3.
***
Начитавшись античных преданий, восхитился Великий самым циничным мыслителем древности. Надо же так! – Возлежа у портика, на людной площади, ещё достаточно молодой Диоген, поглаживая живот, а потом запуская руку в промежность, орал от счастья или оргазма – настоящего или театрального, теперь не разобрать, – орал и приговаривал при этом:
«Ох, если б вот так же, поглаживая живот, утолять ещё и голод!..»
***
Старый-старый, старый старик Диоген…
***
Диоген Синопский, циник, по философской фене – киник, умер в глубокой старости. Миновавший вершину славы, растерявший большинство учеников, он умер в один день с молодым владыкой полумира Александром Македонским.
А как Македонский восхищался Диогеном! В ответ на хамство знаменитого циника, которое иному стоило б жизни, владыка лишь взглянул на солнце, усмехнулся и молвил:
– «Не будь я Александром, я бы хотел быть только Диогеном».
А Диоген ничего особенного не сказал Александру, посетившему его в любимом Диогеном месте – в Крайнеоне, кипарисовой роще близ древнего святилища Афродиты. Там, где в повальном пьянстве и философских беседах проводили киники золотое время.
Пили философы во главе с Учителем, возлежа на траве, пока не засыпали от ристалищного умствования и перепоя….
Нет, ничего оскорбительного Диоген не сказал. Просто выразил царю неудовольствие от того, что на своём громадном коне Буцефале тот заслонил ему солнечный свет. И на царственную милость: – «Проси у меня что хочешь, мудрейший», ответил, лениво поглаживая живот, уже переполненный вином:
– «Не засти мне солнце».
И всё. Сопровождавшие царя кавалькады оцепенели от ужаса. Один только Александр оценил эти слова, понял – перед ним равный.
***
Умер Диоген печально, практически в одиночестве, тогда как смерть царя оплакивала вся Эллада, в тот же самый день. К одинокой могиле философа пришли на закате лишь пять согбенных старцев – бывших его учеников…
***
Хороша старость на воле. Плачевно умирание в городе. Печально. Телевизор – последний собеседник умирающих горожан.
Толстой мечтал умереть, как тот крестьянин, лёжа в поле, на борозде, слушая прощальную песню жаворонка с поднебесья…
Шикарно! Граф любил шикарное. Хотя и стыдился.
Ну, какая в городе борозда? Автострада, разве что.
Приляг на неё, погляди на самолёт в небе, послушай мат «бомбилы», с визгом жмущего на тормоза, спасая твою, опостылевшую самому себе городскую старость…
Городская старость – голова профессора Доуэля. Остальное отсутствует. Да и не больно нужно это остальное. Есть память…
***
Память свежее жизни…