Низкие, почти черные, облака пролетали по небу с огромной скоростью, выливая на землю потоки воды, смывшие все краски и превратившие окружающий мир в сплошное серое пространство, в котором было невозможно разглядеть что-либо дальше, чем за несколько шагов. Окружающий мир был заполнен звуками падающей воды: металлическая крыша издавала, низкий монотонный рокот, стекла позвякивали под ударами грома и дождевых струй, натужно гудели водосточные трубы, громко булькали тяжелые капли, падавшие в огромные лужи. Все эти такие разные звуки, подобно музыкальным инструментам оркестра, объединялись в единую звуковую гармонию, под умелым управлением неизвестного дирижера.
Командир отдельной противовоздушной эскадрильи сидел за столом, застеленным, как скатертью, подробной картой охраняемого района. Прямо на карте стояли: граненный стакан, мельхиоровый подстаканник и лежала алюминиевая фляга в брезентовом чехле. Жилище капитана, одновременно являвшееся штабом, находилось в небольшом доме на краю аэродрома, превратившегося за один день в озеро. Рядом находились ангар, казарма и общежитие для летного и технического состава.
Капитан взял флягу, наполнил на треть стакан спиртом, выпил и продолжил смотреть на карту. Спирт наполнил тело теплом, но озноб не прошел, а перед глазами стояли лица друзей, погибших за последние несколько недель их боевого дежурства.
Радист, исполнявший одновременно обязанности денщика при командире, сидел в углу за рацией, сосредоточенно вслушиваясь в белый шум эфира, изредка нарушаемый щелчками электрических разрядов молний, боясь побеспокоить командира невольным звуком или движением. Он никогда до этого не видел капитана в таком состоянии. За три недели эскадрилья потеряла больше половины личного состава.
Их перебросили сюда чуть меньше месяца назад. Технический персонал, охрана аэродрома, связисты и сами летчики прибыли сюда из разных мест. Все происходило в обстановке повышенной секретности и в большой спешке. Самым странным было то, что они не застали никого из предыдущей вахты. Не было никого из старожил, никаких передач боевого дежурства. У каждого при себе был пакет с описанием обязанностей и задач, который предписывалось вскрыть по прибытии.
Неожиданно капитан с силой ударил кулаком по столу, отчего подпрыгнули все предметы лежавшие на столе, стакан звякнул об подстаканник. Радист весь сжался и втянул голову в плечи. Удар кулака пришелся в то место на карте, откуда появлялся вражеский самолет. Он появлялся неожиданно, но всегда в одном месте и в том же месте исчезал.
Их боевой задачей было патрулирование береговой линии протяженностью около четырехсот километров. В воздух поднималось звено из двух самолетов, проходило вдоль береговой линии туда и обратно несколько раз, после чего шло на посадку, а в воздух поднималось следующее.
Первые несколько дней все было тихо и спокойно, но однажды дежурное звено не вернулось на аэродром. Поднятая по тревоге поисковая группа обнаружила обломки самолета на песчаной косе а второй самолет не нашли — скорее всего он упал в море. Пилота нашли недалеко от обломков, он успел воспользоваться парашютом, но был расстрелян в воздухе. Его тело превратилось в бесформенную кровавую массу, а воронки вокруг говорили о том, что расстрел продолжился и после того, как труп оказался на песке.
Эта бессмысленная, звериная жестокость привела всю эскадрилью в состояние оцепенения, которое прошло лишь с первыми лучами солнца.
Приблизительно через неделю, под вечер, дежурное звено передало, что обнаружило вражеский самолет и, получив разрешение на уничтожение, приступило к выполнению боевой задачи. Через тридцать пять секунд ведомый звена сообщил, что ведущий сбит и что у него пробит бензобак. После этого связь со звеном прервалась.
Спасательная команда обнаружила ту же картину: обломки одного из самолетов на прибрежной полосе и изрешеченный из авиационной пушки труп ведомого.
Капитан эскадрильи был в ярости. Он знал своих людей: это были опытные, закаленные в боях с врагом летчики. Мысль, что их мог сбить один единственный самолет противника, да еще за тридцать секунд, не укладывалась в его голове. Нет, наверное его ребята не заметили еще один или два вражеских самолета.
Вечером капитан собрал всех у себя. Из двенадцати пилотов осталось только восемь и двое из них были на патрулировании. Лица летчиков были хмуры. Так же как их командир, они не понимали, как такое могло произойти с их боевыми товарищами. Обведя всех тяжелым взглядом и откашлявшись, капитан излишне громко, словно пытаясь за счет громкости голоса придать своим словам большей убедительности, сказал:
- Господа! Наша эскадрилья столкнулась с коварным и жестоким врагом. Мы потеряли четверых товарищей. В наших сердцах, кипит жажда отмщения. И мы отомстим! - гул одобрительных голосов прокатился по штабу.
- Приказываю, - продолжил капитан, - перейти на усиленный вариант патрулирования и летать тремя самолетами на каждое боевое дежурство!
- Ура, - прокатилось громом по небольшому помещению, — ура!
С первыми лучами солнца звено из трех самолетов ушло патрулировать заданный район. Прошло около недели без происшествий. Но в пятницу, незадолго до заката, тройка истребителей наткнулась на одиночный вражеский самолет. Командир звена доложил в штаб, что атакует врага, еще через минуту в эфире раздался крик:
- База, база! Я третий. Первый и второй сбиты! Отступаю в направлении аэродрома!
Командир бросился к своему самолету, выхватив по дороге у одного из пилотов шлемофон. На половине пути он обернулся и крикнул:
Трое со мной!
Через три минуты четыре самолета, взлетев, ушли в направлении моря, натужно ревя моторами. Командир включил форсаж, пристально вглядываясь вперед. Через несколько мучительных минут полета он увидел столб черного дыма, шедшего из-за холма. Над холмом висел белый купол парашюта и безжизненное тело пилота под ним. Вражеский самолет, кружился вокруг мертвого пилота продолжая вести огонь по нему.
Командир начал набор высоты и три ведомых истребителя последовали за ним. Они обрушились на врага, как коршуны, ведя огонь из всех пушек. Вражеский самолет буквально развалился в воздухе. Хвост самолета, с изображением бубнового туза, оторвался и полетел отдельно, сверкая на солнце серебром алюминия. В пылу боя капитан заметил, что фонарь кабины вражеского самолета был черным и пилота не было видно через стекло. Кроме этого, было что-то неуловимо странным в этом вражеском самолете. Нет, этот был точно таким же как и другие, но что-то было с ним не так.
В тот вечер они испытали смешанное чувство скорби по погибшим товарищам и радость состоявшегося возмездия. А утром начался этот дождь. Он шел уже несколько дней и сводки погоды говорили о том, что скоро он не закончится. В глубине души капитан был рад нелетной погоде. Последние недели вымотали его и людей, возможность отдохнуть была кстати. Но горечь потерь сжимала горло и рвала сердце. К счастью, они сбили этого гада. То, что именно этот вражеский ас сбил всех его людей, было очевидно. Он явно был свободным охотником, летавшим в одиночку и уничтожавший все, что попадалось ему на пути. Но теперь с ним, слава Богу, покончено.
В комнате громко зазвонил телефон. Радист схватил трубку и прокричал в неё:
- Штаб отдельной противовоздушной эскадрильи! - вытягиваясь по стойке смирно.
- Есть, господин генерал! Вас господин генерал требует! - протараторил связист, протягивая трубку.
- Здравия желаю, господин генерал!
- Капитан! Наслышан о вашем подвиге! - в голосе генерала слышалась саркастическая интонация.
- Семь боевых пилотов за одного вражеского аса! Хороши, хороши... - генерал замолчал, а капитан почувствовал, как сжалось его сердце, но возразить было нечего.
- Ладно, капитан, не казни себя! Из тех, кто был до тебя на базе, ни один не выжил!Всех эта сволочь сбила! А кто выпрыгнул с парашютом, тех в воздухе и на земле добивала! - теперь в голосе генерала звучала злоба.
- Так все, господин генерал, конец настал этой сволочи! - Нарочито бодро произнес капитан.
- Эх, твои слова, да Богу в уши! - грустно проговорил генерал, - сбивали его и до вас, да только он опять, как черт из табакерки, понимаешь, капитан. Точно и не было ничего, точно такой же самолет, тот же туз на хвосте, точно такая же манера боя, такая же нечеловеческая жестокость. Фонарь кабины черный? А заметил, что заклепок на фюзеляже нет? - устало спросил генерал и, не дожидаясь ответа, продолжил — три месяца, как это началось в этом районе, самолет появляется регулярно, как по расписанию. Пятые вы там уже.
Капитан стоял, как оглушенный, не зная, что сказать. Сосредоточившись, он вспомнил, что действительно не заметил заклепок на фюзеляже самолета вражеского аса. Объяснить это с точки зрения современной инженерной науки было невозможно. Если не заклепки, то как крепились детали самолета? Сварка? Но её следов также не было – ровная гладкая, как стекло поверхность. Неизвестная технология?
- Продержитесь еще неделю, орёлики, и пришлю я вам смену, - сказал генерал и повесил трубку.
С момента разговора с генералом прошло три дня. Дождь закончился, взлетное поле просохло и боевое дежурство продолжилось. Капитан, проанализировав имевшуюся в его распоряжении информацию, неожиданно понял, что целью вражеского самолета были не объекты, находившиеся в тылу, как говорилось в боевом задание, а сами они. Именно самолеты отдельной противовоздушной эскадрильи были главной и единственной целью вражеского аса.
Первый день они отлетали впустую по три самолета в каждом звене. Приземлившись на закате, капитан, придя к себе, сел и начал писать рапорт. Закончив, он посмотрел на висевший напротив него календарь и вспомнил слова генерала о том, что «вражеский ас прилетал, как по расписанию». Он взял красный карандаш и, заглянув в рапорты, начал наносить на календарь даты и время, когда произошли встречи с асом. Вывод, который следовал из этих пометок, озадачил капитана: выходило, что ас появлялся не только в одном и том же месте, не только в одно и тоже время, но и в один и тот же день — в пятницу, часа за два до заката. Еще раз посмотрев на календарь, он понял, что завтра тоже будет пятница и если слова генерала о том, что ас восставал из пепла, как феникс, верны, то завтра они опять встретятся с ним...
Капитан решил пойти ва-банк: он снял остатки эскадрильи с боевого дежурства и поднял в воздух оставшиеся самолеты за два с половиной часа до захода солнца. При подходе к месту они разделились на три группы. Два звена должны были набрать максимальную высоту, уйдя на запад, чтобы их сложнее было заметить в лучах заходящего солнца, а сам капитан с ведомым полетел вдоль моря, изображая обычное патрулирование. Расчет был прост: если ас появится вновь, то нападет на его звено, летящее вдоль моря, а два других звена атакуют врага сверху.
Они, практически, вышли из опасного района, когда в шлемофоне прозвучал доклад командира второго звена: - Первый, я второй. Напарник сбит! Меня атакуют ... - на этом передача прекратилась. Капитан посмотрел вверх и назад, где зловеще блестел силуэт вражеского самолета и белело четыре пятна парашютов его товарищей. От самолета к одному из парашютов тянулись яркие линии трассирующих снарядов.
Ярость и отчаяние охватили капитана. Он развернул самолет и начал набирать высоту, двигаясь по спирали. На его глазах ас покончил с одним из парашютистов и открыл огонь по второму. Истребитель капитана надрывно гудел на одной высокой ноте - двигатель работал в режиме «форсаж», но стрелка альтиметра, казалось, стояла на месте. Теперь ас стрелял по третьему парашютисту. От собственного бессилия капитан плохо понимал, что делает: бессвязный звериный крик вырывался из его горла, вены на шее вздулись, как весенние горные реки, пальцы, вцепившиеся в штурвал, задеревенели от напряжения.
Враг, казалось, не обращал на них никакого внимания. Он, словно ленивая кошка, играющая с пойманной мышью, кружил вокруг четвертого парашюта, растягивая удовольствие, и как понял капитан, подпускал его поближе, чтобы тот мог лучше рассмотреть расстрел своего товарища.
В этот момент парашютист подтянул стропы с одной стороны парашюта, начав соскальзывать с ускорением вниз и в сторону от самолета капитана. Ас, не ожидавший такого от своей жертвы, замешкался и бросил самолет в пике вслед за ускользающей жертвой, забыв об осторожности. Капитану оставалось только немного опустить нос истребителя, совместив прицел с кабиной вражеского самолета и нажать гашетку. Тоже сделал и его ведомый. Четыре светящиеся линии сошлись на черной кабине аса.
Колпак кабины разбился, его куски разлетелись в стороны и капитан увидел, приближаясь к самолету аса, что в кабине нет пилота. Более того - там не было ни кресла пилота, ни штурвала. Связки цветных проводов, шланги разных диаметров полностью заполняли кабину вражеского самолета. Увиденное так сильно поразило капитана, что он едва не протаранил истребитель врага. Нажав нагой на правую педаль, он едва успел избежать столкновения и увидел сноп искр от короткого замыкания, вырвавшийся из кабины.
Выровняв самолет, капитан оглянулся назад: ведомый был на месте, наклонив самолет посмотрел вниз: спасшийся пилот махал ему стоя на прибрежном песке. С облегчением выдохнув, он с блаженной улыбкой на лице направил самолет к аэродрому, услышав в шлемофоне, как ведомый сообщает на базу координаты спасшегося товарища.
Все было кончено. Он разгадал эту тайну. Дистанционно управляемый самолет, не представлял угрозы для границ его страны. Он представлял угрозу только тем самолетам, которые находились в радиусе дальности его полета. Радиус, судя по всему, невелик. Решение проблемы было элементарным:не патрулировать данный район! Не подбрасывайте дров в костер, и костер сам погаснет через какое-то время.
Однако, важные вопросы оставались без ответа: кто управлял самолетом, как технически такое было возможно, и главное - зачем? Но эти детали не влияли на решение проблемы: необходимо снять патрулирование этого района, чтобы спасти людей.
Войдя в штаб, капитан, не раздеваясь, начал писать рапорт о произошедшем. Он подробно описал свои действия и события последних нескольких суток, задумавшись над вопросом: кому и, главное, зачем это было надо? В этот момент в штабе появился посыльный с почтой. Одно письмо было подписано неровным детским почерком — почерком его дочери. Он невольно улыбнулся, открывая его:
« Здравствуй мой дорогой и любимый папочка! Когда ты приедешь домой? Я очень соскучилась. В школе у меня все хорошо, а вот с друзьями из двора я поссорилась. Мы вчера играли с ними в войну и я случайно уронила свой бумажный самолет на землю, мальчишки подбежали и стали топтать его ногами. Представляешь, я просила их остановиться, но они не успокоились пока не втоптали самолетик в землю! Я так плакала, папа. Не понимаю, как можно быть такими жестокими…» Капитан вздрогнул и перестал читать письмо дочери. Мысль, мелькнувшая у капитана, была одновременно и фантастической, и горькой - его люди погибли, играя в игру с ребенком или подростком, которому разрешали играть несколько часов в пятницу вечером...