Былинки Александра Ракова
КАК СВОИ, БРОДИЛИ СРЕДИ КНИГ
Когда я проснулся ночью, бес сидел на кровати, болтая короткими ножками с копытцами. Я трижды перекрестил его, но он лишь заблеял противным козлиным смехом и, явно передразнивая меня, с ухмылкой перекрестился мохнатой рукой тоже — только наоборот, слева направо.
— Ничего ты, редактор мой православный, не сделаешь, — проблеял бес, — раз большой начальник прислал с приказом предостеречь тебя. У нас ведь тоже ди-и-ис-ци-пли-на, — сверкнув красным, как у кролика, глазом, — пояснил он. — Попробуй не выполни — враз на нижний этаж, будьте на себя любезны пенять!
Я ещё раз перекрестил лукавого с молитвой «Да воскреснет Бог…».
— Слушай, как тебя там, редактор, — уже серьёзно сказал он, — бросай эти штучки, не то хуже будет. Мало ты, что ли, болел? Мало по больницам валялся? Забыл, как в аварию попал? Как портфель с деньгами для покупки компьютера в метро оставил, помнишь? Моя работа! Захочу, еще страшнее заболеешь или случится что нехорошее.
— Пакостить-то вы мастерски научены, — отвечаю без страха. — Говори, змий, с чем пришёл, и катись к своей матери.
— Ты вот что, ты мою матушку не тронь — я ведь и обидеться могу, — бес перестал болтать ногами с копытцами и повернулся ко мне рылом; в углах пасти показались два длинных клыка. — Выпускаешь газету православную — так выпускай, пока моё начальство терпит да духовник твой поп Ванька своими молитвами не даёт до тебя добраться — сильна у него молитва, право слово. Но мы газетку-то твою прихлопнем при случае, — злился бес, — поймаем тебя на удавку-удочку. Я тут тебе подарочек готовлю — побегаешь, понервничаешь во своё удовольствие.
— Какой еще подарочек? — не удержался я.
— Много будешь знать, скоро состаришься, в нашем, пардон, в вашем народе говорят. Ключики-ключики, ключики-ключики! — захлопал бес волосатыми лапами в такт словам.
— Врёшь ты все, — говорю, — вруны вы известные. Могли бы прихлопнуть — давно бы мокрого пятна не оставили. Лапы коротки!
— Может, вру, а может, нет, — согласился лукавый, — только обязан официально передать тебе от своего начальства: не смей ни строчки больше писать о немецком кладбище в Сологубовке! Не послушаешь — карачун тебе и близким твоим. Легион бесов столько сил положил, чтобы в России убитых фашистов с почестью захоранивали, да ещё в святой земле храма православного. Меня за успех в деле этом повысили даже, — он хвастливо махнул хвостом, — медаль дали, да надеть забыл, как-нибудь покажу, — и хлопнул себя по шерсти, где должна висеть медаль. А сколько нашего брата пострадало — не счесть!
Зато теперь и немецкое кладбище самое большое в Европе, и православный священник панихиды служит, каждого найденного убитого немца в храме в книги записывают. А главное — народу русскому мы головы совсем затуманили, кричат они вместе с немцами: «Примирение, примирение!» и в храме молятся за инославных убийц их отцов и дедов, цветы к ихним крестам прикладывают. Читал в вашем питерском журнале «Град духовный», № 2 (7), полковник запаса Владимир Игоревич Щипин пишет: «До сих пор помню потрясающее кладбище в Австрии на месте боя. Представляете, огромное поле, берёзовая роща, и примерно половину этого поля занимают немецкие кресты, затем дорожка, разделяющая поле на две части, и вторая половина поля — такие же кресты, только русские. На немецких крестах рядом с фамилиями стоит знак «СС», то есть здесь лежат эсэсовцы. И посередине кладбища крест»? А корреспондента областной газеты «Вести» Алексея Бротева (12.10.2004) мы еще лучше обработали — он публично жалеет ваших захватчиков: «Мы не можем не отметить мужество наших врагов: немецкие солдаты воевали без полноценного зимнего обмундирования и в одних шинелях на тридцатиградусном морозе сдерживали наступление Красной армии». Слышишь? — бес поднял волосатый крючковатый коготь, — «без полноценного зимнего обмундирования»! Вот так и ты должен писать! Всё, некогда мне больше разговоры разговаривать, — с тревогой взглянул он в светлеющее окно, — я тебя предупредил: будешь дальше про кладбище и его прислужников писать, со света сживу и там покоя не дам.
— Брысь, рогатый, яко с нами Бог! Именем Господа моего Иисуса Христа — сгинь, нечисть поганая! Тьфу на тебя!
Бес тут же растворился в полутьме комнаты, оставив после себя едкий запах серы. Одеяло пришлось выкинуть — на нём сохранилось тёмное несчищаемое пятно, — а комнату освятить крещенской водой.
† «Угроз диавола вовсе не бойся, потому что они безсильны, как нервы человека мёртвого. Бойся Господа, Который может спасти и погубить, соблюдай заповеди Его — и будешь жить с Богом. Не человеческое, но Божие дело повелевать бесам и изгонять их». Свт.Афанасий Великий.
ДВА БЕСА
Мне не страшен ночью тёмной
Бес, явившийся некстати,
Что кивает так поспешно
С глупой миной у кровати.
Это призрак, и к тому же
Слишком немощный для мира,
У него два тёмных рога,
Как у древнего сатира.
Не его уму лукавить,
Не пред ним дрожать в испуге, —
По всему в нём видно мужа
Благодетельной супруги.
Я боюсь другого беса:
Он не высох в лихорадке,
Рожки шляпкою прикрыты,
Когти спрятаны в перчатки.
Он танцует очень ловко,
Разговаривает сладко,
Но в очах его злодейство,
Но душа его — загадка.
Легкомысленный и дерзкий,
Не боится громовержца,
Он, того гляди, похитит
Нечто милое из сердца…
Константин Фофанов, †1911
Сегодняшний день оказался для меня удачным: несмотря на жару, добрался-таки до букинистического магазина, к которому только и можно, что пешком по солнцепёку. Сколько себя помню, столько и магазин этот торгует книгами. Нет, неправильно, здесь не торгуют — здесь отдают комиссионную книгу в нужные руки. Как котят предлагают в объявлении: «Отдам в хорошие руки». Поди узнай кому попадёт твоя животинка. Книга-то тоже не мёртвая, не товар это, в ней мысль человеческая запечатлена. Но я отвлёкся.
Парень волнуется: «Это безумье!
Ты поступаешь безстыдно и нагло!
Если бы это была инкунабула,
Я бы, конечно, не спорил о сумме…
Всё это издано-переиздано.
Переработано. Перетасовано.
Что же в твоём переплёте особого?
Вечные прописи… Старые истины…»
А букинист очки поправляет.
И, покачнув головою седою,
Вечную истину гладит ладонью.
Цену с улыбкою набавляет.
Роберт Рождественский
Прошу продавца показать, где тут у них поэзия разложена. А он книжником здесь всю жизнь, для него люди на глаз, что гадалке твоя судьба по картам, видит пришельца впервые и подсовывает книжки школьные на проверку: что за человек, зачем пришёл? Суровый такой старик, он мне даже угрюмым показался. Да слово за слово, и рассказал я, для чего разыскиваю поэтов, хороших и разных — «былинки» свои писать. И посетовал ещё, что нигде не могу достать много лет издававшиеся сборники «День поэзии». Откуда-то второй продавец появился, разговор он слышал, и, словно волшебник, достаёт из-под прилавка 12 толстых томов за разные годы. И ещё продавщица подошла, тоже поднесла кое-что нужное. А стоит всё это гроши: никому они не нужны стали, эти сборники, за которыми раньше гонялись. Поговорили мы, как водится в Питере, об упадке интереса к поэзии и вообще к книгам. Загрузил я портфель и два пакета и дружески распрощался с работниками. А пока тащил книжное богатство домой, всё думал: «Книги эти не покупает никто, да и как их купить, если они под прилавком спрятаны, а мне, дядьке джинсовому, не пожалели за безценок отдать? Одно только объяснение имею: за столько лет с людьми и книгами научились они разбираться и в книгах, и в людях; нюхом учуяли, что вот этому, с седой бородкой, сборники эти пожелтевшие пользу принесут, а может, и людям послужат. Спасибо, добрые люди с Большого проспекта Петроградской стороны, дом 19, спасибо! Сладко на душе, что не всё на деньгах держится, что может слиться профессия с жизнью, а если профессия любимая, то и жизнь при ней приятно-хороша. И маленькая деталь: всё теперь есть на наших прилавках, да и под ними тоже…
СТАРЫЕ КНИЖНИКИ
Помню, как в студенческие годы
На Литейном забирался я,
Словно мышь, под каменные своды
Рыться в грудах книжного старья.
Всё здесь есть: листочки мадригалов,
Знатных литографии персон,
Связки молью траченных журналов,
Памятных с некрасовских времён.
Лётчики, учёные, артисты
Рылись в этих грудах не спеша,
И несли им книги букинисты
Так, как будто в каждой есть душа.
Чтобы всех обрадовать находкой,
Ворошили с ними пыльный прах
Старички с козлиною бородкой,
В старомодных узеньких очках.
Как не заблудиться в книжной груде!
Но любя родных легенд язык,
Эти многознающие люди,
Как свои, бродили в мире книг.
Оценив их верную услугу,
Сколько книголюбов — и не зря! —
Пожимали руку им как другу,
За редчайший том благодаря…
Всеволод Рождественский, †1977