Два часа в номенклатурной должности!

Петров Сергей Петрович
В середине шестидесятых годов я, тогда ещё молодой человек, трудился на авторемонтном заводе в качестве инженера-конструктора.  Завод работал в двухсменном режиме. По сложившейся традиции нас, инженерно-технических работников по очереди назначали ответственным дежурным по заводу во вторую смену, без права на отгул и денежную компенсацию.

 После дневной смены я, впервые заступая на дежурство, хотел узнать, что входило в мои обязанности в течение восьми часов пребывания в качестве дежурного.
- Делай, что хочешь! – сказал старший технолог и выскользнул за проходную.

Меня не устраивало: – «Делай, что хочешь» и я решил уточнить у стоящего в отдалении у мусорного контейнера, изучающего его содержимое, главного инженера завода, про обязанности ответственного дежурного. Главный инженер был человеком неразговорчивым с привычкой уклоняться от вопросов и дел, спасаясь бегством.   Увидав моё приближение, он рванул по привычным для него тропам.

Я его догнал. Он, не вынимая из зубов папиросу «Беломор - канал», буркнул:
- Чтобы был порядок! – и, опасаясь уточнений, сорвавшись с места, побежал дальше, как заяц по пустырю.

У проходной я встретил инженера Елова.
- Евгений Степанович! Объясни, что мне делать на дежурстве?
- Сиди на проходной и смотри, чтобы телефон не спёрли! А то сторож, Кирилл Петрович напьётся, уснёт и телефон в миг, исчезнет. Если пожар – звони 02, скорая помощь 03. С милицией не связывайся и забудь их телефон.

Я немного успокоился и зашёл к сторожу. Оказалось, что он уже успел выпить и сидя у окошка, дымил, как локомотив махорочной самокруткой. Кирилл Петрович, добродушно посмотрел на меня и констатировал:
- Опоздал ты меня уберечь, я уже выпил! – успокоил он меня.

- Как вы могли, Кирилл Петрович?
- Как всегда! Хлопцы угостили. Налили стакан самогонки. Не могу их уважение не принять. Ты не переживай, я привычный и мне  от танцевальной нормы плохо не будет.

- А если начальство узнает?
- Здесь нет секрета. Оно знает, что я выпиваю, но зато, я не ворую! Немцы меня приучили не воровать.

Расскажите, Кирилл Петрович, как это немцы приучают людей не воровать.
А было это так:

- До войны я работал на всяких штатных должностях, но любил женщин, так любил, что спасу нет! Я был интересный мужик! Бабы  крутились возле меня, как бешеные. Ох, сколько я их, ох сколько!... Даже не буду пересчитывать – со счёта собьюсь, а ты всё равно не поверишь…

 А понимал я их, ох, понимал! Она только глянет на меня, а я её насквозь вижу от коленных мослов и выше, до самого потаённого места. Я от них этого не скрывал. Хихикнет в ответ, вроде застесняется, а не уходит. Хочет оттолкнуть, а сама льнёт! А после войны… мужиков –то нет, а природа требует своего удовлетворения… В каком бы горе, в какой бы нужде человек не был, а природе отдай своё! И даже КПСС этот интерес не смогла отменить.

- Кирилл Петрович! Мы от темы отклонились. Вы хотели рассказать, как вас немцы от воровства отучили. Сейчас это актуальней! – сказал я.
- Серёжа, не спеши, а то успеешь. Мне первую часть приятней рассказывать, чем вторую.

- Кирилл Петрович, я не настаиваю на продолжении разговора. Сейчас я пройду по цехам и территории завода, посмотрю, что там делается, а потом загляну к вам, если позволят обстоятельства, только вы не добавляйте в себя спиртного.

- Хорошо! Обещаю. Пить не буду. Ты серьёзный молодой человек. Правильный. Мой сын  твой ровесник, тоже инженер. Смотрю на тебя и вижу, что вы поступками и характером похожи. Люблю я его, только  оставил его с первой женой и видимся редко.  Так, в жизни получилось…

В моё отсутствие, Кирилл Петрович протрезвел и, видимо дожидаясь меня, сидел в задумчивости, опираясь локтями на стол.
- Слушай сюда, Серёжа! – расскажу, как это было, только ты меня не останавливай.
Так вот, когда началась война, немцы на третий день были в нашем городе. Раньше здесь была МТС, по ремонту техники, и немцы сразу её пустили в дело для своих нужд. Всех, кто проживал рядом,  и меня тоже, они согнали на работу.
 
Шефом, который руководил всеми делами, был немец, хорошо говоривший на русском языке. Он побеседовал с каждым из нас,  распределил по рабочим местам и предупредил, что работать нужно хорошо, самовольно их мастерской ничего выносить нельзя, с партизанами дело не иметь.

 К нам немцы относились нормально, иногда давали продукты, но дисциплину они держать могли. Однажды мы с моим напарником, нашли какие-то интересные штуки. На кой чёрт они нам были нужны, до сих пор не пойму. В общем, украли мы их.

 Тащим под рубахой. А тут шеф навстречу, и загибая палец, подзывает к себе, помогая словами:
 - Ком, ком!
- Куда денешься? Мы перепугались, но плетёмся на его «Ком, ком».
Поглядел он на нас гадюшными глазами и:  -  «Вас ист дас?».

Мы стоим, как бараны, молчим…, тогда он нам понятней говорит:
- Чего молчите, свиньи? Чего прячете, показывайте!

Мы вывалили эти проклятые штуки. Он что-то проквакал своему немцу,  и «Ага!». Тот быстро принёс два толстых резиновых шланга, и они вдвоём нас так отходили по спине этими варварскими предметами, что кожа полопалась! Потом шеф с улыбкой спрашивает:

- Алес форштейн?
Мы мотая головами подтверждаем:
- Полный алес!
 
Он, фашистская морда, напоминает:
- Ни карашо,  делай «цап, царап!». Если будит такой, то мы делает так:
Помощник шефа, обвёл вокруг моей шеи шланг и поджал его за два конца. У меня прекратилось дыхание и он, ослабив натяжение шланга, дал мне возможность вдохнуть воздух…,  потом повторил процедуру.

Видно было, что Кирилл Петрович, ярко  представил, что с ним тогда произошло, и закашлялся, как от удушья и продолжал:
- Может, ты не поверишь, но когда у меня, руки чешутся, чтобы чего-то украсть – появляется кашель и болит спина, как будто чувствует контакт со шлангом…
- Кирилл Петрович! На этом ваши приключения закончились?

- Не совсем. Когда рубцы на задней части тела зажили, и я уже мог не только стоять, но и пытался сидеть, меня привели к шефу. Он посмотрел на меня и спросил:
- Коммунист?
- Нет, говорю, не коммунист.
Он, гад, достаёт из конверта какую-то бумагу и показывает мне.
- А тут написано, что коммунист!

Оказывается, когда объявили войну, секретари райкома и городское начальство первыми убежали из города и бросили все партийные документы и прочие бумаги. Немцы раскопали это и начали отлавливать коммунистов и активистов. Вот тогда мне пришлось рассказать ему, что случилось со мной перед самой войной.

 Я тогда заведовал мельницей. Место притачное! То водка, то женщины. Мука всем нужна! В общем, дал я шороху! Меня выгнали с работы и исключили из партии «За моральное разложение». Я - то не разложился, а пропил муку, да так… как все мужики, потешился, прилез к прекрасному.
Посмотрел шеф на меня и говорит:

- Правильно тебя из партии выгнали, зачем им такое говно в партии. Иди у нас работай. Шланг тебя исправил, воровать не будешь, а женщины, со временем сами отвалятся, - сказал шеф и засмеялся.

- Кирилл Петрович! Вы так складно рассуждаете, видно, что вы довольно грамотный, умный человек. Вы в расцвете лет, можно сказать, а работаете сторожем. Почему? Вы могли бы работать на более значимой работе. Говорят, вы были секретарём райкома. Это правда? – спросил я, и он мне ответил:
- Было дело, но не такое, уж оно получилось секретарское…  даже неудобно рассказывать…

Знаешь, где был старый райком? Старое деревянное купеческое здание на улице Ленина, где сейчас детский садик, не доходя до тюрьмы…
- Знаю!
- Там после войны был райком партии. Зашёл я однажды туда. Хотел договориться, чтобы опять в партию приняли, а то на работу, кроме как сторожем не берут. Сидят перед дверями люди ожидают секретаря. Я глянул на них и думаю, зачем мне с ними сидеть? Буду ждать в кабинете, так первого примут на разговор. А сам-то выпил, для храбрости.

 Зашёл. Сижу. Секретаря нет и нет. Собрался уходить, а тут баба какая-то с боем сквозь очередь. Распахивает дверь и сходу:
- Я к вам, товарищ секретарь!

- Заходи, садись, чего хотела? – спрашиваю.
- Дрова в лесничестве не выписывают. Хату топить нечем. Лесничий говорит, нет разнарядки.

- Иди баба к лесничему и скажи, что если не даст дров, то вылетит с работы! Скажи, что совести у него нет – отвлекает секретаря от важных дел! Срок исполнения – сегодня! Так и передай.
- Ой, спасибо, спасибо.

- Иди, С Господом Богом.  Зови следующего. Всех приму, если самого не прогонят.
Следующим заходит мужик. Топчется. Не знает с чего начать.
- Смелее заходи и говори коротко!

- Мая жёнка, партейная. Нет сил, её терпеть. Только и шастает по собраниям да конференциям. Готовить не хатит, детей не смотрит. Выбрали местные дураки её парторгом – сладу нет! Урезоньте её.

- А чего сам не урезонишь? Ты мужик, или не мужик?
- Да я два раза её по морде урезонил, а она всё равно за своё. Милицию вызвала, пятнадцать суток пришлось сидеть. Не правильно это! Оградите меня от этой гадюки!

- Хорошо! Мы ей поставим на вид!
- На вид ей не нужно. От людей будет неудобно. Вы где ни -  будь, где не видно, а то … придумали…
- Хорошо, так и сделаем!
- Следующий!

Заходит миловидная женщина.
- Да я вот, на председателя жалюсь! Пристаёт, кобель, спасу нет. Всех доярок перебрал, всех осеменил. До меня добрался, настаивает, а мне хотя бы своего выдыхать… Я, мужняя женщина, холостячек и вдов хватает, так нет, занятых мужьями хочет. Завидует мужику…

- Скажи ему, проведём через бюро решение и его кастрируем! Так и передай!
- Кастрировать – это слишком. И я ущемлюсь…
Ты ещё добрая баба, ещё везде ущемишься!

Дверь отворилась и тут, понял - конец моему приёму.
Пришли два дяди в сапогах и меня забрали на пятнадцать суток.
Отсидел, как Ленин в шалаше. Не жалею. Зато теперь есть чего вспомнить:
 -  Я был  СЕКРЕТАРЁМ РАЙКОМА, целых два часа!


С тех пор меня никуда не продвигают.  Сижу на проходной, жду персональной пенсии, намерен писать мемуары…