5.
Из «КОСМОБРЕДНЕЙ» Великого:
…соседи-старички на осеннем солнышке, недалече от голой, сладко дымящейся пажити, в своих огородишках, расцвеченных вяловатыми, уже осыпающимися подсолнухами, толкуют друг с другом через плетень, лузгают семечки, выдирая по ходу зёрнышко за зёрнышком из перезрелых «солнушков-подсолнушков», перемалывают слухи, сплетни, толковища из «утюга»… а «между делом» нет-нет, смертушку поминают.
Поминают, поминают, поминают… золотишко, в жизни утраченное, поминают, души иссохшие, ровно злат-листок, поминают… а всё живут себе, живут. И помирать не собираются. Правильно живут.
А где оно, золотишко? Поди, не совсем пропало. Ну, повымывало из души золотинки, а на что Океан? Ничего, ни огненной золотинки не пропадёт, всё сольётся в золотые кирпичики, дай срок. А может быть, если приглядеться – всё цело?
Ничо, ничо…
Вроде так, между «делом» поминают смертушку… мечтают кто, где, с кем будет лежать. Ласково так, уважливо поминают. Не шуточный, однако, предмет, а подшучивают, подъелдыкивают дружка дружку. Кокетничают со смертью.
На грани, на Божьей грани.
Ничо, ничо…
***
…вверху – свежая крона. Посередине – ствол. Мощь. Крепь. Опора… а в итоге – стройматериал. И видится в итоге только это – стройка, стружка. Красивый буфет, полочки, стулья...
Но в подоснове всего – корни. А что там вызревает, в глубине, как медленный яд в змеино переплетённых корнях, как мёд в подземных норах и дуплах? Жадность, жирность, страсть…
***
…Рост, вызревание – вот что ещё, кроме зависти и мужества, движет. Куда движет? Чёрт его знает! Движет.
Особенно сильно движет великим. Великаном. То есть – дитём. Тем, в ком огненный кирпичик ещё цел, не растаял.
Растает, расколется – золотой только блёсткой просверкнёт и – в Океан: по канализации, по унитазу, по родниковому, или, в городах, мутному дворовому ручейку…
Жадность, жирность страсть. Сила! Это движет.
***
…поднебесные, кровищей изгвазданные, зажатые планетой, атмосферой, – Вечные? Вечные.
Попадают во Время, как в мухоловку. В мухоловке начинают искривлять, корёжить Вечных. – Искривлять, истощать, овременивать вечное. Искривление Замысла благодатно, так выходит? По человеческой видимости – так.
Часть Замысла Божьего о человеке? Испытание Временем? Так. Похоже, так…
***
Рай… где он, Рай? Ау-у, где, миленький? Скрываешься-таишься, где?
А – за точкой Большого Взрыва. За пределами Пузыря. Какого? Известно какого – Общемирового Пузыря. Пучится там, за пределом видимого-знаемого.
А вот возьми и пронырни – скрозь. Вот так, запросто, скрозь
воронку песочную, скрозь иголку, скрозь евангельское, скрозь
игольное, скрозь ушко. Получится? Да кто ж его знает. Каким-нито
чудом изловчись, пронырни. И вот, ты уже – за воронкой...
***
Рай… Пузырь… прорви «Пузырь», окажись ТАМ. Пропустят? Да кто ж знает! Старайся, старайся. Туда, сюда, обратно…
А примирение с маятником мира, ёшкин кот, – смирение. Сиди, не рыпайся. Сиди здесь. Не долбись, как баран в чужие ворота, во всякую дрянь Альдебаранов, Орионов, туманностей. Сроки придут – объяснят. Без туманов, формул, расщеплений.
Смирение. Приятие божьего мира. – Никуда! «Космология» – тут. Гнев, примирение, гнев. Смирение. Вот те и вся космология…
***
Страдает плоть. На земле страдает. И кости, и пакости, и мясо, и всё… до слёз, до скрежета зубовного. Больно. – Плоть окружает душу, берёт на себя натяжения мира.
А что душа? Олимпийка. Смешны ей страдания плоти. Верхоглядка. Верхолазка. Душа подвижней, окрылённей корневой, жилистой, скорбно лепечущей на ветру плоти.
…белые, белые мотыльки детства, шумно и бестолково налетающие на весенние, тёпло-пахучие, жилистые тополя с ещё едва развернувшимися, клейкими листочками…
***
Душа – кровосмесительница! И – отчаянная трусиха. Боится всего, даже того, что цветущая человеческой спермой, тополёвыми выбросами плоть разбрасывает семена повсюду, на всякий случай с переизбытком, куда угодно, хоть в расщелины скал!
А потом длится, длится, длится... битва новых семян и древних камней – перетёртых веками в песок, познавших многое медленным своим, окаменевшим, мощным и тяжким, непостижным своим умом…
***
…те семена, что не сжёг огонь,
Воздух взметнул, понёс,
На землю, как на руку, как на ладонь,
Роняя и вкривь и вкось.
А те, что выронила рука,
К себе загребла река.
Утёс прибрежный стоял в реке.
Точила глыбу вода.
Огни и воды – накоротке.
Камню – беда.
Молнии, ливни… старый утёс
Трещинами оброс.
В трещины камня ветер набил
Влажные семена,
И дрогнул камень – в расщелине ил
Выкармливал ветвь, она
Корнями рылась у камня в тылу
И – расколола скалу.
Корни, как раки, на берег вползли,
И зарычали в земле.
Гора песка взросла на мели
Памятником скале.
– Я победил! – Величав и туп,
Ухал дуплистый дуб.
Минули годы. Вошли века
В медленный круговорот,
Руины камня – волны песка
Дуб окружили тот.
– Кто победил? Ответь на вопрос… –
Тихо спросил утёс.