Страхи

Иван Думанов
                1
Вот ведь как в жизни случается. Жили в селе три старые женщины. Назовём сразу их так, как звали сельчане: баба Мотя, баба Зина и баба Дуня. Об их возрасте мало кто задумывался, мало кто знал, если не считать их самих. Жили они на одной улице. Две по одному порядку — западному — через четыре дома друг от друга, а, стало быть, соседками не являлись. А третья жила наискосок от них по восточному порядку. Встречалились обычно у колодца, куда приходили нечасто за вкусной студёной водой для питья, так как воду из трубы их натуры не принимали.
    Так вот, эти бабки в последние годы стали самыми близкими соседками: дом одной ближе всех к домам других. И меж их домами никто не живёт, и сами они никуда не переезжали. Просто опустели все дома, что между их домами. Все три бабки одинокие. В селе и в области нет никого из родных, так что несколько пустых домов не мешали им стать очень близкими соседками.
                2
    А незадолго до этого в селе произошло такое, что всех троих лишило покоя. На другой улице умерла старая одинокая женщина. Смерть её случилась обычная и в то же время необычная. Вот как это было. Позвала покойница ближе к вечерку двух старушек со своей улицы. Ели блины со сметаной и с вареньем, пили чай, неспешно разговаривали о своём. Телевизор мелькал почти без звука. Подошло время, гостьи ушли, а хозяйка села на диван посмотреть кино. Надо напомнить, что хозяйка много лет проработала дояркой, так что неведомая сила будила и поднимала её на рассвете. И она шла на двор дать птицам, покормить собачку Шарика и, может, ещё какие дела управить. Люди, проходя утром мимо дома, всегда видели её во дворе. Но на другое утро во дворе её не было. Сперва никто не придал этому значения. Но солнышко покатилось к обеду, а двор был пуст. Да и Шарик жалобно скулит, чего раньше не замечали.
                З
Зашли в дом. Склонилась бабушка на диване, как будто уснула. Тронули руку пульс поискать, а она уже холодная. Телевизор что-то показывает, стало быть преставилась в один миг. Позвали скорую. Те написали нужные бумаги и сказали: сердце   остановилось. Хоронили всем миром. Одели, гроб купили, оградку, само собой, и крест на могилу. Всё, как полагается, всё, как у людей.
    А вечером, после поминок, собрались три соседки чайку попить да поразговаривать. Вот только разговор странный получился. Сперва похвалили сельчан за доброту и отзывчивость, потом баба Дуня и говорит: "А кто ж будет хоронить последних? Народ вон как убавляется." "А власти и похоронят" — ответила баба Зина.   "Это наша-то власть? Да к ней без тыщи и за пустяком ходить бесполезно, а тут такие расходы. Нет, на нашу власть надёжи нет – нагоняет печали баба Дуня, — а давайте, пока ноги носят, все трое сами себя порешим в один день. Людям хлопот будет меньше." "Совсем рехнулась, Евдокея! И закопают за кладбищем возле того пьянчуги, что удавился в белой горячке. И крест на могилу нельзя. Будут тебя топтать всяка коза да корова. Забыла поди, что это и грех великий, потому   направят нас прямиком в ад. Нет, нам такое не подходит. А ты, Матрёна, что молчишь? Ты же у нас троих вроде за бригадира," – закончила речь баба Зина.
                4
   "Вот что я думаю, девки, – начала баба Мотя — давайте-ка мы потужимся, загодя купим гробы, оградки, кресты. Попозже наймём могилы выкопать, чтобы один-два даже старых человека с похоронами управились. А катафалком будет мой "ветеран труда" — так покойный муж называл просторную ручную тележку, что много лет послужила нам по хозяйству. Попросим деда Савельича, он быстро поставит её на лёгкий ход. "Ты –голова, Матрёна," – обрадованно выпалила баба Зина. На том и порешили.
    Но выполнить задумку не пришлось. В три хаты из четырёх, что между соседками, вселились беженцы — люди добрые и работящие и по возрасту бабкам в дети сгодятся. Потом ещё две семьи приехали. Всего прибавка народу, почитай, на два десятка. Повеселели бабушки, свой план отложили, копеечку на всё намеченное откладывать стали, чтобы другим своей смертью поменьше убытков причинить. Но это уже пустяки. Главное, оставили бабушек страхи за свои похороны. Оттого и в их жизни света теперь больше стало.
   А бригадирша баба Мотя как-то задумчиво проговорила: "Верно говорят: нет худа без добра. Там стреляют, убивают, беженцев тысячи, а нам вроде лучше. Аж неловко..."

       Ноябрь 2015