Кап… Кап… Кап… Капает из трещин в старых трубах. Сыро, сумрачно, в углу между сгнившей створкой и балкой развесистая пыль паутины. Сквозь рассохшиеся доски пробиваются лучи солнца, и свежая зеленая трава храбро лезет из-под двери, точно разыгравшийся котенок – сейчас кааак даст лапой, да отпрыгнет! Но уже в полуметре от входа в сарай начиналась полоса влажной тьмы, на подлете к которой пушистые стебельки теряли воинственный задор и сникали, превращаясь сначала в мох, а затем в глинистую холодную почву, солнце же будто срезало по косой: вот здесь яркая теплая полоса – а вот уже волглая ткань сумрака встает стеной, поглощая любой свет. Перед этой границей света и стоял мальчик.
Он стоял здесь довольно давно. По серым щекам пролегли высохшие дорожки слез. Нижняя губа изредка вздрагивала, а нос то и дело норовил шмыгнуть. Мальчик покачивался с пятки на носок и жадно вглядывался в сквозившую сквозь щели сарая голубизну летнего неба. Мальчику хотелось играть, бегать, смеяться, нестерпимо манили тепло и солнце, но делая движение вперед, он тут же отшатывался назад, обратно в темную полосу. Как будто доносились издалека смех других детей, стук мяча, скакалки – и мальчик снова порывисто заносил ногу, готовый переступить из темноты в свет, но страх накатывал обжигающей волной – и мальчик опять отступал назад в нерешительности. Он уже давно простил своих мучителей, но вот страх побороть не мог.
В дальнем углу послышался шорох. Мальчик резко обернулся, дернулся… Из дыры под задней стеной, забитой железными панелями, вылез маленький котенок. Котенок потянулся, отряхнул лапки, задрал тощий хвост трубой, поставил уши и круглыми глазами настороженно уставился на мальчика. Мальчик восхищенно уставился на котенка. Вытянув вперед руку с поврежденными пальцами, мальчик медленно двинулся к котенку. «Кс-кс-кс», – завороженно шептал мальчик. – Кс-кс-кс…» Котенок выгнул спинку и зашипел.
…шшшш… шшшш… Шланг дергался в воздухе, как вздувшийся кишечник, железный баллон с глухим стуком упал на глиняный пол, покатился, шшшш-шшш-шшш…
…шшшшш! – предупредительно зашипел котенок и отпрыгнул, не дав мальчику прикоснуться к себе. Мальчик продолжал тянуться – у котенка была такая шелковистая теплая шерстка и весь он был такой маленький, миленький, напружиненный, легкий и любопытный… Котенок забился в угол, заметался вдоль стены, шипя изо всех сил, отчаянно пискнул… Рука мальчика дотронулась до его спинки, искореженные пальцы сомкнулись на пушистой шейке.
***
- Ты как хочешь, а я пойду! – решительно заявил Боб. – Оставайся здесь, раз такая трусиха.
Анника плаксиво сморщила лицо, быстро прикидывая, стоит ли стоять в кустах одной и действительно ли Боб решится нарушить указание матери и оставить сестру.
- Уууу, – загудела она басом, как умеют восьмилетние девочки, притворяющиеся шмелями, – уууу, противный, я маааме скажу!..
Но нытье сестры только разозлило Боба, которому порядком надоело присматривать за капризной малявкой. Он злобно сплюнул на землю, как делали мальчишки старших классов (он казался себе очень крутым в этот момент), развернулся и вышел из кустов на поляну. Анника постояла несколько секунд, прислушиваясь, не вернется ли Боб, и выскочила за ним.
- Боб! Бобби, я с тобой, подожди! – завопила она в страхе и… налетела на спину брата.
- Тихо ты! – шикнул на нее Боб. Анника посмотрела на него и внезапно поняла, что Боб нервничает.
- Чего ты? Ну чего ты? – беспечно сказала она и взяла брата за руку. На всякий случай.
- Вот он, - тихо сказал Боб, не глядя на нее.
Перед ними возвышался в два этажа старый темный сарай.
- Как ты думаешь, он еще сидит здесь? – прошептала Анника.
- Не говори ерунды, - фыркнул Боб, – никого здесь уже нет. Там пусто.
Они оба замолчали, задрав головы и глядя на сарай. Анника второй рукой теребила подол летнего платья.
- Какой он… старый, - наконец выговорила она.
- Мама рассказывала, он здорово горел.
- Там внутри, наверное, страшно. Как думаешь, ему было страшно, когда его там мальчишки заперли? Может, он все еще там сидит? Все-таки мальчишки бывают ужасно жестокие. Но не ты, конечно, - подольстилась она к брату.
- Ой Иисусе Христе! – на этот раз Боб использовал бабушкино выражение. – Да не сидит там никто! Знал бы, что ты такая трусиха, ни за что бы тебя не взял. – Боб снова фыркнул, на этот раз презрительно, одним глазом косясь на сестру. Ему было одновременно и смешно и жутковато.
- Ты что, Бобби, вовсе я не трусиха, - начала уговаривать его Анника, прижимаясь загорелым плечиком к руке брата. – Да вот, смотри же – я иду!
Анника оторвалась от Боба и сделала шаг к сараю. И тут же быстро оглянулась, чтобы посмотреть, идет ли он за ней. Боб стоял на месте, насмешливо сложив руки на груди.
- Ну-ну, давай!
Анника упрямо сжала губы и сделала еще шаг. Потом еще, еще один – и вот она уже стояла у огромных дверей, черных от давнишнего огня, но вполне крепких.
- Бобби, - позвала она, морща нос, - Бобби… Тут чем-то воняет! Иди сюда!
Боб подошел к Аннике и принюхался.
- Ничего не чувствую.
- Да нет же, пахнет чем-то таким… ужасно противным… - Анника сосредоточенно нюхала воздух.
- Ладно, хватит топтаться. – с этими словами Бобби налег на правую створку всем телом и толкнул. Дверь заскрипела, неожиданно легко скользнув в сторону. В темной стене сырости пролег будто вырезанный квадрат солнечного света. Боб и Анника взялись за руки и с горящими глазами настоящих исследователей шагнули внутрь.
***
Мальчик сидел на коленях перед котенком и гладил его по неподвижной спинке, пытаясь определить, что с ним такое произошло, – он ведь просто хотел поиграть – когда сзади заскрипела дверь.
Мальчик подскочил как ужаленный, распрямленный пружиной ужаса, – но это был какой-то другой мальчик, внутри мальчика, а внешне мальчик тихо и незаметно юркнул в самый темный угол сарая, за котенком, и притаился там, наблюдая за вошедшими детьми.
…Раз-два…
Первой в сарай вошла девочка. На девочке было легкое платье без рукавов, оборка снизу оторвалась и болталась ниже колена, над коленом рубиновым светом сияла свежая, здоровая ребячья царапина. Девочка остановилась перед той же границей света и тени, с другой стороны которой недавно стоял мальчик, и что-то сказала своему спутнику звонким, раскатывающимся как холодные капли ситро в жаркий летний день, голосом. Мальчик смотрел на девочку и восхищение постепенно превращалось в жгучее желание поиграть. Ах, как было бы чудесно, скажем, осалить ее и побежать прятаться! Как было бы здорово сидеть, притаившись, и чувствовать рост напряжения с каждым ее шагом, приближавшимся к его убежищу, и в наивысшем его пике выскочить с хохотом и понестись наперегонки к заветному стволу или стене, чтобы четыре раза стукнуть по ней и успеть крикнуть вперед ее звонкого голоса или еще лучше хором: «Пара-вара-стукалка!»
Однако вслед за девочкой в сарай вошел здоровый прыщавый подросток, и мальчик глухо заворчал от ненависти – подросток выглядел в точности так же, как те, кто упрятал его сюда. Подросток был ни к чему, такие никогда не участвуют в веселых играх, такие только кидаются камнями, смеются, тащат за руки и за ноги, запирают в сараях, берут зажигалки…
…Три-четыре…
- Ну что, Бобби, теперь чувствуешь? – спросила Анника, поводя носом.
- Ничего я не чувствую, заладила – воняет, воняет. Пошли посмотрим, что здесь к чему. Может, велик старый найдем…
С этими словами Бобби перешагнул косую полосу солнца и оказался в темноте. Анника тут же шагнула за ним. Осматриваясь и вертя головами, брат и сестра медленно двигались вперед, пока не оказались в самой середине сарая. Бобби оглушительно чихнул.
- Темень хоть глаз выколи, - недовольно пробормотал он. – Эй! Ты куда?!
Анника шагнула в сторону, пытаясь разглядеть очертания предметов, прячущихся в темноте у стены. В углу темнота был особенно густой и неподвижной. На возглас брата она обернулась, пристально вглядываясь в силуэт, примерно туда, где должно было находится лицо Боба.
- Мне кажется, пахнет откуда-то отсюда. Странно, что ты не чувствуешь.
- Да какой интерес искать то, что воняет? Ладно, давай ты налево, а я направо, встречаемся посередине. Только осторожно, не испачкайся, что бы это ни было – отец убьет, если узнает, что мы сюда лазили.
Анника согласно кивнула, сделала еще шаг к стене и скрылась в темноте. Боб хмыкнул и повернул направо, выставив руки вперед. В голову пришла мысль, что надо было открыть по шире дверь. Но в этот момент он наткнулся на что-то ногой, опустился на корточки, и ощупал предмет – руки прикоснулись к холодному железу. «Велосипед?!» – мелькнуло в голове Боба. Однако что-то под его руками было длинным и округлым и никак не походило на велосипед.
…Пять-шесть…
Девочка подходила все ближе и ближе к его углу. Мальчик замер совсем неподвижно – впервые в его юной душе пытались совместиться одновременно два противоположных чувства: страх от того, что его обнаружат и желание быть обнаруженным немедленно. Мальчик почувствовал, как от внутренней борьбы по позвоночнику пробежала дрожь. Он не отрываясь смотрел на девочку.
Девочка двигалась медленно, осторожно проверяя ногами каждый сантиметр пола, видимо ее глаза еще не привыкли к отсутствию света. За несколько метров до его убежища она окончательно остановилась, тревожно крутя головой. Она вела себя совершенно как слепая курица, что только умилило мальчика еще больше, такая она была трогательная и нелепая в своей неуверенности. Внезапно мальчик вздрогнул – девочка повернула голову и посмотрела прямо ему в глаза.
- Бобби! – взволнованно позвала Анника, - Бобби! Бобушечка!
Боб только начал приходить к выводу относительно предмета, попавшегося ему на пути, и возглас сестры отвлек его. Боб поднялся с колен, отряхивая штаны.
- Ну что у тебя там? – крикнул он в темноту.
- Бобби, тут, кажется, кто-то есть! Бобби, иди сюда, мне страшно!
Тьфу, девчонки! Бобу ничего не оставалось, кроме как двинутся на голос Анники – чтобы ей ни привиделось, в ее голосе был настоящий страх, а этого Боб, не смотря на позерство взрослого пацана, допустить не мог. В конце концов, он сам подбил ее на этот поход. Боб шел в сторону Анники, пока не наткнулся на ее плечо. Остановившись рядом, он потрепал ее по теплой макушке.
- Вот ты расклеилась, - ласково сказал он. – Ну и с чего ты взяла, что здесь кто-то есть?
- Не знаю, - нервно сказала Анника, всматриваясь в темной угол, в котором ей почудилось движение. Теперь, когда старший брат стоял рядом, она готова была признать, что ей показалось. – Просто, - неопределенно махнула она рукой, - там... что-то такое… не могу объяснить.
Бобби сунул руку в карман штанов.
- Сейчас посмотрим.
Бобби вытащил руку из кармана и чиркнул зажигалкой. …Чирк… Чирк… Чирк… От звука мальчик скорчился, как будто все его тело скрутило от боли. За секунду до того, как огонь осветил угол сарая, мальчик скользнул вдоль стены назад.
…Семь-восемь…
Свет зажигалки выхватил блестящий бок газового баллона, который поначалу был принят за велосипед.
Девочка вскрикнула и бросилась вперед – перед ней лежал застывший котенок, вытянув лапы в предсмертной судороге, на его мордочке читался оскал.
- Ой! - она склонилась над тельцем в серой шерстке. – Мертвый… - со слезами в голосе пробормотала девочка и присела рядом с котенком.
Парень осматривался вокруг, подняв горящую зажигалку в руке над головой.
С того момента, как мальчик услышал чирк зажигалки, он не мог больше ни о чем думать.
…- Давай! Да давай же!.. зажигай, придурок! Бросай, бросай ее… Бежим!.. Ба-бааах! Бах! Бах! Пффффф… стены сотряслись, сквозь щели досок пробивалось рваными клочьями полыхающее пламя и вместе с ним в двери, запертые железным метровым засовом, билось что-то живое, с воем и криком, сливавшееся с взрывом и треском огня… Уууу… Аааа… Уууу…
Мальчика больше не было, вместо него был холодный гнев, стоявший на месте мальчика за спиной у огня. Гнев поднял ледяную руку и коснулся шеи Боба. Пальцы гнева прошли насквозь, нащупали шейные позвонки и дернули. Боб захрипел и уронил зажигалку. Анника резко обернулась, глаза ее расширились, нижняя челюсть отвисла.
- Аааааааааа! – завизжала Анника изо всех сил, - Аааааааа!
Девочка упала на пол и начала дергаться как припадочная рядом с телом парня. Тот тоже еще подергивал руками и ногами, и это было даже смешно, но девочка не отрываясь смотрела в точку выше мертвого тела и визжала, визжала, визжала.
Девчонки иногда бывают страшные дуры – с тоской подумал гнев, снова превращаясь в мальчика. Он же просто хочет с ней поиграть. Может быть, это можно как-то объяснить? И мальчик сделал шаг к девочке. Девочка сучила ногами, пытаясь, вероятно, убежать, но у нее не получалось, и она елозила ими по земле, впившись взглядом в приближающегося мальчика, и визжала. Мальчик был готов признать, что ожоги на лице – не самая приятная часть его внешности. Но в конце концов никакие увечья не могут помешать настоящей дружбе. Он очень хотел дружить. Может, попробовать ее сначала погладить, как котенка, чтобы она успокоилась? Так мама успокаивала его в детстве. Просто гладила по голове и слегка дергала за уши, напевая колыбельную – раз-два… три-четыре… Мальчик наклонился над девочкой – та уже хрипела с открытым ртом, на лице застыл ужас – и протянул руку. Пальцы прошли сквозь волосы, не почувствовав тепла, сквозь кожу, кость, погрузились в вязкую жижу мозга. Глаза девочки закатались, руки судорожно задергались, и она повалилась на бок.
…Девять-десять…
С котенком у него тоже ничего не вышло, с грустью подумал мальчик, распрямляясь. Впрочем, у мальчика был легкий характер, если не считать дикий страх при мысли о выходе из сарая – он быстро забивал плохое и всегда был оптимистично настроен. Может быть, подумал он, стоит попытаться с другими детьми? Неожиданно он почувствовал, что страх куда-то ушел. Он повернулся к открытой двери. В дварате солнечного света плавали пылинки. Мальчик осторожно двинулся к нему.
На границе света и тени он остановился, как и два часа назад, проверяя себя. Страха не было. Он почему-то совершенно исчез – что давало определенную надежду.
Фредди вздохнул, поднял ногу и пересек границу.