26. Последний кадетский наряд

Александр Жданов 2
                Прощайте, черные шинели,
                Погоны алого сукна.
                Ура! Мы больше не кадеты,
                А молодые юнкера!
                Старинная кадетская песня "Фуражка"

       В наряды по роте мы стали ходить сразу же после поступления в училище. В младших классах, до восьмого включительно дневальным и дежурному разрешалось спать после отбоя. Перед сном  необходимо было всего лишь провести уборку всей закрепленной за ротой  внутри здания территории. На третьем этаже это была половина всего коридора до середины его длины, там  висели большие портреты  маршалов Советского Союза.  Намного позже  я где-то прочел, что длина коридора в нашем здании составляет 110 метров, а ширина 6.  Пол коридора (а, это следовательно было не менее 330 кв. метров) мы должны были тщательно натереть и подмести . После этого нужно было вымыть умывальник, туалет, убрать лестницу и вынести на улицу бак с мусором. Вся эта процедура в зависимости от добросовестности наряда могла затягиваться довольно надолго – до 24 часов и позже. Естественно, чтобы лечь спать как можно раньше,  мы  обычно старались приступать к уборке территории сразу же после вечерней поверки, а лучше во время и даже до нее. А сам объем работ  сократить до оптимального минимума. Так чтобы и не напрягаться сильно и замечания от дежурного по роте офицера не получить. Ему мы должны были доложить об окончании уборки и если все было нормально, наряд мог отправляться спать.  Первое время   в младших классах убирали мы, конечно, все как положено.  Специальной щеткой для натирки полов, которых со временем становилось все меньше и меньше (они изнашивались до такой степени, что становились совсем «лысыми»), или куском сукна от шинели  (их потом использовали вместо щеток), мы тщательно натирали пол елочкой, каждую дощечку отдельно. Со временем, взрослея и становясь опытнее, научились делать все по сокращенной программе.  Пол натирали уже не елочкой, по одному ряду, а поперек  нескольких  рядов, на всю длину ног. Подметали уже «лестницей»,  два или три человека по порядку, сначала один поперек всего коридора, сразу за ним второй и  так далее.  Именно в нарядах мы с детских лет начали постигать суровую  реальность жизни, научились проявлять  смекалку, хитрость и сообразительность.
Мы всегда старались все делать с наименьшей затратой времени и сил. Например,  чтобы после подметания пола убрать с пола мусор обычно пользовались не металлическим совком, а листом,  или даже обрывком  газеты, или тетради,  на который сметали мусор и который удобно было после этого свернуть и выбросить в мусорный.бак. 
        Одним из самых неприятных моментов в наряде была его сдача, так как после выполнения всех связанных с этим процедур, необходимо было доложить об этом  дежурному по роте офицеру-воспитателю. Естественно, что в случае, если   где-то на закрепленной за ротой территории было плохо убрано, он мог не разрешить смену наряда до устранения замечаний. Особенно этот было важно в  выходные, когда  чем быстрее можно было сдать наряд, тем скорее можно было успеть в  кино  в зрительном зале или в увольнение.
Самым строгим офицером роте  считался  у нас тогда командир 1-го взвода майор Лукин,  требовательный и строгий офицер, далеко не отличавшийся многословием. Сдать наряд, когда он дежурил, было всегда непросто, так  как  майор обычно тщательно следил  за порядком в роте и  после доклада обязательно проходил по территории, лично проверяя все ли везде тщательно убрано. Он иногда заставлял по несколько раз устранять замечания и вылизывать тот или иной участок территории.   Однажды в субботу, он был  дежурным офицером-воспитателем, а я дежурным по роте докладывал ему о сдаче наряда. Перед этим записавшись в увольнение, и уже не сомневался, что домой придется уйти не скоро. Как бы тщательно ни готовились мы к сдаче, убирая спальню, бытовку, коридоры и туалет, у майора всегда находились какие-нибудь претензии.  Но к  моему величайшему  удивлению,  после  нашего с новым дежурным по роте доклада о сдаче-приеме  наряда, на этот раз  майор,  не задав мне ни одного вопроса, не сделав ни одного замечания и даже, как обычно,  не проверив уборку,  разрешил смениться и,  вызвав нас в канцелярию,  выдал  всем увольнительные записки.
           На следующий день, возвратившись из увольнения,  я своим ушам не поверил, когда услышал,  что тогда, сразу же  после моего ухода домой,  майор Лукин,   отправил весь новый наряд, кроме одного дневального,  в кино. Видимо, неважно себя чувствуя,  ему стало , как потом выяснилось,  плохо с сердцем,  прилег на диване в канцелярии.   Он наверное успел попросить дневального, а. может быть и сам  позвонил в санчасть. Но прибежавшая впопыхах дежурная медсестра уже не смогла ничем помочь. Говорили, что будь у нее с собой кислородная подушка, еще могла бы его спасти, но, увы, она прибежала лишь с обычным чемоданчиком с лекарствами. Так прямо на диване он и умер. Прощание с майором проходило в актовом зале, где стоял гроб с телом, мимо которого прошли в колонну по одному все суворовцы, сержанты, старшины, офицеры и преподаватели училища.
   
             После ухода из училища, когда мы были в 6 классе,  майора Грищенко И.Ф., а потом и его заместителя, одно время выполнявшего обязанности командира взвода, старшего сержанта сверхсрочной службы Березового,  к нам пришел новый офицер-воспитатель капитан Зимин Алексей Ермилович.  К тому времени мы уже отучившись в училище пару лет стали далеко не такими дисциплинированными, какими были сразу после поступления. Справиться с нами было уже не так просто, Наши проказы и шалости могли были  довести до белого каления любого опытного офицера- воспитателя.
   До восьмого класса мы совсем не знали уставов, в том числе в дисциплинарного. И этим не преминул воспользоваться наш новый командир. Он с первых дней занялся наведением строгой воинской дисциплины во взводе, по любому поводу объявляя нам наряды вне очереди и аккуратно записывал  их к себе в блокнотик. Периодически на построениях перед строем сообщал нарушителям о нескольких десятках накопившихся у каждого этих взысканий. Естественно, что привести все их  в исполнение не хватало времени  и в наряды у нас во взводе очень долго ходили только  самые отъявленные  нарушители дисциплины. При этом и их очередь не уменьшалась, а провинившиеся жили постоянно в ожидании исполнения наказания, что могло произойти в любое угодное капитану время, в зависимости от текущей обстановки и настроения капитана.
    При этом он,  видимо,   сознательно, пользуясь нашим незнанием устава,  нарушал его требование, согласно которому дисциплинарное взыскание приводится исполнение, как правило, немедленно, и  только в  исключительных случаях с отсрочкой, но не позднее месяца со дня его наложения. После чего оно не исполняется, а только заносится в учетную карточку, а лицо, по вине которого не приведено в исполнение наложенное взыскание, само должно нести дисциплинарную ответственность. Разве могли мы были знать такие тонкости в 13- 15 лет, если сами уставы стали изучать только в выпускном  классе? Кроме того, нам тогда говорили, что живем мы в училище в общем-то  по уставу, но с учетом положения о Суворовских училищах, а также по требованиям «Правил внутреннего распорядка воспитанников Суворовского военного училища», где уточнялись все особенности жизни  их воспитанников, в том числе и порядок наложения и применения взысканий. Но, к сожалению, с этими документами нас тогда не знакомили и мы вынуждены были принимать требования своих офицеров-воспитателей, как непреложную истину.   Не помню уже, чем это все кончилось,  когда и как Алексей Ермилович отменил накопленные в блокнотике взыскания. Скорее всего в очередном новом учебном году объявил амнистию или сделал вид, что забыл о их существовании.

  Меня же один раз он поставил во внеочередной  наряд,  несколько необычный по содержанию. И при этом для меня, о чем он видимо не догадывался, этот наряд  обернулся не неприятным наказанием, а скорее даже хорошим поощрением.  (см. главу «Кадетские лагеря».)

    В старших классах, после 8-го, нести службу в наряде приходилось уже круглые сутки. То есть после отбоя, уборки территории, закрепленной за ротой трое дневальных делили ночь на 3 части.  (в наряд заступали по 4 человека, три дневальных и дежурный), а очередность, кому в какое время не спать, определяли по договоренности, или бросали, как всегда, на пальцах. Дежурный должен был бодрствовать всю ночь, а отдыхал в промежутке между первым и вторым завтраками.  Ночью, если в роте не ночевал дежурный офицер-воспитатель, сверхсрочник: старшина, или сержант, проверить несение дневальными службы мог только дежурный по училищу. Но такие случаи бывали очень редко, Поэтому, закрыв если это удавалось каким-то образом входную дверь в спальню со стороны коридора (например на половую щетку), можно было покемарить*  и тому, кто должен был бодрствовать. Правда можно было проспать и не разбудить своего сменщика, особенно это было опасно, если смена была перед подъемом.  Но тут уж приходилось идти на риск.
 
     Работы в наряде по роте было всегда много.   Помимо уборки (дважды)  закрепленной за ротой территории,   вечером перед отбоем и после обеда, готовясь к сдаче наряд, дневальные обязаны были накрывать в столовой столы на всю роту,  перед приемом пищи. Сначала нужно было получить и разложить на столах на всю роту (около 100 человек) столовые приборы и тарелки, а потом и саму еду. И так четыре раза:  на ужин, на первый и второй завтрак и обед.  После приема пищи, нужно было убрать все со столов, навести на них идеальный порядок и подмести пол за закрепленной в столовой за ротой территории.  Все это,  конечно,  занимало много времени и сил. 
    Когда в роте в дневное время находился старшина, работы у нас было всегда невпроворот. Он привлекал наряд к своим задачам: получение или сдача обмундирования, белья и имущества на склад и со склада,  выполнение каких-то отдельных текущих хозяйственных задач.  Мы вертелись как белки.  Коваленко категорически не терпел, чтобы свободные дневальные  сидели, или стояли без дела. Мы должны были постоянно чем-то заниматься. И если не находили себе занятие по наведению порядка сами, он быстро находил его для нас. Поэтому по роте передвигаться нужно было только со щеткой, или тряпкой в руках.

   Естественно,  наряды отнимали у нас время и на учебу, ведь мы вынуждены не ходить в этот день на уроки. И если до 9 класса свободных дневальных отправляли на занятия, оставляя одного стоять у тумбочки, то потом мы уже не посещали уроки все четверо. И если в это время там давали новый материал, наверстывать его приходилось в часы самоподготовки самостоятельно. 

        Удивительно, что последний ротный наряд был от нашего взвода, и в него мы попали втроем, наша неразлучная тройка друзей: Виктор, Сережа и я (не помню уж кто был четвертым).  На следующий день утром должно было быть торжественное построение училища, на котором всем нам должны были вручить кадетские знаки, дипломы о среднем образовании, а золотым медалистам и медали.   Конечно, нам всем троим можно было спокойно проспать всю ночь, вряд ли дежурный по училищу, зная, что у нас завтра выпуск, стал бы ночью проверять несение службы нарядом в нашей роте. Но почему-то мы  разделили ночное время как обычно на четыре части и несли службу до утра, как положено.
 
  После завтрака, когда вся рота  в парадной ещё суворовской форме вышла на плац, на торжественное построение, посвященное нашему выпуску, я отправив туда всех,  сам остался в роте (кто-то должен был посмотреть за имуществом).  Сдал наряд старшине Коваленко, передав ему ключи от помещений роты.  Все семь лет мы только и мечтали о этом дне, когда наконец закончим училище и вот, когда  этот момент наступил, стало наоборот очень грустно. Ведь завтра я уже буду для училища совсем посторонним. Вот сейчас после того, как ребята вернуться в роту после торжественного построения и последнего прохождения торжественным маршем на плацу,  нам придется навсегда сдать старшине свою кадетскую форму, с которой сроднились за 7 лет, одеть полученную накануне курсантскую и навсегда покинуть эти стены.  Вечером мы еще соберемся всем взводом в ресторане, выпьем за окончание училища, а уже  на следующий день разъедемся по своим домам и уже никогда  не вернемся сюда после каникул, никогда не соберемся в своем классе. Что нас ждало , какая судьба, где и как мы встретимся в будущем?

И об этом я ещё обязательно напишу, но  позже.


(На фото суворовец Шинкаренко в наряде по роте в выпускном классе (1969-1970 учебный г.)
____________

* - покемарить* - поспать, подремать- кадетский жаргонизм