Стану я стану таким после смерти.
И. Кормильцев
Солёный от миллиардов брызг северный ветер вздымает гигантские чёрные волны, покрытые у гребня белым кружевом пены, и обрушивает их на красные как медь валуны. Там у горизонта небо и море перемешались с чёрными клубящимися тучами. Пронзительный свист в расщелинах береговых скал прерывается тяжким грохотом прибоя. Только сейчас человек понимает своё истинное место на этой земле, невероятное чудо жизни. О! Немыслимая мощь и смертельная красота стихии!
Маяк был построен на входе в бухту Калдбей лет сто тому назад, а может, и более. Указывал он не заход в одноименный рыбацкий поселок на гранитном берегу залива, а предупреждал о подводных скалах севернее мыса Фишкопф. Давно, когда маяка ещё не было, проходящие мимо суда в штормовую погоду самонадеянно выбирали курс подальше от берега и неминуемо разбивались о коварные мели Фишкопфа. Это был настоящий праздник для жителей посёлка, которые из рыбаков превращались в пиратов. Ведь ловля рыбы слишком опасна, невероятно трудна и приносит скудный прокорм. После возведения маяка доходный промысел прекратился и, может поэтому, у обитателей Калдбея сложилась неприязнь к маяку, которая распространялась и на его смотрителя. Маячника считали, своего рода, колдуном, а маяк – нечистым местом. Никто из старейшин поселка, даже древний прокопчённый табаком и пропитанный морской солью Оле Юхансен, не помнят, чтобы смотрителем маяка служил кто-то не из семьи Ольсенов. Вполне вероятно, что они всегда работали там.
Нынешний хранитель Томас вернулся из большого города в поселок лет шесть тому назад с молодой женой Эльзой Стром, и занял должность своего отца Хью Ольсена, который незадолго до этого скончался от опухоли в кишечнике. Супруги познакомились в университете, где Эльза училась, а будущий муж работал электриком. Эльза была привлекательной девушкой, с длинными и худыми, но довольно красивыми ногами. Правда, при худобе у неё отсутствовала талия, а черты лица отличались некоторой несуразностью. Хотя безобразным это лицо нельзя было назвать. Между ними установились вполне добрые отношения, но пожертвовать карьерой и отправиться в далёкий и архаичный Калдбей ей велела не великая любовь. Эльза была весьма религиозной католичкой, для которой брак являлся единственным спасением после минуты женской слабости, а подчинение воле мужа было само собой разумеющимся. Но она удивительно легко уступила мужу обряд венчания, а благословление родителей не понадобилось, ибо единственная родственница – двоюродная бабушка Хельга умерла. Перед смертью Хельга впала в психоз и подолгу сидела на своей койке, посыпая себя дешёвыми банкнотами из своих жалких сбережений, блаженно улыбаясь при этом, а потом вдруг плакала, заявляя, что Эльза хочет убить её и забрать деньги. Но в последний момент перед смертью разум словно вернулся к старушке, и она сказала внучке совершенно здравым голосом: «Не верь ему никогда!»
В первое лето в посёлке Эльза была очарована суровой красотой местной природы, сочной зеленью и красным гранитом живописных скал. Море приводило её в восторг. Но первая же зима накрыла серой промозглой депрессией, которая поселилась в тёмных уголках её души навсегда. В посёлке не было церкви, и это тоже печалило Эльзу. Однообразие скучной жизни на маяке она пыталась скрасить домашней работой и отношениями с Томасом, который ей, в общем-то, нравился. Ожидаемое экзотическое, но не долгое приключение вылилось в шесть бесконечных лет, которые казались длиннее всей остальной жизни. Странные черты её лица ещё более заострились, и теперь некоторые могли их назвать не симпатичными. Эльза не могла понять, зачем они здесь, тем более что уже целый год муж не зажигал галогеновую лампу маяка, а только чинил что-то в щитовой целыми днями, а потом сидел перед телевизором. На тему отъезда он упорно не хотел говорить. Состояние тревоги, словно она забыла о каком-то очень важном деле, давно стало тканью её жизни.
Подав на стол уже приевшуюся сельдь с ячменной кашей, Эльза села за стол сама и стала произносить привычную молитву.
- Неужели вы соблюдаете священные заповеди, смиренно терпите страдания, любите ближних и совершаете другие духовные подвиги только, чтобы обрести рай? Чтобы потом вечно качаться в гамаке под пальмой, объедаясь фруктами и запивая их виски от которого не бывает похмелья? – с улыбкой произнёс Томас, изображая удивление и с нескрываемым аппетитом поглощая извечную кашу.
- У тебя вульгарные представления о рае, милый, - религиозные споры никогда не перерастали у них в конфликт, - мы не знаем, что уготовил нам Бог.
- Так вы даже не знаете, к чему стремитесь? – обрадовался мужчина, - а вдруг кому-то не понравится уготованное?
- Ты бы хотел слетать в Тайланд? Но ведь ты совсем не знаешь эту страну. Вдруг тебе не понравится? – язык у Эльзы был хорошо подвешен.
- Бог, видимо, решил пошутить, когда создав мою душу подобной своей, он поместил её в мешок с дерьмом, - начал наступление с другого фланга Томас.
- А как иначе осознать своё богоподобие? Сделать выбор между мешком и духом? – быстро нашлась супруга.
У Эльзы и Томаса уже шестой год не было ребёнка. Хотя супруги избегали разговора об этом, но они никогда не предохранялись и всё делали для зачатия. Эльза назначила виновной себя, считая это наказанием за неосвящённый церковью брак. Ей было стыдно принимать в себя изливающееся впустую семя мужа. Но в последнее время, уже примерно год, у них совсем не было секса. Ночами маячник лежал на спине с открытыми глазами, и лицо его не выражало ни каких чувств. От этого женщине было ещё тяжелее. Иногда он вставал среди ночи и уходил в комнату с электрическим оборудованием, на двери которой висел старый засиженный мухами плакат полуобнаженной модели с оскаленной улыбкой и грустными глазами. Эльза несколько раз подсматривала, как он монтирует электрический щит с реле и пускателями, укладывая провод в красивые идеальные жгуты. Все провода с белой изоляцией и два с черной и красной рядом вдоль всего жгута. В его движениях была видна внешняя небрежная, отточенная точность музыканта, не глядя легко попадающего в нужный лад. Но Эльза заметила не мастерство мужа, а то, что щит перебирается уже не первый раз.
По субботам жена смотрителя отправлялась в поселок на моторной лодке, которой за долгое время научилась прекрасно управлять. В магазине Торсонов она покупала хлеб, консервы и другую снедь. Встречаясь с другими женщинами, она хотела получить немного недостающего ей общения, но селяне всегда неохотно контактировали с обитателями маяка. Но в этот день толстуха Хелена, жена местного почтальона Торна Карсена, сама первая обратилась к ней:
- Госпожа Ольсен, позвольте спросить, чем занят ваш муж на маяке? Маяк закрыт уже больше года и должность смотрителя упразднена.
- Как закрыт? – смогла только ответить ошарашенная Эльза, но в глубине души она почувствовала, что давнее смутное подозрение стало обретать форму.
- Госпожа Ольсен, я вижу, что вы хороший человек. Если нужна какая-то поддержка, то обращайтесь. Я и остальные жители Калдбея обязательно помогут вам. Это только внешне они кажутся суровыми и злыми, но, поверьте, они не оставят ближнего в беде, - продолжила толстуха Карсен.
- Что вы такое говорите? Какая помощь? О чём вы? – но под сердцем у Эльзы заныло. На мгновение ей захотелось остаться в посёлке под защитой этих людей. Но дать себе ответ на то, от чего ей требуется защита, жена маячника не могла. Хелена вздохнула и добавила, словно нехотя:
- Вы должны это знать. Кузен моего мужа работает в городе полицейским, так вот он сообщил, что ваш тесть не умер в больнице, как всем рассказывал Томас, а пропал без вести. Два месяца он не появлялся на берегу, а потом огонь погас. Моторка так и осталась на маяке. Полиция обыскала маяк, но никого не нашла. Странно это, согласитесь.
Эльза была напугана, но для себя она уже придумала несколько разумных объяснений. Например, старого Хью мог забрать с маяка кто-нибудь из посёлка. В этом мог быть и злой умысел и просто услуга. А Томас соврал, чтобы не объяснять лишний раз всем вокруг о том, что не знает где отец. Бедный Томас, его можно понять. Сейчас она вернется, и они всё обсудят, в том числе причину проживания на закрытом, уже никому не нужном маяке. И где он берёт деньги, если уже год не получает жалование? Прибыв на место, Эльза потеряла смелость и решительность, к тому же разум подсказывал ей, что вначале надо немного разобраться самой, понаблюдать.
Калдбей окутала мгла. Не туман, не мрак, а самая настоящая кинговская мгла. Снизошла с небес, или же просочилась из вентиляции преисподней. Но не всякий способен осознать эту кромешную мглу, особенно, если никогда не видел света.
Томас был весел, остроумен и нахваливал стряпню жены. Она пыталась быть естественной. За обедом он съел четыре тарелки супа. Зачем? Возможно, чтобы заполнить душевную пустоту. Ничто не указывала на злонамеренность этого человека. Это ведь родной Томас. Эльзе стало стыдно за свои подозрения.
- Я хотела поговорить о Хью, - начала она.
Томас напрягся, и лицо его стало невыразительным, как по ночам. Он молча встал и направился в электро-щитовую. Там он оставался до полуночи. Супруга проплакала весь день на кухне, мучимая тревогой, жалостью и подозрениями к мужу. Когда он вернулся в спальню, которая была и гостиной, то произнёс устало:
- Эльза, ты знаешь, я сейчас нашёл на лестнице вот эти старые клещи, - он протянул ей инструмент, - но я совсем не помню их, а на рукоятке моё имя. А это значит, что того меня, который помнит эту вещь уже нет, и я чуть-чуть умер. Смерть – это, когда не помнишь. Но при этом мне иногда кажется, что я держу в голове то, что было до моего рождения.
- Смерть – это, когда не помнишь, - повторил маячник ещё несколько раз. Чувствовалось, что ему понравилась собственная фраза.
После этого Томас лёг одетым в постель и, наверное, уснул. Эльза долго лежала рядом, перекладывая из руки в руку отданные ей клещи. Потом она, словно что-то поняв, встала и решительно направилась в помещение с электрическими щитами. Дверь с засиженной мухами красавицей была приоткрыта и приглашала войти. Только теперь Эльза подумала, что ей всегда не нравился неприятный запах из комнаты. Когда Эльза оказалась внутри, то сразу обратила внимание на другую деревянную дверь за эбонитовым щитом с огромными электрическими предохранителями, которую раньше не замечала, потому что её не было видно снаружи. Огромные гвозди, которые были неряшливо забиты в потемневшее дерево, выглядели слишком новыми. И тут Эльза вспомнила, что до сих пор держит в руках клещи.
Сердце женщины разрывалось в груди от частых ударов, а в горле стоял комок. Мысли спутались, но было ясно, что наверх, она уже не поднимется ни при каких обстоятельствах. Только бежать! Пресвятая Дева Мария, помоги! Бежать с этого проклятого маяка и сохранить рассудок! Она обдумает эту ужасную ситуацию там, в посёлке, или, лучше, никогда не будет о ней вспоминать. А сейчас – бежать! Отец Всемогущий, Творец неба и земли, спаси меня, грешную!
Эльза даже не поняла, вскрикнула она или застонала от отчаяния. Разыгравшийся за ночь шторм разбил плохо привязанную моторку о гранитные камни причала. Из воды торчал нос, а мотор был полностью притоплен, волны же продолжали крушить хрупкий пластик. До боли недосягаемые спасительные огни Калдбея еле-еле просматривались в кромешной темноте. Очертания Фишкопфа и вовсе исчезли за пеленой брызг. Не смотря на ветер и брызги, женщина не хотела даже приближаться к бетонной башне ненавистного маяка. Она спряталась в маленьком сарайчике у причала, где хранились канистры с бензином для моторки. Дрожа от страха и холода, она почти сразу провалилась в болезненный сон. Перед её глазами вновь возникло то, о чём она упорно не хотела вспоминать. Чёртова дверь в щитовой опять отворилась и взору предстала кошмарная картина: ссохшийся, почти мумифицированный труп старика, подвешенный за шею на пластиковом шнуре. Видимо, это был старый попечитель маяка Хью. Но самое страшное и невероятное, что рядом на таком же шнурке был подвешен Томас Ольсен, её родной Том, только мёртвый. Смерть изуродовала его черты, но сомнений не было, что перед ней находился Томас, с которым она лежала в одной постели несколько минут тому назад. Время успело поработать над отцом и сыном в одинаковой мере, Эльза совсем не разбиралась в датировке мертвецов, но понимала, что жизнь покинула их достаточно давно. Был и третий висельник, но жуткий ужас, сдавивший в горле так и не вырвавшийся крик, заставил её бежать, не рассмотрев последнего покойника.
Эльза опять мчалась вниз по бетонным ступенькам от своего страха, но во сне бежать было легче, а паника несколько притупилась. И вот она с изумлением видит на площадке перед самым выходом свою сумасшедшую бабушку, урождённую Хельгу Стром в длинной красной юбке с вышитым передником.
- А я ведь предупреждала тебя, Элли, - проговорила родственница спокойно, с сожалением, но без упрёка, - И не надо так бегать по лестницам, легко можешь сломать шею, как твой дядя Хуго. Храни, Господь, его душу.
- Ведь ты умерла, бабушка, - ничего глупее Эльза не могла произнести в ответ. Сама подумала, что жена почтальона тоже предупреждала её.
- Ах, Элли, разве об этом ты хотела меня спросить? – с грустью ответила Хельга.
- Бабушка, что всё это значит? Что происходит? Если Томас мёртв, то кто спит там, наверху? – пыталась ничего не упустить внучка.
- Стоп, стоп! Сколько вопросов! - засмеялась Хельга, - Тебя волнует другой вопрос, ведь правда?
- Кто третий повешенный? – наконец оформила словами смутное, тёмное предчувствие Эльза, и тут же проснулась. Шторм прекратился, и давно рассвело, в проём сарая виднелась тихая гладь моря, нежное голубое небо над ним и прекрасные изумрудные берега Фишкопфа. Чайки кружили над маяком и кричали, как старые вороны. Но женщина поняла, что изменилось что-то ещё. В крыше сарая зияло две огромные дыры, канистры из-под топлива были разбросаны, помяты и покрыты ржавчиной. На причале гнила морская трава, а входных дверей в башню не было вовсе. Не мог же всё это сотворить шторм? Но после пережитого ранее она уже устала удивляться. «Кто третий?» - напомнил ей внутренний голос озвученный Хельгой.
Напряженный страх ещё стучал дробью в груди, когда она поднималась по непривычно холодной и пропахшей морской влагой лестнице маяка. Но теперь она знала, что должна вернуться, чтобы вся эта фантасмагория объяснилась или оказалась горячечным бредом. Электрического освещения не было, но лестница хорошо освещалась через многочисленные круглые окна. Для поддержки духа и установки дыхания она повторяла Pater noster, иногда сбиваясь на Credo in Deum, хотя Бог не помог ей до этого. Однако может Господь как раз и явил Хельгу? Ноги сами остановились перед нужной дверью. Плаката с красавицей не было, да и краска местами облезла. Именно в такие минуты человеку нужна решительность. Miserere mei Deus, secundum magnam misericordiam Tuam.
Час от часу не легче, второй пугающей двери за щитом не было! Вся стена облицована панелями из прессованной древесной трухи, которые неубедительно имитировали дубовые доски. Местами панели распухли от влаги и вздулись. Фру Карсен, кажется, говорила, что полиция ничего не нашла. На кафельном полу лежали клещи, которые Эльза обронила ранее. Странно, если кто-то пытался скрыть дверь и проделал всю эту работу, то почему клещи так и остались на прежнем месте? С помощью рук и подобранного инструмента Эльза легко расправилась с размокшим бумажным «дубом». Углубление дверного проёма перед самой дверью оказалось заполненным досками и старыми пенковыми верёвками. Сложнее было сломать поперечные бруски, на которых крепилась облицовка.
Хью Ольсен оставался на своём месте, только теперь его можно было узнать лишь по одежде. У Томаса тоже вместо лица остался голый череп, но так он выглядел даже симпатичнее, чем в прошлый раз с выпученными глазами. Третье тело висело спиной, но рассмотрев одежду несчастного, Эльза даже перестала дышать. Но у неё хватило смелости развернуть труп. Руки и всё тело Эльзы дрожали, как в лихорадке, по лицу текли слезы, и она рыдала, не сдерживая себя. Потом она стала рассматривать и ощупывать собственные ладони, как бы убеждаясь в реальности этой плоти. Третье тело принадлежало Эльзе Стром, и по внешним признакам жизнь покинула его совсем недавно, может быть несколько часов тому назад. Miserere mei Deus…
Эльзой уже владел не ужас, а полное опустошение, когда она вышла на лестницу. Первым порывом было спуститься вниз. Но зачем? Внизу не было лодки и не было ответа, как жить с тем, что произошло. Поэтому она посмотрела наверх. На верхней площадке стоял Томас, живой Томас, он выглядел так, словно только что проснулся. Эльза поняла, что у неё больше нет страха перед этим ненастоящим существом, воплощением мёртвого мужа. Это был, несомненно, Томас. Из его полных грусти глаз текли слёзы, она тоже плакала. Ведь она сама такая же ненастоящая! В её сердце появились новые чувства: робкая надежда избежать одиночества, жалость к Тому, ощущение чего-то общего с человеком, именно, человеком, так похожим на мужа. И Эльза сделала первый шаг наверх.