойти в первый класс. Довольно бойко я прочитал текст и выполнил арифметические действия.  Мама мне говорила, что директор осталась очень довольна моими  ответами, и в шутку сказала, что берет меня сразу в третий класс.
             В сентябре 1954 года я пошел учиться.  Учеба давалась мне легко.  Букваря у меня вообще не было.  Когда на уроке чтения одноклассники складывали по слогам  “мама мыла раму”,  я свободно читал Сказки Пушкина и Детство Горького.  Первые пять классов я закончил с Похвальными грамотами.  Мама не могла нарадоваться моими школьными успехами.
              Коллектив школьных  учителей состоял из одних женщин, в основном незамужних,  поэтому, когда в школу был назначен преподаватель военной подготовки Василий Петрович Романов,  многие дамы обратили на него пристальное внимание и пытались его заполучить. Высокий, 193 сантиметра, 1919 года рождения, фронтовик,  майор в запасе и неженатый.  За обладание таким завидным женихом возникло серьезное соперничество,  однако он предпочел мою маму.  Так в 1955 году у меня появился отчим. 
             Мама привела Романова в нашу коммуналку и буйные соседки сразу присмирели.  Прекратились  выяснения отношений, и в квартире наладилась спокойная обстановка.  Отчим установил перегородку,  разделившую комнату на две по 8 метров,  а на следующий, 1956 год, у меня появилась маленькая сестренка Нина. Перед ее появлением деда отправили в дом престарелых,  где он прожил несколько месяцев и в возрасте 70 лет скончался.  Бабушка недолго горевала,  она помнила, как Поникаров нещадно ее эксплуатировал на пошиве валенок.  Мама потом говорила мне, что  он бабушку и привез в город с этой целью. 
             Мои отношения с отчимом не складывались с самого начала. Надо сказать, что он пытался их наладить,  но я не чувствовал  тепла и расположения к себе.  Это были скорее отношения учителя к ученику,  нравоучительные и назидательные.  Романов был очень строгим, и я его боялся.  Это замечала мама,  а бабуля, которая во мне души не чаяла, его просто возненавидела.  Самое мягкое определение, которое она дала Романову, было “долдон” и “ дятел”,  а позднее называла его не иначе как “дурак”.  Меня он пытался муштровать, воспитывать так, как считал нужным,  но маме и бабушке это не могло нравиться.  Когда он своим громовым голосом распекал меня по поводу нечищеных ботинок, или неубранной одежды, я от страха  пугался и замыкался в себе.  Может быть, для преподавателя военной подготовки, это было нормальное поведение, но отцом для меня Романов так и не стал.  Хоть он и собрал документы, необходимые для моего  усыновления, оформить это мама и бабушка ему не разрешили.  И очень правильно сделали.  В моем свидетельстве о рождении, в графе “отец”, навсегда остался прочерк.   
              После успешного окончания первого класса школы, мне подарили велосипед.  Я гонялся по двору со своими приятелями, а в воскресные дни мы с бабушкой ходили к Новодевичьему монастырю на Московском проспекте 100.   Огромная ,асфальтированная перед зданием, территория позволяла разгоняться с большой скоростью и я очень любил эти прогулки.  Иногда мы заходили на кладбище, и я мог увидеть могилы поэта Некрасова, художника Врубеля, шахматиста Чигорина и другие.      В том году я увлекся шахматами и, вместе со своим другом, тоже отличником Володей Пшеницыным, ходил на занятия в шахматный кружок Дома пионеров на Московском проспекте 121.  Сегодня здесь расположен Театр сказки.  Однажды занятия в нашем шахматном клубе проводил чемпион Ленинграда 1938 года Геннадий Лисицын.  По окончании урока состоялся сеанс одновременной игры на тридцати досках.  Я проиграл, а мой друг сумел сделать с мастером ничью.  В тот свой визит Лисицын презентовал свою книгу “Стратегия и тактика шахмат “  Выпуск 1956 год.   Несмотря на ее высокую стоимость, целых 15 рублей,  мама купила  книгу по моей просьбе, и я долгие годы использовал это пособие для совершенствования своих навыков в шахматах.
             Мама моего друга Володи работала кассиром в ДК Ильича на Московском проспекте 152.  Остались в памяти огромные очереди в кассу на, только что вышедший на экраны, фильм “Тайна двух океанов”.  C замиранием сердца глядя на экран, следили мы за походом подводной лодки “Пионер”, и разоблачением шпиона Горелова.  С  тех пор это один из самых любимых моих фильмов,  а книга, с таким же названием, навсегда заняла место в моей домашней библиотеке.
              Мне везло на друзей.  Моими товарищами были отличники Рева, Пшеницын, Оводенко, который в настоящее время является академиком,  ректором института авиаприборостроения.  В 1969 году, я провалил вступительные экзамены в этот ВУЗ.  А ведь мы могли бы там встретиться.                Во дворе я  появлялся редко,  потому что занятия в школе продолжались допоздна.  Вечерами здесь училась рабочая молодежь и домой мы с мамой приходили поздно.  Уроки я делал в школе,  затем проводил время в библиотеке.  С класса примерно третьего,  я увлекся чтением Майн Рида,  Стивенсона и Канан Дойля. 
             На глазах менялся облик моего района.  Преобразились берега Обводного канала,  которые были “одеты камнем”.   В 1956 году началось возведение Московских триумфальных ворот.  Мне разрешалось гулять самостоятельно по городу, и я с интересом разглядывал появившиеся новые здания.
          Любил я бродить по этажам Фрунзенского универмага. На первом располагался мой любимый отдел спортивных товаров. На самом видном месте велосипеды и мотоциклы. Цена велосипедов начиналась с 600 рублей. Память сохранила такие марки как ХВЗ, ЗИФ, Пенза. Мотоциклы Урал, Иж 56, Ковровец, К-125, мотороллеры Тула и Вятка. Здесь же были резиновые лодки. В конце первого этажа, у второго выхода - отдел мебели. Ждановские шкафы, кровати, диваны, висящие на стенах ковры.  Мне нравились дорогие вьетнамские. Время дефицита наступит в семидесятые годы, а тогда это все можно было свободно купить. На втором этаже отдел телевизоров и радиоприемников. В 1958 году мы купим здесь КВН-49 с прямоугольной линзой за 950 рублей. Но самым престижным телевизором с огромным экраном продавался Темп, который был признаком состоятельности его владельца. Всего каких-то 2000 рублей. Здесь же радовали глаз радиолы, приемники и проигрыватели, из которых выделялся Фестиваль за 2400 рублей. Послушав мелодии в секции грампластинок, я направлялся к выходу. Третий и четвертый этажи, где продавались одежда и обувь, меня не интересовали. У выхода из универмага привлекал внимание автомат с пульверизатором. За брошенные в его щель 15 копеек, можно было подушиться одеколоном типа Шипр. Рассматривая витрины, заметил, что хорошо запоминаю цены на различные товары.  C семи лет меня посылали в магазин за продуктами,  расположенный в нашем доме, и я легко рассчитывал стоимость покупок.   До сих пор я помню, сколько стоили  различные  товары и продукты в  конце пятидесятых годов.  Нравилось мне кататься на трамвае или троллейбусе. Взяв билет, я ехал до конечной остановки,  и рассматривал в окно здания и исторические места,  знакомые по различным прочитанным мною книгам.  Эти поездки помогли значительно расширить кругозор и узнать Ленинград.
           На время летних каникул мама устраивалась работать в пионерский лагерь поваром,  а меня брала с собой.  Запомнился пионерский лагерь в Васкелово,  и комсомольский лагерь в Лосево.  В деревне рядом с лагерем,  мама сняла на лето комнату,  в которой жили бабуля, и моя годовалая  сестренка Нина. Я и мама жили в лагере.  В огромной комнате стояли несколько кроватей, на которых спали, работающие в столовой лагеря, женщины.  Я спал вместе с мамой.  Условия проживания были непростыми, но зато все время я проводил на свежем воздухе.  Женщины, свободные от работы,  брали меня с собой в лес за ягодами и грибами,  которых в окрестностях было великое множество.  В клуб лагеря, представляющий из себя деревянный сарай,  приезжала кинопередвижка.  Врезался в память фильм “Они были первыми “.                Недалеко от лагеря были развернуты несколько палаток, в которых разместились саперы.  Они занимались разминированием окрестных лесов от мин и снарядов времен минувшей войны.  Я крутился около них и однажды мне дали походить с миноискателем.  Запомнил горку обнаруженных боеприпасов, приготовленных к вывозу. Вспоминаю, как в пионерском лагере недалеко от станции Васкелово, целыми днями пропадал на местах боев.  Вместе со всеми мальчишками, в  окопах недавно закончившейся войны ,  мы собирали гильзы и боевые патроны, которых находили великое множество.  В город я привез банку из - под монпасье, наполненную порохом, и проводил опыты, поджигая его и рискуя здоровьем. 
           Справедливости ради надо сказать, что отчим пытался найти подходы ко мне. Помню,  как всей семьей в 1955 году мы отправились на открытие Ленинградского метрополитена,  восхищались великолепием подземных станций – дворцов и катались на поездах.   Однажды он принес домой пневматическую винтовку и показал, как надо стрелять по мишеням.  Летом он уезжал работать воспитателем в комсомольско-молодежный лагерь, но однажды в его отпуск мы провели вдвоем две недели в Ораниенбауме.  Комнату нам предоставила мамина хорошая знакомая по работе в школе,  преподаватель русского языка Коваленко.  Мы пробовали ловить рыбу в Красном пруду и ходили за грибами,  но друзьями так и не стали.   Думаю,  что в этой ситуации, большая часть вины лежит на том, кто старше по возрасту.  И хотя я пытался называть его папой,  это удавалось мне через силу.  Не чувствуя тепла в его  отношении ко мне,  я сторонился отчима и боялся его.   Меня пугал его громкий голос,  приказной тон,  нависание надо мной всей его огромной фигуры.  Мама всегда защищала меня и старалась не оставлять  наедине с отчимом.  Доходило до того,  что в баню, мы с  Романовым ходили в разные классы.
             Жили мы в ужасной тесноте.  Пять человек ютились  в шестнадцатиметровой комнате с огромной печкой в углу.  Никакой перспективы в решении жилищного вопроса  не просматривалось.  Строительство знаменитых “хрущевок” начнется лишь через три года и об этом мы даже не догадывались.  Улучшить условия можно было только с помощью обмена, так как продажи и покупки квартир в те годы не существовало. Все городское жилье принадлежало государству.  И в один из выходных дней мы с мамой отправились на Малков переулок.   Здесь находился знаменитый Ленинградский “толчок”,  на котором собирались  желающие обменяться жильем.  Он располагался в центре города на пересечении Садовой улицы и Измайловского проспекта.  Я увидел толпу в несколько сотен людей,  непрерывно перемещающихся и задающих друг другу один и тот же вопрос: - Вы что меняете?   Здесь обменивались информацией,  рассматривались варианты,  выстраивались обменные цепочки. 
           Мама активно включилась в процесс, а я начал читать информационные витрины Ленжилобмена.   Их было несколько десятков, и здесь предлагались к обмену квартиры и комнаты,  сдавались углы и предлагались услуги по прописке.  Не сразу я нашел нужный раздел – обмен комнат.  Переходя от одного стенда к другому, внимательно изучая предложения,  я записывал подходящие варианты.  До сих пор не перестаю удивляться, как я, одиннадцатилетний пацан,  сумел найти вариант будущего нашего обмена.  Я подозвал маму, и она записала указанный в объявлении телефон.  Этот  вариант  оказался лучшим из всех, которые нам предлагались, и все решилось довольно быстро.
                / Конец первой части.  Продолжение  Ленинград 60 – х / http://proza.ru/2017/12/16/1994