Гл. 8
Письмо, обратным адресом которого числился поселок Мамадыш, почтальон вручил Степаниде с большим опозданием. На штемпеле значилась дата двухнедельной давности. Стеша с трепетом вглядывалась в конверт, распечатывать послание не торопилась. Желудок свело от волнения.
Чужая незнакомая фамилия в строчке обратного адреса сводила с ума. О том, что младшая сестра ее мужа Елена Кудрявцева вышла замуж и сменила фамилию, Степанида понятия не имела. Она пыталась разгадать, кто же эта неизвестная Каримова Е., и почему чужая женщина прислала ответ на ее письмо, а не родная мать Андрея. Стешка не знала, что родители ее супруга – неграмотные люди.
Не распечатывая, Степанида поспешила в дом Лукерьи. Боялась она тех новостей, душой чувствовала, что ничего хорошего не будет, да и перед Алешкой не хотела свои чувства показывать, если что.
Лукерья управлялась у плиты, когда отворилась дверь и на пороге, белая, как полотно, возникла Стеша, с конвертом в руке.
- Лушка, письмо, - выдохнула она, протягивая бумагу подруге. – На! Читай! Я… не могу.
«Здравствуй, Степанида! - дрожащим голосом начала Луша, волнение подруги передалось и ей. – Пишет тебе Елена, сестра Андрея. Хочу сообщить, что брат мой жив, здоров, вернулся с войны в мае, двадцать второго числа…»
Боковым зрением Лукерья видела, как напряглась Стеша, как вспыхнули ее щеки, а на глаза навернулись слезы. Она и сама подумала: «Слава Богу, жив!»
«… Трудно мне писать тебе эту горькую правду, хоть мы тебя и не знали, и не видели никогда. Все же, ты законная ему жена и у вас общие дети. А дело в том, что Андрей вернулся не один…»
- Стеша, я не могу… – Лукерья уже поняла, лучше бы это письмо и вовсе не приходило, она думать даже боялась, что сейчас будет с подругой.
- Читай, теперь уж все одно, - обреченно проговорила Степанида, взгляд ее потух, плечи опустились…
«…Катя и есть та самая медсестра, которая спасла Андрею жизнь. Она вытащила его, раненного, на себе, рискуя своей собственной жизнью…»
Все сразу стало ясно, как Божий день. Вот, значит, как! Катя!
«Мог бы и написать, так, мол, и так, не жди меня, Степанида», - думала Лукерья, прекратив чтение. Да в письме больше и не было ничего важного, одна лишь маленькая приписка, из которой следовало, что Стеша может приехать и с Андреем сама лично поговорить, найдется для нее ночлег в доме Елены. Как оказалось, она с мужем жила в том же поселке.
Степанида некоторое время сидела отрешенная, потом закрыла лицо руками и завыла, качаясь из стороны в сторону. Напрасно Лукерья произносила какие-то слова, чтобы успокоить подругу, та ничего сейчас не воспринимала извне. Она целиком была в плену своего личного женского горя.
Приходили такие мысли, закрались сомнения еще с того апрельского письма, в котором, кроме дежурных фраз, не нашла она былого огня. Ей ли не почувствовать?! Не высказать, как сама любила! И Андрей ее любил все годы, знала она глубину тех чувств, потому и догадка мелькнула сразу, как только холодом повеяло. Гнала она те мысли, да только, гони, не гони, что прошло, того не вернуть.
- Стеша, милая, успокойся, прошу тебя! – тормошила ее за плечи Лукерья. – Главное, что он живой, а в остальном Бог ему судья. Мария уже на свой хлеб пошла, Алешку поднимешь как-нибудь. Коль уж в войну мы выстояли, сейчас тем более все переживем. Мы же рядом, если что, поможем, все, что нужно, сделаем. Ты только скажи. Ну! Перестань!
- Ладно, пойду я, - Степанида резко поднялась, забрала письмо, которое Луша все еще держала в руке, - спасибо тебе! Семену не говори ничего. Незачем ему…
И вышла, даже дверь не закрыла за собой. Лукерья выбежала вслед.
- Ты только не вздумай… слышишь? Дурного ничего не вздумай! У тебя сынок еще мал, ты ему нужна!
Степанида бежала домой, сдерживая рвавшийся из груди крик.
Кричи, не кричи, а разве чем-то можно ту боль унять? Когда, как обухом по голове, такая новость. Изменил, предал! Чем та другая лучше? Молодая? Так разве она, Степанида, старая? Всего-то тридцать четыре года, еще и деток могла родить, да много чего могла бы…
Сейчас бы куда-нибудь на необитаемый остров, никого не видеть и не слышать. Так ведь дома Алешка. Девять лет пацану. Как ему объяснить, что с мамкой такое.
«Надо взять себя в руки, а то напугаю дите», - мысль была трезвой, в дом вошла спокойно, глянула, чем сын занят. Он что-то мастерил из веток, на полу лежали ножницы и кусок веревки, щепа и несколько пуговиц.
В другое время спросила бы сына, что он делает, теперь было не до того. Прошла на кухню, присела у стола, подперла рукой голову, невидящими глазами смотрела в одну точку, а сама думала, думала…
«Негодяй! Предатель! Лучше бы тебя в том бою убило!» - мысль, разве ее удержишь?
Спохватилась: «О Боже! Что же это я? Любимому человеку, отцу детей своих смерти пожелала! Прости меня, Господи! Андрюшенька, родной, прости!»
«Это все она, девка эта! Имя-то какое благородное – Катюша! Не Катюша она, ведьма окаянная! Чем только взяла его, горемычного? Лаской или обманом? Конечно, столько мужиков война выкосила, а тут готовый, проверенный уже, да еще такой красавец!»
«А может он и не сказал ей, что женатый? Что дети есть? Разве нормальная, зная такое, стала бы семью разбивать?»
« Война во всем виновата! Фрицы проклятые! Сколько горя принесли, сколько потерь! Не одно, так другое…»
- Ма-ам! – Алексей уже давно стоял рядом и звал, но она не реагировала никак, не слышала даже. – Мам! Я кушать хочу!
- А? Что? Лешенька, что ты сказал?
- Мы будем сегодня что-нибудь кушать, мам? – мальчик смотрел изучающим взглядом, не узнавая матери.
Ребенок заметил перемену, но боялся спросить, что произошло. Ему лишь догадываться оставалось, о чем она так задумалась, как будто почернела вся, скукожилась.
- Ты что, заболела? – осмелился-таки спросить, видя, что женщина даже не тронулась с места. – Или что-то с папкой? Ты… похоронку получила?
- Что? Похоронку? Нет, сынок, нет! Папка жив, здоров! Что ты?!
- Он едет?
- Да. То есть, нет. Не сейчас. Но папа обязательно приедет, вот увидишь. Как же?! – она разговаривала дальше сама с собой. – Как же не приехать к детям? Должен приехать, отец ведь. Должен!
- А почему не сейчас? – Алешка ничего пока не понимал, наивный ребенок, он и вопросы задавал детские.
- Сказала же, не сейчас! – выкрикнула Степанида. – Что ты меня мучаешь? Что ты допытываешься? Душу мне рвешь! Ты уроки сделал?
- Сделал, мам, - Алексей шмыгнул носом, не понимая, за что мама кричит на него, детские глазенки наполнились слезами, он стал вытирать их тыльной стороной ладони, размазывая по лицу. – Чего ты на меня кричишь?! Не кричи, пожалуйста!
Степанида встряхнула головой. «Что же это я? Ребенок-то в чем виноват? - притянула сына к себе, обняла порывисто, поцеловала в непослушные кудри. – На отца-то как похож! Кровиночка моя ненаглядная!»
- Прости меня, сыночек! Мамка твоя сегодня не в себе. Не обижайся. Сейчас, мой золотой, сейчас. Приготовлю что-нибудь тебе вкусненькое. Чего ты хочешь? Давай, картошечки нажарим на масле подсолнечном. Ага?
Вечером забежала Лушка, проведать. Она просьбу подруги не выполнила, все рассказала Семену, не выдержала. Тот ничего не сказал, только вышел на улицу и закурил самокрутку, глубоко затягиваясь.
- Не оставляй ее одну, - сказал жене, вернувшись в дом. – Трудно ей первое время будет это принять. Но время лечит. Все будет хорошо.
- Это все, что ты скажешь?
- А что тут говорить, Луша? Мы же не знаем, как там было-то.
- Что было, Семен? – не такого разговора ожидала Лукерья. – Значит, коль война, то и на нравственность наплевать? Так, что ли? Там не нагулялись? Надо мужика у семьи увести? «Мы не знаем»! Знать там нечего, известные истины, сучка не захочет, кобель не заскочит!
- Луша! – Семен укоризненно покачал головой. – Постыдись!
- Хорошо! А о Степаниде ты подумал? Как ей это принять, Семен? Как вообще не рехнуться после этого?!
- Там, - Семен сделал паузу, чтобы привлечь внимание жены, - не до того было, Лукерья, коль уж ты заговорила об этом. Там… солдаты не знали, останутся ли они после боя, или их на куски разорвет снарядами. А среди них мальчики безусые, которые и женского тела не видели… и девушки, девственницы еще. Они не хотели умирать так, ничего не познав… Так что, все, что было там… это… это… не нужно оскорблять, потому что… это не грязь, это… когда в последний раз… Впрочем, тебе этого не понять!
Лукерья хотела что-то возразить, но промолчала, слова мужа, наконец, дошли до ее сознания. Она повернулась и вышла за дверь.
Степанида лежала поверх покрывала на кровати и смотрела в потолок. На ее лице не было следов от слез, это и плохо, ее словно заклинило. Сил не осталось совсем. С трудом почистив две картофелины, кое-как нарезала их, пожарила и накормила сына. Леша занялся игрой, а она легла, хотелось уснуть и не проснуться. Так и застала ее Лушка.
- Стешка, я вот что подумала, - присев на край кровати, Лукерья взяла подругу за руку, – тебе надо туда самой поехать. Вот, каникулы осенние начнутся, с Лешкой и поезжай.
- Зачем? – сквозь зубы едва выговорила.
- Тебе легче станет, я думаю. Сама все увидишь, с Андреем поговоришь, как-то насчет сына договоритесь. Мальчику без отца никак, он должен знать, что у него папка есть. Подумай!
- Угу! Подумаю. Ты иди, Луша, я не хочу разговаривать, - Степанида закрыла глаза.
Лукерья поднялась, посмотрела еще раз на подругу, подошла к мальчику.
- Алешка, ты спать ложись сам, хорошо? Мамке худо, пусть она отдыхает. Завтра в школу не проспишь?
- Нет, тетя Луша, я не просплю, я рано встаю, привык уже.
- Вот и хорошо, вот и ладненько! Закрой за мной дверь.
Продолжение следует http://www.proza.ru/2017/12/07/1509