(эссе)
Кто не мечтал из нас посетить Францию? Не ошибусь, если скажу - все мечтали. Я с раннего детства готовилась к этому свиданию, хотя железный занавес стоял твёрдо, закрывая от нас всё притягательное из чужого мира искусства, литературы, музыки и жизни вообще, и не сулило никаких изменений очень долго. То, что просачивалось к нам из - за рубежа было под запретом и будоражило наше сознание, нам хотелось знать больше об этом. Мы могли позволить себе только читку любовных романов блистательных авторов, прослушивание записей музыки не самого хорошего качества того времени, и зарубежные авторские фильмы, знакомились с итальянским "неореализмом" и французской "новой волной", ведь перед нами открывался огромный мир чувств, который мы хотели познать. Да ещё, как всем было объявлено во всеуслышание - у нас секса не было и мы ничего об этом не знали... Смешно. Многое было под запретом. А хотелось знать - что же было на самом деле? Запретный плод всегда слаще, как известно. Нам казалось, что Париж ответит на все наши вопросы - это Клондайк чувств, эмоций, любви, чего - то неизвестного, манящего, неведомых знаний, море счастья и надежд, к которому нас тянуло.
На уроках географии, истории и литературы, за чтением книг, слушанием музыки, я подогревала своё желание когда - нибудь посетить любимую Францию и лелеяла свою мечту, не теряя надежду. Надо мечтать, так как мечты сбываются, - это я знала твёрдо.
Ах, Париж! Он представлялся нам всё чаще, как мираж и несбыточная мечта. Он всегда был от нас на дистанции, иногда приближался с прочитанным романом или прослушанной музыкой, увиденным фильмом, а потом опять исчезал и превращался в мираж. Вот она реальная история миражей.
Вскоре наступили времена потепления с разными капиталистическими странами, приоткрылся железный занавес для поездок за границу, и вот я еду во Францию! Это была одна из первых поездок в то время, когда совсем забыли, как мы выглядим в России, и разглядывали нас почти через лупу. Немного неприятно ощущать себя инфузорией туфелькой под микроскопом... Нас долго и упорно изучали в поездке окружающие люди, что - то не складывалось в их представлении о нас, мы оказались другими, не такими, как они ожидали. Их матрица, засевшая глубоко в их сознании, не подходила к представлениям о нас. Вот что такое пропаганда. Мы ловили вопросительные взгляды, часто они спрашивали про одежду, которая была на нас - где мы её купили? У них? Им казалось, что мы должны ходить в тулупах, мешковине, курить "козью ножку", играть на балалайке, пить водку стаканами и есть руками, как варвары. Ещё всегда звучал извечный вопрос про медведей, которые по их мнению на наших улицах свободно разгуливают и наводят страх. А ночуем мы на сеновале или в стогу сена. И это бывало, конечно, в нашей жизни, но только как редкая романтическая ситуация, а не повседневность."О чём это они? На дворе двадцатый век, а они ищут деревню 18-19 веков... Они что, никогда не видели русских?" Ещё много всего прочего мы узнали о себе, что нас и веселило до слёз, и раздражало, и обижало. И как эта вся ерунда так глубоко сидела в них, ведь часто вопросы были одни и те же.
Ну и нас, конечно, предупреждали устроители поездки , что мы едем в капиталистическую страну и надо быть готовым ко всему...Ведь это страна загнивающего капитализма... Как это? Что это? Вспоминаю шутку: - Гниёт... А запах, ах!- и с удовольствием втягиваем носом воздух.... И запах этого капитализма нам как- то пришёлся по душе...
Мы старались показать, что мы не такие...
Приятно было то, что узнавая нас, они быстро меняли своё мнение и это нас особенно радовало. Поскольку это была одна из первых поездок после того, как открылся железный занавес и только устанавливались дружеские связи и отношения, то на нас ложилась ответственная миссия - мы должны были разрушить все существующие нелепицы о нас. Этот сценарий действовал и в других странах один в один. Их удивлению не было конца. Они быстро поняли, что оказывается, мы не такие уж ископаемые. Да, им пришлось сделать много ещё открытий : что мы не кусаемся, у нас не растут рога, мы без хвостов и копыт, даже красивы... Плюс ещё многие из группы знали разные иностранные языки, это уж совсем не вязалось с представлением о русском человеке, мы все имеем высшее образование, я была тогда ещё студенткой университета, самой молоденькой из группы.
Итак, мы разбили их представления и получили признание. Нас приняли и полюбили, и это было заметно. Свои чувства они выражали открыто. Их души раскрылись к нам с любовью и интересом. За всю поездку я не помню ни одного равнодушного взгляда - всегда французы приветливо улыбались и признавались в любви принародно, не пряча своей симпатии, просто даже на улице, проходя мимо говорили комплименты. От непривычки к подобному водопаду комплиментов и внимания, мы превращались в соляные столбы и шалели от неожиданной порции интереса к нам и открытого признания. Ах, французы! Сплошная доброжелательность с их стороны. Если у вас возник вопрос куда и как добраться, они готовы прийти на помощь в любую минуту и независимо от цвета их кожи. Если не смогут объяснить, то возьмут за руку и отведут туда, куда вам надо, бросив свои дела. Меня эта готовность помочь просто покорила.
В первый же вечер в Париже на ужине в знаменитой "Ротонде" музыкант подошёл и встал на колено передо мной, пел прекрасную мелодию под гитару, а потом, никого не стесняясь, наговорил мне кучу комплиментов. Вы же понимаете, что все немедленно превратились в "большое ухо". Вся группа напряглась. Просто мы к этому не привыкли, руководство группы побоялось, чтобы я не осталась в Париже, и поэтому меня решили пасти мужчины из группы, от греха подальше, боясь, как бы меня не украли французы, уж очень они проявляли повышенный интерес и внимание к моей особе. Я была самая молоденькая из группы и отлично выглядела. Мой "минус" состоял в том, что все в группе были коммунисты, только я комсомолка, следовательно, не совсем благонадёжная по их понятиям. Поэтому мой "Облико морале" не давал всем покоя и я автоматически становилась неблагонадёжной. Я чувствовала, что всевидящее коммунистическое око наблюдает за мной постоянно. А я сидела в этом знаменитом кафе совершенно с другими мыслями, и от эйфории от того, что нахожусь в известной "Ротонде" готова была парить, летать, вспоминала его великих посетителей: писателей, поэтов, художников, музыкантов, и представляла их то за одним столиком, то за другим. Я вспомнила многих, кто здесь часто бывал. Делала в блокноте зарисовки. Я вспомнила Илью Эренбурга, человека незабываемой причёски... и незабываемых романов. Сколько над ним шутили по поводу внешнего вида. Внешне он похож был на бомжа, на человека, как отмечал Макс Волошин, "которым только что вымыли пол", назвавший эпоху Хрущёва "Оттепелью" и вполне воплощавший её, здесь он собирал бесценный материал для своей книги "Люди, годы, жизнь", встречался с друзьями, вспоминая и записывая всё самое интересное, а потом познакомил нас с совершенно удивительным миром искусства и литературы Парижа, со всем тогда запрещённым и секретным, открыл нам новые имена и горизонты.
Здесь часто бывали художники, вечно голодные, как и в других городах мира, в Вене, например, в кафе"Хавелка" так было. За тарелку лукового супа в Париже расплачивались рисунками, а в Вене - за кофе. С тех пор там все стены увешаны работами художников, а здесь в последние годы появились салфетки и скатерти с автографами тех, кто здесь бывал из мира искусства и литературы. А бывали здесь многие : от Габриеля Аннунцио, добивавшегося любви Айседоры Дункан, до Пикассо, Аполлинера, красавца Модильяни, Хемингуэя с Фицджеральдом, бывали и наши: Волошин, Гумилёв, Ахматова, Маяковский, Ходасевич – всех не перечислить. В этом кафе Дягилев и Нижинский встречались с малоизвестными в ту пору композиторами Игорем Стравинским и Сергеем Прокофьевым, обсуждали свои балетные спектакли, музыку. Бывал Нуриев. Это было знаковое место в Париже и сюда шли все творческие люди, где обязательно встречали своих единомышленников. Вот Ленин здесь азартно сражался в шахматы с Троцким. Надо сказать, что он сражался с ним везде - здесь и в Вене, в кафе для шпионов - "Централь" и это место знали все венцы, где собираются шпионы.
Кафе известное - "Сентрал"
Гнездо шпионов,всякий знал.
Все венцы это знали,
народ тихонечко шептал-
так тайны раскрывали.
Все знают, что в местечке оном-
полным - полно всегда шпионов,
здесь Троцкий в шахматы играл,
и кто- то Сталина встречал.
Часто они приходили сюда втроём- Ленин, Арманд и Крупская, две "Красные подруги" Ильича. Тогда полным ходом раскручивался роман Владимира Ильича и Инессы Арманд. Крупской роль под номером 2 не очень нравилась и она еле сдерживала себя. А влюблённые гуляли по всему Парижу и восхищались воздухом свободы и новой жизни...
На этой парижской лестнице о многом вспоминается интересного, хорошо думается и анализируется. Предо мной проплыл образ Марка Шагала, " человека ничем не отличающего от птицы" и его невероятная лестница свободы...свой космос. Он их много писал. Она простая, цветная, возносится вверх и Ангелы верные помощники света кружатся возле неё.
Его лестница... с летящими и парящими голубыми и розовыми любовниками и влюблёнными, вот он и его любимая Белла... он держит её за руку. Ангелы облепили её хороводом. Ангелы всегда там, где любовь... и его стихи о своём желанном...-
" А ночью Ангел светозарный
над крышей пламенел амбарной
и клялся мне, что до высот
моё он имя вознесёт..."
У него все парят и летают, вечный полёт: влюблённые, птицы, часы, животные, все в равном положении - коровы, музыканты с инструментами, художники с палитрами. Они все равны - так как все творцы и на одной ступени лестницы, всегда в ожидании чуда воскрешения духа творчества в душе и теле. Он много писал на Библейские темы и стихи тоже, прозу, эссе. Он всегда устремлён вверх по лесенке жизни. Он летит, так как человек - творец не летать не может, ведь он всё время творит, а это уже крылья для полёта. Стихи - воздух...он словно выдыхал их...
В "Желтом распятии" напишет-
"Бегу наверх, к просохшим кистям
там,
я распят с утра, как Христос,-
там себя пригвождаю к мольберту..."
Его много раз распинали на лестнице жизни... Он создал много распятий явных и полунамеков... "Белое распятие"- самая обсуждаемая и критикуемая работа, посвящённая страданиям Иисуса и всего еврейского народа. Надо отметить, что это любимая работа папы римского Франциско.
"Я по миру хожу как в лесу —
на руках и ногах.
С дерева лист опадает,
во мне пробуждая страх.
Я рисую все это, объятое сном,
а потом
снегопад засыпает лес — картину мою,
потусторонний ландшафт,
где я
давно уже, долгие годы стою
Незримо его любимая Белла с ним всегда...и на этом свете и далее...
"И жду, что обнимет меня нездешнее чудо,
сердце согреет мое и прогонит страх.
Ты появись, я жду тебя — отовсюду.
И об руку, ах,
мы с тобой полетим, поднимаясь по лестнице Иакова."
(Марк Шагал, «Лестница Иакова». 1973)
Как хорошо о нём сказал Луи Арагон: "Жизнь Шагала в том, чтобы рисовать. Это страна невесомости, где человек ничем не отличается от птицы, а осёл живёт на небесах, где любая вещь превращается в цирковое действо и где очень удобно ходить на голове не нуждается в объяснении. В творчестве Шагала своя диалектика, единственным примером которой я признаю "Сон в летнюю ночь" В. Шекспира".
А Маяковский подарил ему книгу с такой надписью- "Дай Бог, чтобы каждый шагал, как Шагал"... У него было несколько работ Шагала, которые он любил.
Шагал в Париже в 1910 г взял псевдоним и из Мовши Сегала стал Марком Шагалом. Прожил девяносто семь лет в полной любви в обнимку с Ангелами и любимой женщиной. Ах, Белла! Любовь всей его жизни... Как он был счастлив с ней- это видно по его работам того периода- они в вечном любовном полёте... Он писал её всегда, даже когда дважды женился после её смерти на сиделке Вирджинии Хаггард, а затем совсем ущербный брак с Валентиной Бродской - владелицей модного салона мод, которая даже не разрешала ему встречаться с детьми и внуками.(Эти женщины совсем из" другой оперы", как говорят). Он с ней прожил до своей смерти, но всегда писал только Беллу. Себе не изменял и ей тоже. Любовь и тема полёта- ведущие в творчестве художника. Всю жизнь скучал по родным местам. И даже на улицах Парижа, который он обожал,- видел свой родной Витебск, его музыкантов, животных и влюблённых, свадьбы и похороны. Первая его подписанная работа была"Покойник". И рядом с Эйфелевой башней на своих полотнах пристраивал карабкающиеся вверх деревеньки, маленькие домики, лавчонки с продавцами, синагоги, скрипачей на крышах домов, невест в объятиях любимых, свадьбы, покойника на улице, часы с крыльями, котов с улыбкой, животных с изумлёнными глазами, рыб плывущих с плавниками -руками, несущих в себе жертвенное начало, и все они равны в правах с человеком - всё говорило о любви к своим корням, к своему народу, о ностальгии и об утраченном времени. Тема любви, начиная с 1915 г и до последнего дня не покидала его никогда. И хотя он был учеником Бакста и Пэна, он писал по-своему, всегда подчиняясь только собственному внутреннему закону, желанию и велению, оставаясь самим собой всегда.
Как же много любви на этой волшебной парижской лестнице...
И мне посчастливилось бывать много раз в "Ротонде" со своей подругой Ниночкой Бувар. Она рассказывала мне о дружбе и встречах здесь с нашим русским, советским- французским писателем Виктором Платоновичем Некрасовым, - диссидентом, эмигрантом, лауреатом Сталинской премии, умнейшим человеком, прекрасным собеседником. Он никогда бы не покинул Родину, но был вынужден это сделать по ряду обстоятельств. В Париже он работал в бюро радио "Свобода". Когда вышла его повесть о войне - эта правда шокировала многих читателей. Свою повесть "В окопах Сталинграда", за которую он получил Сталинскую премию и стал сразу знаменит, как она только вышла в свет, он начал писать в госпитале после третьего ранения в руку. Он так разрабатывал её - писал о войне. Его наградили Сталинской премией. А за день до этого её Фадеев вычеркнул из списка награждения. Но, судьба поворачивается разными своими телесами к своим героям, как видим, и награда нашла - таки своего избранника. Большую часть премии он отдал на приобретение инвалидных кресел фронтовикам. Через много лет читал на радио «Свобода» в Париже (1982—1983) эту повесть. А до Швейцарии и Парижа была сложная жизнь на Родине : попробовал всё. Был архитектором, актёром, постановщиком, редактором журнала ещё в школе, затем война, добровольцем на фронт. Там он был сапером. Он требовал поставить памятник в Бабий Яр, где власти нашли нужным сделать футбольную площадку... Гонения, объявили сионистом, выступления на стороне инакомыслящих, всё привело к исключению из партии, обыску, прослушке телефона, допросам, исключение из Союза писателей. Его творчество стало под запретом. Его методично вычёркивали из жизни, стал в своей стране "персоной нон грата" ( persona non grata). Он обратился к правительству о представлении выезда в Швейцарию. Потом переехал в Париж, где долго жил и похоронен там же. Работал главным редактором журнала «Континент» и на радио. Никогда не забудешь его умные, живые и проницательные глаза...
Ниночка собиралась меня с ним познакомить, но так мы и не встретились, он покинул этот мир в 1987 г. Я попала туда через месяц после его смерти. Очень жаль. А сколько он отдал сил за свою державу! Воевал, награждён за свою опасную работу сопёра на фронте разными наградами, которые у него тоже отобрали вместе с другими, литературными... по нашей "славной традиции".
«Маленькая печальная повесть» - последнее произведение Виктора Некрасова – наполнена тоской по Родине, которая в конце 70-х лишила его гражданства за «деятельность, несовместимую с высоким званием…»... О его смерти известил в нашей стране лишь маленький некролог в «Московских новостях». Ох,... Отечество моё... Он встречался с Набоковым и другими соотечественниками уже за пределами России и очень тосковали по Родине, как и они тоже.
В другой раз мы вспоминали Олега Целкова, очень талантливого современного художника. На его творчество оказали влияние поздний Малевич и примитивисты. Особая черта его картин — крупный масштаб и яркие анилиновые цвета. Ниночка бывала в его мастерской и рассказывала о работах, необычных и очень больших. Вот ещё одна интересная судьба. Чтобы выжить в чужой стране, он продал права на все свои последующие произведения. Это тяжело для художника. Что бы он не создал,- всё априори принадлежит уже не ему... К этой мысли даже страшно приблизиться... В течение последних сорока лет в живописи разрабатывает единственный сюжет — образы деформированного человеческого лица и фигуры, напоминающие зловещие маски или человекоподобного мутанта. Это главная тема его работ - вот такие метаморфозы, деформации человека стали волновать его всё больше с годами. Деформация- какое ёмкое слово, сколько всего в нём заключено. Она бывает всякая, и духовная- самая страшная, разрушительная. Но он всё - таки привёз свои работы в Россию и сделал две большие выставки : в Русском музее и Третьяковской галерее. Интересно складываются судьбы всех русских эмигрантов в Париже, за каждым неповторимая история с трагическими нотками.
Гуляя по Парижу, я часто вспоминала замечательного итальянского художника и скульптора Модильяни, красавца, любимца женщин и моего любимца тоже. Он прибыл в Париж в 1906 г. Рассказывал о себе, что был из рода Спинозы и сыном знатного банкира. Не исключено, что это были легенды... Хотя деньги на проживание своего любимого сына мама присылала регулярно.
В парижской "Ротонде" он познакомился с интересной русской парой: Анной Ахматовой и Гумилёвым Николя в 1910 г. Они тогда были в свадебном путешествии. Наконец - то Анна снизошла и дала согласие на брак после восьмой его попытки сватовства. Чувства бывших влюблённостей не отпускали ещё её. Это был скорее компромисс с Николя, чем истинная любовь. Прежние любовные раны ещё не успели затянуться.
Они сидели за соседними столиками в кафе. Амедео в красном шарфе, с огромными карими глазами, завидной шевелюрой густых волнистых волос, лепка лица его была восхитительная. Она сразу отметила это про себя: "Красив, как Антиной". Но кроме красоты было в нём ещё что- то притягательное, что её немного взволновало, и она с интересом стала разглядывать его незаметно, скользя по нему взглядом своих внимательных серых глаз. А он прислушивался к незнакомой речи интересной пары за соседним столом и его раздражало, что он не понимает ни одного слова о чём они говорят, и всё время рисовал что- то в своём синем альбомчике. Она с детства тоже писала стихи в синей тетрадке... Это был для неё знак. Она всё читала как знаки судьбы...
Под сенью тополей и лип,
у стен лицея дорогого
в аллеях Царского Села
ты получила дар от Бога-
твои стихи ...Их было много.
На чистый лист рука легла.
Пред нею- синяя тетрадь...
Склонилась девочка,
чтоб рифму обыграть,
старательно выводит слово...
Горенко Анна...вот, готово.
Уже с одиннадцати лет,
ты знала то, что ты - поэт!
Они заметили друг друга, взгляды их встретились. Он рассматривал её без стеснения, а она его. Он произвёл на неё неизгладимое впечатление, по - видимому. Она тоже. Он не мог оторвать от неё глаз, хотя красавицей она не была, но было в ней что- то притягательное, пророческое, колдовское, какой- то трогательный излом, что притягивал внимание многих, кто её видел. Изящная, грациозная как кошка, тонкая и гибкая, высокая- 180 см. её рост, в белом платье и шляпе со страусиным пером, с удивительным резным профилем и теплыми серыми глазами - она не могла быть незамеченной. Прекрасные густые чёрные волосы и светлые глаза говорили о породе, которая выше красоты. Поэтому взгляды их встретились и обещали продолжение... Здесь явно сработала химия... Любовь, если определить её химически — это термоядерная реакция, которая обязательно кончается взрывом. Взрывом неимоверного счастья, или несчастья. Или сходит на нет, в никуда. Гумилёв тоже заметил эту химию... и его это задело. Он приревновал жену и назвал Модильяни " пьяным чудовищем". Неприятная сцена в кафе, они чуть не подрались. Всё удалось загасить. Моди попросил её адрес, чтобы всё объяснить и предложил написать её портрет, она обещала, и увела мужа от греха подальше из "Ротонды", а потом передала Моди свой адрес. Их встреча была как наваждение. Она казалась ему русской тайной, гибкой пантерой, загадочной жрицей и египетской царицей одновременно.
- "Je voudrais ;crire votre portrait,laissez votre adresse,s'il vous pla;t"- я хочу написать ваш портрет, оставьте , пожалуйста свой адрес."Je vais tout vous expliquer " - я всё вам объясню.
- Я с удовольствием,... но потом, не сейчас, позднее я передам свой адрес вам.(Avec plaisir, mais plus tard, je vous transmettrai mon adresse. Pas maintenant.)
Он писал ей в письмах: - «Вы моё наваждение"*.( vous etes mon hallucination). . Было в ней то, чем она отличалась от всех других женщин, как сказал поэт Баратынский "Лица необщим выраженьем". Он поражался её умению читать мысли, разгадывать сны, объяснять различные приметы. Его еврейско- итальянский замес в крови тоже чего-то значил, учитывая его талант, страсть, красоту, темперамент и широту души. И она таяла в его руках...с удовольствием, даже мысленно.
Что- то было между ними общее, что тянуло их друг к другу. Она постоянно повторяла фразу о наваждении и "У меня только так и бывает".( (j'ai seulement le cas)
На его письма она будет отвечать стихами, а он расстраивался, что не мог их прочесть. Через год, под предлогом посещения блистательных выступлений Дягилевского балета в Париже, приедет тайно к нему на три месяца и станет его любовницей, когда Гумилёв уедет в свою любимую Африку. А иначе и не могло быть... Чувство должно было созреть. Моди всегда говорил о том, чтобы написать хороший портрет женщины, нужно хотя бы раз с ней переспать. «А как бы я иначе смог изобразить загадочные ритмы женского тела», – говорил он, – и все волнующие мужское воображение выпуклости и впадины? Чувственность в живописи так же необходима, как кисть и краски, без неё портреты получаются вялыми и безжизненными». Судя по количеству рисунков, он прекрасно освоит загадочные ритмы, выпуклости и впадины. Он сделает и подарит ей рисунки, с которыми она уже никогда не расстанется.
Рисунок...
Вот Она - волной...
Он видел так.
Тонуть в ней хочется...
Поэзия...
она всегда
Её стихами
миротОчится...
Всего лишь
несколько штрихов,
А удалось -
исповедальное...
И жизнь -
лишь несколько глотков...
Как мало, а дорога дальняя.
Париж...
рисунок - знак его...
Она -
любила и хранила.
До гробовой доски
с собой
По всем домам
его возила...
Ей посвящены 16 портретов Модильяни. Но хорошо известен один, 17-ый. Все, (там были НЮ) кроме одного 17- того, Ахматова долго прятала в надежном месте, видимо, чтобы сохранить тайну своих отношений. Позднее она говорила, что не позировала обнажённой и эти работы - бурные фантазии Моди. Она так заботилась о своей безупречной биографии, что занималась мифологией на полном серьёзе и очень не любила вопросов и уточнений -как было на самом деле. Она всё о себе придумывала с самого начала, начиная с даты и места рождения, истории рода с ханскими корнями... и до последних событий, придавала им наиболее выигрышную окраску и значимость. Всё должно быть безупречно. Это многие замечали. Своим мифотворчеством она напоминала мне Иду Рубинштейн - известную танцовщицу из семьи харьковских миллионеров, вторую Сару Бернар, избранную любовницу поэта Габриэля Аннунция, второго Данте, как его называют в Италии, и автора удивительной конституции в стихах. Иду многие не любили, но преклонялись перед ней. Она каждый день меняла что - то в своём прошлом, как Нестор переписывая неоднократно свою историю жизни и добавляя всё новые и неожиданные детали. Свой день рождения отмечала по нескольку раз в году, всё время изменяя дату, так поступала и Анна. Даже родственники не знали точную дату рождения , и вообще, что от неё можно ожидать. В конце жизни Ида приняла монашество. Она всем заморочила голову своими историями. Анна от неё не отставала. Про рисунки у Анны тоже были свои заготовки... А этот, самый драгоценный рисунок, один висел в изголовье её кровати до конца её жизни. «О, не вздыхайте обо мне…» напишет она и никогда не признается, что посвятила стихи Моди. Даже анкета для поступления в Союз писателей была сплошной выдумкой. Она дозированно выдавала информацию, включая в свою биографию только нужные факты, до конца, не раскрывая всех карт. Оправдание этому было, пожалуй, одно:- она же женщина! Это её выбор. И "что позволено Юпитеру, то не позволену..." Ей позволено. Известно, что она, как и многие поэты и писатели, вела двойные дневники и достигла в этом совершенства, как никто другой, шифровалась, я думаю, так как слишком много противоречий встречается в её речах и стихах. Оставляла то, что нужно, чтобы всё выглядело добропорядочно и красиво в её биографии на будущее.
"О, не вздыхайте обо мне,
Печаль преступна и напрасна,
Я здесь, на сером полотне,
Возникла странно и неясно.
И нет греха в его вине,
Ушёл, глядит в глаза другие,
Но ничего не снится мне
В моей предсмертной летаргии. "
На этом рисунке, которым она невероятно дорожила и считала своим самым большим богатством, - она в любимой позе на диванчике "крыло Ангела" в стиле "модерн". "Муза дальних странствий", напускная скорбь - главная роль Анны, которая так раздражала Гумилёва и не только его.
Она создала образ, который наблюдали и описывали многие из года в год, кто её знал. «Анна Андреевна полулежала на диване, необычайно грустная, с накинутой на плечи ложноклассической шалью». Но, как известно, всё тайное становится явью...
Как писал Н. Гумилёв об особенности её мироощущения - эта её вечная "смерть при жизни". Об особенности её душевного климата и их браке он говорил с досадой и разочарованием: «Аня не только в жизни, но и в стихах постоянно жаловалась на жар, бред, одышку, бессонницу и даже на чахотку, хотя отличалась завидным здоровьем и аппетитом, плавала как рыба и спала как сурок. У неё было всё, о чем другие только мечтают. Но она проводила целые дни, лёжа на диване, томясь и вздыхая. Она всегда умудрялась тосковать, горевать и чувствовать себя несчастной. Я шутя советовал ей подписываться не Ахматова, а Анна Горенко – Горе – лучше не придумать». Он подтрунивал над ней, а она бесилась просто, когда упоминали её фамилию Горенко, и с таинственной гордостью говорила о ханских корнях своего рода. Их брак разваливался на глазах, они ссорились, без конца выясняли отношения, отдалялись друг от друга, хотя, с грехом пополам, в прямом и переносном смысле, дотянули до 1918 года. Он слыл известным Дон Жуаном и его главный принцип был построен на том, -как " обмануть медлительное время, всегда лобзая новые уста." Ключевое слово - «новые» уста… Она всё, конечно, знала о нём. Но какой женщине это понравится?
Да, Нике не везло в любви,
хотя и пассий было много...
На Анне тоже был женат, но
и тогда "всегда был холост"...
Она ему писала так:
"...перед лицом всевидящего Бога
навеки отрекаюсь от тебя"...
Когда они встретились с Моди ей было всего 20 лет, а ему 26. Совсем юная Анна... Приехав в Париж, она сняла квартиру на Рю. Бонапарт, куда приходил к ней Моди. Это было смелое решение... Время пришло, и она полностью отдалась этой любви. Любовь, молодость, свобода- когда всё на вдохе... и крылья за спиной... Хотя сама себе пыталась эти отношения как- то объяснить по- другому, судя по её воспоминаниям.
Они любили гулять ночами по улочкам Парижа, Люксембургскому саду, беседовали о жизни двух поэтов Бодлера и Верлена. Изучали дорожку в саду, по которой ходил Верлен, окружённый толпой почитателей его таланта. Читали наизусть его задушевные, музыкальные стихи. Они его оба обожали и имели свою точку зрения, независимую от мнения великого пролетарского писателя М. Горького, называвшим его декадентом. Специалисты считают его революционером французской и мировой поэзии. Поэты Франции избрали его "Принцем поэтов". Он перенёс много несчастий и предательств в своей жизни. Был влюблён в Рембо, который его предал, произошёл скандал и выстрел в ладонь, и из- за него попал даже в тюрьму. Но слава его росла и крепла, хотя он был нищим, одиноким, больным, не имеющим крова и денег человеком. Анна всё говорила о мистических совпадениях, в которые она верила и читала переплетения знаков судьбы. 5 января 1896 года он написал стихотворение "Смерть", а 7 января умер в Париже от воспаления лёгких. За гробом великого скитальца шла трёхтысячная толпа литераторов и поклонников его поэзии.
Часто они приходили к зданию Гранд- Опера и не только на спектакли, послушать оперу, а просто бродили около здания, вспоминая Верлена и сидели на ступеньках
знаменитой лестницы среди его скульптур.
Анна вспоминала ещё одно мистическое событие, которое произошло здесь вскоре после смерти Поля... в ночь с 15 на 16 января этого же года. Центральная скульптурная группа на крыше Гранд-опера,(Дворец Шарля Гарнье) состоящая из Аполлона и муз Поэзии и Музыки, была выполнена известным художником, скульптором , гравёром, медальером Эме Милле. От скульптуры, олицетворяющей Поэзию, неожиданно отвалилась рука с золотой лирой и упала на землю в том самом месте, где за несколько дней до того с почестями пронесли гроб с прахом Поля Верлена. "Это его душа напоминала о себе..." - говорила Анна. Вообще считают и сегодня, что это мистическое место. На лестнице оперы всё время толпится народ, как на испанской лестнице в Риме. Очень много легенд связано с этим местом, начиная с его замысла, строительства и украшений интерьеров и потолка. Оно возникло из - за каприза НаполеонаIII, который не хотел посещать старый театр, где на него совершалось покушение и решил построить новый театр, убегая от неприятных воспоминаний. Из 171 проектов, представленных на конкурс, победил Шарль Гарнье- совсем неизвестный ещё в то время архитектор. Оперу строили 15 лет. Проект - образец роскоши необарокко, считается шедевром архитектуры с красивейшими скульптурами, фризами, росписями. Для строительства здания мрамор и камни свозились со всей Европы и африканских колоний. Кругом царит лира - в дверных ручках, в любой лепнине стен и потолка, в скульптуре. Лира, и только лира. Ещё существует самая невероятная легенда о подводном озере под Оперой, где водятся сомы. Под театром действительно существует резервуар, а не озеро. Это чистая правда. Строили театр на болотном месте, под которым протекала подводная речка. Там собирается вода, которая так и не сумела преодолеть защитных барьеров, возведенных Гранье. И сомы там действительно водятся.
Ещё одна легенда о ложе №5... На весь мир прославил Парижскую Оперу писатель и журналист Гастон Леру, страстный театрал, завсегдатай этого зала, автор знаменитого романа «Призрак оперы». Странная и печальная история послужила канвой для множества вариаций, только фильмов по этому сюжету сняли около двадцати. Талантливая музыка Эндрю Ллойда Уэббера никого не оставит равнодушным. Его музыка обречена на успех. Помню, какой фурор имела только его рок - опера «Иисус Христос — суперзвезда;» (англ. Jesus Christ Superstar). Одна из легенд гласит, что в контракте директора Парижской Оперы есть пункт, запрещающий продавать билеты и занимать ложу №5 второго яруса, потому что это ложа призрака. Считается, что занять ее – к большим неприятностям. Но билеты туда продаются... Многие туристы сегодня со всего света приходят полюбоваться потрясающей люстрой весом в 6 тонн,- трагическая деталь легенды о призраке.
Частенько Анна с Моди останавливались у скульптуры Аполлона с лирой или у бюстов великих композиторов, которые находятся между колоннами. К ним относятся Бетховен, Бах, Россини, Моцарт, Мейербер и другие. Им нравился этот роскошный дворец, где парижане впервые услышали бессмертные шедевры Прокофьева и Стравинского, а над декорациями работал сам Пикассо, уже знаменитый, как и сегодня, в качестве художника по костюмам была великая Коко Шанель, потолок расписывал наш Марк Шагал... Он уже перевёз в Париж свой любимый Витебск вместе с Беллой и пристроил его на его просторах. Здесь было о чём вспомнить и ей и ему.
«INITIUM»
".... Стон флейт и скрипок смех, вдруг зазвучавший глухо,
Когда вошла она, - и вдруг померкший зал!
О, светлый завиток над раковиной уха,
К которой, был бы смел, приник бы и припал
Всей жаждой уст своих! - Кружился пёстрый бал.
И подхватил её мазурки безмятежный
Ритм, плавный, словно стих; блистая без прикрас,-
Как рифма этих нот, - она плыла небрежно,
И детская душа глядела, не таясь,
Из чувственных глубин зелёно-серых глаз.
И Мысль моя с тех пор застыла в созерцанье
Видения того, чья непомерна власть
Над робостью Любви; вхожу в Воспоминанье,
Как в некий тайный храм, чтоб на колени пасть
И слушать, как грядёт - неотвратимо - Страсть."(П.В)
Как же прекрасны были строчки любимого поэта! Как созвучны с настроением Анны и Моди! Как они тонко передавали высоту чувств и откровения влюблённых... Как они воодушевляли её и его. Особенно ей нравились строки последнего катрена, и она их повторяла и на русском, и на французском языках, как заклинание, считая их ключом к тайне их отношений. Она прекрасно говорила по- французски, его выучила с раннего детства, слушая, как учительница преподаёт его старшим детям. Значит, всё не случайно, он ей понадобился в жизни, чтобы они встретились с Моди, ведь это тоже был знак судьбы. Как и любая женщина она любила тайны... и хранила их умело. Такое впечатление, что в ней всегда уживалось две Анны: одна пылкая, независимая и свободная, как ветер во всём, в любви и слове, другая - королевствующая, царствующая ,с дурным характером, скрупулезно делающая себе безупречную биографию чуть ли не девственницы. Но Моди об этом не догадывался, принимая её пылкую половинку со свободой и вседозволенностью, как целостность.
Иногда они хором начинали читать стихи Поля «Блистательная дама», я бы сказала о роковой даме. Читая, она постепенно замолкала, уступая ему, словно чувствуя, что это про неё, а он дочитывал стих до конца и заключал её в объятья, целуя. Часто он любил сравнивать её с Клеопатрой и другими царицами Египта.Он был очарован египтом, как и художник Климт тоже. Думаю, что это не случайно. Как художник, он чувствовал в ней какую-то причастность к этому. Она позировала ему, куталась в шелка восточных тканей, исполняя перед ним магический танец с завораживающими движениями, обвивая его как змея, и пробуждая у него жгучее желание сорвать их, обладать ею, увлекая на путь греха.... Ей нравилось дразнить и распалять его, прислушиваясь к своей музыке тела и души, ожидая, как в стихах у Верлена,- "как грядёт - неотвратимо - Страсть."
Мистификаторы в нашей литературе писали только об их платонических отношениях. Это, конечно, ложь или сказка. Ехать в Париж к нему, чтобы просто читать стихи , или выпить вместе бокал вина, или чашечку кофе? Бред! Известно, что ни одна женщина не устояла перед Моди, ведь он был неотразим. Думаю, что поборники нравственности лукавили, приукрашивая её биографию, как и биографии вождей, они в этом преуспели: вспомните Ленина и Арманд, да и многих других. Можно считать, что это была "ложь во спасение" нравственности великой женщины -поэта, хотя нет ничего лучше правды, и она, я думаю, с этим согласилась бы сегодня. Зачем ей глянец, позолота и украшательства? Любовь не является грязным пятном на биографии, и её не надо прятать и отмывать, достаточно при жизни иметь смелость называть вещи своими именами, этого тогда она себе не могла позволить, но думаю, что понимала, что многие женщины будут ей завидовать в будущем... Всё это видно в стихах...всё можно прочитать между строк...
" Могли бы обратить святых в чертей с рогами
И старца дряхлого на путь греха завлечь
Её певучая, с чужим акцентом речь,
Дразнящий алый рот с зубами-жемчугами,
Её надменный взгляд, алмазными лучами
Пронзающий насквозь, безжалостный, как меч,
И гибкость талии, и шелковистость плеч,
И поступь гордая... Всё дивно в этой даме!
С кем ни сравни её, не выйдет ей урон:
Хоть с Клеопатрою -пантерой, хоть с Нинон,
Прелестной кошечкой и достославной шлюхой.
И третье не дано: о милости моли Богиню рыжую,
влачась за ней в пыли,
Иль награди её хорошей оплеухой."(П.В.)
Гуляя по паркам и улицам Парижа, они приходили к "гигантскому подсвечнику", так называла Эйфелеву башню Анна, шагали по её ступенькам, продолжая читать стихи на каждой ступени, так как особых денег на кафе не было, а времени для любви было много... Лезли наверх и наблюдали небо и хороводы звёзд. "В это время ранние, легкие и, как всякому известно, похожие на этажерки, аэропланы кружились над моей ржавой и кривоватой современницей (1889) — Эйфелевой башней. Она казалась мне похожей на гигантский подсвечник, забытый великаном среди столицы карликов. Но это уже нечто гулливеровское."- писала позднее Анна.
Солнце, дождь, небо, Луна и звёзды – это всё соучастники любви, декор для трогательных воспоминаний… Иногда он водил её в Латинский квартал, здесь много теней великих стариков... Как я любила там бродить тоже, жила в это месте, неподалеку от Университета Сорбонны и Люксембургского Сада. Здание Пантеона выходит на Латинский Квартал Парижа. Это считается место силы , так как в далеком 507 году это место было выбрано первым королем франков Хлодвигом для строительства базилики, которая должна была служить гробницей для него и его жены Клотильды. В 512 году здесь была похоронена Святая Женевьева, покровительница Парижа. Вот и Анна с Моди любили смотреть старый Париж за Пантеоном Жака Жермена Суффло, как раз эту церковь ночью при луне. Вспоминали все истории, связанные с Людовиком XV, который возвёл его за своё спасение, так как дал клятву святой Женевьеве на смертном ложе, заболев страшным смертельным вирусом. Смерть унесла только его фаворитку, находившуюся рядом с ним, он остался жить и на 11 лет забыл о клятве построить храм, но когда завелась новая возлюбленная, он вспомнил об этом и решил исполнить данное обещание. К строительству приступили через двадцать лет после того, как король дал обет Женевьеве. Король не увидел завершения храма, так как покинул этот мир. А через шесть лет после него уйдёт из жизни и архитектор Суффло, пантеон завершали его ученики. Парижане восприняли храм "в штыки". Им он казался слишком строгим, купол тяжёлый, громоздкий, хотя его растащили на цитаты- (Купол Капитолия в Вашингтоне, купол Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге ), а вокруг расцветало барокко. Первым, кто был похоронен в пантеоне(правда временно , потом его вынесли на кладбище) -это был граф Мирабо. Пантеон строился в бурное время революции, когда власть переходила много раз от революционеров к королевскому двору. Разрушались церкви, но это здание было призвано быть Пантеоном революционеров. На смену Мирабо пришёл Марат... На протяжении ста лет пантеон превращался то в собор, то в мавзолей много раз. Эх, история... всё завершилось, когда туда внесли тело Виктора Гюго в 1885 г. Теперь парижане долго думают прежде, чем внести кого-то в мавзолей, чтобы не получилось как с Мирабо. После 132 лет со дня смерти писателя А.Дюма и сомнений по поводу его истинной гениальности, он был, наконец, внесён в мавзолей. Они долго выясняли величие писателя. Кто он - великий писатель? Не графоман ли он. И не ошиблись! На очереди тогда были Вольтер, Руссо, Бонапарт и Мирабо...- конечно, если они себя чем-то за это время не скомпрометируют. "Кто есть, кто?" Кто достоин мавзолея установит время, французы не торопятся никогда, чтобы уж наверняка поселить, так поселить. Там похоронен и архитектор Суффло, Мария Кюри, много генералов и политиков. Пантеон - образец классицизма, но включает в себя четыре стиля :- начиная с греческого портика с колоннадой, готикой, которая придала лёгкость внутреннему пространству, барокко- роскошь интерьеров и росписи, в романском стиле был выполнен купол, он придавал фундаментальность строению. В пантеоне находится маятник Фуко, как бы доказывая посетителям, чтобы они не забыли, что планета " всё же вращается"... Моди с Анной вспоминали и другой Пантеон в Риме, как им казалось более романтичный , где нашли свой покой великий Рафаэль и его любимая Форнарина...
Они много успевали увидеть интересного, он отлично знал город и водил её по самым интересным уголкам Парижа, хотя однажды они заблудились. В ночных прогулках они разглядывали звёздное небо, искали любимые созвездия, связанные с мифами и легендами и загадывали желания, когда падала звезда... Часто сидели под тёплым дождём под старым огромным чёрным зонтом на бесплатных скамейках в саду и читали, целовались, превращаясь в сообщающие гибкие сосуды, снова читали его стихи...и не было уже возможности дышать поодиночке … любовь становилась главным компонентом жизни, без которого влюблённый перестаёт дышать, следовательно - жить.
Она рассказывала ему о себе, что с детства знала, что будет знаменитым поэтом, что она видит свою судьбу, и его судьбу тоже...свет на его дорожке. Обещала, что он станет знаменитым художником. Гадала на стихах Верлена, указывая строку и страницу... Он улыбался и удивлялся её фантазиям. И было что- то пророческое в их такой увлечённости и любви к стихам Поля Верлена. Он будто им что-то пророчил, предсказал в стихах, и они заранее уже знали свой сценарий будущих отношений в любви, предвидя последствия, будущее .... И уж совсем запредельное... тонкое ощущение реальности - «Чувствительное объяснение"
"В старинном парке, в ледяном, в пустом,
Два призрака сейчас прошли вдвоём.
Их губы дряблы, взор померк, и плечи
Поникли, - и едва слышны их речи.
В старинном парке, в ледяном, в пустом,
Две тени говорили о былом.
- Ты помнишь ли, как счастье к нам ласкалось?
- Вам нужно, чтоб оно мне вспоминалось?
- Всё ль бьётся сердце моему в ответ?
Всё ль я во сне тебе являюсь? - Нет.
- Ах, был же миг восторга небывалый,
Когда мы губы сблизили? - Пожалуй.
- О, блеск надежд! О, синева небес!
- Блеск в небе чёрном, побеждён, исчез.
Так в бурьяне они брели устало,
И только полночь их словам внимала."(П.Верлен.)
Иногда она оставалась у него в мастерской. Там висела репродукция его любимой работы и они часто о ней говорили и рассматривали её, придумывая судьбу её героиням.
Это работа " Две венецианки" Витторе Карпаччо. Сколько загадок было в этой картине! Сколько раз её сюжет толковали по - разному, превращая этих двух дам то в куртизанок, потом в добропорядочных венецианок, и каждый раз было много доказательств и того, и другого. Всё предавай сомнению,- так советовал Спиноза, его дальний родственник, если верить ему. И они пускались в очередное увлекательное путешествие по картине, как Ангелы в золотой ладье…
Итак. Что ж увидали на картине?
Возможно, истина посередине?
Альков любви – алтан* на крыше дома,
две куртизанки разместились здесь удобно.
Порок гнездится здесь на крыше,
его приметы всюду вижу:
сплошные символы Венеры и вагины-
пути порока и любви едины.
На что ты не направишь взгляд-
сплошной в символике разврат!
Примет особых на картине много-
во имя истины всё разберём подробно.
Хоть весельчак ты иль чудак
все говорили дружно так:
"Застыли взгляды женщин тех -
видно клиента ждут для временных утех."
Вырез глубокий, как « овраг»-
нескромный привлекает взгляд,
вы посудите сами трезво -
в него скатиться каждый рад!
Ступень к падению известна,
и даже небезынтересна...
хотя отводят скромно взгляд,
но всё ж, вкусить стремятся яд.
Затейливый рукав у платья,
вагины символ видят в рукаве.
Волочится по полу платье
и краска золотая в голове.
Золотокудрые красотки были в моде.
Что делать остальным?
Легко помочь природе!
Её же можно обмануть,
покрасить волосы -вот верный путь.
И цокколи* не просто так в углу стоят-
известен куртизанок фирменный наряд.
И даже фрукты признаки разврата,
тут хватит каждому на брата.
Любовную записку держит большой пёс-
конечно, от клиента! Не вопрос!
Венеры голубки работу проведут-
булавочки, крючки - мгновенно расстегнут…
Да, чувственность и сладострастие-
признак семейного ненастья.
Вот так считали долго про картину,
пока исследователям не подфартило…
***
Всё по- другому толковали,
когда нашли вторую створку...
Но главное, тут лилии цветок-
знак чистоты, невинности Марии-
и тайну это он раскрыть помог:
прекрасней нет, пожалуй, этих лилий.
Как всё меняется в рисунке линий...
Спиноза преподал этот урок...
*(всё предавать сомнению)
Моди очень интересовался мировым искусством, водил её по музеям, особенно часто они посещали Лувр, где он мог часами бродить в своём любимом зале Египта среди мумий и скульптур, чувствуя себя здесь чрезвычайно своим человеком, возможно даже жрецом или фараоном... Видимо, был в нём какой- то зов крови, кто знает? Может это блуждающие гены давали о себе знать... Изучая детали украшений, одежд, делал зарисовки для своих будущих работ. Он называл это настоящим искусством и восхищался этой древней цивилизацией. Увлечённый Египтом, он рисовал Анну в головных уборах египетских цариц и в "дикарских украшениях", как называл их Амедео. Это было видно на работах, которые все, кроме одной, затерялись. Версии были разные. То она говорила, что они сгорели при пожаре на чердаке дома у свекрови, матери Гумилёва, то матросы забрали бумагу, чтобы крутить себе папиросы- "козьи ножки", ещё- они погибли в Царскосельском доме в первые годы Революции. Потерялись! Были ли они вообще? Фигурировала всегда только одна работа. Хотя, через много лет несколько работ неожиданно всплыли на выставке Модильяни, выставленные в коллекции Поля Александра в Венеции. Какой замечательный портрет Поля написал Моди! - это шедевр. Точно никто ничего не знал об этой коллекции из родственников Поля. Возможно, что Моди продал эти рисунки ему после её отъезда... Они его уже не грели... Возможно, срочно понадобились деньги?
Иосиф Бродский увидев работы Моди в Венеции, среди множества представленных работ сразу узнал Анну Андреевну и удивился, что устроители выставки А. Модильяни не удосужились разузнать, кто же изображён на этих рисунках. Все были без пометок, стояла только подпись. Так раскрылась тайна...
Я думаю, что их встреча в Париже была Божьим промыслом, они должны были встретиться, чтобы раскрыть свои таланты.
Почему они расстались? - остаётся тайной. Любовь необъяснимо приходит и также необъяснимо уходит…, а остаётся шлейф прекрасного или безобразного...
Много тайн на этой лестнице. Исчерпали всю ситуацию? Кончилось время, отпущенное на любовь... Всё перегорело в душе. Она должна была вернуться к мужу...по сценарию. Положение обязывало. Время шло. Её он старался забыть.
Он перевернул страницу своей тайной любви с Анной и продолжал писать портреты… и пылко влюбляться. В 1914 г. он страстно влюбился в английскую поэтессу, журналистку, путешественницу, эмансипированную музу Беатрис Гастингс. В их отношениях было столько страсти, необузданности, скандалов и ревности, что весь Париж наблюдал за этим бурным романом с интересом. Это был шторм страстей. Она не вынесла этого, бросила его и исчезла. Но главная любовь его ждала впереди.
По возвращении из Парижа, Анна издаст свой сборник "Вечер"- самый замечательный сборник стихов- поэзию высшей пробы и сразу станет знаменитой. Сборник посвящён в основном ему, включая стихотворение "Сероглазый король". Одно из моих самых любимых. А вот ещё одно из любимых...
"Так беспомощно грудь холодела,
Но шаги мои были легки.
Я на правую руку надела
Перчатку с левой руки.
Показалось, что много ступеней,
А я знала – их только три!
Между кленов шепот осенний
Попросил: "Со мною умри!
Я обманут моей унылой,
Переменчивой, злой судьбой".
Я ответила: "Милый, милый!
И я тоже. Умру с тобой…"
Это песня последней встречи.
Я взглянула на темный дом.
Только в спальне горели свечи
Равнодушно-желтым огнем. "
1911
Она смотрела на него не только как на творца, а как на произведение искусства, отмечая его необычную красоту и очень красивый тембр голоса, незабываемый. Как все женщины, она любила красоту.
«У него была голова Антиноя и глаза с золотыми искрами — он был совсем не похож ни на кого на свете», — вспоминала Ахматова. Это сравнение о многом говорит. Известно, что Антиной - греческий юноша, возлюбленный императора Андриана, красавец, любовник с которым он никогда не расставался. О его красоте слагали гимны, оды, его сравнивали с Осирисом в Египте, даже в смерти они были равны - погибли в водах Нила. Но Осирис воскрес, даровав земле новую жизнь и плодородие. А Антиной погиб при невыясненных обстоятельствах — в качестве причин называли самоубийство, ритуальную жертву, просто убийство и несчастный случай. Горе Адриана было бесконечным, он просто боготворил Антиноя. В честь своего возлюбленного Адриан основал город Антинуполь на месте гибели своего фаворита. Во многих римских городах были установлены многочисленные памятники и скульптурные портреты Антиноя. Масштабы увековечивания его памяти были исключительными — до нас дошло больше изображений Антиноя, чем очень многих других знаменитых (и гораздо более выдающихся) римлян, даже императоров. Весь художественный мир исследует его красоту, учится на ней, делая рисунки и слепки с головы Антиноя на экзаменах в Академиях художеств и творческих мастерских во всех странах мира. Его красоту тиражируют на всей планете. Существует выражение: "красив, как Антиной". Наверное, его талант и красоту имела ввиду и Ахматова, сравнивая Модильяни с Антиноем и обожествляя, в какой- то степени, его.
Моди звал её циркачкой(danseuse de cirque) и канатной плясуньей(funambule ), и увлечённо её рисовал, наряжая в экзотические египетские головные уборы и наряды. О! Сколько было всего завораживающего в этих словах... Цирк - это мир волшебства! Мир искусства, связанный с демонстрацией необычного, исключительных способностей, фокусов, клоунады, иллюзией, пантомимой, приятным обманом и неожиданной радостью, после удачного выполнения смертельного трюка, опасного для жизни. Никогда не знаешь, чем закончится это представление. Здесь всё на грани... Но как сладка победа! Удача! Как украшали рыжие клоуны улочки Парижа! Это ураган самых прекрасных чувств. Это наш мир в миниатюре. Отсюда и пошло канатная плясунья... видимо, он знал, о чём говорит... Да и знаки, нумерология тоже о многом говорили ей - арена цирка во всех цирках мира составляет 42 фута (13 метров) всегда, хотя амфитеатр может быть на 500 человек, или 5000 . Для неё это плохая нумерология, примета несчастий и смерти. И связано это с движением лошадей на манеже под определённым углом. Да ещё, конечно, образ бродячего цирка стоял перед глазами... балансировать на канате - это высший пилотаж. Разумеется, она выполняла перед ним магический танец... то пантеры, то Клеопатры, то женщины - змеи... У неё был опыт, в "Бродячей собаке" она искусно изображала женщину - змею. А он рисовал её. Слушал её рассказы о приметах любви и смерти, она учила его читать знаки и повторяла свою любимую фразу, чтобы он поверил: "У меня только так и бывает"...
Твоя трагедия в любви:
крушение судьбы, скитания,
везде во всём читала ты
приметы, знаки умирания
и безысходности любви...
Птица стучится за окном,-
трагедию увидишь в том .
Две стрекозы или перчатка,
что с левой вдруг руки на правую,
рассеянно надела ты -
ушёл он, значит, без возврата -
себе примету объясни.
Цветок засохший - знак, загадка
былой с горчинкою, любви ,
и зеркало разбитое, увы
знак скорбного молчания примета,
дурного начертания судьбы.
Интересно... Их роман был бурным, но недолгим, как вспышка. Собственно, и жизнь его была такой же короткой вспышкой: ему было 35 лет, когда он покинул этот мир. «Вероятно, мы оба не понимали одну существенную вещь. Все, что происходило, было для нас обоих предысторией нашей жизни, его – очень короткой, моей – очень длинной. Дыханье искусства еще не обуглило, еще не преобразило эти два существования. Это должен был быть светлый, легкий предрассветный час. Но будущее, которое, как известно, бросает свою тень задолго перед тем, как войти, стучало в окно, пряталось за фонарями, пресекало сны и пугало страшным бодлеровским Парижем, который прятался где- то рядом. И все божественное в Модильяни только искрилось сквозь какой- то мрак. Он был совсем не похож ни на кого на свете. Голос его навсегда остался в моей памяти. Я знала его нищим. И было непонятно, чем он живёт. Как художник он не имел и тени признания» - писала Ахматова.
"Я сошла с ума, о мальчик странный,
В среду, в три часа!
Уколола палец безымянный
Мне звенящая оса.
Я ее нечаянно прижала,
И, казалось, умерла она,
Но конец отравленного жала
Был острей веретена.
О тебе ли я заплачу, странном,
Улыбнется ль мне твое лицо?
Посмотри! На пальце безымянном
Так красиво гладкое кольцо."
Модильяни за свою жизнь создал 374 картины и скульптуры. Такая короткая жизнь! А столько создано! Они действительно были не похожи ни на кого... Их встреча была Божьим даром и послужила трамплином, чтобы раскрыть талант каждого из них. Всё продумано на небесах... Две звезды на небосклоне искусства должны были вспыхнуть... и оставить след.
Они расстались, она возвращалась к мужу. На прощанье она прослезилась, он вручил ей свёрток своих работ, свидетельство их тайной любви... и ушёл, не оглядываясь... Она смотрела ему в след и в этот момент заметила, как по небу медленно падала звезда... Это был знак.
Он всегда подписывал свои работы коротким словом: «Моди». В переводе с французского это означало «проклятый». Амедео настойчиво просил повесить их в комнате Анны на родине.
С их последней встречи прошло долгих девять лет. Ахматова уже прославилась. В некоторых её стихах явно прослеживалась тоска по Парижу и Амедео. Она ещё раз побывает в Париже, но это будет совсем другой город без Моди, ничего не останется от его мастерской. Только "Ротонда", совершенно переделанная на новый лад, напомнит об их первой встрече, скорее названием, чем всем остальным, всё оживит в её памяти: Моди, его лицо, глаза... Тихий страстный шепот, приятный тембр голоса... и страусиное перо той шляпки... Но, и тут она не встретит никого из их старых знакомых, свидетелей их любви. Теперь там обитают другие люди, далёкие от искусства. Только его рисунок - главное её богатство, как она считала, будет напоминать о прошлом ,об их романе. Недавно были найдены три уцелевших наброска обнаженной поэтессы, хотя сама Ахматова утверждала, что никогда не позировала без одежды, и все рисунки Моди – это лишь его фантазия. Где ложь, а где правда теперь уже трудно установить. Но ей хотелось, чтобы все преклонялись перед ней, осыпая поцелуями все её пальцы в изумительных перстнях и кольцах, уступали и не спорили с ней, принимая во внимание её величество категоричный характер и желание властвовать над людьми. Даже сын Лёва ей говорил иногда: "Мама, не королевствуй!". Да и слишком много украшательств и мифологии стало в её биографии.
Иосиф Бродский, её "Рыжий" любимчик, всегда с пиететом относился к Анне Андреевне и был снисходителен к её чрезмерному величию. Однажды на её вопрос, что он думает про её записки о Модильяни, не без иронии ответил: "Ну, Анна Андреевна, это "Ромео и Джульетта" в исполнении особ царствующего дома". Это ей нравилось.
Более они не переписывались с Моди, и каждый пошёл своим путём. Как - то странно было исчерпано их взаимное наваждение. Дитя этой любви- это была её поэзия, рождённая любовью, а он стал знаменитым художником, которого сравнивали с Боттичелли, но она об этом не знала.
"Мне с тобою пьяным весело –
Смысла нет в твоих рассказах.
Осень ранняя развесила
Флаги желтые на вязах.
Оба мы в страну обманную
Забрели и горько каемся,
Но зачем улыбкой странною
И застывшей улыбаемся?
мы хотели муки жалящей
Вместо счастья безмятежного…
Не покину я товарища
И беспутного и нежного."
1911
У него было много женщин, ведь он был очень красив, страстен, талантлив и щедр, заваливал женщин цветами, даже незнакомых, когда у него появлялись деньги. После появятся другие пассии. Пройдёт долгих, мучительных девять лет непризнания, нищеты, недоеданий, срывов, припорошенных кокаином, разной дрянью, болезнями туберкулёзный менингит и прочее, и его не станет в 1920 г. Его найдут утром одиноким на скамейке... Ему было всего тридцать пять лет! До этого у него был страстный роман с 19- летней моделью, художницей Жанной Эбютерн, она станет его неофициальной женой и его Музой. Её он встретит в 1917 г. Он напишет много её портретов. Когда его не станет, она выбросится из окна пятого этажа, не представляя жизни без него, будучи беременной вторым ребёнком. На кладбище Пер - Лашез они встретятся только через год, так как родители похоронят Жанну сначала на другом кладбище, обвиняя в смерти дочери Моди... Хотя, - это просто была любовь... Она просто ушла за любимым. Его уже не было на земле. Я была на этой очень скромной могиле и вспоминала этого величайшего художника, к которому пришла слава после смерти, буквально на следующий день после похорон, это было мировое признание, но запоздалое. Его картины будут продавать за баснословные деньги, но ему они будут уже не нужны. Его дочь Жанну удочерит и будет воспитывать его сестра.
В 1958 году Жанна напишет биографию своего отца «Модильяни: человек и миф» . О жизни Модильяни сняты два фильма: «Монпарнас, 19», где художника сыграл Жерар Филип - мой любимый актёр. Фильм Ахматовой не понравился, она пыталась защитить Моди и сказала, что "фильм сделан на грани пошлости", так как искажает и позорит жизнь прекрасного художника."Это очень горько!" И второй- «Модильяни» - в главной роли Энди Гарсия.
А из этой поездки я привезла большую книгу о Модильяни с прекрасными иллюстрациями, купленную в Лувре, она до сих пор у нас дома. Я обожаю его "Ню" сразу в двух ракурсах...- это шедевр.
Они ничего не будут знать друг о друге долгое время. Хотя, она интересовалась у многих о нём. "В следующие годы, когда я, уверенная, что такой человек должен просиять, спрашивала о Модильяни у приезжающих из Парижа, ответ был всегда одним и тем же: не знаем, не слыхали."
Ахматова узнает о его смерти случайно из некролога французского журнала, который ей передали во время заседания." Я открыла — фотография Модильяни... Крестик... Большая статья типа некролога; из нее я узнала, что он — великий художник XX века (помнится, там его сравнивали с Боттичелли), что о нем уже есть монографии по-английски и по-итальянски. Потом, в тридцатых годах, мне много рассказывал о нем Эренбург, который посвятил ему стихи в книге "Стихи о канунах" и знал его в Париже позже, чем я. Читала я о Модильяни и у Карко, в книге "От Монмартра до Латинского квартала", и в бульварном романе, где автор соединил его с Утрилло. С уверенностью могу сказать, что этот гибрид на Модильяни десятого — одиннадцатого годов совершенно не похож, а то, что сделал автор, относится к разряду запрещенных приемов."
Она посвятит ему строки своих стихов: «Я улыбаться перестала».
(Памяти А. Модильяни)
"Я улыбаться перестала,
Морозный ветер губы студит,
Одной надеждой меньше стало,
Одною песней больше будет.
И эту песню я невольно
Отдам на смех и поруганье,
Затем что нестерпимо больно
Душе любовное молчанье."
Мне кажется, что в двух последних строчках сказано её истинное отношение к Моди...скрывай, не скрывай, а реалия такова. Анна Андреевна потом никогда не скрывала своих отношений с художником, наоборот, гордилась ими, особенно в зрелые годы. Ей льстило такое знакомство.
Он и она, Моди и Анна... - две звезды, ярко вспыхнувшие на небосклоне искусства и прочертившие каждый свой неповторимый блистательный путь. Известно, что после смерти звезды остаётся чёрная дыра... и уже ничем не заполнить эту утрату. Иногда, глядя на небо, и наблюдая звездопад, особенно в августе, меня посещают мысли о них... Звездных детях, детях неба - ...Анне и Моди...
24. 08.2018.
* Картина Наталии Третьяковой .
*. "Вы моё наваждение"-это моя правка. Как-то звучит некрасиво "вы во мне наваждение"
* Амедео Модильяни родился: 12 июля 1884 г., Ливорно, Тоскана, Королевство Италия
Умер: 24 января 1920 г. (35 лет), Париж.
** Анна Андреевна Ахматова родилась в многодетной дворянской семье(шестеро детей) 23 июня 1889 г., Одесса, Херсонская губерния, Российская империя. Через год семья переехала в Петербург, в Царское село.
Умерла: 5 марта 1966 г. (76 лет), Домодедово,СССР
Она была свидетелем двух революций и двух мировых войн, пережила репрессии и потерю близких.