Что мы только не изучали в медицинском ВУЗе. Анатомию и латынь, ( вот, где была зубрежка, а также и секционный зал, анатомичка, где я и научилась курить), физиологию и биохимию, фармакологию и марксистко-ленинскую философию. Часть предматов казалось нам ненужной, но пригодилось все, кроме общественных наук.
Преподаватель фармакологии был очень строгим педагогом и очень вредным дядькой, хотя о покойниках... Заметив, что девчонки стараются избежать контакта с живыми мышами и лягушками для вскрытия последних, он приволок стеклянную банку, полную живых лягушек и заставлял девочек залезть в банку рукой и самим доставать квакушку. Мы давали мальчишкам списывать кое-какие задания, но за это они потихоньку , для нас обездвиживали мышь или лягушку, и прикалывали ее к дощечке. Дальше уже можно было вскрывать, абстрагируясь от шкуры и головы, сосредоточившись на операционном поле. Но препод эту хитрость заметил.
Первой он вызвал нашу самую большую трусиху Машку Я. , так как она, как кролик на удава, смотрела на него остекленелым взлядом . Отказаться Машка не могла, ведь зачет нужно было получить. Зажмурившись, она сунула руку в банку. Коснувшись рукой живой лягушки, она не выдержала, взвизгнув, сбросила банку с руки, и, отшвырнув ее, вскочила на стул. Что тут началось. Лягушки прыгали по комнате, визг стоял такой, что начали заглядывать студенты и преподаватели из других аудиторий. К моему стыду, я тоже, не помню как, обнаружила себя на стуле.
В анатомичке мы тоже чувствовали себя не очень уютно, да и запах был соответствующий, но старались бравировать друг перед другом. Это какой же будущий хирург без знания анатомии?
Надо сказать, что годы спустя, знание патологической анатомии спасло меня от тюрьмы. Собственно, больная умерла не у меня, а в хирургическом отделении, но мой интерн, молодая девушка, будучи туда вызванной за пару недель до этого, делала пациентке выскабливание после самопроизвольного выкидыша. Ответственность же лежала на мне.
Когда нам сообщили, что больная умерла, я попросила патологоанатома дождаться нас. Мы поспешили на вскрытие немедленно. Там нам сообщили, что вскрытие уже произведено и поставлен посмертный диагноз «перфорация матки», как причина смерти. Девчонка заплакала, а я, понимая, что с таким диагнозом пациентка не прожила бы 2-х недель, заподозрила неладное.
- Принесите препарат! И почему вы сообщили нам о вскрытии пост фактум?
Лишь знание предмета позволило мне разоблачить обман. Мне шепнули, что патологоанатом – друг хирурга, у которого умерла от сепсиса больная.
С самого начала нас, гинекологов, обучали, что мы должны в любое время быть готовыми: история болезни может быть арестована прокурором: писать надо правду, записи делать своевременно. И неважно, что времени на это нет. Если не хочешь угодить в тюрьму.
Я ни одной минуты не жалею, что избрала эту специальность. Романтики в ней нет. Это в юности мне казалось, что это счастье, присутствовать при рождении новой жизни, вручить матери младенца, маленького и розового, в пене кружевной пеленки.
Это тяжелый и кровавый труд. Бессонные ночи. Заброшенная семья. Почти у всех распадались семьи, мужья этого не выдерживали, ТАК они себе это не представляли. Это колоссальная ответственность, за мать и дитя, за младших коллег, которые работают под твоим началом.
Ну, я об этом уже писала ( «Юлий Цезарь и кесарево сечение» http://www.proza.ru/2015/10/14/1821, http://www.proza.ru/2015/10/14/1913 ).
Но это и большая радость. Когда удалось. Когда смена сдана и все живы, и здоровы, когда нянечки не переругались, инструменты в наличии все, то есть ничего не забыли в животе оперированной больной ( Не забыть! Считать инструменты ! Хоть это и обязанность операционной сестры, а отвечает ответственный врач.)
Когда не было жалоб, когда на тебя не кидается озверевший папаша с обвинением, что ты подменила его сына на чужую дочь.
Радость. Если есть силы радоваться. Что они такие маленькие, розовенькие, с крохотными, но настоящими ручками и ножками.