Морока – канитель, волынка, бестолковое однообразное дело.
Часть 1
Осень поздняя. Мокрень, серые дни, так что сквозь затянутое тучами небо, свет не достигает земли, постоянные вечерние сумерки. Моросящие несколько дней кряду дожди переходят в мокрый снег, который тает на асфальте, на досках и на железных и шиферных крышах домов, но лежит белым сырым покрывалом на траве и на не упавших листьях деревьев.
В послеобеденное время, ближе к вечеру, в комнате потемнело будто уже был вечер приближающий ночь. За столом готовились ужинать двое: Акулина, пожилая старая худенькая и вся в морщинах, с морщинистым лицом, хозяйка дома, и её недавний постоялец, бывший семинарист, работающий при Церкви, от неё же поселенный к Акулине – пономарь Николай Лукашин.
Стол бы собран небогатым угощением, на столе была селедка, принесенная и порезанная самим пономарем. И Акулина только что вынула из печи чугунок, выложила в тарелку и поставила на стол сварившуюся картошку. Оба стояли близь стола в углу, над которым находились на полке образа с открытой занавеской из расшитых рушников по углам.
«Упокой, Господи, души усопших раб Твоих: родителей, сродников, благодетелей и всех православных христиан» - и тут Николай прибавлял от себя, хотя таких слов в молитве не было прописано, он читал молитвослов, - «и зде лежащих и повсюду», - и продолжал далее по молитвенному правилу, - «и прости им вся согрешения вольная и невольная, и даруй им Царствие Небесное».
Дальше шли «отпустительные» молитвы, окончательные – «Достойно есть…, Слава, и Ныне, Господи помилуй (трижды), и отпуст: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради Пречистыя Твоея Матере, преподобных и богоносных отец наших и всех святых, помилуй нас. Аминь».
Помолившись сели трапезничать. Ели поначалу молча, задумчиво каждый о своем. И только на чае, бабка Акулина первая спросила: «А что? И тебе отпевать, верно, приходилось?». Пономарь откинулся спиной на стуле и начал рассказывать о своих заключениях: «Морока со смертями этими. Как вышел в мир, и пошло, - только и хоронил, да отпевал по-своему. Без священника – сам! А то и почему такое дело? Потому что платить надо за всё-про всё: и попу дать, и хор он возьмет с собой, певчих пару тройку человек – им надо платить. А народ бедный. А я в подряснике хожу. Вот и зовут, мол, «помоги, «дьячок» нам».
Рассказ пономаря.
По православному обычаю в течение трех дней и ночей над умершим читается Псалтырь. Она читается непрерывно над гробом во всё время пока умерший остается непогребенным. Так как у ближайших родных усопшего в первые три дня бывает много хозяйственных работ по организации похорон, то читать Псалтырь приглашают кого-либо из друзей, знакомых. Совершать чтение Псалтыри по усопшему может всякий благочестивый мирянин.
Но кто же умеет читать, да ещё по церковно-славянскому? Вот и пригласила меня сослуживица. Подружка у неё просила. Мать у подружки умерла в городе, в однокомнатной квартире. Я согласился прийти вечером, после работы.
_________ А тогда, должна была приехать комиссия-проверка. Я работал в «городском ботаническом саду». Там цветы выращивают для того чтобы сажать на клумбах по всему городу. И мне начальник тогда работу дал ещё по ремонту застеклённых рам, которыми покрывались парники-теплицы. А их много – парников-то. Такие длинные, по 15 метров в длину, наполовину врытые в землю были парники. И рама на них ложилась метра полтора на полтора.
- Вот я их снимал и затаскивал в хранилище-ангар наш, - длинный, со множеством комнат, в которых хранились семена в одной, в другой разные удобрения, инструменты в разных комнатах. Осенью как раз, вот в такое же время: дожди в снег переходят и по ночам заморозки. Комиссия от Управления по благоустройству и озеленению города должна была проверять подготовку к зимнему периоду.
И тут морока с «отпеванием» эта. А я, знаешь ли, «умным» себя возомнил давно: семинарист же всё-таки. И религия только начала возрождаться в то время, а знающих обряды и прочее нет никого, попов не хватало тогда. Народ-то слышал звон…. Надо бы квартиру освятить, а кому доверить? – и тут я, - целую лекцию придумал, записал даже, чтобы было точно и с цитатами из Священного Писания. Рассказывал я свою лекцию о том, что нужно освящать свои дома, жилища, квартиры, чтобы отогнать злые силы бесовские, отрицательную энергию. Меня стали приглашать знакомые, которые рассказывали своим знакомым…. А уже появилось это «сознание рыночной экономики», мол, за всё надо платить, и мне давали денежки (кому денежки лишние?) и я брал. Таксы не было – сколько дадут. Вот так я ходил и ездил «освящать» квартиры и у бедных, и побогаче которые, они сами на машинах приезжали.
А благословения или чего прочего от Церкви у меня не было: а как же, возомнил я себе – «я же в семинарии учился, все обряды знаю и прочее». Вот за гордыню мою Бог и наказал меня.
Квартиры я освящал ещё когда безработный был и на «биржу» ходил. Потом меня от «биржи» же послали в «оранжереи-парники» ботанического сада благоустройства города, и тут взяли плотником на постоянную работу.
_________________________
Так вот, - комиссию ждали и затеяли уборку всех помещений и всего хозяйства, поэтому я и не мог идти Псалтырь читать сразу. Уборку надо было делать, работать.
Потом только всё узналось. А тогда, - где семена и удобрения в мешках, там и мыши. Они мешки прогрызают и семечки едят. Я полы там подметал. А на полу мышиные трупики в углах, да под стеллажами, для семян, мышей травили, конечно.
Вот вроде бы и всё. С утра ещё немножко простыл я. И носом шмыгал, чуть-чуть замерз, когда без куртки ходил на улицу, под мокрый снег, за рамами от теплиц. Целый день таскал с парников эти рамы, заносил в ангар для ремонта.
И вечером поехал в город, Псалтырь читать по покойнице.
Меня встретили женщины: дочка покойной и соседки, которые в Церковь ходить начали, когда перестройка началась. Но знания у них о религии понаслышке в основном: все же они в советской школе учились, все пионерки и комсомолки были, а для комсомола – Бога нет!
И опять я «гордыню включил». Одел подрясник (с собой привез). А для них, новоначальных верующих, - человек в черной рясе, с крестами, с четками, с книгами, в которых церковнославянской вязью непонятной напечатано, - не то что «поп», а сам «протопоп», «Архиепископ» прямо! (значение всех званий им так и не было понятно).
«Отходную читали?» - спрашиваю, - «Канон молебный при разлучении души от тела»?». – «Нет!» - говорят, робея всё больше.
Короче начал я проповедь свою: «Для чего читается отходная? В момент смерти человек испытывает тягостное чувство страха, томления, душа томится грустью расставания с миром земным. При выходе души из тела она встречает одного Ангела-хранителя, но множество духов злобы – бесов. Вид же бесов ужасный, вот душа и мечется и трепещет при виде их. Родным и близким умершего нужно быть мужественными, и постараться молитвой смягчить не столько телесные, сколько душевные страдания, облегчить душе выход из тела.
Слушая мою проповедь «верующие» женщины переглядывались и испугались еще сильнее и прониклись ко мне всяческим благоговением, как к «спасителю» некому.
Начал я читать Канон, отходную и все положенные молитвы, и лампадки горели и свечи жгли. А потом Псалтырь начал читать…. Но чувствую, что голова заболела потом и в жар бросило. И так плохо мне стало, что приискал я себе замену: научил старушку читать и посадил её рядом с покойницей для чтения Псалтыри. И туман у меня в глазах и прочее. И воду пил, чай горячий, - всё думаю простуда это. Градусник поставили, прилег я в другой комнате на кровать и чуть сознание терял, - не помню, как там скорая помощь оказалась, и везли меня уже в больницу. Температура, оказалось, под 40 градусов у меня была и точно я сознание потерял. А везли меня в инфекционное отделение. А там началось: и понос и рвота, и бред по ночам. И температура – то упадет до 37 градусов, то подскочит до 40 градусов. Лихорадку я поймал, мышиную лихорадку! 40 дней лечился, от уколов нога отнималась, болели все бока. Антибиотики, они болючие уколы….
Вот как гордость мирская бывает наказана.
Из литературоведения, к рассказу.
Бывают в жизни совпадения, то бишь, редкие случаи – «ну, вот так уж случилось», - говорим мы. Но, так называемые, «редкие случаи», не такая уж редкость; жизнь любит забавляться неожиданностями и недоразумениями.
Писатели всегда описывали такие обстоятельства жизни, случаи и безусловно, редкие случаи.
В мировой литературе эта форма малого эпического жанра существует с давних пор: О. Генри известен такими рассказами и другие. Эта форма литературы предопределяется своими внутренними формами: рассказы такие страдают известной формализованностью. Вся описательность всех событий и фигур, сама по себе заразительная, конечно, и содержательная, в таких рассказах, - лишь подготовка к чему-то главному, как в детективах, - кто же преступник, ожидает читатель. Герои таких рассказов как бы специально прикреплены к развязке, они существуют для неё и благодаря ей, - как будто сначала найдена развязка, а уж потом подобран «типаж».
И есть нюанс. Что случаи, лежащие в основе таких развязок, так сказать «чистые» случаи, - обыкновенно слабо связаны бывают с данным временем. И\или наоборот, присущи только этому времени истории, жизни (перестройка общества, революция). Такие события (приключения героев) случаются в определенное время, но мало объясняют его.
В русской литературе именно молодой Чехов усовершенствовал форму малого рассказа и сделал её популярной. По-видимому, он любил эту форму и пользовался ею до тех пор, пока не перестал сочинять «по смешной части».
Чехова с первых дней литературной деятельности всё больше и больше привлекали не редкости, хотя бы и приземленные, и тем более не исключительные случаи, если даже они и таили в себе большие юмористические возможности. Его привлекал заурядный поток жизни, - та, по определения Гоголя, «тина мелочей», барахтаясь в которой люди перестают замечать, насколько вздорны и эфемерны их страсти, как ничтожны их идеалы и цели. Именно в этой фатальной инерции жизни Чехов нашел неисчерпаемые залежи смешного. Но для того, чтобы оно стало смешным и для читателя, нужно было наглядно показать, как под влиянием привычки и рутинных представлений автоматизируется и обессмысливается поведение людей. Одним словом, нужно было показать рутинного человека в его обыденном существовании. Тут главный эффект рождается уже не в редком стечении обстоятельств, а в обнаружениях – иногда неожиданных, а чаще назойливо-однообразных – характеров героев. Герои оказывались похожи на многих и многих современников. В этом заключалась предпосылка новой, разработанной Чеховым формы малого рассказа с юмористическим подтекстом. Он выставил перед читателями их самих, - все читатели были похожи на его героев, - смешных и нелепых. Сами себя, свои нелепости можно узнать в героях и поведении их.
Часть 2
Николай Лукашин в молодом возрасте остался без родителей, с бабушкой. А так как бабушка его была верующей и всё пыталась «перевоспитать» пионера, а потом комсомольца внука, - она рассказывала про Святых, потом даже читала «Патерики» (Луг Духовный) о жизни монахов, об их «подвигах веры», где Ангелы помогали Святым, а бесы воевали против. Николай решил в монастырь уйти. Принят он был в послушники нового, возрожденного в 90-е годы, в перестройку, приволжского монастыря. Но тут «его глаза раскрылись», - и не нашел он сразу ни святости ни Духа, ни того «благообразия» вынесенного из детских рассказов бабушки. Он был серьезен в Вере, ко всему относился строго, к обрядам. Был прилежен в послушаниях и читал литературу, пытаясь понять – почему же такое различие действительности от всего написанного: уставы всячески нарушались всеми – от послушников до начальствующих.
Игумен монастыря заметил рвение к чтению Николая, его отношение к Вере и послал его учиться в семинарию. Но так и не закончил Николай учёбу. Непредвиденные обстоятельства вывели его в мир. Вернулся он в свой городок. Не желая покинуть Церковь, надеясь, может быть, возвратиться в Её лоно, Николай ходил на церковные службы в ближайший Храм городской.
А работать он было устроился к другу своего отца, в небольшую строительную фирму, где друг отца был Гендиректором. Работала бригада Николая в новом микрорайоне на окраине города. Стройка была огорожена забором из досок, обычным. И нужно было уже забор тот разбирать. Щиты дощатые отделяли от брёвен-столбов и складывали для перевозки на другой объект, штабелем друг на друга. Последний щит Николай с Илюхой подтащили к стене нового, уже построенного дома и поставили его низ на отмостку, а верх приклонили на стену, под наклоном. Обед. И обоих позвали рабочие из бытовки. Илюха сразу же пошел в сторону бытовки. А Николай что-то замешкался: на пару шагов отошел от щита заборного и остановился. И тут какой-то смерч, порыв ветра, крутанулся вдоль стены. Это мистически-случайно, - чтоб ветер смерчем средь бела дня, вдруг, дунул страшной силой один раз в этом месте! Заборный щит отделился от стены и начал падать прямо на голову Николая, стоящего напротив него. Илюха оглянулся на гул-звук смерча и увидел угрозу для друга и крикнул: «Коля, беги!». А Николай глянул в сторону Ильи и успел сделать один шаг вперед, чуть наклонившись, чтобы бежать. Но падающий забор скользнул по его спине и упал ему на ногу. Результат: скорая помощь, травмопункт, перелом, гипс.
А всё почему? Опять та же морока с похоронами. Рассказал эту историю Николай бабушке, у которой квартировал в этом селе, работая в Храме, наконец, пономарем.
За три дня до того, как мне ветер-смерч щитом ногу сломал, - позвал меня сам директор стройфирмы. Он нашему бригадиру позвонил. А у бригадира нашего недавно купленная машина была. Так вот, на машине меня бригадир привез в контору, на конечной остановке троллейбуса; с самого края старого города наша контора находилась. Там ещё дома-бараки двухэтажные, весь район тот, а под конец одни склады строительные да гаражи строительной же техники – краны, экскаваторы. Вот тут и легко было стройфирме продержаться в трудные годы: а всё рядом было, и техника строительная и стройматериалы под боком.
И вот, Гендиректор, друг моего отца, который хорошо знал меня ещё юным и относился ко мне запросто, - вот он и говорит мне, рассказывает…. Тут Николай отвлекся, сделал паузу. Он взялся за стакан с чаем, помешал ложечкой положенное в стакан малиновое варенье и отхлебнул горячей полезной жидкости. В этот дождливый день они пилили с дьяконом «дрова» - «облой», как назвал дьякон привезенные с пилорамы отходы производства. Сначала они складывали в стопки эти длинные горбыли, а потом распиливали их по размеру, чтобы в печь подходили, по 50 сантиметров в длину. Работали под моросящим дождем и под холодным ветром. Дождик – то посыпал мелкой изморосью вперемешку со снежинками, а то прекращался надолго и, вроде бы его не было. Но ветер поддувал основательно, не мудрено было простудиться.
Бабушка Акулина, зная о погоде, она видела работающего Николая, когда ходила на почту мимо церковного дома рядом с Храмом, - приготовила лечебный чай из трав, - заварила в железном чайнике травы и варенье малиновое приготовила на стол.
- Так вот, представь, - продолжал рассказывать Николай, отхлебнув чай, - это я сейчас тут по посёлку в подряснике хожу. Вон, за водой для крещения, бак наполнить, на колонку бегал с ведрами, - так все встречные люди кланялись, как будто я священник, - улыбнулся Николай, припомнив случай. – А тогда я был строителем, в рабочей спецовке. Только немногие знали, что я в Семинарии учился и в монастыре был. Ну, вот, знал обо мне и друг моего отца, пожилой Гендиректор наш. Вот он и рассказал, что умер у них старый рабочий – пенсионер. А родня обратилась в контору за помощью в похоронах. И вся родня того пенсионера, старушки там…, - верующие, вдруг, стали. Всё бы ничего, - контора помогла и гроб купить и место на кладбище, но родня просила попа пригласить: можно, говорят, на дом попа позвать. «Родня-то, - говорит мне Гендиректор, – сказали, будто сумма оплаты небольшая будет – ну, что-то там: панихида 500 рублей, 500 рублей певчие, и у могилы там ещё 500 рублей, - посчитали, - всего говорят в две тысячи обойдется».
Но оказалось, все не так просто. Он, говорит, позвонил в Храм и поговорил: можно ли пригласить священника? – сказали можно. А когда узнали, что это звонит директор фирмы, то цены возросли в десять раз. И, якобы, всё правильно: для частных лиц, мол, 500 рублей за обряд и то дешево. А для фирмы, как для юридического лица, все пять тысяч будет, если освятить, там, офис, например. А на похороны сотрудника, вообще все тридцать тысяч обойдется! Вот так-так!-----
И спрашивает меня Гендиректор, - ты, мол, можешь. Ты же учился, там, и всё знаешь. Можешь ли, по дружбе, помочь, - отпевать да похоронить. Две тысячи, мол, я тебе сразу дам, да ещё отгулы возьмешь, когда захочешь.
Мы же с бригадиром к Гендиректору в кабинет пришли. И вот, бригадиру приказ: везти меня домой за «причиндалами». Взял я подрясник, книги, - требник свой, и кадило у меня было с ладаном да с углем. Вот и поехал хоронить рабочего нашего, пенсионера, который тоже с отцом моим работал в этой же стройконторе. Похороны прошли «по первому разряду», нашлись старушки, что даже подпевали, когда тело выносили: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный…». И вся родня была довольна, - как бы первого из их родни хоронили по-человечески, и панихида была и дома и на кладбище, и прощание с покойным….
Но этим не кончилось.
Тут уж и ужин закончился. А бабушка Акулина стала посуду со стола убирать и к умывальнику носить в другую комнату. Николай встал из-за стола и переместился на диван, ближе к окну, глядя на темную ночь и капли дождя на стекле. Рассказывая дальше, ему пришлось даже повышать свой голос, чтобы бабушке Акулине было слышно, поскольку она сама сказала: «Ты рассказывай-рассказывай, сынок, громче, - я услышу, я быстро уберусь и подойду». –
«Ага! – продолжал громко рассказывать Николай – Вот и говорю, - не закончилось эта морока с похоронами только тем пенсионером, по просьбе от конторы!».
На другой же день, не успел я прийти на работу. Только зашел в бытовку и хотел переодеваться в рабочее, - а тут заходит наш бригадир с Илюхой тем же, с которым мы потом забор разбирали. Бригадир и говорит: не переодевайся, мол, Николай, надо снова хоронить ехать. Вот и Илюху с тобой отправлю сразу на кладбище. «И что там, - я спрашиваю, - отпевать-то надо?». «Там, поначалу, могилу надо прокопать до конца», - говорит бригадир, - двоих парней уже я отвез, а вас вот везу на подмогу».
Это был другой пенсионер, который тоже работал раньше в фирме строительной у нас. И как я узнал пока ехали, по дороге, - у него Псалтырь там читает какая-то знакомая женщина верующая, церковно-грамотная, соседка вроде бы. И вынесут они, мол, всё по чину. А вот панихиду и прочее на кладбище, - тут он, бригадир, не знал ничего.
Так и приехали мы на кладбище и копали могилу – по двое и по одному, сменяя друг друга. Надо было к 11 часам успеть, а земля там глинистая, тяжелая, так что мы еле успели. Только мужики лопаты в сторону положили и сели покурить, как уже и гроб несут.
Тут ко мне подошла та женщина пожилая-читальщица: ей уже всё сказали, - что, мол, я семинарист и уже отпевал-хоронил. Она ко мне с книгой идет. У неё, конечно, не Требник был, но Псалтырь специальная, для чтения по усопшим. И в книге были молитвы разные, и Лития была и Панихида. А у меня не было ни подрясника, ни причиндалов других, кадила не было, вообще ничего подходящего под обряд.
Что поделаешь! Пришлось мне без кадила обойтись. Была святая вода. И я попросил кисточку сделать, из травы хотя бы. Пучок травы замотали нитками: тряпицу на тонкие нити порвали…. И начал я Панихиду безо всякого облачения, без подрясника. Хорошо, что я привык во всем черном ходить, и рубашка у меня черная, эта же до сих пор....
Отслужил я Панихиду, снова всё по чину, - и прощание и «молитву разрешительную» в руки покойнику вложил, и песочек посыпал на саван, как положено, потом только гроб закрыли. Все были довольны, и нас повезли на поминки.
Поминки были в двухкомнатной хрущевке, и я сидел с краю длинного стола во всю комнату, когда, вдруг, ко мне подошла та женщина-чтица, которая «церковно-грамотная». Она «вытащила» меня из-за стола, отвела в другую комнату, где хозяйка-вдова дала мне денег 500 рублей, - как бы за то, что я отпевал. Тут и вся родня, меня все благодарили. – И вот! – заканчивал Николай свой рассказ бабушке Акулине о «мороке с похоронами» - за все мои «подвиги», наказание мне и было! А ведь так было, что чуть не убило меня: тот забор, как говорил мне Илюха-напарник строитель, - падал на меня очень точно. – верхним брусом, который доски все держит нацелен был точно мне по голове! Хорошо, что я успел шаг вперед сделать, и мне только шаркнуло по спине и ногу сломало….
Вот тогда бы мне надо было уже одуматься и в Церковь пойти да покаяться, что я без благословения совершал обряды неположенные мне по сану.
Часть 3.
- Или ты думаешь, всё закончилось тем, что я пошел и покаялся? А потом, как будто бы закончилась морока с несанкционированными обрядами? – спрашивал меня Николай, сидя у костра на берегу реки и подкладывая в костер ветки, собранные на ночь с вечера.
_______________________________
Мы познакомились с этим немолодым уже, с седыми волосами, человеком на рыбалке. Провели мы две ночи у костра в разговорах. На природе и на рыбалке, день переполнялся впечатлениями – и поэтому вечером спать совсем не хотелось. Целый день бродили мы по берегу и ловили рыбу, а вечером приятно было перекусить ухой с дымком и любоваться красотой звездного неба.
Иногда случайные знакомства приводят к откровениям. Человек легко делится своими тайнами и переживаниями с первым встречным, если чувствует симпатию и заинтересованность. Незнакомцу можно высказать и рассказать такое, - что иногда и близким своим и родным не высказываешь. – По поводу, вспомнилась песня группы «Машина времени» про «вагонные споры»:
Вагонные споры последнее дело,
Когда больше нечего пить.
Но поезд идет бутыль опустела,
И тянет поговорить.
И двое сошлись не на страх, а на совесть
Колеса прогнали сон:
Один говорил наша жизнь это поезд,
Другой говорил перрон.
Один утверждал на пути нашем чисто,
Другой возражал не до жиру.
Один говорил, мол, мы машинисты,
Другой говорил пассажиры.
______________
В Поволжье много маленьких речек, которые впадают в большую реку Волгу, - Ока, Сура, Ветлуга. И во всех поселках непременно протекает речка, а около поселков есть озера и пруды. Человек всегда селился около воды.
Но рыбаки из городков и посёлков непременно ехали на Волгу – «как же! – рядом жить и не побывать?!». Так и я поехал в посёлок на берегу Волги, куда каждый час отходит автобус из нашего города. Но рыбачить на самой Волге, простой маховой удочкой, было невозможно: волны от проходящих барж и судов, ветер и другие факторы, - делали рыбалку неосуществимой.
И ехал я не в выходные дни, чтобы от многочисленных отдыхающих-туристов не было бы мне беспокойства. Я ехал – отдохнуть на природе, в тишине, поэтому выбрал понедельник, вторник и среду – среди недели.
Вот тут и встретился мне невысокий мужичок с седыми волосами, шустрый и разговаривающий старинными выражениями. У него оказалось, что в выходные, наоборот, была работа: в субботу и воскресенье в Храме проходили богослужения, и он, как пономарь, помогал священнику и диакону в служении. Поэтому и он выбрал те же дни: понедельник – среда.
Мы рыбачили в устье малой реки, которая впадает в Волгу. А в устье было несколько проток-рукавов и старицы заболоченные. Так что на основное течение чтобы попасть, надо было подняться выше по течению от самого устья. И я прошел с километра три-четыре, также прошел и пономарь Николай. Случайно мы оказались на одном и том же месте – между старицей и основным течением речки, в некоем закутке. Случайно ли мы встретились?
И как было не поговорить с благодарным собеседником, с которым, может быть, больше и не встретишься никогда. Некогда будет в нашей скоротечной жизни, с её быстротекущим временем. Тем более природа располагала к разговору.
Светлая летняя ночь освещена была яркой большой и круглой луной, темное небо всё было расцвечено яркими звёздами, река, тихо всплескивая у коряги, торчащей поперек течения, несла свои воды, отражая в них и звезды и луну. И пламя костра, дым которого поднимался строго прямо при полном безветрии. Не досаждали даже комары, - репеллент из бутылочки с пшикалкой действовал безотказно. Прекрасный ужин: свежая рыбка и уха с дымком. Романтика – одним словом.
_______________________
Я представился… - и откровенно поведал Николаю о себе. А потом и он разоткровенничался, уцепившись за своё же слово – «вот, морока…», и рассказал свою историю, так, как рассказывал старушке Акулине, у которой проживал.
- А вот, я тебе скажу, «на полном серьёзе». Исповедь, она, конечно, - исповедь! И я обо всем священнику поведал. «Тайна исповеди» - слыхал? Тайна моя была открыта аж самому Епископу. А закон, - он и в Церкви есть, закон тот. Я даже чуть не наизусть теперь уже выучил, что там говорится, в церковном законе-то. Есть «епитимья», - это наказание от Церкви за грехи, - была и мне епитимья. А главное, - всех санов я лишился, по церковному закону и подрясник мой отобрали теперя. А был я посвящен в рясофор еще в монастыре когда находился. Это, то есть, - почти монах, имеющий право рясу носить, одной ногой, как бы, в монашество наступил. А Епископ дал мне прочитать в книжечке про закон:
«Извержение из сана». Это церковное наказание, которое налагается на клириков, как за нарушение ими служебных обязанностей, так и за грехи, общие у клириков и мирян. Между мирянами и клириками есть отличие: за одни и те же грехи мирянам дают епитимью, но к клирикам строже относятся – и следует то самое – извержение из сана. При этом, однако, клирики не подлежат отлучению от причастия, подобно мирянам, которых могут от причастия отлучить. Потому что, в таком случае, одно и то же преступление каралось бы дважды. Это Апостольское правило 25-е, (как сейчас помню): «Епископ, или пресвитер, или диакон, в блудодеянии, или в клятвопреступлении, или в татьбе (в воровстве) обличенный, - да будет извержен от священного чина, но да не будет отлучен от общения церковного. Ибо Писание глаголет: «не отмстиши дважды за едино» (Наум 1. 9).
Вот как сказано. И еще: Во всех случаях «извержение из сана» является полным лишением всех прав связанных с принадлежностью к Церкви, к клиру – то есть низведение в состояние мирянина. Не существует церковного наказания, как в миру, в мирском законе, которое бы заключалось в понижении сана из высшей степени священства на низшую, например, епископа в священника, священника – в диакона. Этот принцип распространяется на все чины: так что диакон не может быть понижен в иподьякона, ни иподьякон в чтеца. Но другое дело. Что изверженные из сана могут занимать другие – церковнослужительские должности, в которые и мирян посвящают малым чином, по благословению священника. Вот и меня взяли, как пономаря, и я теперь – мирянин и перед каждой службой благословляет меня священник на одевание одежд церковных – стихаря, и на служение.
Такое вот мне выпало наказание от Церкви, и от Бога, - заключил свой рассказ пономарь Николай.
Перед самым расставанием он мне еще сказал, что я хорошо запомнил:
- Вот, я был в монастыре, и уже намерение было монахом стать, и стал я уже рясофорным монахом. А вот что я тебе скажу: если простым людям при крещении дается Ангел хранитель и по одному бесу на левое плечо его. Как говорят: на правом плече Ангел предупреждает, а в левое ухо бес сидящий на левом плече шепчет. То монаху в 10 раз труднее будет. Ангел хранитель один у него, а бесов 10 штук нападают. Тем более, когда я в мир вышел – столько соблазнов навалилось, больше чем десять, я думаю. Теперь полегче, сана-то нет. Хотя…. Вот недавно старушки просили – освяти, говорят, квартирку нашу, что-то нечистый гуляет или чего. К священнику идти старушки не хотят, почему-то. Да и пенсию свою для детей копят, не хотят отдавать попу последние гроши. Вот как им не помочь-то. Беру я святую воду и совершаю кропление (брызгание) по всем углам простыми мирскими молитвами теперь. Им же, тут же говорю, мол, сами вы можете святой-то водой жилище окропить – молитвы читайте. Вот и опять – грехи творю…. А наказание последует думаю, бесы они такие, - поддадут искушение, а потом и накажут сами же.
Конец.