Плюс 90 по Кельвину. главы из повести

               

I. Милый город. (Пролог)
Небольшой, город на севере Европы, основанный почти восемьсот лет назад выглядит вполне современно.
В его историческом центре каменные дома викторианской эпохи, украшенные скульптурами в стиле ампир и позднего барокко.  Крыши из красной черепицы, мирно соседствуют с офисами и отелями из стекла и бетона, а так же многоэтажками с супермаркетами в цокольных этажах. В городе, на центральных улицах сияют рекламы компьютеров и автомобилей, светятся неоном названия магазинов и кафе. На всех широких улицах висят плакаты с фотографиями двух улыбающихся  пожилых мужчин. Обняв друг друга за плечи, улыбаются они с изображений на баннерах.  Надписи под ними нанесены двух видов:  «Мы сказали - наркотикам нет!» или «К процветанию вместе с нами!».
Они перемежаются с такими же по величине и не менее красочными плакатами,  на которых напечатано изображение правого джентльмена из той парочки. Надписи на плакатах гласят: «Зильбервальдт - это ваш выбор, это ваш сенатор!», «Самый лучший кандидат - это Якоб Зильбервальдт».
Впрочем, вы можете увидеть  большие индивидуальные цветные фотографии и второго на плакатах уже  с другими призывами: «Голосуйте за Терипаско!», «Тед Терипаско - это в доме уют и достаток, спокойная жизнь в городе и уверенность в будущем каждого!», «Если  мэр - Тед Терипаско, в городе не жизнь, а сказка!».
По улице города, где снуют машины, едет сверкающий краской и никелем междугородный автобус. На заднем сиденье, отделённые шестью рядами кресел от других пассажиров, устроившихся ближе к водителю, сидят двое и вполголоса беседуют. Небогато одетый,  но в шляпе и галстуке седой мужчина, явно с похмелья, тихо ведёт разговор с сидящим рядом с ним молодым человеком лет двадцати пяти. Синие джинсы парня с прорехами на ляжках, однако,  обут он в щегольские, но уже изрядно поношенные «казаки» и одет в какое-то подобие то ли свитера, то ли футболки.
«…Все у нас как везде, как в других городках.  За небольшим отличием: на улицах вы не увидите попрошаек.  Я только что из столицы, так вот у нас нет, таких как там, людей, с потускневшим взглядом, которые шарят глазами по прохожим и выискивают тех, кто может продать вожделенный наркотик или даст денег на его покупку.  Никто не вздумает покуситься на ваш кошелёк, даже если он будет торчать из кармана, а уж отобрать деньги, это из области фантастики.
-Да у вас, как я погляжу, не город, а рай, - вставил парень, – преступников всех, поди, повывели.
-Это верно. Но хорошо здесь только для тех, кто строго живёт по местным правилам. Остальные в нем не задерживаются.    Чужих у нас не любят.
– Не нужно пытаться, где-нибудь на подходе к пивному бару, расспрашивать прохожих в надежде разжиться «травкой», «колёсами» или «коксом».  Избави вас Бог.  В лучшем случае от вас шарахнутся как от прокажённого. А если вы  задержитесь еще некоторое время  после своих бесплодных попыток на этом же месте, то не пройдёт и пяти минут как здоровенный полицейский,  ткнув вас дубинкой под ребра,  сопроводит в ближайший участок, и тут уж я вам не завидую...
-Что, допрос после двухчасового сидения в вонючей камере и напоследок пинок под задницу при освобождении?
-Если бы…   С месяц назад в город вот так же заехала пара цыган. Они уже проехали пол страны. Играли на гитарах и попрошайничали. Заодно приворовывали и приторговывали травкой.  Их доставили в полицейский участок. Знаете, наши полицейские не любят протоколов. Я там не далеко от участка подметаю улицу, так вот, я видел, как парни из «Легиона порядка» вытащили их под руки из участка и бросили в кузов своего «Сузуки». Внедорожник у них такой есть с кузовом. Цыгане были еще живы, я слышал,  как они стонали, когда машина проехала мимо меня. Больше их в городе никто не видел. А когда через неделю в город попробовал заявиться целый цыганский табор, то  его встретили еще на подступах к городу по полной программе. Видно информаторы у нашего шефа полиции Марвина были не плохие. Да и еще кое-какие связи имелись. Вместе с полицейскими машинами, а у нас их в городе всего одиннадцать, это знает каждый школьник, на дороге табор ожидали пяток машин парней из «Легиона порядка» и один небольшой бронетранспортёр с крупнокалиберным пулемётом лазерного наведения. А такие «броники» в армию ещё только начали поступать, я по телевизору видел.
Так вот от цыган, а они на шести машинах приехали, вышел на переговоры, если не барон, так его первый помощник это точно. Сам усатый, с золотой цепью на шее в два пальца толщиной. Конечно, они заметили, что дорога перекрыта, однако решили поговорить. Этот их главный, толстый такой, пошёл к начальнику полиции один. Остальные цыгане вышли из машин и развернулись в цепь. Человек тридцать.  Все были со стволами. Копы залегли за машины и выставили свои стволы в их сторону. Барон шёл по дороге, растопырив руки, и кричал: «Я не хочу никому зла. Я хочу поговорить».  Капитан Марвин крикнул в мегафон: «Ближе не подходи, стой на месте», - и подошёл к барону.
Не знаю, о чем они там толковали, только видно не договорились. Капитан поднял руку с винчестером и из «броника» начал стрелять пулемет по крайней цыганской машине. Цыгане попадали на землю, а от их «Форда» через три секунды осталась только груда горевшего металла. Капитан поднял левой рукой мегафон, и стрельба тут же прекратилась. Слава Богу, никто больше не начал стрелять. Ужас бы что было. Потом капитан повернулся и пошёл к своим, а барон побрёл в сторону табора, опустив голову и тяжело ступая. Цыгане сели в оставшиеся машины и уехали восвояси.  Больше подобных попыток не было.-
Как большинство людей привычных к алкоголю,  у тех, что в течение рабочего дня мало бывает собеседников, он старался выговориться, пока его не перебили. Фактически это был не разговор, а скорее монолог. Молодой парень слушал со вниманием, посасывая пиво из банки,  не перебивая рассказчика. Иногда только он кивал головой или хмыкал, оценивая услышанное.
- Это все заслуга копов? – сумел, наконец, он вставить слово.
- Нет, не только. Это у нас в основном  те два парня постарались, что на всех  улицах с выборных плакатов смотрят. Один мэр, другой сенатор. Снова хотят избираться.
А ведь еще пять лет назад все было иначе.… Совсем иначе. Только об этом уже и мало кто помнит, и те, кто помнят, предпочитают помалкивать о том, что знают или догадываются.

2. Война не нужна.    (За пять лет до этого)
На городском кладбище, одновременно на разных его концах - Западном и Восточном хоронят молодых людей.
 На Западном в последний путь три черных полированных гроба провожает толпа воющих родственников. Видны женщины, рвущие на себе волосы,  надгробное слово произносит раввин. Шеренгой стоят человек двадцать мужчин разного возраста. Они все в черных длинных сюртуках,  в черных котелках, с бородами и пейсами на щеках. Они стоят, заложив руки в черных перчатках за спину. Знающие люди, такие как скажем частный детектив Груббер, наблюдающий за происходящим из своего «бьюика», сразу бы распознали в них активных членов банды «Зильберштерн», контролирующей в городе торговлю кокаином и допингами. Подпольные публичные дома тоже в их ведении.
На Восточной стороне кладбища схожая картина.
Три гроба из морёного дуба с ручками из золочёной бронзы.
Православный священник размахивает кадилом возле этих богатых гробов, в которых лежат три молодых человека одетые в дорогие черные костюмы. Несколько пожилых женщин поют «Со святыми упокой...». Накачанные молодцы стоят вокруг толпы со сложенными руками на причинном месте и контролируя ситуацию. Это парни из банды «Гайдамаки». Они контролируют  торговлю героином, оружием и интимные услуги. Есть в их ведении два казино для отмывания денег.
Когда отпевание покойников закончилось, и гробы стали заколачивать раздалось женское рыдание и  женщина в чёрном платке, очевидно мать одного из покойников,  повалилась  без сознания на руки, поддерживавшим ее родственникам.
Молодые парни в спортивных костюмах опустили гробы в могилу на вышитых длинных полотенцах и взялись за лопаты. По крышкам гробов забарабанила земля с мерным буханьем как по простуженному барабану. Под этот последний ритм уходили в Небеса души парней, которые умерли, защищая по понятиям, интересы своей банды.
Тед Терипаско стоял рядом с могилами, опустив на грудь свою седую голову,  в окружении молодцов в кожаных куртках. 
 Перед глазами у него были события, которые свершились накануне, три дня назад,  и в результате привели всех собравшихся на кладбище.
Последняя перестрелка была кровавой. Когда на пустыре возле городской свалки, во время разборки столкнулись две самые многочисленные и жестокие банды города, то звуки стрельбы из автоматов, в которые вплетались хлопки 45- калиберных кольтов и грохот рвущихся гранат, были слышны, по крайней мере, за милю от места стычки. Уже никто не помнил, кто первый нажал на курок. Главное было нанести урон врагу. Бой продолжался минут двадцать, когда же все стихло, то на месте разборки осталось две продырявленных  машины без единого стекла и россыпи стреляных гильз. Трупы и раненых    банды увезли с собой. Полиция прибыла к месту происшествия примерно через час, после того как стрельба окончилась, а на пустыре возле расстрелянных машин уже крутились репортёры.  Ведь местной полиции было давно известно, что туда,  где выясняет отношения наркомафия, торопиться не стоит. Они твёрдо усвоили, что медаль «За храбрость», вручённая семье погибшего полисмена посмертно вместе с мизерной пенсией, будет  слабым утешением вдове и детям.
Когда гробы зарыли, братья Спивак, похоронившие своего брата, достали револьверы и, разрядив их в воздух, начали клясться, что отомстят за   убитого брата и его друзей.
Тогда вдруг, надев шляпу, Тед Терипаско поднял руку вверх и обратился к собратьям:
- Остановитесь. Хватит крови. С этим нужно кончать!-
Старший Спивак, набычившись гневно бросил ему:
- Это был мой брат. Наш Петро был одним из лучших, а они убили его. Или ты забыл, что он спас тебя от смерти? - все вокруг замерли, никто давно так не позволял себе говорить с Тедом.
- Я    не     забываю     ничего, – твёрдо, с паузой после каждого слова, ответил босс. – Да, он был моим племянником и спас меня от смерти. Но я не хочу, чтобы и дальше это продолжалось. Я не хочу, чтобы лучшие из нас уходили, не успев даже оставить  после себя детей. Идём туда, - он показал рукой на противоположную сторону кладбища, - там сегодня хоронят тех, кто встал на пути нашего Петра и его товарищей.  Господь Бог примет всех, вовремя и в срок, но не нужно торопиться к нему в объятья. Я думаю, смерть примирила их. –
  Терипаско медленно двинулся по дороге в сторону Западной стороны кладбища.
– Фёдор, - окликнул его священник.
 Терипаско подошёл к нему,  снял опять шляпу, они обнялись и поцеловались. – Благослови тебя Бог, – священник поднёс большой узорный серебряный крест к губам босса. Тот поцеловал его,    перекрестился и вновь пошёл в Западную сторону. Толпа мужчин повалила за ним. Священник вслед осенил их крестом.
       Когда они миновали половину пути, то у свежих могил впереди началось шевеление. Движущаяся толпа была замечена. Часть мужчин стала уводить женщин и детей, часть стала рассредоточиваться  по кладбищу, прячась за могильными плитами.    
Видя эти передвижения, те, кто сопровождал Терипаско, так же начали, прячась за надгробиями, приближаться  параллельно боссу к свежим могилам.
Один из боевиков, поджидавшей их,  банды «Зильберштерн», расстегнул футляр виолончели и достал оттуда пулемет М-60 с заправленной лентой.
– Шеф, – прошептал он согнувшемуся за большим белым памятником из мрамора мужчине с ярко-белой проседью в чёрной бороде и длинных кудрявых волосах.– Только мигни, и я положу этого славянского вола с половиной его подручных с одной очереди. Здесь метров двадцать пять не больше.
Тот, кому он это предлагал, был его шеф, известный всему городу как Якоб Зилберштерн.
- Погоди, сначала узнаем, что это он так расхрабрился.
- Яша, - послышался голос Терипаско.- Яша, ты меня слышишь? - Обратился он по-русски к людям, прятавшимся за каменными досками и изваяниями.
- Я слышу тебя, Федя! – отозвался Зилбервальдт, – что  нужно от нас тебе, неверному, в этот скорбный день? Пришёл посмеяться за наших бедных мальчиков?  Так добром это не кончится. Мы умеем постоять за себя.
- Яша, - прогремел, наливаясь кровью Терипаско.- Если ты мужчина, встань и  говори со мною глядя в глаза. Обмана не будет. Ты меня знаешь.
- Я знаю тебя Федя,- сказал, вставая во весь рост из-за памятника Якоб. – Я знаю тебя уже больше сорока лет, с тех пор как мы первый раз подрались с тобой  возле Привоза нашей славной Одессы.
- Где тот Привоз и где та Одесса, Яша?- печально проговорил Терипаско. - Неправильно мы живём. Молодёжь Бога забывает. Им бы все стрелять. Ты был там на пустыре?
- Нет, я не думал, что так получиться. Я бы остановил это.
- Я так и думал. Яша, я жду тебя завтра часиков в пять после полудня, в моем казино «У Дюка». Приходи с двумя ребятами, без стволов.
- Федя, я тебе доверяю безмерно, но ты сам говоришь, что у нас молодёжь слишком горячая.
- Я понял тебя. Мои жена и сын в это время попьют кофе со сливками в твоём кафе «Лонжерон». Говорят, что  лучше этот кофе не готовит никто, чем твоя Двойра. И пока мы с тобой беседуем у меня, я прошу, чтобы  твоя дочь, красавица Софочка,  сыграет моим на рояле пару вещиц из Мендельсона. Ты не против?
– Их вейзен дорт,  Федя!  Я там буду, добавил он то же самое уже по-русски.
 – Пошли, братки.- Развернулся на каблуках Терипаско и двинулся, не оборачиваясь восвояси в Восточную сторону кладбища. Толпа «славян» двинулась за ним, все еще недоверчиво оборачиваясь в сторону конкурентов. Некоторые так и двигались спиной вперед, прикрывая спину вожака и наблюдая за оставшимися.   

   3. «У Дюка».

Ровно к 17-00 к казино «У Дюка» подкатил роскошный  темно-зелёный «Бентли». Шофёр, в салатового цвета пиджаке и фуражке сверкавшей золотом, круче адмиральской, важно сидел за рулём. Однако, несмотря на его каменное лицо, взиравшего на окружающих с  невозмутимостью индейца,  характерный нос и густые пейсы по бокам худого лица,  выдавали в нем приверженца древнейшей религии.
В машине на сиденье рядом с водителем, восседал почти двухметровый атлет, мышцы которого выпирали через чёрный строгий сюртук. Покинув кабриолет,  услужливо, но без подобострастия, он открыл заднюю дверь автомобиля. Сначала оттуда быстро выпрыгнул парень лет тридцати и занял место чуть сзади дверцы, спиной  касаясь заднего крыла и застыл со слегка оттопыренными руками. Он цепко оглядывал из под чёрного котелка, надвинутого на глаза,  прохожих и вход в казино.
  Вслед за ним, не торопясь, выбрался Якоб (в бывшем Янкель)  Зильбервальдт, который  для своих друзей был просто – Яша.
 В белом канотье с широкой чёрной лентой на тулье  и с тросточкой в правой руке. Поигрывая  ею, он  не без изящества, в котором угадывался в бывшем хороший танцор,  двинулся к входу в казино.
    Дверь перед ним распахнулась и   здоровенный детина во фраке с атласными лацканами и усами,  переходящими в бакенбарды «а-ля Огарёв», густым басом по-русски произнёс глотая звуки: «Пожалте Ваше прев-схс-тво», – пропуская Яшу и двух его сопровождающих в распахнутую им дубовую дверь.
– Гардеробчик  будьте любезны, –  сказал он, закрывая дверь за вошедшими, и протянув руки к трости и канотье гостя.
 Яша изумлённо посмотрел на него, потом расхохотался и  подал то и другое сразу. Предметы были тут же приняты с самой любезной улыбкой. После чего из-за портьеры выдвинулись двое в хромовых сапогах. Под их  вышиванками  угадывались бронежилеты. Здоровый держал на плече  автомат - укороченный АКСУ-74, тот, что пониже, почти коротышка, был вроде бы без оружия. 
-Господа, прошу к барьеру, -  сказал он улыбаясь, потом поправился, увидев изумлённое лицо Яши,- я имел ввиду: «Повернитесь лицом к барьеру».
- У тебя что, две жизни?- зарычал атлет сопровождавший Якоба. Второй его попутчик замер, сунув руки в карманы. Якоб процедил сквозь зубы,
- Похоже, хлопец базар не  фильтрует, а у Феди что-то с памятью стало.
- Я вас прошу, нет, я вас просто умоляю,- отозвался коротышка. – Это для вашей же пользы. Мы не можем нарушить правила казино, придётся пройти процедуру досмотра на предмет ношения запрещённых предметов. Это не я придумал, но попытаться отменить правило не советую. Мой друг делается такой нервный, когда курок начинает касаться его пальца. Магазин он предпочитает ставить на автомат от пулемёта. Так, что если уж нажал на курок, то хочется давить его непрерывно.
-Ага, - выдавил здоровый из себя, осклабившись улыбкой идиота.   
- Черт с тобой, плюнул на пол Яша и повернулся к дубовому барьеру гардероба, то же сделали и его подручные.
Сзади к ним, мягко ступая, подошёл коротышка.
- Вот так-то лучше. Ручки приподнимите, будьте так любезны, - и начал охлопывать прибывших по телу и карманам, извлекая найденное,  и укладывая поверх барьера.
У Яши был только золотой портсигар с монограммой, но в него был вмонтирован диктофон. У атлета на спине за поясом,  обнаружился  незаметный  с учётом  крутизны плеч, автомат «Узи», у тощего подмышкой висела 14-ти зарядная «Беретта», а на правой лодыжке под узкой брючиной был выявлен классный стилет с дорогой рукояткой.
 – Пожалуй, все, можно повернуться.
–  Яша, чтоб мне никогда больше  воли не, видать, ты почти не изменился, – послышался голос откуда-то сверху.
–  Это за последние два десятка лет, что мы с тобой не выпивали? –  спросил Зильбервальдт,  опуская руки и посмотрев в сторону говорившего с балкончика владельца казино.
– Да, Яша, с той одесской поры, когда мы вместе давали отпор ребятам с «Отрады».  Боже, как летит время. Пожалуйте закусить гости дорогие.
 Спускаясь по мраморным ступеням, навстречу прибывшим, распахнув гостеприимно руки, улыбаясь,  выдвинулся своим мощным телом вперед Тед Терипаско по кличке «ТТ». 
Они прошли в апартаменты, где были накрыты два стола. Один, круглый,  в глубине небольшого зала на две персоны и ближе к входу овальный – на четыре. Здоровяк  возле него повесил автомат на спинку стула и пригласил коротышку и двух телохранителей Зильбервальдта давно известными словами на Руси:
 - Отведайте, чем Бог послал. И не дуйся на меня Дуся,- сказал он набычившемуся атлету - служба такая, безопасность называется. Я ведь к вам приду – тоже самое будет. Так что выпьем по полташке, закусим хорошо, и подождём, о чем наши боссы договорятся. Здесь, «У Дюка»,  разборок не бывает. Я отвечаю.
В глубине зала за накрытым столом беседовали два главаря, державшие в руках всю наркопреступность города.
– Задумал я,  Яшенька, одну комбинацию, начал Терипаско, когда его друг начал наливать  в рюмки «Курвуазье».  Надоело, понимаешь, что полиция, как ее не подкармливай,  иногда вынуждена свои операции проводить и наркоту изымать. А ведь  и «травка» и «кокс» денежек стоят немалых. Надоело прятаться от пуль конкурентов.
– Старый стал? Бояться начал? - ухмыльнулся Зильбервальдт.
– Яша, ты меня знаешь. Мне фраера на перо поставить легче, чем таракана щёлкнуть. Но начинает молодёжь подниматься. Беспредельничают, хотят всего и сразу. Рты большие, как у вылупившихся грачей клювы. Каждый норовит свой клюв пошире разинуть и впереди других высунуть, чтоб именно ему туда упало. Всех расталкивают, по головам готовы лезть, лишь бы именно им досталось. Мы так себя не вели.
– Что ты жалуешься. Ты молодой был, тоже любил другим своё место показать.  Нынешний кусок пирога твои ребята у вьетнамцев тоже не в белых перчатках отбирали.
– Дак, это когда было-то. И кто они были? Никто. И звать их никак. В мой район заявились, не запылились, конкуренты скрёбаные. Конечно, мы их шуганули. С тобой-то мы ведь друг другу на пятки не наступали.
– Да. За исключением той стрельбы в воскресенье.
– Вот видишь, что бывает, когда молодёжь за дело берётся. Пустяковый вопрос решить не могут, сразу  за «волыну» хватаются, а то еще чище из «шиссера» лупить друг в друга начинают. Но я, думаю, что вчерашние похороны охладят кое-кого.
– Или подогреют?
– Была у меня дальняя родня недовольна. Пришлось придержать за узду.
– Я, так понял, что ты пригласил меня перетереть, как жить дальше?
– Не просто перетереть. А поменять всю жизнь. Город мы и так с тобой фактически давно поделили.
– Есть тут, кто и кроме нас тут пенки снимает.
– Ты цыган и албанцев имеешь в виду? Так мы их из города выживем. У меня есть план.
– Значит, перестройку задумал?
– Вот именно перестройку. Посуди сам. Ты, Яша, человек не бедный. Я тоже кое-что скопил за последние годы. А вспомни, мэр города позвал тебя на свои именины? Нет! Здоровается с тобой шеф полиции? Тоже нет!
– Да я, может, клал на них, на всех, большой  поций. «Киш мер он тохес»,– как говорят мои братья по крови.
– Яшенька, я испытываю примерно те же чувства, однако живём мы  не в Занзибаре, хоть я там никогда не был.  Размер нашего счета в банке еще долго может увеличиваться, прежде чем нас начнут воспринимать  за  уважаемых в городе людей, как равных самой верхушке с их баронскими титулами и родословной со времен крещения местных жителей. А у нас ведь дети. Они не должны ощущать себя ущербными.  На дворе Миллениум, двухтысячный год. Слушай сюда. Я придумал нормальную схему, как нам стать добропорядочными предпринимателями.
– Федя, если ты предложишь купить швейную фабрику, где поставишь на окнах фабричных корпусов горшки с геранью и пожертвуешь в церковь некоторое количество купюр в банковской упаковке, так эта схема стара как мир. Опять же, где гарантии, что ты не разоришься на швейном  или любом другом деле. Затевая перестройку не забывай, что не у всех, кто её задумал, получается по его плану. У меня есть старый принцип, которому я всегда следую и он меня ни разу не подводил: не говори "Гоп", пока не посмотришь, во что  вляпался.
– Нет, Яша. Я не так богат, чтобы проводить эксперименты в бизнесе мне незнакомом. А куда мы денем братву? У них тоже у многих есть семьи. я не малолетный лох. который пришёл в казино и думает с трёх ставок сорвать банк.  Моя схема проста как Колумбовы яйца.
– Что, у Колумба были такие здоровенные яйца, что ты об этом решил поговорить?
– Избави боже! Если ты не слышал  базара за того морехода, который открыл Америку, то я тебе расскажу.