Гл. 6
Лукерья складывала для стерилизации отработанные шприцы, закончив со всеми процедурами. Почему-то сегодня все валилось из рук. Женщина списывала это на усталость, прошлой ночью совсем поспать не удалось.
Татарка Гуля, которая дежурила в ночную смену, уже пришла на работу, она потеряла всех на войне и тоже не могла находиться дома в одиночестве.
- Ты опять сегодня рано, - заметила Луша, - еще два часа до пересменки.
- Не могу дома быть, - выдохнула Гуля, набрав полную грудь воздуха, чтобы снова не расплакаться. – А ты разве к себе сегодня не собираешься? У тебя же вторые сутки закончились.
- А я? Та же песня. Каждый раз возвращаюсь и издалека в окна смотрю, а вдруг там огонек горит. А там только черная пустота.
- Выспаться надо, Лушка, все равно. Здесь, сама знаешь, тебе покоя не дадут. Потому, давай, оставляй все и езжай домой. Я сама управлюсь. Ну! Что стоишь?
- Наверное, ты права, Гуля. Пойду я, пока еще не совсем стемнело. До ночи доберусь.
Мужскую фигуру Лукерья заметила издали. Пригляделась, в какую сторону идет путник и поняла – навстречу. Ничего хорошего в темное время суток встреча на дороге с незнакомцем не обещала. Места здесь известные – кругом зона. Одно обстоятельство показалось все же добрым знаком – человек не прятался, явно спешил, да и шел по самому центру дороги.
Что-то в поступи той показалось до боли знакомым, сердце сначала провалилось куда-то, потом подступило к самому горлу, аж дышать стало больно.
«Семен!»
Мгновенно ноги стали ватными, Лукерья остановилась, как вкопанная. Крикнуть бы, да только голос пропал, а сердце вырвалось из ритма, то замирая, то молотом огромным разрывая грудную клетку.
«Господи! Он? Или я уже совсем схожу с ума?»
Женщина узнала походку, но продолжала вглядываться в лицо, все еще не уверенная в своей догадке. Лицо мужчины показалось чужим и каким-то зловещим, сумерки не позволяли хорошо его рассмотреть. Да и одежда на нем была не военная – темная рубашка, такие же холщовые штаны, заправленные в сапоги. Все же, не тюремная роба, и то хорошо.
Мужчина приближался. Издали и он не узнал Лукерью. Сильно похудевшая, она казалась меньше и старше своих лет. Разве горе кого-то красит? А тяжелая работа? А тоска, разъедающая душу?
Но когда женщина остановилась, Семен все понял и побежал навстречу. Сомнений не осталось – Луша!
Ему оставалось всего несколько шагов, когда женщина вдруг стала оседать на дороге. Ее сердце не выдержало нагрузки, чтобы оно не разорвалось от радости, организм выключился на несколько секунд.
Семен подхватил жену, крепко прижал к себе, захлебываясь слезами. Сколько раз представлял он себе эту встречу, а что вот такой она будет, не знал.
- Луша! Лушенька! Что с тобой? Ты больна? О, Господи! – закричал он в небеса, напуганный ее внезапным обмороком.
Мужчина опустился на колени, поддерживая жену.
- Луша-а-а! Лушенька! - несильно похлопал по щекам.
- Сема, - едва слышно, одними губами, - Семушка… живой…
Лукерья открыла глаза, но тело пока ей не подчинялось. Семен держал ее лицо в ладонях, жадно целуя каждый сантиметр соленых от слез щек. Они сами катились, теперь уже от неимоверной радости.
- Как же долго я тебя ждала!
- Так получилось, родная. Главное, что я вернулся.
Это, действительно, было самое главное теперь. И больше Лукерья ни разу Семена не спросила, где он был и почему за все время ни письма, ни весточки не прислал.
Домой шли долго. Останавливались, целовались, трогали друг друга, чтобы убедиться, что все происходит наяву, и то не сон. Особенно Лушка. Она держала мужа под руку, буквально вцепившись в него. Идет, идет, потом забежит вперед, остановится и смотрит, смотрит, наглядеться не может.
- Худой-то какой стал! Колючий… - смеется, пальцами по щетине проведет, обнимет рукой за шею и давай целовать.
- Лушенька моя, Луша, - сильные руки прижимают хрупкую фигурку, - маленькая моя! Пойдем скорее, я уже с ума схожу, так хочется мне тела твоего горячего.
- Мне тебя и покормить нечем. Дома почти не живу, все в госпитале, - стала оправдываться Лукерья.
- Ты это о чем? – засмеялся Семен, положив широкую ладонь на грудь женщины. – Знаешь, мне как-то сейчас не до еды…
Женское тело мгновенно отреагировало на ласку, соски напряглись так, что даже сквозь одежду Семен почувствовал это. Мужчина с радостью обнаружил, что и у него все нормально. Зря опасался, что все пережитое скажется на здоровье.
А Лукерья засмущалась, убрала руку мужа с груди, трудно объяснить, почему. Забыла, что ли, как это, или до дома хотела дойти прежде.
- Извини…
- Семен, ты чего? – искренне не поняла, к чему это извинение, остановилась, обняла крепко. – Сейчас, родной мой, потерпи… домой придем, я сама…
До утра уснуть так и не смогли. После неистовых ласк, говорили, говорили. Семен гладил шелковистую кожу своей женщины и благодарил судьбу за подаренную возможность жить дальше.
Когда Лукерья, наконец, задремала, уже забрезжил рассвет. Мягкий свет восходящего солнца окутал комнату. Семен осмотрелся, взгляд упал на икону Казанской Богоматери, стоящую на угловой полке. Рядом еще один образок с изображением лика Иисуса Христа, в старинном серебряном подсвечнике - небольшой огарок свечи.
"Вот оно, значит, как! Вымолила Лушка мое спасение! Я же уже не надеялся домой вернуться, а тут... Знать, великая сила - вера. Степанида говорила, до последнего Лукерья меня ждала и верила, что живой. И под образами этими молилась".
Он повернулся, взглянул на спящую жену. Осунувшееся лицо, круги под глазами, нездоровая худоба. Он знал, это от голода, изнуряющего труда и недосыпания. Подумал, сколько же ей тоже пришлось пережить. Наклонился, осторожно убрал с лица прядь светло-русых волос, поцеловал еще раз в макушку, с жалостью и благодарностью.
"Какое же это счастье - жить! Все у нас теперь будет хорошо, любимая!"
Продолжение следует http://www.proza.ru/2017/12/05/1428