Вырубова, фрейлина Ее Императорского Величества

      
     Я, Вырубова Анна Александровна, недостойная раба нашего Господа Бога, родилась 16   июля 1884 года в семье Танеева Александра Сергеевича главноуправляющего собственной, Его Императорского Величества канцелярии, которой он заведовал более 20 лет. Дед и отец его занимали туже должность при Николае 1, Александре 1,2 и 3. Служили трону всеми своими силами. Маманя моя Надежда Илларионовна была правнучкой великого воина нашего Михаила Илларионовича Кутузова. Воспитывали нас в строгости, по всем канонам православной веры. За Веру, Царя и Отечество – этим прекрасным принципам и была посвящена вся жизнь.
С будущей Императрицей я познакомилась, когда она приехала проведать свою старшую сестру, которая была замужем за князем Голициным. Уже тогда я всем своим сердечком почувствовала всю чистоту ее облика, глубину веры в бога. И все мое существо потянулось к ней, огромное желание быть рядом, помочь во всем, моими слабыми силами. И случай мне помог. Я заменила внезапно заболевшую фрейлину Софью Джамбакур Орбелиани и далее постоянно находилась в окружении Их Величества Императрицы Александры Федоровны. Она постоянно заботилась о нас. Когда мне исполнилось 22 года я услышала:
    - Дорогая Анечка, Вам пора выходить замуж, иначе будете перестарком и останетесь одна. Вот и хороший жених есть на примете – лейтенант Вырубов. - Я его совсем не любила, но послушалась императрицу и дала свое согласие. Перед венчанием спросила совета у Михаила Ефимовича. Он сказал: Замуж выйдешь, но брак будет недолгим.  Как всегда, он был прав. В нашу первую брачную ночь мой муж почти все время играл в биллиард, затем пытался стать мужем, но было больно и от него так пахло спиртным, что я его прогнала. От него всегда так дурно пахло: не свежим бельем, какими- то прокисшими щами, водкой, в общем всякой гадостью.  Несколько раз, после этого, он приставал ко мне, но, так, как я ему постоянно отказывала, стал поднимать на меня руку, и, однажды, так избил, что я неделю лежала больная. Наш развод стал неизбежен… Я вновь стала Танеевой. Так я и росла не целованной…
 Глубокочтимая Императрица только на торжественных приемах была, как и положено, величава,  недоступна, и даже слегка надменна. Но в домашних условиях она всегда была открыта и доброжелательна. Наше сближение началось с музыки, мы в четыре руки исполняли Бетховена, а потом Петра Ильича Чайковского, музыку которого обожал ее Ники. Мы обе очень любили балет, но в Мариинку ходили редко. Там царила Матильда Кшесинская, которую в юности любил будущий император. И хотя все это было давным-давно, до конца ничего не забывалось. Та прислала Алекс несколько писем, так хотелось вернуться в прошлое, но ответа не было.
Распутин утвердился при дворе после памятного случая, когда Царевич больно ушиб руку, пошла кровь и все наши врачи, даже всезнающий С.Н. Боткин не могли ему помочь. Больной буквально угасал, все царевны и сама императрица стоя на коленях молились, но ничего не помогало. Решили срочно позвать М. Распутина. Тот приехал, как всегда одетый в простую крестьянскую рубаху, подошел к больному.  Ребенок открыл один глазик:
     - Ой, новенький приехал.
     Михаил Ефимович подошел совсем близко, встал на колени, положил руку на плечо и стал молиться.  Ребенок уснул. Праведник встал с колен –
                - Ребенок выздоровеет. И Алексей проснулся, пошел на поправку. С тех пор для императрицы и, конечно, для меня, он стал, как святой, на него буквально молились…
     С момента моей недолгой женитьбы я уже не могла быть фрейлиной, но осталась ближайшей подругой Ее Величества. Уважение и любовь друг к другу, радость познания, все это важно, но самое главное это доверие и искренность к близкому существу. Все придворные ужасно ревновали, как же так – «я такая знатная, много знающая, а их величество не обращает на меня никакого внимания, а эту выскочку часто приглашает к семейному обеду».  Иногда Алекс сжимала мою руку, мы тихонько пробирались к ней и говорили, говорили. Раньше, когда они только поженились, Николай 2 сторожко ходил по комнатам дворца и тихонько призывно насвистывал. Все, конечно, делали вид, что ничего не замечают.
Наступила революция. Всю царскую семью арестовали и отправили в Сибирь, а меня посадили в одиночную камеру Алексеевского равелина Петропавловской крепости. После железнодорожной аварии 1915 года, я могла ходить только с костылями, меня возили на коляске, но не посмотрели ни на что… Постоянно избивали, издевались, когда я не выдерживала и отправляла свои естественные нужды, в глазок подглядывали, иногда даже входили в камеру и за дверью вечно раздавался этот мерзкий лошадиный гогот. В печати постоянно прозрачно намекали на наши якобы «близкие» отношения с Распутиным. Подвергли позорному гинекологическому осмотру, этими грязными пальцами, не могу спокойно писать об этом, убедились в моем «девичестве». Потом появился новый доктор, осмотрел меня и пришел в ужас. На теле не было «живого» места. Избиения прекратились. Мои следователи были разочарованы: им казалось, что я должна быть молодой, кокетливой барышней, а перед ними стояла пожилая, полная женщина на костылях. И говорила совсем не то, что им хотелось. За недоказанностью улик меня выпустили, какое- то время я жила у знакомых и, наконец, вместе с матерью, очутилась в Финляндии. Какое счастье, что в скором времени Финляндия стала самостоятельным государством. Мама умерла в 1947 году и меня постоянно окружала звенящая тишина, иногда она превращалась в щемящую, когда я вспоминала прежние времена.
В 1923 году приняла постриг в Валаамском монастыре приняв имя Мария. Из-за моих физических недостатков жила у себя дома, в молитвах проводя все дни. Единственная епитимья, наложенная на меня – молитва, что я усердно исполняла.  Написала воспоминания о моей жизни. После смерти матери я не осталась одна, со мной всегда и везде был Господь Бог. Он смирял и утешал меня. 
Скончалась в возрасте 80 лет, похоронена на Ильинском кладбище. в Хельсинки среди 261 могил наших соотечественников. С трудом нашли 25 финских марок, чтобы выкупить участок на кладбище. Мы все стали совсем другими, не такими, во многом, почти во всем, но будем помнить ее. Кто побывает в тех местах, если Вы оцерквленные, помолитесь у ее скромной могилы, или, хотя бы, поклонитесь от всех нас.