Вот я и в городе. Соскучилась по своей квартире, по городскому столпотворению, обилию магазинов и рынков. Кругом сплошное общение, которого я была лишена на даче. Идём по улице, кручу головой по сторонам – настроение праздничное.
Затовариваемся в «Полушке», она в нашем доме, продуктами питания и пристраиваемся к концу очереди в кассу. Перед нами человек десять, но это не напрягает.
- Сорок рублей сдачи, - скороговоркой выпаливает кассирша и протягивает четыре грязные, мятые, заклеенные крест-накрест купюры. Такое впечатление, что они побывали в унитазе…
Я морщусь и отказываюсь их брать.
- Нет у меня других денег, - врёт она.
Я знаю, что травмированные банкноты торговцы могут сдать в банк, но молчу, потому что вмешивается муж. Он достаёт свой кошелёк и возвещает, что у него есть необходимая сумма.
Не начавшийся конфликт погашен, мы направляемся к выходу. И тут толпа спешащих за продовольствием граждан начинает спешно просачиваться в зал. Стоим, держим дверь, ждём.
Наконец, выходим на свежий воздух и вдруг понимаем, что нечем дышать. Кажется, все машины мегаполиса собрались возле торгового центра, находящегося напротив.
- Теперь на базар, - повелевает муж.
За вкусным свежим хлебом, который печёт частная фирма, тоже очередь. Муж удалился за фермерским кефиром, а я хватаю маленькую буханку серого и булку, но уложить их в пакет не удаётся, сзади напирают. Отхожу к пустому молочному прилавку, он рядом, и ставлю сумку на столик.
- Вам что-то нужно? – подбегает ко мне скорбная продавщица отдела.
- Нет, - мотаю головой я.
- Тогда укладывайтесь в хлебном, - скорбь перерастает в возмущение.
- Хорошо, - соглашаюсь. – В следующий раз обязательно попробую.
А сама думаю, что дорогая продукция недальновидного предпринимателя оказалась ненужной населению, так как не выдержала конкуренции.
Уже дома муж обратил внимание на то, что после стольких малопривлекательных ситуаций его впечатлительная жена осталась спокойной.
- Не зря прожила полгода за высоким забором на даче, - на его тираду рассмеялась я и сделала вывод, что изолироваться время от времени от шума и толкотни мегаполиса очень даже необходимо.
Но на следующий день я всё-таки расстроилась – после долгого дачного простоя пришло время возобновить подключение Интернета и кабельного телевидения.
На стуле напротив обаятельного молодого менеджера, в полоборота ко мне, сидела бабушка лет семидесяти пяти. На ней красовались утеплённый серый плащ, вязаная зелёная шапочка, чёрные стоптанные сапожки, неопределённого цвета потрепанная сумка из кожзама дополняла гардероб.
Стою. Жду. Минута, и ласково улыбаясь, менеджер начинает отдавать бабушке одну за другой пять тысячных купюр. Старая женщина хватает их и принимается пересчитывать, я внимательно слежу за её судорожными движениями. Затем в бабулины руки попадают ещё пять соток. И тогда, волнуясь, она достаёт из сумки большой кошелёк, спешно запихивает в него банкноты и срывается с места. Мне хорошо видно всё действо, и я предполагаю, что приятный молодой человек разменял клиентке пятитысячную купюру.
- Здравствуйте, - приветствует меня юноша.
Я отвечаю, опускаюсь на стул, на котором ранее сидела старушка, и протягиваю пятитысячную банкноту.
- Снова? Только что бабушке на сдачу все мелкие деньги отдал, - разводит руками парень.
Достаю другую денежку, расплачиваюсь, иду домой.
И только дома очухиваюсь.
НА СДАЧУ!
Значит, менеджер должен был вручить бабушке четыре тысячи и пятьсот рублей, но почему-то ошибся. Она же, пересчитав деньги, поняла, что счастье привалило, а потому так резво рванула из помещения. Бежать назад и доносить на обманщицу? На старую обманщицу, возможно, лишённую достойной пенсии! О, только не это! Но на моих глазах произошло преступление, и я была этому преступлению свидетельницей! Что делать?
Несмотря на возмутившуюся моей безответственностью совесть, я так никуда и не пошла, хотя менеджера было очень жалко. Ему придётся возместить недостачу из своего кармана, но не это самое страшное, самое страшное в том, что обаятельный юноша с детской доверчивой улыбкой на лице перестанет верить людям, а зло заразно. Зло, словно раковая опухоль, расползается в разные стороны, поражая всё новые и новые жертвы.
А мы учим своих наследников уважать старшее поколение… Конечно, я понимаю, что старшее поколение обижено государством маленькими пенсиями, но грешить на пороге смертного одра, пожалуй, не самое удачное решение.
Уже ночью, ворочаясь без сна в постели, я вспомнила ещё один подобный случай: в той же самой «Полушке» я стояла в очереди в кассу, а впереди маячила спина старой женщины. Женщина подошла к месту назначения и выложила из матерчатой сумки её содержимое. И тут к нам вихрем подлетела охранница. Она что-то шепнула кассиру, и в бабушкину сумку полезли две пары чужих рук.
Мгновение, и под торжествующий клич работников прилавка на свет Божий появились припрятанные банка сгущёнки, брикет сливочного масла и несколько творожных сырков. Пристыженную покупательницу увели в подсобку, она не сопротивлялась
А ведь не все старики стали воровать от отчаяния, возле «Магнита» есть маленький открытый базарчик, там в любую погоду торгуют бабушки.
- Пенсия десять с половиной тысяч, - жалуется одна из престарелых продавщиц. – Квартплата высокая, продукты дорожают и дорожают, а главное, медицина… недоступная она нынче стала.
- К врачу записаться проблема, - поддакивает ей вторая, возвышающаяся над банками с самодельными консервированными овощами старушка, - сколько раз звонила в регистратуру, всё занято. На хорошего доктора коплю.
- Дочке помогаю, - открывает секрет третья, перед ней вязаные носочки и варежки. – Специалисты из бесплатной клиники мою девочку отфутболивают, а она всё хуже и хуже себя чувствует.
Прихожу домой, откидываюсь на спинку кресла. Хочется закрыть глаза и заткнуть уши, а ещё хочется завтра утром удрать на дачу. Снова на полгода. Только от жизни не спрячешься.