Глава XXI. 1. Гибель К-219. Прием у Главкома ВМФ

Альберт Иванович Храптович
           (Предыдущее см.http://www.proza.ru/2015/11/10/1381).

            6 октября 1986 года страна и весь мир были потрясены известием:  в Атлантике, недалеко от  побережья США, потерпел катастрофу и затонул наш атомный подводный ракетоносец «К-219» с ядерными реакторами и ракетами с ядерными боеголовками на борту… Он пошел ко дну, унося с собой жизни 4 моряков. Остальных, к счастью, удалось снять с терпящего бедствие ракетоносца на надводный корабль.
Мне стало не по себе,  когда узнал, что первопричиной катастрофы стала точно такая же, как когда-то у меня, авария ракеты в шахте. Только теперь благополучно не кончилось. Я был уверен, что в том числе и потому, что на «К-219» о моей аварии в 1982 году, и что тогда было сделано для предотвращения катастрофы, не знали. Обратился к Главкому -  прошу направить меня в комиссию по расследованию причин аварии, нельзя повторять подобное!  Реакции никакой. Обратился с письмом к самому члену Политбюро ЦК Л.Зайкову, который возглавил комиссию. Ответ из его секретариата: «Не сочтено целесообразным». Кто счел, почему – осталось тайной. Скорее всего, посоветовались с Главкомом.
 
                Вскоре стало известно, что авария на «К-219» началась так же, как у нас в 1982 году, с течи одного из баков ракеты.  Поскольку  командир БЧ-2 сразу командиру не доложил, никаких мер, кроме слива текущей жидкости в трюм не принял, авария привела к взрыву в герметичной шахте в подводном положении с последующим развитием её в катастрофу. Героизм, отвага и самоотверженность моряков, на которых часто выезжают карьеристы из штабов,  на этот раз не спасли. Морякам, по давно изложенным мной в «Докладе» причинам, просто не хватило знаний, практических навыков, опыта и увы, служебной дисциплины.  Как я и предполагал, то, что произошло с ракетой у нас в 1982 году, что и как мы сделали, чтобы катастрофу не допустить, осталось для них неизвестным. Вот к каким последствиям приводит нежелание «верхов» рассматривать наши доклады и предложения, привычка ограничиваться поиском и наказанием «стрелочников».
             И на этот раз в причинах гибели «К-219» разбиралась комиссия, хотя и с Зайковым во главе, и с участием промышленности, но состоящая в основном из флотских специалистов. И опять, как всегда, выворачивать наизнанку свои собственные проблемы они, естественно, не могли, не имели права. Так что всё могло повториться снова.
 

              Молчать об этом было нельзя, и я снова начал пробиваться по инстанциям «наверх». На этот раз решил обратиться в ЦК лично. Добился приема.  Результат тот же: прямо никто мою правоту не отрицает, но на выходе – ноль. Как будто какая-то невидимая, но непробиваемая стена. Из слов «ответственных работников»  ЦК, могу привести пару характерных ответов:
-  Вы назовите фамилии конкретных виновников катастрофы, мы привлечем их к партийной ответственности. Иначе помочь ничем не можем.
Или еще лучше:
-  А почему о недостатках на флоте говорите нам только вы? Никто из командующих флотами, флотилиями не говорит ничего подобного. Вам не кажется это странным?  (С определенным намеком).

          Только пять лет спустя  мне удалось ознакомиться с материалами следствия по делу о гибели «К-219».  Мои опасения подтвердились: основной причиной аварии ракеты и последующей гибели корабля стала плохая подготовка корабля к выходу в море на выполнение боевой задачи,   слабая специальная подготовка личного состава и дисциплина. Во-первых о протечках в одной из шахт с ракетой было известно еще в базе, но неисправность скрыли, чтобы не сорвать выход по плану.  Далее, было установлено, что командир БЧ-2 был недостаточно подготовлен к такой должности, в чем сам сознавался. (К сожалению, он погиб).   Когда увеличились протечки забортной воды в шахту, а потом  обнаружилась и течь компонентов ракетного топлива, один из офицеров БЧ-2 во время допроса сказал буквально следующее:  «Когда обнаружилась течь топлива из ракеты в шахту, никто не знал, что делать».
Ну и к тому же, привычка скрывать недостатки привела к тому, что командиру о протечке топлива ракеты в шахту никто не  доложил  НЕМЕДЛЕННО. В итоге всех нарушений и возникла аварийная ситуация, переросшая в катастрофу.
 
           Вот именно это - слабая профессиональная подготовка и по каким причнам ("никто не знал, что делать") и  было, на мой взгляд, главным в наших бедах, и предметом моих усилий по привлечению внимания к ним высоких инстанций. Потому и решил обратиться к ним, вплоть до ЦК КПСС.  И опять, как я уже сказал, результат тот же.  И на этот раз, по старой схеме, сверху поручили «побеседовать» со  мной, на этот раз Главкому ВМФ, которым к тому времени уже стал адмирал флота В.Чернавин.

             4 декабря я вошел к нему в кабинет. Рядом с ним, (конечно же, иначе и быть не могло), начальник Политуправления ВМФ  адмирал Медведев.  Чернавин встретил меня, как мне показалось, заранее подготовленными словами:
-  После неприятности, случившейся на вашем корабле в 1982 году, Вы начали обращаться во все инстанции с письмами и докладами о недостатках на флоте. Хотелось бы Вас послушать.

             Потрясающе! Оказывается,  у меня была всего лишь «неприятность», а меня он до сих пор ни разу не слушал!  Ни моих выводов за все Боевые службы, ни «Доклада» о недостатках в технике, оружии и боевой подготовке подводников никогда  не читал.  Пришлось ему напомнить, что начал я «обращаться в инстанции» не в 1982 году, а еще в 1972-м. И не в инстанции, а к своему непосредственному командованию. Идти выше позже пришлось потому, что в результате докладов своим начальникам ничего не изменилось. Обращался, в том числе, и к нему, когда он был еще Начальником Главного штаба ВМФ, и что он лично давал мне ответ, (естественно, отписку).  Что же касается «неприятности» на моем корабле, то для меня тот случай не неприятность, а значительное событие и для меня, и для моего экипажа. После чего Чернавин замолчал и на это тему больше никогда, при мне во всяком случае, не говорил. (Чего не скажешь о его ближайшем окружении).

                Никакого проку от нашей двухчасовой беседы не было, и быть не могло. Во-первых, он, естественно, прекрасно знал, о чем речь. А во-вторых, схема его ответа мне до обидного проста:
-  Вы не можете знать, (мол, слишком мелкий вы человек), всего, что делается нами для ликвидации недостатков, в том числе ликвидации отставания от вероятного противника в области шумности, оружия и т.д.
Приходится начинать всё с начала:
-  Я не собираюсь утверждать, что вы ничего не делаете, это было бы глупо. Я говорю не о том, что делается, а о том, что НЕ делается. Что можно и  нужно  делать конкретно и немедленно для предотвращения аварий, катастроф, гибели людей даже в мирное время. Обо всём сказано в моём «Докладе», который Вы, безусловно, читали. Потому приведу из него только один простой пример. Наши моряки, находясь на берегу, как Вам известно, занимаются в первую очередь чем угодно, а не боевой подготовкой. Работают в тылу, несут массу посторонних нарядов, трудятся в колхозах, хлебопекарнях, роют траншеи и т.д. А вот в любом пехотном полку есть штабная рота, хозвзвод. Большинство таких работ  выполняют они.  У нас же в целой дивизии подводных лодок ничего подобного нет! Все рабочие по камбузу, писари, секретчики, вестовые, дневальные, служба на КПП, патрули в посёлке  -  всё силами подводников. При таком положении дел они неделями не видят своих боевых постов, забывают свои обязанности, практические навыки. Не помнят, где в отсеке находится их спасательное снаряжение и как его правильно использовать. И Вы об этом прекрасно знаете, в том числе и по моим докладам. И знаете, к чему всё это приводит. И ничего, ровным счетом ничего, не меняется! Потому приходится обращаться в вышестоящие инстанции.

              Ну и так далее, в таком же духе. Вместо того, чтобы: «Ну-ка,  давай, командир, подумаем, откуда взять людей для тылового обеспечения, как устранить недостатки в боевой подготовке подводников, как создать тренажеры не только в Учебных центрах, но и на флотах, в дивизиях подводных лодок и т.д.».  А потом в ГШ ВМФ вместе со штабными специалистами обсудить вопросы, если надо - выйти на Министра обороны, в ЦК.  Нет! (Помните: "А почему командующие нам ничего подобного не докладывают?").  Сопротивление, несогласие, личная неприязнь к «писаке», выскочке, посмевшему подать голос. На всё один ответ: «У нас на то нет людей, нет средств». (Вот это последнее «нет средств» прошу запомнить, о нем еще будет сказано). И даже мысли у него нет, чтобы обратиться с наболевшими вопросами на более высокий уровень. И это – Главком!  Конечно, я понимал, откуда всё идет, почему так ведет себя Чернавин, не дурак же он сам, в конце-концов. Но легче от этого не становилось. Ведь был у нас когда-то Главкомом ВМФ Н.Г. Кузнецов, не боявшийся выходить на вышестоящие инстанции, не заботившийся, прежде всего, о собственном положении и звании, который был готов брать на себя личную ответственность, драться за флот, за моряков.

             Очень важная деталь: за всю нашу «беседу» с Чернавиным, сидевший рядом с ним Медведев не проронил ни слова.  Это политработник!  Даже в случаях, когда я к нему обращался: «Вы ведь прекрасно знаете, что это факт, подтвердите!», - он молчал. Думаю, понятно, почему он молчал.
             (Через две недели Медведев неожиданно умер от инфаркта. На его место был назначен… контр-адмирал Панин. Тот самый Панин, который мои предупреждения о возможных катастрофах, еще  до того, что случилось с «К-219», обозвал  домыслами и вымыслами!).

             Ни в обличье, ни в речах Чернавина не было и тени переживаний в связи с катастрофой «К-219». И ни слова о ней. Высокомерие, спесь. Тем более удивительно было наблюдать, как он вскочил и почти побежал навстречу какому-то человеку в гражданском пиджаке, который вошел в его кабинет без стука, без доклада дежурного офицера,  не спрашивая, занят ли Главком, что за люди у него в кабинете. Как изменился тон Чернавина, с какой готовностью он подписал, почти не глядя, какие-то бумаги.  Позже мне пришлось узнать, кто был тот человек в пиджаке, но уже тогда было понятно – от него Чернавин зависел с потрохами. Смотреть на такое было противно.
              Когда вышел из кабинета Чернавина в его приемную,  увидел там ожидавшего приема какого-то адмирала со звездой Героя Советского Союза на груди. Тот подошел ко мне:
-  Так ты и есть тот самый Храптович?  Много слышал о тебе, рад познакомиться!
              Подал руку, пожал, представился: «Аббасов». Оказывается, даже рад познакомиться. Значит, разделяет мою точку зрения. От души немного отлегло – может, не зря стараюсь?

              Но еще больше меня удивил еще один адмирал в Главном штабе. Уже на выходе из приемной кабинета Чернавина, меня перехватил и привел в свой кабинет заместитель Главкома ВМФ по Боевой подготовке адмирал Г.А. Бондаренко. Я думал, что он будет говорить со мной о тех недостатках в боевой подготовке подводников, о которых шла речь в моем «Докладе» и в беседе с Главкомом. Увы.
              Бондаренко попросил меня рассказать не о том,  о чем шла речь в кабинете Главкома, (чуть позже, я, грешным делом даже подумал, что он всё каким-то образом слышал), а какие вопросы я поднимал, обращаясь в ЦК КПСС, к Министру обороны СССР. Постепенно, по мере того, как выяснялось, что о нем, особенно о том, как и за что он получил звание Героя Социалистического труда, я нигде ничего не говорил, настороженность и даже враждебность в его взгляде спадали. Он расслабился и ударился в воспоминания о личном участии в ВОВ. 
              Вот здесь я и был удивлен, если не сказать больше. Из военного времени больше всего, оказывается, ему запомнился случай, когда он, командуя  эсминцем, из-за ошибки при отходе от пирса повредил один из гребных винтов. В военное время за вывод из строя боевого корабля ему грозил трибунал. Так вот он с удовольствием рассказал, что за одну ночь сумел найти на флотских складах такой винт, а потом за сутки организовал его замену в заводе. Это, конечно, хорошо. Но у меня, признаться, так и остался на душе неприятный осадок – неужели в его военной биографии это действительно самый яркий эпизод? Неужели ему, заместителю Главкома по Боевой подготовке ВМФ больше не о чем было поговорить, рассказать и расспросить? Ведь о делах на флоте сегодня – ни слова!  Как будто нынешние проблемы его не интересуют и не касаются…

                Продолжение: http://www.proza.ru/2017/12/07/789