Чистые слезы
И выходной, и праздничный день. Но поликлиника работает. И даже есть время у доктора, к которому Лариса Ивановна записывается. На улице серая осенняя тишина. Теплое стеганое пальто очень подходит по погоде. Транспорт до места только один, автобус вместо троллейбуса. И теплее, и удобнее.
- Когда еще попаду? – думает Лариса Ивановна, вспоминая бездушный ящик, который выдал нужный талон.
- Как-то все теперь не по-человечески. Вместо человека – железо. Холодное, - подтверждает свою печаль она.
Поликлиника расположена на первом этаже жилого дома, потолки низкие, белые, если постараться, то можно рукой достать. Сотрудники на месте. Раздевалка работает, здоровый мужик ждет, когда Лариса Ивановна справится с кнопками на пальто. Здесь стоит ведро с синими синтетическими носками, которые скроют грязную обувь. Регистратура тоже на месте, рядом с ней, по новой моде ящики с экраном информации.
- Кабинет вашего доктора в конце коридора, - замечает дежурная, посмотрев на талон, который распечатала Лариса Ивановна.
Через несколько кабинетов появился небольшое боковое пространство. На экране телевизора демонстрировался фильм о зарождении человеческой жизни. Лариса Ивановна уже этот фильм как-то посмотрела и подумала о том, что если бы его видела в молодости, то скорее бы испугалась, чем обрадовалась такой истории. Сейчас же она отвела от экрана сразу глаза.
В этот день принимал пришедших женщин один доктор, и узнать этот кабинет было не трудно, только здесь сидели пациенты. Лариса Ивановна прошла чуть дальше и села на лавку, покрытою коричневым дерматином.
- Кто-то плачет, - подумала Лариса Ивановна, расслышав тихие всхлипы.
- Не плачь, мама придет, - говорила женщина лет тридцати кому-то невидимому Ларисе Ивановне.
В джинсовых брюках, черных, на толстой подошве ботинках, в сером облегающем свитере, и с гладко причесанными волосами, она казалась строгой и раздраженной. В открытой сумке она перебирала тонкие листочки назначений или рецептов.
- Большой уже мальчик, а плачешь, - добавила вторая женщина. По виду того же возраста, что и первая.
Форма одежды этой женщины мало отличалась от той, которая была на первой. Джинсы, свитер, сапоги короткие, с маленькой меховой опушкой. Поверх свитера тонкий шарф с зелеными разводами. Свитер серый.
- Вот уж униформа, - подумала Лариса Ивановна.
Сама она тоже была одета в серый свитер с тремя горизонтальными полосками, которые лучше бы размещались вертикально, чтобы придать формам стройность прошлых лет. Джинсы, как у всех других. Ботинки на небольшом каблуке с черными шнурками впереди.
- Сказали же, не плачь.
- Перестанешь плакать, мама и придет.
- Посиди тихо немного.
- Без слез не обошлось.
Но хныканье усилилось, стало слышно, как шмыгает нос. Чтобы не продолжать сидеть без смысла еще некоторое время, и не видеть даже того, кто горько и тихо плачет, Лариса Ивановна встала с жесткой лаки и, пройдя мимо двух тридцатилетних женщин, увидела, что на лавочке сидит мальчик в теплом комбинезоне, теплом свитере и растирает руками слезы на лице.
- Привет, - сказала Лариса Ивановна, - читать умеешь? Вот у меня бумажка, но очков нет.
Всхлипывания чуть утихли. Между пальчиками появился круглый черный глаз.
- Посмотри, нет ли здесь буквы «о».
Малыш молчал, но уже не ныл. Лариса Ивановна продолжала держать листочек, на котором было написано имя доктора и номер кабинета доктора.
- А сколько же те лет?
- Четыре.
По виду можно было дать мальчику лет шесть. Взъерошенные, густые волосы, мокрые ресницы.
- Значит, читать не умеешь. Ну, ничего. Сейчас что-нибудь придумаем.
- Знаю букву «а».
- А зовут тебя как?
- Зовут меня Антон. Мы сегодня поедем далеко. С папой.
- На машине?
Малыш задумался. Лариса Ивановна посмотрела в низкое окно. Клены стояли уже без листьев. На траве можно было еще видеть уже высохшую листву, коричневую и сухую.
- Нет, машины у нас нет. Над машиной работаем. Папа хорошо будет работать. Машина будет.
- Интересно, интересно. Машины нет, но скоро будет. Главное; что над машиной работает папа.
- И мама. Мама еще над сестренкой работает. И бабушка у меня есть. Она строгая. Папа строгий. Мои игрушки хочет выбросить. Я их плохо складываю. Жалко машинку. Грузовик зеленый.
В белом длинном коридоре поликлиники звучал голос малыша, он рассказывал о маме, о своих игрушках, о детском садике, в который еще не ходит, но туда собирается, о маленьком самокате, который стоит в коридоре его дома.
Открылась дверь кабинета, худенькая женщина с вьющимися волосами, в длинной клетчатой юбке взяла малыша за руку и повела за собой по длинному коридору к выходу.
Встала и Лариса Ивановна, чтобы пересесть ближе к кабинету.
- Это вам урок, как успокаивать детей, - сказала Лариса Ивановна, проходя мимо, ожидающих вызова в кабинет доктора, женщин.
Через минуту одна из женщин вошла в кабинет и быстро вышла.
- Теперь ваша очередь, - обратилась к Ларисе Ивановне та, что осталась ожидать приема у врача, - вы раньше меня.
Лариса Ивановна постучала, приоткрыла дверь кабинета.
- Подождать или можно входить?
- Подождите, - ответили из кабинета.
- Что ж вы не применили свой верный метод? Не нужно было говорить «подождать».
- Значит, не на всех он действует. А, возможно, здесь другой нужен метод.