Сказанье о деяниях Святого Славного Амала

Вольфганг Акунов
Сказанье о деяньях Хельгу-Рюрика - Святого Славного Амала

RLD

Возговорит лютый ханище:
"Ой ли, черти, куролесники,
Отешите череп батыря
Что ль на чашу на сивушную".

Сергей Есенин. Песнь о Евпатии Коловрате.


Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь.

О князе Святославе Киевском, "царствующем к северу от Дуная" и именуемом восточно-римскими ("ромейскими") авторами "Сфендославом"/1/, существует расхожее мнение как о "последнем русском викинге": жил де на Руси такой разбойник, которому была "чужая жизнь - копейка, да и своя головушка - полушка", только и знавший, что делать набеги на соседей и, в конце концов, "сложивший свою буйную голову на копье басурманское" (вариант Василия Буслаевича новгородских былин). При этом даже принято ссылаться на укоризненные слова киевлян, сказанные ими якобы своему князю: "Ты, княже, чужих земель ищешь, а своими пренебрегаешь".

Попробуем разобраться в том, насколько это мнение о князе Святославе соответствует историческим фактам.

Считается, что князь Святослав Игоревич ("Сфенлослав, сын Ингора, архонта Росии", как именовал его восточно-римский император Константин Порфирогенит, или Багрянородный, в своем трактате "Об управлении империей") был родом из варягов, или, иначе говоря, норманнов - северных германцев-скандинавов, потомков древних готов и предков нынешних датчан, шведов и норвежцев (норвежцы, кстати, и по сей день называют себя "нурменн", т.е. "норманны", "нордманны", nordmenn, "северные люди";  славяне же именовали норманнов вообще и норвежцев - в частности - "мурмане" или "мурманцы", а носимые ими под шлемами круглые шапочки - "нурманки", "мурманки" или "мурмолки"), которых восточные славяне призвали в качестве "наряда" (т.е. войска, организованной вооруженной силы), для прекращения междоусобиц в своей богатой, изобильной материальными благами всякого рода, но раздираемой межплеменными противоречиями земле, и для ее защиты от сильных и опасных внешних врагов. Слово "варяг" ("варинг", "вэринг", "веринг") происходит от приносимой членами этой военной дружины своему предводителю клятвы в верности ("вар", "вэр", "вер"), нарушить которую могла только смерть. "Ромеи" (византийские "греки", проживавшие на территории бывшей Восточной Римской империи и по старинке гордо именовавшие себя, хотя и по-гречески, "римлянами") называли норманнов - непревзойденных в ту эпоху воинов, которых они, как и восточные славяне, да и правители других стран и народов, охотно нанимали к себе на службу целыми дружинами или военными отрядами - "варангами". Именно из варягов-варангов состояла "Этерия" ("Гетерия", т.е. "Дружина") - отборная гвардия "ромейского" императора (по-гречески: "василевса" или "василия", т.е. "царя").   

Дедом Святослава, согласно традиционной версии, был военный предводитель ("конунг", или, по-славянски, "князь") варягов Рюрик (Рорик, Рёрек, Хрорег, Хрорекр, т.е. "славный") Ютландский или Зеландский из Хедебю (Дания), переехавший на будущую Киевскую Русь ("империю Рюриковичей") со своей верной дружиной ("тру вар") и всем "своим домом" ("сине хус"), т.е. чадами и домочадцами, и ставший править то ли сразу в Новгороде (Хольмгарде) на Волхове, то ли сначала в Ладоге (Альдейгьюборге), а уж потом - в Новгороде. Впоследствии под пером летописца, уже не знавшего норманнского языка, "верная дружина" и "свой дом" Рюрика превратились в якобы прибывших вместе с ним братьев "Трувора" и "Синеуса" (естественно, в природе не существовавших и потому никаких следов после себя в русской истории не оставивших).

Отцом Святослава считается сын Рюрика Ютландского (которому недавно наконец-то поставили в Новгороде давно заслуженный варяжским конунгом памятник, как основателю Русского государства, хотя первым государством на территории нынешней России было простиравшееся от Балтики по северного Причерноморья готское царство Германариха, о котором пойдет речь далее) - Игорь (Ингор, Ингорь, Ингвар), получивший впоследствии прозвище "Старый". Матерью Святослава была Ольга (Хельга, буквально "Святая") родом из Пскова (Пльскова, Плескова), расположенного поблизости от Новгорода-Хольмгарда, в котором вокняжился Рюрик, или, согласно некоторым версиям, из болгарского города Плиски. В последнем случае становятся понятными стремление сына Ольги князя Святослава завоевать Дунайскую Болгарию, как свой наследственный удел, и поддержка его частью болгарской знати, для которой далекий северный властитель был, в таком случае, не совсем чужим, а родней, пусть даже и отдаленной. Впрочем, в случае происхождения Святослава из готского царского рода Амалов (как по отцовской, так и по материнской линии - эта версия будет рассмотрена далее), киевский князь, возможно, пошел на Дунай по стопам своих готских предков.

Святославу было всего три года от роду, когда считающийся его отцом князь Игорь (Ингорь, Ингор, Ингвар) Киевский (прозванный, как уже говорилось ранее, впоследствии, уже посмертно, Игорем Старым) был убит бунтовщиками из племени древлян ("лесовиков"), с которых вздумал повторно собрать дань. В свете упомянутой нами выше версии о готском происхождении киевского "князя-викинга", в письме, написанном впоследствии "ромейским" императором Иоанном Цимисхием князю Святославу, уже вступившему в войну с "греками", утверждалось, что официальный отец князя - Игорь - пал от руки "германцев":

"Полагаю, что ты не забыл о поражении отца твоего Ингоря (Игоря Старого, считавшегося отцом Святослава – В.А.), который, презрев клятвенный договор (заключенный им ранее с "ромеями" - В.А.), приплыл к столице нашей (Константинополю - Новому, или Второму, Риму, на Боспоре Фракийском– В.А.) с огромным войском на 10 тысячах судов, а к Киммерийскому Боспору (Керченскому проливу – В.А.) прибыл едва лишь с десятком лодок, сам став вестником своей беды. Не упоминаю я уж о его [дальнейшей] жалкой судьбе, когда, отправившись в поход на ГЕРМАНЦЕВ (выделено нами - В.А.), он был взят ими в плен, привязан к стволам деревьев и разорван надвое" (Лев Диакон. "История").

В связи с этим некоторые историки предполагают, что взбунтовавшийся против Игоря древлянский князь Мал был в действительности не славянином, и уж тем более не хазаром или иудеем "Малхом", а восточным германцем из древнего готского рода Амалов (Амалунгов, Амелунгов, Амалфридов, Амалфредов, Малфредов), нашедшим себе последнее прибежище в древлянской земле.

Известно, что во второй половине IV века азиатские кочевники гунны (тюрко-монгольский племенной союз с иранскими - сармато-аланскими - "вкраплениями") разгромили упомянутое выше первое государство на территории нашего Отечества - державу царя вестготов (визиготов, тервингов, т.е."лесовиков", "древлян") Германариха (Эрманариха, Эрменриха, Эрманарика) с центром в Кэну(н)гарде-Конунгард(р)е-Данпарстадире (городе на Данпаре-Данапре-Борисфене - нынешнем Днепре -, ассоциируемом многими историками с позднейшим Киевом) и погнали готов на юг. Но все ли готы были оттеснены гуннами на дунайские земли Римской империи или в Тавриду (современный Крым)? Или же часть их, возглавляемая князьями из рода Амалов, потомков царя Германариха, смогла, вопреки всем неблагоприятным обстоятельствам, удержаться на берегах Данапра-Борисфена? И, возможно, дожить до основания норманнской "империи Рюриковичей"?

В своем первом историческом сочинении, опубликованном в 1841 г., крупнейший историк дореволюционной России Сергей Михайлович Соловьев, рассуждая о призвании в наше Отечество варягов, писал: "...власть у славян должна была явиться извне. Разумеется, что не к скотоподобным финнам (так "неполиткорректно", с современной точки зрения, сказано у С.М. Соловьева - В.А.) должны были обратиться славяне с просьбою о власти, а к смелым морским королям Скандинавии, которые (будучи большей частью изгнанниками из своего отечества или удалившись из него по недостатку владений, следовательно, будучи безродными скитальцами, коих жизнь и слава зависели от их личных достоинств, т.е. храбрости и силы – единственных достоинств того времени) пришлись как нельзя лучше к славянам, также безродной смеси от племен всего мира (так, опять-таки, сказано у Соловьева - В.А.). Вероятно, старики славянские еще помнили то славное время, когда все эти смешанные племена повиновались одному вождю из племени готфов (готов – В.А.), знаменитому Эрманарику" ("Феософический взгляд на историю России").
 
Известно, что вследствие "перекрестных" браков изначально восточноготские (остготские, гревтунгские, грейтунгские/2/) Амалы оказались и во главе западной ветви готского племени - вестготов-тервингов/3/. Даже если это было родство по материнской линии, род Амалов, как наиболее знатный, имел в глазах вестготов-тервингов ("лесовиков", "древлян") ничуть не меньший вес, чем в глазах остготов-гревтунгов ("степняков").
 
Автор "Повести временных лет" (не будем называть его "Нестором-летописцем", ибо таковым его сегодня уже мало кто считает) упоминает лесовиков-древлян с их князем "Малом", как убийц киевского князя Игоря-Ингвара Старого, считающегося сыном Рюрика-Рорика Ютландского. Вдова убитого – Ольга-Хельга - изощренно мстит древлянам-"тервингам", дважды убивая послов "Мала", сватающегося к ней, и разоряет древлянский "стольный град". Носящая явно ритуальный характер казнь древлянских послов (первую "партию" которых сжигают в бане, а вторую – закапывают живьем в ладье) подозрительно напоминает погребальные обычаи древних рус(с)ов (описанные, в частности, арабским путешественником Ахмадом ибн Фадланом). Скорее всего, древлянские послы стали погребальной жертвой на тризне /4/ по Игорю-Ингвару (чем и объясняется их безропотное поведение). Однако об убийстве или казни самого князя "тервингов" Мала – казалось, бы главного виновника гибели Игоря Рюриковича! - киевская летопись, странным образом, ничего не сообщает.

Российский историк Сергей Викторович Горюнков  придерживается версии, согласно которой Ольга-Хельга состояла в любовной связи с Малом (одним из готских Амалов), продолжавшим править частью земель своего предка Германариха. Факт отнесения его подданных – "древлян" - киевским летописцем к числу славянских племен этому вовсе не противоречит. Ведь и ру(с)сы – изначально норманны с балто-финской примесью - дали свой этноним покоренным им славянам. Хотя долгое время как в договорах варяго-русских князей Олега-Хельгу-Хельги и Игоря-Ингвара-Ингоря с Константинополем и в других документах проводилась четкая разница между "русью" и славянами). Татары (изначально – монгольское племя), покорив тюркское населения Поволжья, растворились в нем, но передали ему свое племенное название - этноним. Германцы-франки покорили римскую Галлию, названную в их честь Франкией-Францией, хотя от их "германства" скоро ничего не осталось (впрочем, французский король вплоть до 1848 г. именовался буквально "царем франков" - лат. "рекс франкорум"). То же можно сказать о германцах-бургундах, тюрках-(прото)болгарах (булгарах)  и о многих других пришельцах, растворившихся в покоренных ими народах, но давших им свое имя.

Кстати говоря, Павел Иванович Якушкин — российский писатель-этнограф, собиратель народных песен, присловий, загадок и побасенок - в "Путевых письмах из Новгородской и Псковской губерний", опубликованных в Санкт-Петербурге в 1860 г., упоминает одно из имен Ольги-Хельги – "Мальдита" - вероятно, "Амал(ь)дита" (как и в случае Мала-Амала). Возможно, и у Хельги-Ольги-(А)Мальдиты текла к жилах готская кровь Амалов, потомков Германариха? Что и предопределило ее связь с князем "древлян-тервингов" (А)Малом, с целью зачатия равнородного и равнокровного наследника? Тогда "постылый, старый", да еще и "худородный" (по сравнению с Амалами) муж-норманн Игорь-Ингвар Рюрикович ей только мешал. И она постаралась его устранить, но, так сказать, "сохраняя правила приличия", чтобы комар носа не подточил…  В-общем, темна вода во облацех...

Если "князь-викинг" Святослав (буквально: "Святой-Славный", или, по-варяжски - "Хельгу-Рюрик", объединивший в своем имени имена первых Рюриковичей) был не законным сыном Ольги от Игоря Рюриковича, а внебрачным отпрыском связи Ольги с князем древлян-тервингов из рода Амалов (несомненно, превосходившим норманнов Рюриковичей по знатности и древности рода, шутка ли – потомок самого Германариха!), то именно сыну Святослава – Владимиру (в святом крещении – Василию, т.е. "Царю") Красное Солнышко, по мнению Горюнкова, было предназначено судьбой примирить в своем лице враждовавшие линии его предков с отцовской ("более поздних" выходцев из Скандинавии - норманнов Рюриковичей) и с материнской ("более ранних" выходцев из той же Скандинавии - готов Амалов) стороны. Отвечая на вопрос, куда же подевался якобы "разбитый в пух и прах" войсками Ольги древлянский "Мал", Горюнков указывает на таинственного "Марко" или "Малко" (деминутив - уменьшительная форма имени "Мал", т.е. "Амал") Любечанина (т.е. живущего в Любече). И на упоминаемого в русских былинных сюжетах "черниговского владыку". Как указывает в своем труде Горюнков, во времена Ольги и Святослава между Киевом и Черниговом существовало противостояние. Связанное с тем, что бывший князь древлян-тервингов (а теперь – любечский узник или правитель – в этом вопросе версии расходятся) (А)Мал, чье полное родовое имя было Мальфред (Амалфрид, Амалафрид), возглавлял, как это явствует из летописно-былинных реконструкций, "готскую" черниговскую оппозицию "норманнской" партии,(включая истинных варягов-Рюриковичей – Ярополка и Олега Игоревичей), засевшей в Киеве (бывшем готском Конунгардре-Данпарстадире). Относительно причин возникновения противостояния между бывшими знатными любовниками – родителями Святослава Киевского – пока можно только догадываться. Ясно лишь одно. Это противостояние закончилось, по С.В. Горюнкову, тем, что Ольга-Хельга умерла в Чернигове (т.е. в оплоте "готской оппозиции" Киеву), а ее сын от князя "тервингов" Святослав (А)Мал(ович) был фактически изгнан за пределы "империи Рюриковичей" и погиб на порогах Данапра-Днепра, еще помнивших его далеких готских предков. Считается, что сын Ольги и (А)Мала попал в засаду, устроенную ему тюркскими кочевниками-печенегами (по "наводке" коварных "ромеев"). Перед этим отпрыск готских Амалов, изгнанный норманнской "партией Рюриковичей", неудачно воевал с "ромейским" самодержцем Иоанном Цимисхием за Дунайскую Болгарию. Именно в упомянутом выше письме этого "василевса ромеев" Святославу, вступившему в войну с Восточной Римской империей и говорилось, что убитый древлянами князь Игорь пал от руки "германцев" (понимай - тервингов-древлян)..

Уж кто-кто, а "ромейские" спецслужбы точно знали, что к чему. Так что письмо константинопольского василевса "Сфендославу" подтверждает упомянутую нами выше версию: древлянский князь "Мал" был в действительности не славянином, и уж тем более не иудеем или принявшем иудейскую веру хазаром "Малхом" (каковым его аттестуют иные "популяризаторы истории"). А восточным германцем из древнего готского рода Амалов, Амалунгов, Амелунгов или Амалфридов, нашедшего себе убежище в Древлянской ("Тервингской") земле. Потомком  разгромленной гуннами державы упоминавшегося выше готского царя Германариха, из рода Амалов. А дочь (А)Мала Древлянского - (А)Малфрида, или (А)Малфредь ("Малуша") - став наложницей единокровного ей Святослава Киевского, родила ему сына Владимира - будущего Крестителя Руси. Амала по крови, неизмеримо превосходящего по знатности всех подлинных Рюриковичей, включая своих сводных братьев Олега и Ярополка – родных сыновей Игоря Старого. Повторим это лишний раз для пущей ясности.

Конечно, в случае правильности данной версии получается, что Святослав – сын (А)Мала Древлянского от Ольги-Хельги-(А)Мальдиты – породил Владимира с (А)Малушей-(А)Малфридой – дочерью того же (А)Мала Древлянского от другой жены или наложницы, т.е. со своей сводной (по отцу) сестрой. Кровосмесительный брак! Но вспомним, что автор "Повести временных лет" весьма отрицательно отзывается о нравах древлян – они-де  "жили звериным обычаем", "жили по-скотски", "и браков у них не бывало". Иными словами, брачные обычаи тервингов-"лесовиков", не укладывавшиеся в представления автора "Повести временных лет", возможно, включали в себя браки между кровными родственниками. Браки между братьями и сестрами практиковались в свое время и у северных германцев, особенно в среде высшей знати  (например, кровосмесительный, с нашей точки зрения, брачный союз Сигмунда со своей сестрой Сигню в "Саге о Вёльсунгах"). Конечно, эта версия опрокидывает многие традиционные представления. Святослав Киевский - и вдруг не Рюрикович! А как же его печать с "родовым знаком Рюриковичей" - "двузубцем" (ставшим впоследствии, при Владимире Красное Солнышко, сыне Святослава от Малуши-Малфриды и таким образом, Амале как по отцовской, так и по материнской линии, "трезубцем")? Но дело в том, что этот знак (представляющий собой в действительности стилизованное изображение ворона - священной птицы бога Одина-Вотана) впервые засвидетельствован в прибалтийских погребениях готов, мигрировавших на Янтарный берег из Скандинавии, задолго до Рюрика. Впрочем, восстановим прерванную нить нашего повествования.

Когда киевское войско во главе с варяжскими полководцами Асмундом (Асмудом) и Свенельдом (Сванильдом, Свенхельдом, Сванхильдом) выступило на древлян, то впереди ехал на боевом коне малыш Святослав, а по бокам его - отцовские воеводы.

По древнему обычаю, князю (сколько бы ему ни было лет от роду) надлежало начать битву. Воеводы вложили в ручонку Святослава копье, и тот попытался метнуть (а скорее всего - толкнуть) его, но копье, пролетев между конскими ушами, упало на землю прямо перед конской мордой. Однако это было не важно. Главное - формальность была соблюдена, древний германский обычай (посвящения вражеского войска в жертву богу мертвецов Одину-Вотану) исполнен. Старый варяжский рубака Свенельд (возможно, он был не норманном-варягом, а потомком росомонов, входивших в готский племенной союз, возглавляемый славнейшим из Амалов - царем Германарихом; по мнению же ряда отечественных историков - Льва Гурченко и др. - "росомонами" именовались приближенные готского царя) громогласно воскликнул:

"Князь уже начал! Последуем, дружина, за князем!"

Таким было первое появление на подмостках истории князя Святослава - трехлетнего малыша, но уже верхом на боевом коне и с боевым копьем в руке.

В ту давнюю эпоху, ради вящего укрепления единства рода и дружины, детей мужского пола не воспитывали в собственной семье. Простолюдины росли в семьях родственников, знатные отроки - в семьях дружинников отца (как впоследствии и отпрыски рыцарских родов в период развитого Средневековья).

Святослава воспитывал старый варяг Асмунд. И данное обстоятельство во многом предопределило судьбу потомка Амалов и наследника Игоря Киевского. Асмунд, воспитатель (по-славянски - пестун) князя Святослава, был сыном "вещего" Олега-Хельга-Хельгу-Хельги (буквально: "Святого").

О Вещем Олеге-Хельги, пестовавшем Игоря Киевского, всякий знает, если не из нордических сказаний-саг, то, по крайней мере, из пушкинской "Песни о вещем Олеге". Рассказывать о нем можно очень долго. Однако вполне достаточно будет сказать, что Олег - предводитель варяжской дружины - объединил под своей властью в один кулак все земли восточных славян и до самой своей смерти воевал с их врагами - волжскими болгарами (предками болгар дунайских), "ромеями" и хазарами (хозарами) - особенно грозным врагом, подчинившим своей власти многие славянские племена и даже владевшим одно время городом Киевом (бывшей столицей приднепровских готов Конунгардом-Данпарстадиром). В этом же духе Олег воспитал и Игоря, дважды ходившего войной на "ромеев" (один раз - неудачно, другой - удачно), воевавшего с хазарами и волжскими болгарами. Считающийся сыном Игоря князь Святослав, также посвятил свою жизнь делу объединения под своей властью восточно- и южнославянских племен, разгромил Хазарский каганат и нанес ряд поражений "ромеям". Вне всякого сомнения, именно Асмунд вложил в ум воспитанника идеи своего великого отца Олега. Принявшего, по легенде, смерть от укуса змеи, выползшей из черепа его давно павшего боевого коня ("Но примешь ты смерть от коня своего"), как это было предсказано ему языческим жрецом-волхвом (многие современные исследователи полагают, что волхвы были вовсе не хранителями какого-то гипотетического "исконно славянского родноверия", а кудесниками-колдунами финно-угорского происхождения, т.е. представителями чуждого не только славянам, готам и варягам, но и вообще ариям-индоевропейцам языкового и племенного субстрата). Возможно, за легендой о смерти Вещего Олега от предсказанного кудесником укуса ядовитой змеи скрыта подлинная история отравления киевского князя волхвами или по их наущению. Ничего невозможного в подобном предположении нет - известно, что ожесточенная борьба за власть и влияние между военной знатью - "ригасами" и "кунингасами" - и языческим жречеством шла, например, у соседей восточных славян - литовских и прусских племен. Впрочем, довольно об этом...

В четырнадцатилетнем возрасте у Святослава появился личный повод для стойкой неприязни (если не сказать больше) к (Восточной)Римской империи ("Ромейской василии"). Его мать Ольга-Хельга, вдова Игоря-Ингвара, весьма непрочно сидевшая на киевском престоле (и у варягов, и у славян, да и у других народов на женщину в качестве верховной правительницы смотрели косо, править полагалось мужчине), была вынуждена возвратить хазарам отвоеванные у них Олегом земли славянского племени вятичей и попыталась укрепить свою власть, породнившись с "ромейским" императором. Она отправилась в "столицу мира" Константинополь, или "Новый (Второй) Рим", основанный в IV веке первым христианским императором Константином I Флавием Великим (Святым Равноапостольным Царем Константином) на месте древнегреческой колонии Византий (славяне именовали Константинополь Царьградом - калька с названия Древнего Рима - urbs regia, т.е. "город царей", "царский город", а варяги - Миклагардом), вероятно, взяв с собой сына, чтобы женить его на "ромейской" царевне.
   
После унизительно долгого ожидания в царьградской гавани Суда "северную архонтиссу" Ольгу и юного "северного архонта Сфендослава", соизволили, наконец, принять в императорском дворце. Но...какой же им там оказали прием?

"Ромеи", т.е. (православные) христиане - византийские "греки" упорно ставили знак равенства между этими двумя понятиями, именуя своего верховного владыку не просто "автократором (самодержцем) ромеев", но "христианским императором", иначе говоря - "повелителем (всех) христиан", обосновывая тем самым свои претензии на власть над всем обитаемым миром! - это богоизбранный народ, Новый Израиль. И потому, с "ромейской" точки зрения, негоже было, по евангельскому слову, отбирать хлеб у детей, чтобы бросить его псам - можно ли было даже помыслить о том, чтобы отдать дочь христианского императора в жены какому-то языческому "варварскому псу"? Яснее не скажешь, не правда ли?

Так юный Святослав своими глазами убедился в верности того, что ему, несомненно, говорил о "ромеях" его старый, поседелый в боях - в том числе и с "греками" - воспитатель Асмунд. "Льстивы бо и лживы греци до сего дни" (как писал впоследствии русский - уже христианский православный! - летописец). Претенциозно именовавшие себя "ромеями", т.е. "римлянами", и с привычным для подлинных римлян презрением взиравшие свысока на все прочие народы, они, в отличие от тех, древних, настоящих римлян, не имели для этого никаких оснований, выродившись к Х веку в некую ублюдочную, химерическую смесь сирийцев, арабов, армян, абасгов (обежан, абхазов), иллирийцев, фракийцев, исавров, валахов-волохов, славян, коптов-египтян, аланов, иудеев, хазар и прочих тюрок, разбавленных незначительным количеством потомков древних греков и римлян, говоривших, с разной степенью чистоты, на греческом (как некоем "языке межнационального общения"). Кроме этого языка и православного варианта христианской веры византийских "греков" (да и то далеко не всех, ибо на территории "Ромейской василии" множились ереси и отнюдь не все подданные "новоримских" императоров владели греческим языком) в какой-то степени объединяли только смутные воспоминания о государственных, правовых и воинских традициях древней Римской империи, на эксклюзивное преемство от которой "ромеи" продолжали упорно претендовать вплоть до окончательной погибели своей медленно гниющей и все больше съеживающейся, как Бальзакова шагреневая кожа, государственной химеры. И так вели себя те самые "греки", которые платили дань официальному отцу Святослава - князю Игорю Рюриковичу, и Олегу - отцу княжеского воспитателя Асмунда, прибившему, если верить преданию, в знак победы над "ромеями", свой щит на врата Царьграда! Хотя эта легенда, нашедшая отражение в "Повести временных лет", видимо, является результатом неправильно понятого обычая "ромеев" вывешивать, в случае участия своего василевса-императора в военном походе на "варваров", императорские щит, меч и панцирь на главных воротах Царьграда. Этот обычай восточных римлян представляется вполне логичным. Хотя бы с той точки зрения, что щиту "РОМЕЙСКОГО" императора, вывешенному на воротах "РОМЕЙСКОЙ" столицы, ничего не угрожало. А вот чего стремился добиться варяго-русский князь, повесивший свой щит на воротах вражеской столицы? Не мог же ВЕЩИЙ Олег не понимать, что сразу же после его ухода "ромеи" не преминут снять его щит с ворот своей столицы (а может, еще и предать "варварский" щит поруганию)!

Вряд ли полученный в Царьграде от "греков" афронт прибавил Святославу уважения к своей матери Ольге-(А)Мальдите (окрещенной, как считается, в Константинополе "ромеями" под именем Елены), фактически "смиренно утершейся" после жестокого оскорбления, нанесенного ей самой, ее сыну - потокам Амалов - а в их лице и всей варяго-русской Северной Державе.

Правда, через пару лет Ольга-Елена снарядила аналогичное посольство к венценосному владыке другой "Римской империи", конкурировавшей и соперничавшей с "греческой" империей "ромеев" - Оттону I Великому, обновившему в 961 г. "Священную Римскую империю", основанную в 800 г. франкским царем Карлом Великим (формально восстановившим, в союзе с римским папой, Западную Римскую империю, прекратившую свое существование в 476 г.; при этом обе "римские" империи - Западная римско-германская и Восточная "греческая" - претендовали на полную и безраздельную власть над всеми землями некогда единой древнеримской "мировой" державы, что дополнительно усиливало остроту конфликта!)-, смиренно испрашивая у него (как ранее - у "греков") для себя и для своей земли наставников в "истинной" христианской вере. По тем временам подобная просьба означала готовность просителя признать себя вассалом того, к кому он с этой просьбой обращался.

Император Оттон I согласился выполнить просьбу княгини Ольги и направил на Русь с миссией епископа Адальберта. Однако Святослав, видимо, помешал этому намерению осуществиться, совершив нечто вроде государственного переворота. "Святая" Ольга была выдворена из киевских княжеских палат в свой терем в Вышгороде, прибывший в Киев епископ Адальберт изгнан оттуда в 962 г.

962 г. стал годом первой (и пока что - политической) победы Святослава (Хельгу-Рюрика), первым годом его полновластия, превращения из княжича в князя, из юноши - в мужа.

Как же повел себя молодой варяго-русский князь из готского рода Амалов? Тот забияка и грабитель, который предстает нам со страниц иных исторических сочинений, стал бы первым делом нападать на соседей - тех, кто поближе, побогаче и послабее. А на худой конец (если соседи показались бы слишком бедны), напал бы на "ромейские" владения в Тавриде (нынешнем Крыму) - земли там были богатые, но не имевшие для "греческой" империи большого стратегического значения и потому довольно слабо охраняемые "греками" (к тому же там проживали сородичи потомка Амалов - крымские готы-тетракситы).

Но Святослав первым делом обратил свой меч против самого главного, опасного и сильного врага Руси - неоднократно упоминавшихся выше хазар.

На юге Хазарский каганат граничил с Арменией и Грузией (Иверией), на севере - с предгорьями Урала (до которого когда-то доходили северные границы готской державы Германариха). Солнце вставало над Хазарией из вод Аральского (Абескунского) моря и опускалось за порогами Днепра.

Множество разноплеменных рабов трудились на Хазарию, множество разноязычных наемных воинов (главным образом - представителей различных племен Великой Степи) стерегли ее границы или нападали на страны, неугодные хазарскому кагану (когану, каану, хакану, Великому хану). Через территорию Хазарии вели важнейшие торговые пути тогдашней Экумены - Великий Шелковый путь и путь из стран Балтийского бассейна в богатые страны Востока. Огромные торговые пошлины и таможенные сборы, ростовщичество и работорговля неустанно пополняли казну правящей верхушки каганата, обосновавшейся в хазарской столице Итиль (Атель), расположенной в устье Волги, близ нынешней Астрахани. Все подвластные князья были обязаны отдавать своих дочерей в гарем кагана (правившего в эпоху Святослава чисто номинально) и реального правителя ("пеха", или "бека") хазар. Именно хазарский "пех" ("царь") сосредоточил в описываемое время в своих руках всю полноту власти, в то время как каган-коган (особа которого почиталась настолько священной, что он жил в постоянном затворничестве в своем итильском дворце и лишь в дни больших праздников показывался своим подданным) сохранил исключительно прерогативы духовного владыки.

Верхушка правящего слоя Хазарского каганата - сам каган, "пех", придворные, вельможи, высшие военачальники, законоучители, книжники, сборщики налогов и пошлин, священнослужители государственного культа исповедовали иудейскую веру. Представители военно-чиновничьей знати (или, выражаясь современным языком, "армии и силовых структур") состояли не только из иудеев, но и из мусульман - сынов различных кавказских и азиатских народов (например, хорезмийцев) и из собственно хазар ("белых хазар") - изначально северокавказского мелкого разбойничьего народца, принявшего иудаизм при кагане Булане (ставшем после перемены веры Обадией; хотя, согласно другим историкам, Обадия был одним из преемников "благочестивого" Булана). В отличие от "белых хазар", покоренные ими кочевые тюркские племена, получившие прозвание "черных хазар", составляли, вместе с другими племенами, тяглое (податное) население каганата, исповедовавшее, главным образом, различные языческие культы (впрочем, было среди хазар и некоторое количество христиан, имевших даже собственные церкви). История прозелитизма (обращения в иудаизм) хазар весьма любопытна, но ее подробное изложение увело бы нас слишком далеко от главной темы настоящей военно-исторической миниатюры. Если верить арабскому путешественнику-географу аль-Масуди, значительную часть податного населения Хазарии и хазарских рабов составляли славяне ("сакалиба"), уже тогда густо заселявшие подчиненные каганатом Подонье и Поволжье. Именно потомки этих славянских по происхождению "хазар" (слово "хазар" произносилось как "хазаг" или "хазак") составили впоследствии основу  казачества (не менее известной и широко распространенной, в частности, среди историков гитлеровского "Третьего рейха" и "казакийцев" периода Второй мировой войны версии происхождения казачества, согласно которой его предками были расселившиеся в Приазовье и Придонье в IV в. от Р.Х., в пределах упоминавшейся нами выше державы готского царя-"рикса" Германариха-Эрманариха, готы и саксы, из слияния племенных названий - этнонимов - которых, "гот" и "сакс", и родился этноним "казак", равно как и версии, согласно которой слово "казаки" означает потомков древних ираноязычных "кей-саков" или "кай-саков", т.е. "царских саков" - тех самых "царских скифов", что упоминались еще "Отцом истории" Геродотом, мы в рамках настоящего краткого очерка касаться не будем, ибо рассмотрение всех этих версий увело бы нас слишком далеко от главной линии нашего повествования, посвященного князю Святославу Храброму - Святому Славному Амалу).

Гвардию кагана (а в действительности - "пеха") составляли так называемые "ларса", "ларсии" или "арсии" - десять тысяч отборных тяжеловооруженных хорезмийских конных воинов-мусульман, численный состав которых постоянно пополнялся, так что "ларсиев" всегда было десять тысяч человек (как в гвардии "бессмертных" персидских царей династий Ахеменидов и Сасанидов, а также подражавших им "ромейских" императоров).

Словно мало было мощи одной Хазарии, угрожавшей варяжской Руси, за каганатом стояла и вся мощь империи "ромеев". Временами константинопольские императоры ссорились и даже воевали с итильскими каганами и "пехами", однако "греко"-хазарское стратегическое партнерство в борьбе с мусульманским Арабским халифатом всякий раз заставляло их преодолевать временные разногласия. "Ромейские василии" выдавали своих дочерей за хазарских каганов и "пехов", те поступали аналогично. Так, например, первая женщина на престоле "Ромейской" империи - императрица (василисса) Ирина - была хазаркой по происхождению, а один из "ромейских" самодержцев-автократоров, Лев, получил, по своему происхождению, прозвище "Хазар". Справедливости ради, следует заметить, что многие переселившиеся на земли "ромейской" державы хазары принимали православие и даже делали духовную карьеру. К примеру, знаменитый константинопольский патриарх Фотий, при котором чудесной силой вынесенной из Влахернской церкви Ризы Пресвятой Богородицы был потоплен подошедший к Царьграду, в отсутствие воевавшего с арабами-мусульманами императора "ромеев", флот ушедших от Рюрика и вокняжившихся в Киеве-Конунгард(р)е варяжских воевод Аскольда (Хаскульда, Хескульда) и Дира (Тира, Тюра, Торира), в честь чего был установлен христианский праздник Покрова Пресвятой Богородицы, был хазарского происхождения и даже получил у греков прозвище "Хазаропросопос" ("Хазарская рожа").

Константинопольские императоры направляли своих военных инженеров (или, по-русски, "розмыслов") строить крепости на хазарско-русских рубежах. Так, "ромейский патрикий" ("римский патриций") и военный архитектор Петрона Каматир  по последнему слову "ромейской" военной техникипостроил в Придонье хазарскую крепость Саркел (Белую Вежу, т.е. "Белую Башню"), впоследствии с немалым трудом и большими потерями взятую князем Святославом.

За сотню лет до Святослава хазары обложили множество славянских племен - древлян, северян, радимичей, вятичей - небывалой данью. Дань включала в себя не только меха, мед, скору (воск) и отличавшиеся особо прочностью ковки славянские мечи с двумя лезвиями (хазары, если верить летописцам, умели хорошо ковать лишь сабли, имевшие не два, а лишь одно лезвие; русские же мечи IX-X вв. отличались высокой прочностью и гибкостью - так, например, в арабо-персидском сочинении "Пределы мира" говорилось, что их "можно согнуть вдвое, но как только отводится рука, они принимают прежнюю форму"), но и множество рабов. Летописцы, жившие позднее, вероятно, не могли поверить в буквальный смысл древних строк, и исправляли их, по своему разумению - "по беле и кунице с дыму", "по белке-веренице (веверице) с дыму". И лишь немногие уцелевшие древнейшие летописные тексты свидетельствуют, что в действительности хазарские сборщики дани взимали со славян "по белой девице из дому".

Оставшиеся в ограбленном доме ("дыме") боязливо складывали сказки о том, как "налетело чудо-юдо коганое, требуя по девице на обед, по отроку на ужин". В сказках чудо-юдо, в конце концов, оказывалось побеждено...Наяву же сказители и слушатели помнили: если схватишься за меч, окаем тут же затянет беспощадная конная лава, сверкающая стальной чешуей, скалящаяся боевыми личинами шлемов. И тогда угонят в полон уже всех...кто уцелеет...

Для защиты от хазар славяне призвали варягов, потомков древних готов, когда цепкие щупальца каганата, завладевшего Киевом (хазары переименовали древний готский Данпарстадир в "Самватас"; этот греческий вариант хазарского названия Киева, упоминаемый "ромейским" императором Константином Багрянородным, в его уже упоминавшемся выше трактате "Об управлении империей", вероятно, каким-то образом связан с иудейским религиозным термином "шаббат", то есть "суббота", "день отдохновения"; "Самватасом" (или "Самбатионом") хазары называли и реку Днепр-Данапр-Борисфен, воспользовавшись раздиравшими славян межплеменными раздорами и междоусобицами (разжигаемыми, надо думать, не без влияния хазарского золота), протянулись далеко на русский север - к Ильменю и Белоозеру.

И варяги пришли. "Славный" Хрорекр-Рюрик и "Святой" Хельгу-Олег не только не пустили хазар на север. Воеводы Рюрика Аскольд и Дир выбили войска каганата из Киева-Самбатиона, древнего готского Данпарстадира. Правда, впоследствии, их самих выманил из Киева-Конунгарда хитростью, и убил (с полным правом обвинив в измене данной Рюрику и его сыну Игорю клятве верности - "вару", которую был обязан соблюдать всякий варяг) Олег Вещий, посадивший в Киеве князем своего воспитанника Игоря, но это были уже внутренние конфликты между самими варяго-руссами. Благодарные варягам за защиту северяне, вятичи, радимичи и другие славянские племена слагали уже не сказки, а былины, бывальщины, о том, как ехал на Русь злой "Жидовин могуч богатырь", на пути которого встал Вещий Олег (Хельги) - Вольга (Ельга) Мурманец (Норманн), снесший ему, в жестоком бою, "с плеч коганых (вероятнее всего, слово "коганый"="каганый" было позднее, уже после Крещения Руси "от грек", переосмыслено как "поганый" - от латинского слова "паганус", то есть "сельский", в значении "языческий", ибо христианская вера повсюду утверждалась сначала в городах и уж затем - в сельской местности!) черну голову" (и лишь впоследствии поединок с Жидовином был приписан Илье Муромцу, связанному, по созвучию, с возникшим гораздо позднее городом Муромом). Возможно, поход Вещего Олега (Ельги, Вольга, Вольги, Волха или Волхва, т.е. "волшебника", "кудесника") Всеславьевича (Святославовича) на "Индейское (в современных переводах - Индийское) царство", которое он разгромил, проникнув в него хитростью, в действительности является поэтическим переосмыслением "былинниками речистыми" позднейших времен войн двух реальных варяго-русских князей - Олега (Вольга, Хельги, Ельги) и его внучатого племянника (по крайней мере - официально) Святослава - с "Иудейским царством" (Хазарским каганатом, государственной религией которого был иудаизм). Это представляется весьма логичным - до далекой Индии не доходил со своим войском ни один русский государь, Рюрикова или не Рюрикова рода. Замена в былинах "иудейского" царства "индейским" произошла в эпоху позднего Средневековья, когда память о грозном Хазарском каганате почти полностью изгладилась из памяти народной (вероятно, во многих случаях место хазар - как, впрочем, печенегов, торков, половцев и других степняков - прочно заняли пришедшие на Русь позже всех захватчиков "татары"), и сама мысль о существовании какого-то "иудейского царства" на границе Руси казалась попросту абсурдной... Впрочем, довольно об этом...

После убийства Игоря "тервингами-древлянами" "Святая" Хельга-Ольга, опасаясь войны с могущественным каганатом в условиях крайне непрочного тыла, отдала хазарам отбитую у них "Святым" Хельги-Олегом землю вятичей. Вновь потянулись в Итиль вереницы славянского "полона" ("челяди") - девиц и отроков. Их было так много, что слово "славянин" - "славе", "склаве", "саклаб", "сакалиба" - стало синонимом слова "раб" и по-прежнему остается таковым во многих современных языках.

И вот на этих-то "неразумных" (по мнению Александра Сергеевича Пушкина, но по-своему очень даже неплохо "соображавших, что к чему") хазар поднял меч князь Святослав Киевский.

Из дошедших до нас скупых строк летописи не вполне ясно, как именно действовал Святослав - блестящий отпрыск готского рода Амалов. Можно предположить, что основную ударную силу его войска составляла сплошная стена тяжелых пехотинцев в железных кольчугах и шлемах, с длинными копьями, любимым оружием варягов - секирами и длинными мечами, большими норманнскими "каплевидными" ("миндалевидными") щитами, прикрытую с флангов легковооруженными пехотинцами и конными дружинниками. Но это лишь предположение. Ибо из летописных свидетельств следует, что князь был легким на подъем, быстрым "аки пардус" (как гепард, бегущий со скоростью до ста километров в час), спал, подложив под голову седло, попону или потник боевого коня, не возил с собой ни котлов, ни обозов с припасами, но "тонко нарезав конину и зверину, пек на костре и так ел. Таковы же были и все вои (воины) его". Это описание создает представление о предводителе высоко мобильного, подвижного конного войска, способного быстро совершать большие переходы, а точнее говоря - конные рейды. С другой стороны, "ромейский" военный историк Лев Диакон в описании осады войска Святослава "греками" в болгарской крепости Доростоле (Доросторе, Дрестере) на Дунае подчеркивает, что русы сражались в основном в строю, подобном фаланге (то есть пешими), и, хотя порой выступали и в конном строю, но были к конному бою непривычны (в войнах на Дунае Святослав использовал главным образом не свою, а союзную угорскую, то есть венгерскую, конницу). В "Истории" Льва Диакона описано, к примеру, что под Доростолом "скифы" (русы - кстати говоря, готов более ранние греко-римские хронисты также называли "скифами")), якобы "вовсе не умеющие ездить верхом", "впервые вступили в бой в конном строю"(!), что длинные копья ромейских конных латников-катафрактов поражали их, "не умевших управлять лошадьми при помощи поводьев" (!). Что тут скажешь? Во-первых, не следует забывать, что иные, сознательно архаизировавшие свой стиль, подгоняя его под античные образцы, "ромейские" историки (например, царевна Анна Комнина в "Алексиаде") именовали "фалангой" любой строй - не только пеший, но и конный - например, тот же Лев Диакон писал в своей "Истории": "какой-то скиф (рус - В.А.) ...кичась своей силой...вырвался вперед из окружавшей его фаланги всадников...". Во-вторых, у того же Льва Диакона в другой главе того же сочинения написано: "В промежуток между рядами выехал на коне вождь скифов огромного роста, надежно защищенный панцирем, и, потрясая длинным копьем, стал вызывать желающих выступить против него..." Судя по тону описания, речь идет об опытном конном воине, а не о каком-то непривычном к конному бою новичке, только что севшем на лошадь. Можно, конечно, возразить, что на конях сражались не все русы, а, мол, только их немногочисленные воеводы. Но из слов того же Льва Диакона явствует, что русские воеводы не прятались за спинами своих воинов, а наоборот, выступали в первых рядах. Однако никто из этих воевод не был самоубийцей, каким неминуемо стал бы всякий одинокий всадник, едущий впереди сомкнутого строя пехотинцев. Лишенный помощи и поддержки, он был бы убит в первые же мгновения боя. А вот если конный вождь выступал во главе своей конной же дружины, этого бы не случилось. Что же касается неудачного (по Льву Диакону) для русов конного боя под Доростолом, то другой "ромейский" историк - Иоанн Скилица - описывал его ход совсем иначе. Согласно Скилице, русы - не только конные, но и пешие - устроили вылазку из осажденного Доростола. "Ромеи" встретили их с ожесточением, и завязался упорный бой. Борьба долго шла с равным успехом, наконец "ромеи" обратили варваров в бегство своей доблестью и, прижав к стене, многих перебили в этой стычке, "и всего более - всадников". Скилица явно описывает бой равных по силе противников, победу в котором "ромеев" можно объяснить их "доблестью", численным превосходством, лучшим вооружением, короче - всем, кроме неумения русов сражаться в конном строю! В-общем, "темна вода во облацех"...

Мало того! Нам даже не известен толком ход войны Амала Святослава с "неразумными" хазарами. Летописец просто говорит, что потомок Амалов разбил хазар, убил их "царя Когана" и взял Белую Вежу, не сообщая ничего ни о разгроме войска "пеха", ни о взятии варяго-русами (при поддержке наемной печенежской конницы) других хазарских твердынь - Семендера, Самкуша и, самое главное - столицы Каганата - Итиля. Мы твердо знаем лишь одно. Хазарский каганат, огромная держава, исчез с лица земли всего за один год (964). Не помогли кагану с "пехом" ни чешуйчатые латы на конях и всадниках, ни наемные конные орды, ни построенные ромейскими инженерами крепости, ни золото работорговцев и ростовщиков.

Много лет спустя арабский путешественник-географ Ибн Хаукаль видел на берегу Волги руины хазарских разбойничьих гнезд и опустевшие кочевья их степных вассалов союзников. На Северном Кавказе русы, если верить Ибн Хаукалю, "если что и оставили, так только лист на лозе".

Границы "империи Рюриковичей" выдвинулись на древние готские земли - Дон и в Приазовье, где бывшие хазарские твердыни Саркел и Самкуш (Самкерц - вроде бы, Корчев-Керчь) стали русскими городами Белой Вежей и Тмутороканью (впрочем, есть мнение, что Тмуторокань - это бывшая "ромейская" Таматарха, то есть Тамань). Славянское большинство населения Хазарии из забитых, всеми презираемых полурабов превратилось в полноправных подданных Святого и Славного киевского князя. Когда же оставшиеся в Тьмуторокани хазары и примкнувшие к ним "греки" попытались "тряхнуть стариной", Святослав послал на них войско (вероятнее всего - под предводительством упоминавшегося нами выше старого Свенельда, служившего еще Олегу и Игорю, варяга или потомка росомонов - подданных или придворных готского царя Германариха из рода Амалов), так "вразумившеее" смутьянов, что из "ромейского" Крыма срочно прибыл с "миротворческой миссией" греческий губернатор-топарх с заверениями в вечной дружбе и чуть ли не с просьбой о покровительстве. Тогда-то из его уст в титулатуре "Сфендослава" и прозвучал впервые пышный эпитет "царствующий на север от Дуная". До этого-то киевских правителей в Ромейской империи полупрезрительно именовали "архонтами" ("князьями", "старейшинами", "старостами" - даром что владения этих "старост" давно уже превышали по обширности земли "Ромейской" империи).

Но Святослав железной рукой навел порядок и в Киеве. Он безжалостно пресек завезенное туда хазарами ростовщичество. Предание гласит, что потомок Амалов повелел отсекать тем, кто дает деньги в рост, десницу (правую руку), а тем, кто брал их - шуйцу (левую). В результате инфляция - вечный жупел экономистов всех времен - на все время правления Святослава бесследно исчезло из его державы, и, хотя собственной монеты князь не чеканил, деньги при нем не обесценивались. Это - тоже одна из его побед, к сожалению, не датируемая и почти никогда не упоминаемая в исторических сочинениях.

Наступил 968 г. На "новоримском" престоле сидел "благочестивый" император Никифор Фока, прославленный военачальник армянского происхождения, одержавший немало побед над арабами. Его не могло не тревожить стремительное и бесславное падение давнего военно-политического союзника "Ромейской" державы - Хазарии, и столь же быстрое усиление давних врагов империи - русов. Сам опытный полководец и воин, Никифор был способен оценить противника по достоинству. Военная экспедиция на Русь выходила за пределы возможностей "ромеев", пассивно ожидать нападения Святослава было также нельзя, и потому император Никифор решил применить испытанную "ромейскую" тактику "разделяй и властвуй", "натравливай одних варваров на других". Император "ромеев" направил на Русь с особой миссией патрикия Калокира, сына правителя Херсонеса Крымского (Корсуня), с грузом золота и предложением Святославу в обмен на это золото напасть, вкупе с "ромеями", на Болгарию, с которой империя воевала.

Однако император Никифор сам себя перехитрил. Святослав вовсе не собирался таскать для "греков" каштаны из огня! "Тайная" тактика хитроумных "ромеев" давно уже перестала быть тайной для кого бы то ни было (кроме разве что них самих). К тому же выбор Никифором Калокира оказался крайне неудачным. Сейчас трудно сказать, был ли Калокир просто честолюбивым авантюристом или же идейным, а то и личным недругом императора, а может быть - выразителем давних сепаратистских устремлений своего родного Херсонеса (в конце концов попытавшегося отпасть от "новоримской" империи уже в княжение сына Святослава от готской царевны (А)Малфриды из того же рода Амалов - Крестителя Руси Владимир Красное Солнышко, оказавшего "Ромейской" державе немалую услугу, военной силой вернув восставший Херсонес-Корсунь под власть Царьграда). Это нам не известно. Известно лишь одно. Явившись по поручению царьградского василия с грузом золота и предложением союза с империей в Киев, Калокир сказал Святославу совсем не то, что поручил ему император. Он предложил варяго-русскому князю под предлогом союза с империей вступить в Дунайскую Болгарию, оттуда внезапно ударить по империи и посадить Калокира на императорский престол в Константинополе (за соответствующую плату). Святославу настолько понравился план Калокира, что князь даже побратался с будущим кандидатом на цареградский престол.

Он согласился на план изощренного в хитростях побратима. Хотя вообще-то подобные хитрости самому князю были чужды. Рыцарственный со всяким врагом, отпрыск готских Амалов всегда перед нападением на него посылал к нему вестника с кратким извещением: "Иду на вы (вас)!". Справедливости ради, следует заметить, что у оповещенного таким образом неприятеля все равно оставалось слишком мало времени, чтобы подготовиться к обороне (если только он не начал готовиться к ней еще до получения княжеского послания). Но это так, к слову...

Как бы то ни было, к описываемому времени данное краткое послание Святослава звучало для ее адресата, как смертный приговор. Теперь его услышали дунайские болгары.

Успех замысла Калокира далеко превзошел ожидания самих побратимов. Под ударом дружинников Святослава собранное болгарским царем Петром войско разлетелось в пух и прах. Узнав о разгроме, царь Петр разболелся и умер. Восемьдесят (!) болгарских городов открыли ворота Святославу. Вместо затяжной войны, в которой варяго-русы и болгары, по замыслу "благочестивого" императора Никифора, должны были взаимно истощить друг друга, почти вся Болгария в одночасье оказалась во власти Святослава (возможно, имевшего законные права на владение ею - если Ольга действительно была родом не из Пскова-Плескова, а из болгарской Плиски)!

Никифор стал принимать спешные меры к укреплению обороны Царьграда. На стенах Второго Рима были установлены метательные машины, направленные на северо-запад. Гавань вновь, как в дни нашествий Аскольда и Дира, Вещего Олега и Игоря, перегородили громадной железной цепью. Спешно стягивали отовсюду войска, в первую очередь основную ударную силу имперской армии - тяжелую конницу "катафрактов", тайно готовили к бою сосуды с "греческим огнем" ("ромейским" аналогом современного напалма, которым был в свое время сожжен варяго-русский флот официального отца Святослава - Игоря Рюриковича Старого - в дни его первого, похода на Константинополь, завершившегося неудачей).

Однако Никифору следовало бы позаботиться об укреплении не только городских стен, но и собственной спальни. Зимней ночью, пройдя через гинекей (женские покои дворца), любовник императрицы Феофано, уже отправившей на тот свет своего предыдущего царственного супруга, прославленный в боях с арабами полководец-армянин Иоанн Цимисхий (Чимшик), племянник императора Никифора, проник в спальню своего царственного дядюшки и, с помощью сообщников, зарубил "благочестивого владыку" насмерть (после чего, чисто по-"византийски", повелел немедленно казнить соучастников по преступлению за цареубийство, а помогавшую им императрицу Феофано - постричь в монахини).

Новый "император римлян" Иоанн начал действовать немедленно, причем вполне в духе своего злополучного предшественника и дяди. Он знал, что печенеги были союзниками официального отца Святослава - князя Игоря, и сопровождали самого Святослава в походе на Хазарию. Однако в Болгарию Святослав печенегов по каким-то причинам (вероятно, по совету Калокира, ведшего какую-то свою неразгаданную по сей день и, возможно, двойную, игру) не взял, лишив их доли в добыче и в славе. Хуже всего было то, что вместо печенегов Святослав взял с собой в Болгарию других воинственных кочевников - угров (венгров-мадьяр), заклятых врагов печенегов ! "Ромейские" соглядатаи и "агенты влияния" умело разожгли обиду печенегов и вражду одних кочевников к другим. И печенеги, воспользовавшись отсутствием Святослава, осадили его стольный град Киев - "мать городов русских".

Эта весть застала потомка Амалов на Дунае. Святослав с частью войска совершил молниеносный бросок с Дуная к Киеву (что лишний раз доказывает: его войско было, если и не целиком, то в значительной своей части не пешим, а конным). Однако скрестить оружие с печенегами ему на этот раз не пришлось. Узнав о подходе войск грозного князя, степняки спешно сняли осаду с Киева, а затем направили к киевлянам послов с предложением мира и дружбы. "Князь" (хан) печенегов побратался с киевским (возможно, хотя на этот счет существуют разные точки зрения) воеводой Претичем (вероятно, служившим не варяжскому Киеву, а готскому Любечу или Чернигову), обменявшись с ним оружием и доспехами, и ушел в степь. Как только подоспел Святослав, скончалась княгиня Ольга-(А)Мальдита. Святослав перезимовал в Киеве, воздав честь умершей матери, и...заявил о переносе своей столицы в болгарский город Переяславец Дунайский. "Здесь будет середина державы моей", заявил Святослав, и эти слова, надо думать, очень скоро дошли до императора "ромеев". Тот живо сообразил, что если середина (центр) державы "северного варвара" будет находиться на Дунае, то для самостоятельной "Ромейской" империи просто не останется места на карте. Служившие житницей империи (и населенные в то время преимущественно славянами) Балканы были жизненно важны для "ромеев", которые в случае их утраты просто умерли бы с голоду.

Превосходно налаженная тайная служба "Ромейской василии" стала проявлять повышенную активность. Результаты ее деятельности не заставили себя долго ждать. Пока Святослав зимовал в Киеве, во многих городах на Дунае против власти варяго-русов взбунтовалась болгарская знать. В знак союза с "ромеями" мятежники направили в Царьград двух болгарских царевен, предназначенных в жены малолетним "ромейским" царевичам, и посольство с просьбой о военной помощи.

Святослав умел быть великодушным к побежденным противникам - например, к болгарам или печенегам. Но измены он не прощал никому, и карал изменников беспощадно.

Войско киевского князя вместе с новыми союзниками - печенегами - снова вторглось в Дунайскую Болгарию. В городе Филиппополе (нынешнем Пловдиве) - центре заговорщиков - состоялись массовые показательные казни. Мятежники были посажены на кол, а крепости боляр-бунтовщиков - разрушены.

В Болгарии фактически разгорелась гражданская война, к чему так стремились "ромеи". Часть дунайских болгар приняла сторону "греков", другая - перешла под знамена Святослава и стала сражаться против "ромейской" армии вторжения. У Святослава хватило политического разума не отнимать ни свободу, ни царский титул у сыновей болгарского царя Петра - Бориса и Романа (братьев увезенных в Царьград болгарских царевен).

Прибывшие из Константинополя послы василия Иоанна Цимисхия, угрожавшие Святославу, напоминая князю о гибели его официального отца Игоря ("от рук германцев"), не испугали сына Ольги. Святослав заявил, что находится в Болгарии у себя дома (лишний аргумент в пользу версии о происхождении Ольги из болгарской Плиски, или же сохранившейся памяти о власти готов над дунайскими землями в  прошлом), а "ромеям", намекнув на то, что они всецело превратились в азиатов, предложил убираться из чужой им Европы к себе в Азию. Князь - потомок древних готов - уже совершенно открыто объявил о своем намерении создать собственную державу с центром на Балканском полуострове.

В ответ на угрозу, что на театр военных действий скоро прибудет сам грозный император ромеев во главе бесчисленных карательных войск, Святослав ответил, что русы - не трусливые дети, а мужи, привыкшие к виду крови. Императору Иоанну Цимисхию он посоветовал не затруднять себя долгим походом, ибо он, Святослав, намерен сам скоро навестить того в Царьграде.

Вновь прозвучало грозное: "Иду на вы!"

Варяго-русское войско, усиленное болгарскими вспомогательными отрядами, поспешило вслед за возвращавшимися в Константинополь "ромейскими" послами. Иоанн Цимисхий, спешно заключив мир с соседями (поскольку "Христианская Римская" империя постоянно с кем-нибудь воевала), бросил все войска навстречу надвигающимся русам. Магистр Петр привел из Сирии отборные войска, только что разгромившие арабов-мусульман.

"Мертвые сраму ни имут!" - провозгласил князь Святослав перед строем своих дружинников.

Больше ни о магистре Петре, ни о его сирийской армии "ромейские" летописцы ничего не сообщали.

Войска Святослава подошли к городу Аркадиополю. До "столице мира" - богатейшего Царьграда - оставался всего только один дневной переход. "Ромеям" помогла очередная "стратагема" - военная хитрость. Патрикий Алакас (крещеный печенег) обманом заманил в ловушку и истребил легкую конницу своих соплеменников печенегов - союзников Святослава. Боевые порядки главных сил воинственного потомка Амалов - тяжелой пехоты (?) - без прикрытия с флангов легкой конницей были чрезвычайно уязвимы для фланговых ударов "ромейской" тяжелой кавалерии.

В жестокой битве войска Святослава с войском "греческого" полководца армянского происхождения Варды Склира победы не удалось добиться ни одной стороне. Однако именно "греки" первыми направили к Святославу послов с предложением мира и дарами. Золото и дорогие ткани не произвели на потомка Амалов никакого впечатления - он, при виде этих даров, велел своим младшим дружинникам "схоронить" (спрятать) их. Когда же ему поднесли боевой меч, князь стал разглядывать его, расхваливать работу оружейника, смягчился и согласился на мирные переговоры.

"Лют муж сей - " доложили Иоанну Цимисхию послы - "злата не берет, а оружие любит".

Вне всякого сомнения, подобным демонстративным "предпочтением булата злату" потомок готских Амалов (отнюдь не отказавшийся ни от богатых даров Цимисхия, ни, в свое время, от золота, привезенного ему Калокиром) хотел произвести на "ромейских" послов дополнительный устрашающий психологический эффект. Пристрастие норманнов, да и других северных (и не только северных) "варваров" (как, впрочем, и самих "благочестивых ромеев") к золоту общеизвестно.

Как бы то ни было, воинственному киевскому князю удалось "сохранить лицо". Однако без печенежской конницы, понеся тяжелые потери, ослабленное войско Святослава вряд ли смогло бы разбить войска Цимисхия (а если и смогла бы, то какой ценой), не говоря уже о взятии Константинополя.

Воспитаннику мудрого варяга Асмунда-Асмуда, сына "Святого" Хельгу-Олега, не было необходимости объяснять значение слов "пиррова победа". Святослав согласился не только на мир с "греками", но и на сохранение прежней "ромейско"-болгарской границы, в обмен на провинцию Македонию и на выплату щедрой дани. Этот мир стоил Святославу союза с печенегами. Мстительные и злопамятные степняки не простили варяго-русскому князю ни гибели своих ушедших с ним в поход и не вернувшихся в родные кочевья сыновей, ни мира с их убийцами-"греками", ни потери надежды на обогащение за счет щедрой военной добычи. Печенеги были не нацией, а племенем, не имевшим собственной государственности, и потому закон кровной мести был для них превыше каких-либо соображений высокой государственной политики.

Пока русское войско отдыхало от тягот похода в Болгарии, "василий ромеев" Иоанн Цимисхий спешно готовился нарушить свою принесенную на кресте клятву в вечном мире и дружбе со Святославом (чего стоило обещание, данное какому-то "северному варвару-скифу"!), собирал новые войска, вербовал иноземных наемников, перебрасывал на Дунай императорский военный флот.

И весной 971 г. новая "ромейская" армия (наполовину состоявшая из сирийских и арабских наемников), нарушив мирный договор, вторглась в Болгарию. Одновременно в Дунай вошел военный флот "ромеев", в том числе триста кораблей-дромонов, оснащенных приспособлениями для метания "греческого огня". Если верить средневековым летописцам, взрыв снаряда с "греческим огнем", выпущенного из специальной, устроенной наподобие сифона, трубы (установленной на носу корабля или, в случае сухопутных боевых действий - на специальной повозке), сопровождался чудовищным грохотом. При его полете и падении воспламенялось все вокруг, "он летел по воздуху, будто крылатый дракон, размером с бочку, с быстротой молнии, гремя, как гром..."

Армия Иоанна Цимисхия прошла по горным ущельям и одним броском вышла к Преславе - столице Болгарского царства. Спрашивается: как мог опытный воин Святослав оставить границу без охраны? Кому он поручил ее охранять? Не пропустил ли тот, кому он это поручил, "греков" сознательно? И если да, то почему? В который раз уже "темна вода во облацех"...               

"Ромейское" войско неудержимо продвигалось на север. Стремясь внести раскол между болгарами и русами, император Иоанн велел отпускать пленных болгар на свободу. Но это не помогло. Часто болгары (включая женщин) продолжали сражаться на стороне Святослава (или, во всяком случае, против "греков"), и, оказавшись в безнадежном положении, бросались на свои мечи, предпочитая смерть позору плена. Об участии в боях женщин, облаченных в воинские доспехи, свидетельствовали "ромейские" воины, находившие женские трупы среди убитых на полях сражений.   

"Освободив от северных варваров" (а попросту говоря - захватив) Преславу и (без ложной скромности) переименовав ее в Иоаннополь, православный василий Иоанн Цимисхий, разграбив болгарские православные церкви, отослал пленного болгарского царя Бориса в Константинополь, вместе с самыми ценными церковными святынями. Было официально возвещено о возвращении отпавшей провинции "Мисии" (Болгарии) в состав "Римской империи".

Особенно жестокие бои развернулись под упоминавшимся нами выше Доростолом на Дунае. В одной из вылазок варяго-русам удалось сжечь "ромейские" осадные машины, что сделало штурм сильно укрепленного города невозможным. С другой стороны, осажденным не удалось прорвать блокаду. В боях и стычках с обеих сторон гибло великое множество воинов.

Упоминавшийся выше "греческий" историк Лев Диакон, живописал одно из сражений между "архонтом скифов Сфендославом" и "императором римлян" Иоанном под Доростолом в следующих выражениях:

"Итак, в шестой день недели, 22 июля, при заходе солнца скифы вышли из города, построились в твердую фалангу и, простерши копья свои, решились идти на подвиг... Скифы сильно напали на ромеев; кололи их копьями, поражали коней стрелами и всадников сбивали на землю...

Конь Анемаса ("греческого" полководца арабского происхождения, сына эмира недавно возвращенного в лоно Ромейской империи острова Крит - В.А.) частыми ударами копий был повержен на землю; тогда, окруженный фалангою скифов, пал сей муж, превосходивший всех своих сверстников воинскими подвигами.

И так скифы, ободренные его падением, с громким и диким криком бросились на ромеев. Устрашенные необыкновенным их натиском, ромеи начали отступать".

Однако силы сидящих в осаде русов таяли. Помощи было ждать неоткуда. И Святослав согласился на мирные переговоры, правда, по утверждению позднейшего русского летописца, с тайным умыслом ("Пойду на Русь, приведу еще дружины").

Лев Диакон оставил в своей "Истории" сообщение о переговорах князя Святослава с "ромейским" василевсом. "Император римлян" Иоанн приехал к месту переговоров на берегу Дуная верхом на белом боевом коне. Святослав же прибыл на лодке. Льва Диакона поразило то, что "Сфендослав" не только не поклонился "новоримскому" василию, но и не встал с ладейной скамьи. И то, что князь сам греб одним из весел, наряду с прочими дружинниками, и простота белых льняных рубах "варварского" князя и его гребцов, и их диковатый для "просвещенных ромеев вид", и клок (локон, хохол) волос на голове князя - признак знатности рода - все это казалось "ромейскому" хронисту крайне необычным и потому достойным особого упоминания, как и то, что "архонт русов" был с длинными усами, но без бороды ((именно таким - длинноусым и безбородым, изваял норвежский скульптор древнего викинга, украшающего ныне цоколь памятника мореплавателям в Бергене на его стороне, посвященной плаванию норманнов в Винланд, то есть Америку).

По договору, захваченная русами добыча оставалась при них, к тому же каждый получал еще по мере зерна (около двадцати килограммов на человека), причем зерно было взято и на убитых. На этих условиях Святослав уходил из Дунайской Болгарии. Но, как говорится, "нет человека - нет проблемы", и только "мертвые не кусаются" (эту "ромейскую" мудрость впоследствии не только хорошо усвоил, но и виртуозно применял на практике великий "византиец ХХ века" товарищ Сталин). Император Цимисхий не замедлил направить послов к печенегам. Некоторые историки полагают - чтобы подкупить степняков и натравить их на возвращающегося Святослава. Но скорее всего подкупа в данном случае не требовалось. "Василевсу ромеев" достаточно было повелеть послам зачитать вслух хану печенегов Куре примерно следующий текст:

"Верный союзник Ромейской василии русский архонт Сфендослав возвращается к себе на Русь. Василевс требует беспрепятственно пропустить этого своего союзника".

Все формальности были бы соблюдены, клятва не нарушена, христианская совесть благоверного императора, целовавшего "варвару" крест, спокойнв, а "тавроскиф" Сфендослав - обречен на верную гибель (при такой-то формулировке)...

Остатки войска славного потомка готских Амалов, пережившие великое множество битв, тяготы перехода на веслах и голодную зиму на Черноморском побережье, было встречено на днепровских порогах печенежской ордой и в жестоком бою почти полностью перебиты. Пал и сам доблестный князь Святослав, сражавшийся, как всегда, в первых рядах своей дружины. Так он закончил свою жизнь, которая была, по сути дела, одной безостановочной войной. Умерев не жалкой "соломенной" смертью, "смертью коровы в хлеву", а смертью, достойной эддического героя, с обнаженным мечом в могучей руке...Как писал много позднее один из его потомков - Великий князь Киевский Владимир Мономах:

"Дивно ли, если муж погиб на войне? Умирали так лучшие из дедов наших".

Вероятно, и сам Святослав не мог желать себе иной и лучшей смерти.

Так закончилась предпринятая святым славным Хельгу-Рюриком грандиозная по своему замыслу попытка создать громадную варяго-русскую империю с центром на Дунае...

Убивший святого славного потомка готских Амалов печенежский "князь" - хан Куря - по преданию, повелев оправить череп Святослава в серебро, пил из него, как из чаши, на пирах, всякий раз повторяя:

"Пусть наши дети будут такими, как он!"

Здесь конец и Господу нашему слава!

ПРИМЕЧАНИЯ

/1/ Восточно-римский историк Лев Диакон первым назвал, в своей "Истории", этого князя "Сфендослав" (скандинавское или, во всяком случае, германское имя "Свен" + "слав", притом, что "Рюрик" значит "славный").

/2/ Прозвание остроготов-аустрготов-остготов (восточных готов) "грейтунги" ("гревтунги", "грутунги") означало (по местам их расселения) - "степные жители", "степняки".

/3/ Прозвание визиготов-везеготов-вестготов (западных готов) "тервинги" ("дервинги", "древинги", отсюда - "древляне") означало (по местам их расселения) - "лесные жители", "лесовики".

/4/ Тризна - часть языческого погребального обряда, состоявшая из песен, плясок, пиршества (стравы) и военных состязаний в честь покойного. Тризна совершалась рядом с местом погребения после сожжения покойника.