Каштаны в переднике

Мария Фомальгаут
Завтра королева приезжает.
Может, утром, может, вечером – пока не сказали. Но к приезду готовятся.
Ну, не приезжает, - прилетает. На самолете. Сейчас же как, просто всё, сел на самолет, - и прилетел. Это во времена, когда королева живая была, тогда да, трудно было добираться, пока в экипаже доедешь, месяц пройдет…
А тут вот как.
За три часа.
Ну, все волнуются, конечно же, готовятся, в залах полы до блеска натирают, большой зал готовят, где королева будет.
Радуются.
Кто королеву не видел, те спрашивают, волнуются – а хороша ли она, а так ли хороша, как говорят, а то мало ли, может, льстят ей… Я мотаю головой, и ничего не льстят, правда хороша, лучше некуда. Откуда знаю? Да, видел. Да, своими глазами. Да, такой красоты нигде в целом мире нет…
И все, и стар и млад, смотрят на меня с завистью, еще бы, простой ростовщик без роду, без племени, а нате вам, королеву видел.
Вечереет.
Ждем.

Утром королева приехала.
Мы большей помпезности ожидали, а тут всё так по-простому, никаких перерезанных ленточек и фанфар. Просто пришли люди, просто повесили королеву.
И всё.
Ну да, обычно так оно и бывает, никого тут с фанфарами не вешают, в барабаны не бьют. Правда, мы думали, для королевы сделают исключение.
А вот.
Не сделали.
И все, сколько нас ни есть – и богатые, и бедные, и мужчины, и женщины, и старики, и дети, и знатные граждане, и проходимцы всякие, - все на королеву смотрят.
Тишина.
Королева сидит, смущенная, на золотой софе с головками ангелов, потягивает кофе из чашечки, видит, что все взгляды на неё, стесняется. Наши тоже смотрят, тоже стесняются, не знают, что там по королевскому протоколу положено. Наконец, выходит вперед семейная пара, дворяне какие-то, королеве кланяются, в гости приглашают, а она и рада, не век же ей одной сидеть…
Вечер.
Свечи.
Музыка.
Королева блистает среди гостей, люди подходят, кланяются, королева улыбается, с каждым двумя-тремя словами перекинется, каждому внимание уделит. Народ попроще, конечно, в стороне держится, куда им до королевы-то, но тоже все норовят хоть одним глазком да и глянуть, чтобы потом всем рассказывать, - а я королеву видел.
И тут я выхожу.
Вот так. В круг богачей. Люди расступаются, смотрят на мое рубище, на мои лохмотья – не понимают. Кто-то даже открывает рот, чтобы гаркнуть, гоните его к черту отсюда – тут же осекается, это у живых так положено, а тут свои законы-правила, тут нет таких законов, чтобы ростовщику нельзя было вот так к королеве подойти…
Кланяюсь.
Королева благосклонно кивает – смотрю в её лицо, в пустые глаза, не то, не то…
Все-таки говорю:
- Здравствуйте.
Легкий кивок.
- Добрый вечер.
Откашливаюсь:
- Мы с вами встречались.
Вздох изумления в толпе.
- Да, да, я помню… очень… очень рада вас видеть. Надеюсь, у вас всё хорошо.
Киваю.
- Д-да… х-хорошо.
Смотрю на неё. Выжидаю. Ничего не происходит, она как будто не замечает моего взгляда, да не как будто, а не замечает, уже беседует с какой-то колдуньей, ой, а у нас тоже при дворе колдун был, его на костре сжечь хотели, как я мужа упрашивала, чтобы пощадил бедного старика…
Смотрю на королеву.
Понимаю.
Здесь что-то не так.
Еще не знаю, что – но очень и очень не так…

Утро.
Предрассветный холодок.
Смотрю на королеву – вон она, в соседнем зале, - всё ещё не понимаю, не верю себе.
Хотя…
А, ну да.
Конечно.
Оглядываюсь – все спят, деревенский мальчик пробрался в дом мудреца, читает книгу, меня не видит, на горизонте едет куда-то экипаж.
Подбираюсь к королеве.
- Анна…
- Что вы хотели?
Хватаюсь за соломинку:
- Каштаны… в переднике…
- Простите… что?
- Анна…
Королева оглядывается, похоже, собирается позвать на помощь. Поспешно ретируюсь, тем более, пара-тройка рыцарей уже косо на меня посматривает, чего этому скряге здесь надо…

- …а бывает так, чтобы человеку память стерли?
Колдунья задумывается.
- Ну… знаю я одно зелье… его еще маменька готовила, чтобы папенька про её гулянки не знал…
- А чтобы обратно память вернуть, есть такое?
- Ой, ну что вы, кто ж память обратно вернет…
Угощаю колдунью вином в трактире, осторожно расспрашиваю:
- Ну… а задумки какие-нибудь есть?
- Какие задумки?
- Ну, вы же люди ученые, наука ваша на месте не стоит, колдуны всякие снадобья новые выдумывают…
- Да кто ж вам память-то потерянную вернет? Нет памяти, значит, нет…
Киваю.
- А вам зачем?
- Гхм…
- У нас тут никого и нет, кому память стерли…
- Точно нету?
- Да точно вам говорю, у меня на это дело глаз верный…
Киваю. Не зря потратился на вино.

Королева.
Смотрю на неё, вон сидит в тени большого дерева, пьет кофе в компании молоденьких герцогинь. Нет, быть того не может, было же, было, ранняя осень, шелест каштанов…
- Ми-шель… Ми-шель…
Мотаю головой. Не так:
- Ми-хель. Ми-хель…
Королева пытается выговорить мое имя. Не может. Смеется.
Я тоже смеюсь. Вспоминаю, когда я последний раз смеялся. Не помню.
Собираем каштаны, один, два, три, десять, думаю, куда их сложить, куда деть, шляпу не взял, не взял шляпу, а зря, королева ссыпает каштаны в подол своего платья.

Было же…
Было…

- А я уезжаю.
Гром среди ясного неба.
Смотрю на королеву, не верю, быть того не может….
- К-когда?
- А завтра.
Снова гром среди ясного неба.
- Да что ж ты не сказала-то…
- А не хотела огорчать…
- Да ты меня и так огорчила, знаешь, как огорчила, дальше некуда…
- Ну а что ты хочешь, будто это от меня зависит, ехать или нет!
- Ну… могла бы что-нибудь сделать… не знаю…
- Что сделать? Что?!
Мы тогда поссорились, крепко поссорились, вот это я хорошо помню, что поссорились. Утром спохватился, хотел помириться, выискал букет каких-то полевых цветов, когда пришел – её уже не было…

- Госпожа… разрешите… на два слова…
Королева смотрит на меня. Недоуменно.
- Нет-нет, почтенный ростовщик, я ничего закладывать не собираюсь…
- Я знаю. И всё же… позвольте… на два слова…
Королева идет за мной в дальний зал, настороженно озирается, прикидывает, кого позвать на помощь, если… если… всем своим видом показываю, что ничего дурного я не замышляю, что вы в самом деле…
- Вы говорили, что помните меня…
- …да, конечно…
- …а вы врали. Зачем?
Бледнеет.
- С чего вы взяли, что я вам врала?
- Не догадываетесь?
- Простите… нет.
- А всё очень просто. Мы любили друг друга.
- Мы лю…
- …двести лет назад. Альбертина.
- Кто такая Аль…
- …вы и этого не знаете. Музей Альбертина в Вене. Мы были рядом в углу… легкое увлечение, ничего не значащий флирт… потом безумная влюбленность…  нас разлучили… в последний день перед расставанием вы поклялись любить меня вечно…
- …но это было…
- …и не надо говорить, что столько лет прошло, всё забылось – вы не могли этого не помнить! А это может означать только одно…
- И что же?
- Что вы – подделка!
Вздрагивает. Замахивается веером:
- Да как вы смеете?
Хочет закатить скандал. Не закатывает. Уже знаю – скандала не будет, скандал ей не нужен, еще не хватало, чтобы все услышали…
Смеется. Легко, непринужденно – это она умеет.
- Ничего не докажете.
- Вы так думаете? Ну, скажите, сколько у вас рук?
- Смеетесь?
- Нет, серьезно.
- Две, разумеется.
- Так значит, две… А ничего, что на настоящей картине было три руки?
- Вы бредите…
- Ничего не брежу, художник сначала придумал, что королева зеркало держит, а потом передумал, руку королевы на подлокотник положил.
- Да ну…
- Кто и когда вас подделал?
- Ну что вы, в самом деле… как я могу это знать…
- А я думаю, можете…
- Нет, нет… честное слово… не знаю…
- А с настоящей что случилось?
- Не зна…
- …не врите мне. Вижу, что знаете…
Всхлипывает.
- Она… она сгорела.
Вздрагиваю.
Еще надеюсь, что ослышался.
Нет.
Не ослышался.
Никакой ошибки быть не может.
- Помните… пожар в Эрмитаже…
Её слова доходят до меня как будто сквозь ватную пелену, прогоняю слова, они не прогоняются, летают вокруг меня, хлопают крыльями…
Королева бормочет какие-то слова соболезнования, не слышу, не слышу…
Молчу.
- Вы… вы никому не скажете?
Меня передергивает:
- Вы обманом выдаете себя за подлинник, и просите, чтобы я молчал…
- Я прошу вас…
- Вы же понимаете, что это преступление…
- Десять тысяч вас устроит?
Вздрагиваю.
- Сокрытие преступления…
- Двадцать.
- Но…
- …пятьдесят тысяч, моё последнее слово!
Сглатываю.
- Ну, чесслово, вы меня в такое дело впутываете… поймите, я и вам жизнь портить-то не хочу, но дело-то серьезное…
Беру деньги, верчу в руках, думаю, что делать дальше.
Смотрю на часы.
Понимаю, что пора откланиваться и идти домой.
- Вы же никому не скажете… никому?
- Да ладно, ладно… не скажу…

Возвращаюсь домой.
Высыпаю деньги на стол, рассовываю по сундукам. Понимаю, что поторопился, что такое пятьдесят, смех один…  Ну да ладно, сойдет…
Пересчитываю. Вспоминаю. Это от одного рыцаря, это вот целая семья мне дала, это… а-а-а, это от юного принца, а это от молоденькой девушки… хотя нет, вру, это одна старушка мне за молчание дала, а молоденькая девушка со мной по-другому расплатилась… только чш, об этом никому, это наши с ней дела…
Много их было.
Два раза только у меня не получилось, два раза нарывался на полотна, которые помнят себя с самого начала, с того момента, как живописец нанес последние штрихи…
Так-то никто обычно не помнит.
Никто.
Мы с вами встречались – где, когда – неужели вы не помните, Прадо, Альбертина, Дрезден, нужное подчеркнуть. Недоуменные взгляды; я перехожу в наступление – да что вы, да вы не можете меня не знать, да за кого вы себя выдаете…
Смотрю на расписание в холле, в декабре приезжает кто-то там из венского музея какого-то там, надо будет хорошенько подготовиться…

…в результате пожара никто не пострадал, дотла сгорела картина «Фламандский ростовщик», в настоящее время ведется расследование,  не исключается версия поджога…

- …а в этом месяце, дорогие туристы, у нас в музее гостит известная картина «Королева Анна», поэтому у нас усилены меры противопожарной безопасности.  Да-да, не удивляйтесь, такая вот королева Анна. Уже три раза такое случалось, что королеву привозили в музей, а через пару дней там начинался пожар, сгорала какая-нибудь картина. А самое интересное случилось в музее Прадо. Там один эксперт посмотрел на портрет королевы и знаете, что сказал? Что королева не настоящая. Что это подделка, причем, даже не особенно искусная. И что вы думаете? На следующий день его нашли мертвым. Но вы не беспокойтесь, дорогие туристы, мы вас в обиду не дадим…