Частушка
Орёт, буквально вопиет разруха в «архиве» Великого. Кусочки вот соединяем, склеиваем, как в школьные годы склеивали уксусом старые магнитофонные ленты на бобинах. Этого нынешние, поди, и не поймут. Не говоря уж о том, чтобы вспомнить. Античные времена, однако…
И всё же весьма любопытные отрывки, несмотря на всю разрозненность и разруху «архива», находятся. Вот, нашлись среди «штудий» мыслишки, догадочки всякие о феномене Частушки. Все собрать не удалось, но уж то, что удалось, склеиваем:
«Что завораживает и возбуждает в частушке? – задал однажды себе вопросец Великий. И сам же себе ответил:
«Нелепость, превозмогаемая еще большей нелепостью».
И подкрепил письменным примером из фольклора:
«Шёл я лесом, видел беса…»
Настораживает. Беса не каждый день встретишь, а тут ещё – тёмный лес. Неуют возникает. Ну да ладно, всё-таки лес, от бабушек слышали, там всяко бывает.
Но что-то настораживает (хотя в краткости исполнения частушки
эта тревожность вроде бы не фиксируется). Дальше в лес – больше дров. Дальше – больше:
«Бес вареники варил…»
Что же это такое, товарищи? Бес не человек, не баба-кухарка. Что такое вареники? Это же надо где-то муки раздобыть, а кто бесу продаст? Сам бес хлебушек не сеет, не жнёт. Значит – украл, ограбил кого-то. Но ведь надо и творожком разжиться. Муку надо замесить, тесто раскатать. Хлопот домашних, человеческих – тьма. А где его, беса, обиход? Где уклад с горшками, котелками, ухватами?.. Нет, тут что-то неладное.
Тут – тревога, недоумение. И вдруг:
«Котелок на х… повесил…»
Вот! Это успокаивает. Нормальное человеческое действо с походом через лес и встречей с необычайным, в нашем случае с бесом, занимающимся чем-то обыденным, домашним – опрокидывается и вроде бы встает с головы на ноги. – Это же бес! Козёл! Он же балдеет: котелок (а, впрочем, где раздобытый? – ещё не отпускает тревога) – на х… повесил. Вот это уже по-чертовски, это уже близко к «норме».
Мы уже почти спокойны, скоро всё вернется в должное русло, только ещё, ещё бы один аккорд, уже предощущаемый нами! И предательством было бы не явить ожидаемого. Это позже уже, в современных частушках появится обманутое ожидание, запаздывающая рифма и прочая подлянка.
А здесь – основательность, как отражение основательности самого уклада жизни… и вот он, измучивший нас (все – слух, все – разинутый рот) аккорд:
«А из ж… дым валил».
Ура! Победа! Мир еще стоит на своих китах, черепахах. Добро еще сильнее зла, гармония выше хаоса, реальность нашего измерения прочнее вторгающихся в неё помех инобытия. Дым-то, дым-то из адового котла – ж…! Я могу пройти мимо, меня только смешат, не требуют моей души. А вот коли бес позвал бы отобедать, и я бы с радостью согласился, присел бы с ним, бесом, у костерка, поел бы с ним – тут-то мне и конец. Продал бы первородство за чечевичную похлёбку, за вареники чёртовы...
Нет, определённо, покуда слово так испытывает, пробует на излом, у нас ещё вполне надежный запасец. Только где оно, слово такое? Прогресс, понимаешь. Техника, понимаешь…
«Мы с приятелем вдвоём
Работаем на дизеле,
Он мудак, и я мудак,
У нас дизель с…ли».
А может и хорошо, что – с…ли?»
***
Возвращался Великий к необъятной теме Частушки неоднократно. И перманентно развивал. Особенно в знаменитой пивной, ставшей ему вторым, после библиотек и ночлежек, домом. Однажды я был даже свидетелем очередной лекции о Частушке. Честно говоря, захотелось ещё разок взглянуть на это, уже
легендарное в народе место – Последняя Советская Пивная.
Тем паче, зазывал Великий настойчиво.
Впрочем, и сама лекция показалась занятной, перескажу как сумею, поскольку письменное изложение сильно попорчено.
Правда, должен предупредить: показалась неуловимо знакомой трактовка Великого, словно я её уже где-то слышал…или он использовал один из бродячих в народе сюжетов? Гадать не стану, могу ошибаться. Решим так – это была первоприродная трактовка именно Великого, позже растиражированная в народе. И приступим.
Итак, Великий, взошед на подиум – верхнюю ступень пивняка, – возопил:
«Ну что, досточтимое рваньё, сегодня разберём структуру и морфологию Частушки? Для начала выясним, из чего же состоит это короткое четырёхстрочное чудо?
А почти из ничего. Из весьма бессмысленного начала и вельми весомой концептуально, порою даже перегруженной смыслом концовки. Вот именно из этой неравномерности смысловых нагрузок всё и возникает, и живёт долго-долго.
Ну вот, например:
«У моей милашки в попе
Поломалась клизма…» –
Ну и что? Что такого? А почти ничего, так, житейский конфуз. Какая нагрузка? Да почти никакая. Милашку, разве что, жалко. Да и то не очень, невелик урон. Но зато уж будьте добры, внимательно вдумайтесь во вторую часть Частушки:
Призрак бродит по Европе,
Призрак Коммунизма…»
Вдумались, вслушались? Какая мощная смысловая нагрузка! Призраки-то, оказывается, не бесплотны. Хотя и неосязаемы явно. Так вот бродит себе, бродит призрак, никому вреда не причиняет… ан поглядь – там катастрофа, там революция, там – чёрт знает что…
И ведь не только глобальные катаклизмы чинит, до самых интимных мелочей доскребается! Ну, что ему, например, милашка сделала? Ай-яй-яй, стыдно-то как… милашке стыдно, не призраку же.
Вот структура, вот морфология! – Из чистого ничего, как из чистого неба облако грозовое, таимое доселе, проявится вдруг и – громы, молнии, град!..»
Так, под традиционный гром аплодисментов, спускался Великий в зал, и получал вожделенную пару пива, как самый честно заслуженный гонорар. Во всяком разе, этот случай могу засвидетельствовать лично. Как соучастник события – в частности, как биограф жизни Великого – вообще.
***
Частушки любил Великий, вишь ты. Нельзя не отметить. А любил ещё и поёрничать. Надо всем, хоть над классикой. К месту и не к месту путал, якобы, строки из совершенно разных произведений. Иногда получалось смешно, иногда диковато:
«Забил заряд я в пушку... туго?
О чем ты думала, подруга,
Когда визжала – «Наши жёны!..»
Пужала – «Пушки заряжёны!»
Никого не щадил Великий. Настоящий классик! Они, классики, – Пушкин, Лермонтов и «К», тоже никого не щадили. И щедры бывали сказочно, нечеловечески, и злы аки псы лютые.
***
И тут же, в папке, между скрепленных суровой нитью листов выныривала порою нежнейшая салфеточка с отрывочком:
«…зачем глаза газели
В глаза мои глазели?