В детстве, с тех пор, как стала себя помнить, эпизодически чётко помню себя с полутора лет, мой папа был для меня самым красивым и самым умным на всем белом свете. Это, наверное, присуще каждому отцу и ребенку, но нам это и мама внушала. Отца мы уважали, почитали, в его присутствии полураздетыми не ходили, не шумели, если он отдыхал после работы.
Помню себя на плечах отца и небо, к которому я приближалась вследствие воодружения на его плечи. Любила смотреть на небо, чаще это случалось в вечернее время, я искренне думала, что это потолок, только повыше, чем дома. “Потолок” манил своей таинственностью, особенно звездами и луной, которые ассоциировались с лампочками и светильниками в домашних условиях.
Хорощо помню новогоднюю елку в Доме Культуры железнодорожников в С., где я родилась и прожила первые 23 года своей жизни. Запомнилась она мне, потому что помню стихотворение, которое я заучила еще не понимая русского языка, до сих пор не забыты ощущения при процессе заучивания. А самое яркое впечатление – большая кукла-голыш, которой меня наградили за это стихотворение.
Можно бы подумать, что это было на год позже, но это не могло быть позже, потому что осенью, когда мне было 2 года 3 месяца, у меня родилась сестренка Гузель, которая прожила всего 2 месяца. Кукла уже была тогда. Я манипулировала этой куклой, как мама с ребенком. Купала, пеленала, задрав платье, “кормила грудью”.
Помню бабушкин намаз и себя рядом с ней на своем детском одеяле, тоже “читала намаз”. Очень глубоко засели во мне вечерние бабушкины сказки и то, как кочевала, прихватив свою подушку и одеяло, пока не усну, то к родителям, то к бабушке с дедушкой, то в свою собственную кровать, которую почему-то называли качкой, хотя она совсем не качалась.
Жили мы тогда у самого берега небольшой речушки, она и тогда уже была очень мелкой. Однажды мама заявила бабушке, что пойдет на реку полоскать белье и возьмет с собой меня, чтобы позволить мне искупаться в реке. На что бабушка возразила, сославшись на то, что внучка еще очень мала. Мама была грамотной, передовой мамой своего времени и ответила, что ее дочке сегодня 2 года, а с двух лет детям можно купаться в открытом водоеме. И еще много чего помню...
Мой отец был дитя своего времени, очень предан коммунистической партии, называл себя беспартийным коммунистом. Мне казалось странным то, что он не коммунист. Он был ярым атеистом, посмеивался над верующей бабушкой. Я интересовалась происхождением нашего рода, обращалась к нему с вопросами, на что он отвечал, что мы рабоче-крестьянского происхождения и как-то лукаво улыбался.
А бабушка водила меня с собой всюду: в гости, в магазины и показывала старинные здания, которые, впоследствии в годы перестройки были снесены.
- Вот дом, порог которого я переступила, выйдя замуж за твоего деда, а это магазин твоего деда, - говорила она мне, указывая на двухэтажное каменное здание, с подвальными помещениями и на красивый кирпичный красный дом.
Отец признался слишком поздно, я уже не могла ничего расспросить у бабушки, видимо, люди помнили тридцатые и пятидесятые годы репрессий и много не говорили, берегли детей. Однажды он сказал, что его отец Муса был ребенком, когда его семья переехала из Казани в С., что дедушка учился в городской гимназии. Дед отца Загидулла был купцом второй гильдии. А мой дед Муса воевал в Гражданскую на стороне красных. Позже, от более старших родственников я узнала, что дед Муса был продолжателем дела своего отца Загидуллы. После ликвидации НЭП он 5 раз возрождал свой бизнес, но каждый раз подвергался репрессиям и конфискации имущества. Оттого, что подчинялся властям без сопротивления, в Сибирь его не сослали. Но, как многие его коллеги, друзья по несчастью того времени, он стал прикладываться к рюмке. Отец же, словно в укор деду, не пил совсем. И никогда не курил, даже в войну, по его рассказу, отдавал свою порцию табака и спиртного другим бойцам. (по возрасту он годился маме в отцы)
Мой отец любил историю, конечно, ту, которую разрешалось знать и любить; был ярым противником религии, но основные религиозные обычаи в моей родной семье в то время выполнялись. Папа был на хорошем счету на работе, имел, кроме боевых наград, поощрения с места работы. К работе относился очень ответственно, я бы сказала, патриотично до фанатизма.
Он не читал художественную литературу, так как считал ее выдумкой, сказкой, но, несмотря на это, любил театр, много читал. В основном, политическую и историческую литературу. Выписывал очень большую корреспонденцию, но особенно запомнились журнал “Наука и религия”, газета “Красная звезда”. Мама тоже была читающей, выписывала журналы “Казан утлары”, “Агыйдел”, “Азат хатын”, а нам “Мурзилка”, “Пионер”, “Костер” и т.д.
К сожалению, у отца, впрочем, как и у большинства людей, была масса роковых ошибок в жизни, но, теперь, когда его давно уже нет, я часто испытываю вину перед ним. Когда-то, может не к месту, несправедливо обижалась на него. Возможно, где-то не допоняла, не оценила его стремления... С высоты своего возраста понимаю, что на родителей обижаться нельзя, их надо принимать такими как есть, и благодарить за подаренную жизнь.