Любовь, владычица сердец,
Как быть, научит наконец;
Любовь своей наградой платит
И даром стрел своих не тратит;
Как быть, научит наконец.*
Услышав приближающиеся шаги и пьяное пение, Василий открыл глаза. Он увидел, что сидит в камере за толстыми прутьями решётки в прохладном, пахнущем сыростью месте. К решётке подошёл поющий, еле стоящий на ногах пожилой надсмотрщик.
Василий приподнялся с деревянной скамьи, на которой лежал, и наблюдал, как вставший у двери надсмотрщик наливал себе в рюмку содержимое небольшой бутылочки, которую то прижимал к груди, то что-то нашёптывал, будто то была красная девица...
-Много роз красивых в лете, много беленьких лилей, много есть красавиц в свете, только нет мне, нет милей, только нет милей в примете
Милой, дорогой моей. Если б сам Амур был с нею, он её бы полюбил; позабыл бы он Психею и себя бы позабыл**, - счастлив участью своею, век остался бы без крыл, - напел Василий, еле сдерживаясь от смеха, глядя, как вытаращил пьяный надсмотрщик на него глаза и слушал, будто старался поверить ушам, что заключённый вдруг умеет петь.
-Я другую песню пел, - возмутился надсмотрщик и облокотился на прутья двери, держа в руках рюмку с бутылкой, про которые будто бы и позабыл.
Василий медленно поднялся и подошёл:
-Я знаю. Удивлён, что среди таких, как ты, так распевают.
-Распиваю, - пал взгляд надсмотрщика на рюмку, а рот раскрылся, чтобы выпить.
-Я думал про пение твоё, - поднял удивлённо брови Василий и тут же, пока губы надсмотрщика не коснулись рюмки, попросил. - Угости?
Тот же, глядя в ответ, скорее выпил содержимое рюмки, но вдруг будто пожалел о сделанном. Он с жалость оглядел отступившего Василия и стал наливать новую порцию в рюмку:
-Ладно... Иди сюда... Только не говори начальству.
Василий с радостью, будто сто лет сидел и не наслаждался иным напитком, как вода, схватил рюмку и выпил.
-Ты кто такой? - кивнул надсмотрщик и ухватился за прутья, чтобы не упасть.
Он еле стоял на ногах, но смотреть пытался прямо. Василий отдал ему рюмку и прошептал:
-Скуратов Василий... Передал бы ты, где я, одному человеку.
-Э, брат, ты что? Не положено ведь, - с сожалением посмотрел надсмотрщик и снова налил себе рюмку напитка, опустошив бутылку до последней капли.
-Как звать тебя? - спросил Василий, глубоко вздохнув, тут же придумывая в голове, как уговорить надсмотрщика выполнить просьбу.
-Еремей, - появилась у того улыбка на лице, и он снова пошатнулся, ухватившись за прутья. - Ты, вот что, брат,... а ты письмецо напиши.
-Чем? - засмеялся Василий.
-Ну, - пожал плечами надсмотрщик.
Он тут же смолк и отступил, поскольку по коридору послышались ещё шаги, а на просвет от висевшего рядом фонаря вышло два охранника. Те тащили висевшего бессознательного заключённого, которого, как видно было, не так давно кто-то избивал, поскольку кровь из носа и губ капала на пол...
-Пошёл прочь отсюда! - прикрикнул на Еремея один из охранников, толкнул его в сторону и открыл дверь в камеру Василия.
Бросив заключённого на пол, они так же быстро заперли дверь и ушли. Опечалившись случившемуся, Еремей поплёлся было следом за ними, как Василий припал к прутьям:
-Еремей, обожди!
-Я завтра еду принесу... Поздно уж, - махая рукой, уходил он, а Василий только и ударил ногой по двери.
Он сел обратно на скамью. Схватившись за волосы, уставился на лежащего посреди камеры молодого избитого, пока бесчувственного мужчину и глубоко вздохнул...
Время шло вперёд, казалось, медленнее обычного. Ночь наступила и будто не собиралась уходить. Лишь фонари в коридоре между темницами приносили немного тёплого света. Не помня, как уснул, лежа на скамье, Василий вдруг вздрогнул, а по телу пробежал холод.
Он стал пялиться в темноту, а в воспоминаниях вновь появилась Лиза Тутолмина... Он и желал встречи с нею, и нет... Всё ещё ощущал себя виноватым, будто не имел достаточно воли когда-то помчаться искать её, спасать. Обвинил себя и в том, что теперь отказывался от идеи помочь вернуть её в Россию.
Только те чувства, когда верил в его с нею любовь, снова грели душу, как раньше. Василий вспоминал всё, вспоминал обещания друг другу и желание вырваться отсюда росло... Он даже не заметил, как заключённый с ним уже не лежал на полу, а сидел в углу,... ближе к свету фонаря с коридора...
* - отрывок из «Песня», И. Ф. Богданович, 1773 г.
** - отрывок из «Песня», И. Ф. Богданович, 1786 г.
Продолжение - http://www.proza.ru/2017/12/15/1073