Границы жизни. абсолюты

Олег Локшин
2.Абсолюты


      Покончив с предварительной характеристикой иерархии системы, вернемся к константам: приятное и неприятное, страдание и наслаждение - "С---Н". В наше время, когда так модно все относительное, утверждение, будто существует какие-то абсолюты, воспринимается не просто как свидетельство скудоумии, а как возврат к Средневековью. Но ведь и в специальной теории относительности необходима постоянная скорость света, иначе всё прочее теряет смысл. Пусть же это послужит нам в утешение, но вообще говоря, относительного в нашей концепции более чем достаточно.
     Читатель, вероятно, уже понял, что система "С---Н" – не биологическая система. Она, естественно, имеет отношение к биологии, но только в том смысле, что является атрибутом всего живого. Собственно биологические системы характеризуют отдельные проявления жизни, т.е. являются в определенном смысле частными. Описания этих систем не требует привлечения «абсолютных» категорий. Описание же системы "С---Н" напротив, постулирует и исходит из существования именно абсолютов – «констант» в нашем определении. В связи с этим уточним, что конкретно подразумевается под словом «абсолют».
Абсолют – это то свойство живого, которое при любых обстоятельствах, вне зависимости от каких бы то ни было условий играет для всего живого только одну роль: единственной безусловной ценности. Но что это такое, «единственная ценность»? Ведь каждый по опыту знает, что ценностей много и что они разнятся именно по мере ценности.
     Так вот, абсолюты ничем, кроме знака, не разнятся, никакая «мера ценности» к ним неприложима, их ценность ни с чем в принципе не может быть сопоставлена. Конечно, константы реализуются (переживаются) с неодинаковой силой, но эти колебания интенсивности характеризуют конкретные параметры функционирования системы и не в малейшей мере не влияют на ценность объектов. абсолютов как таковых.                Последняя,это абстракция введённая для обозначения, отличительного свойста жизни.Ценность абсолютов это абстракция, их ценность просто нельзя измерить – они, что называется, «ценность в себе». Ценность всего остального, напротив, измерить можно. Но эта мера определяется только в зависимости от того, как это «остальное» соотносится с абсолютами. Другими словами, все прочие ценности, с точки зрения жизни, относительны. Точнее, все они ценности лишь постольку, поскольку представляют собой в той или иной степени и тем или иным образом опосредованное соотношение абсолютов.
     Смерть, например, является катастрофой лишь потому, что означает торжество (но не максимальное) отрицательного абсолюта – страдания. С другой стороны, человек, идущий на смерть ради идеи – справедливости, Родины, свободы, милосердия, - делает это только потому, что для него попрание идеи, т.е. невыполнение его морального долга, означает большее торжество отрицательной константы, чем смерть. Иначе говоря, константы объективированы у него таким образом, что ценность его казни меньше ценности долга. Или, по-другому, невыполнение долга причиняет ему больше страданий, чем страх немедленной, мучительной, какой угодно смерти.
    Конкретное соотношение всех относительных ценностей, т.е. опосредованных (объективированных) абсолютов – констант фиксируется у каждого индивида конкретной же иерархией уровней объективизации системы "С---Н". Константы, таким образом, это максимально абстрагированная «сумма» всех относительных ценностей. Систему "С---Н" в этом случае можно рассматривать как механизм, трансформирующий относительные ценности в безусловные, причем данная трансформация то же самое, что и объективизация констант. Результатом процесса является рождение уровня объективизации. Уровень сразу же привязывается к сетке координат иерархии, а вся процедура, которая, конечно, не ограничивается только созданием уровня, направлена на то, чтобы с помощью механизмов власти иерархии организовать определенное, в идеале оптимальное  поведение индивида.
     Наряду с трансформацией относительных ценностей в константы система производит и обратную, причем обе трансформации представляют собой перевод: в первом случае языков внешнего мира на язык системы, во втором – языка системы на языки внешнего мира. (В точном смысле система совершает, конечно, лишь один перевод – первый, но удобства ради, мы будем рассматривать этот процесс как двойную трансформацию).
    Нужно сказать, что при всей своей раскованности эта «языковая» интерпретация безусловно оправданна, так как позволяет применить сразу несколько весьма перспективных инструментов для дальнейшего анализа. К сожалению, в полной мере использовать данные инструменты можно лишь формализовав концепцию, но и так, быть может удастся выжать из них хоть что-то.
     Язык системы "С---Н" у всех живых существ один: это совокупность уровней и любых комплексов систем уровней объективизации констант (т.е. чувств и ощущений), являющихся своего рода «словарным запасом» языка, а также тех правил – законов поведения системы, которые регулируют все процессы реализации (переживания) и объективизации данных уровней или системы. С языками внешнего мира дело обстоит сложнее. Не вдаваясь в какой-либо анализ понятия «язык», отметим только, что в принципе такими «языками» служат все внешние воздействия на систему. Однако эти воздействия во многих отношениях неравноценны.
      Начнем с того, что все внешние воздействия «переводятся» на язык системы поэтапно и с непременным участием "языка" нервных, экстрарецепторных в данном случае, импульсов. Но система"С---Н" этого языка «не замечает». С ее «точки зрения» все импульсы представляют собой одно из двух. Либо это изначально переведенный, в полном смысле собственный язык системы, т.е. приятные или неприятные ощущения, испытываемые индивидом. Либо же это один из языков внешнего мира, например естественный. Вообще, все нервные процессы в организме можно разделить в зависимости от их роли по отношению к системе "С---Н"  на четыре категории.
      Первые – это те процессы, которые непосредственно не влияют на объективизацию констант, но в той или иной мере могут служить инициатором реализаций. Например, нервные процессы, обусловленные некоторыми заболеваниями почек, могут никак не ощущаться индивидом, но они инициируют другие процессы, которые ощущаются как головная боль. Таким образом, эта категория процессов, принимая определенное участие в формировании той группы импульсов, которые в данный момент как-либо ощущаются индивидом, непосредственно сами тем же индивидом не ощущается никак.
    Вторые – это те процессы, которые несут информацию от органов чувств, не достигающую, однако, системы "С---Н" . Такой информацией являются, например, звуки незнакомой речи или геометрические фигуры, не вызывающие никаких эмоций, словом «образцы», как понимает этот термин кибернетика. Они, естественно, тоже могут служить инициаторами реализации констант, но сами опять-таки никак не ощущаются индивидом.
    Третью категорию составляют нервные процессы, которые сообщают системе информацию о состоянии организма. Эти процессы нужно квалифицировать как язык импульсов – язык, который система воспринимает как собственный. С точки зрения субъекта переживания, это определенные наборы приятных и неприятных ощущений, т.е. уровни или системы уровней биологического класса.
     И, наконец, четвертую категорию составляют процессы, которые сообщают системе информацию, идущую от органов чувств. Эта информация закодирована (переведена) в конкретных параметрах данных процессов, а сами процессы можно рассматривать, таким образом, как перевод или этап перевода внешнего мира на язык нервных импульсов. По мере перевода на собственно язык системы "С---Н" эти языки (внешнего мира), а стало быть и импульсы, воспринимаются системой как все большее приближение к собственному. Однако полный, окончательный перевод их на язык системы принципиально невозможен. Какие-то элементы такого языка обязательно останутся не переведенными, и эта ущербность перевода дает возможность системе выделить данные воздействия среди всех остальных. Нам же она позволяет квалифицировать эти воздействия как языки внешнего мира. Нервные процессы, в которых закодированы элементы такого рода языка тоже, конечно, «не замечаются» системой, - но не замечаются только в качестве нервных процессов: и их в свою очередь необходимо квалифицировать как язык, но уже как язык импульсов.
     Тот факт, что система "С---Н" «не замечает» импульсы, что они воспринимаются ею как угодно, но только не как нечто внешнее, т.е. не в качестве языка (импульсов), имеет глубокий смысл, который мы попытаемся проанализировать ниже. Однако трудности в определении языков внешнего мира этим не исчерпываются.
Еще одно затруднение связано с тем, что разные внешние воздействия на систему или, если угодно, разные языки внешнего мира переводятся на язык системы с неодинаковой скоростью. В некоторых случаях «перевод» совершается немедленно. Так, сунув руку в кипяток, мгновенно испытываешь весьма сильное ощущение. То же самое происходит или может произойти, если человек услышит оскорбление по своему адресу, определенную музыкальную фразу или же увидит определенный ландшафт, милое или, напротив, омерзительное лицо и т.д. и т.п.
    В то же время другие фразы – и музыкальные, и разговорные, равно как другие лица или ландшафты, могут до поры до времени не вызывать никаких эмоций. То же, естественно, относится ко всем прочим зрительным, слуховым, тактильным и любым другим воздействиям. Но эти воздействия не всегда проходят бесследно. Обычно они какое-то время в той или иной форме сохраняются в памяти, т.е. имеет место запаздывание перевода. Если константы в принципе могут быть объективированы в эти «следы в памяти», тогда  запаздывание обусловлено одной из двух причин.
Либо «след» является элементом языка, которым в настоящее время индивид, точнее, «его» система "С---Н" относительно слабо владеет, а в дальнейшем положение меняется. Либо же перевод задерживается или блокируется в зависимости от конкретной ситуации в системе "С---Н". Так, при острой физической боли знакомая и любимая мелодия оставляет большинство людей вполне равнодушными.
     Далее, как мы уже говорили, некоторые внешние воздействия, прежде всего такие, которые легче всего квалифицировать как язык, скажем, естественные или языки искусства в принципе не могут быть полностью, целиком переведены на язык системы. Никто, например, не в состоянии «переварить», прочувствовать все богатство человеческой культуры. Любой перевод языков такого рода на язык в системе производится только фрагментами, причем по ряду причин, в частности благодаря эффекту запаздывания, в процессе перевода образуются промежуточные или граничные языки. В их число можно включить образцы разного рода. Но не те, которыми оперирует кибернетика и которые служат исключительно целям распознания объекта, а другие – те, которые описывает психология и которые в двух словах можно определить как некий фрагмент субъективного видения мира. (Это деление, конечно, условно. Мы просто имеем в виду, что образцы первой категории не вызывают никаких эмоций, а второй – вызывают). В эту же группу «граничных» языков входит, несомненно, и ряд иных процессов и состояний, перечислять которые здесь нецелесообразно. Поэтому отметим только, что поэтапный, т.е. использующий «граничные языки», перевод на язык системы совершается с помощью многократных и фактически непрерывных переводов языков внешнего мира и граничных на язык импульсов и обратно.
    Но все же: какие воздействия на систему можно охарактеризовать как языки внешнего мира? Исключим язык импульсов, так как с точки зрения системы "С---Н" его просто не существует. Исключим и «граничные языки». Понятия типа «образ» или «мысль» слишком расплывчаты, а их уточнение не входит в нашу задачу, - это уже забота специалистов: психологов или семантиков. В общем, мы предлагаем такую схему.
   Применительно к людям из всех воздействий на систему можно выделить четыре «больших» языка внешнего мира: 1) естественные; 2) «специальные», непосредственно связанные с естественными – языки науки, включая искусственные, философии, религии и литературы; 3) специальные, относительно независимые от естественных – языки музыки и изобразительных искусств; 4) язык социальных контактов или, как его сейчас называют «система сигнализации в человеческом обществе и животном мире». Будем сокращенно именовать это «системой общественной сигнализации» или «СОС».
    У животных на три языка меньше. У них остается только какая-либо из модификаций СОС. Соответственно, восприятие мира животными несравненно беднее. Что же касается языка системы, то он, как мы помним, для всех одинаков: это уровни и любые системы уровней объективизации констант.
    Может показаться спорным, что из всех внешних воздействий нами выбраны в качестве языков только четыре. Но выяснить, что есть язык, или даже просто дать определение языка, с которым были бы согласны его коллеги, сейчас, видимо, не может ни один специалист в области лингвистики или семиотики. Поэтому мы ограничились теми воздействиями на систему, по поводу которых не возникает особых сомнений: язык это или что-то другое. Такими и являются естественные, все специальные языки и система общественной сигнализации.
     Кроме того, спорным может показаться и то, что мы слишком уж обеднили животных, «предоставив» им в четыре раза меньше языков, чем людям. Процесс вовлечения в орбиту системы "С---Н" новых языков внешнего мира связан, главным образом, с развитием языка системы. Мы вкратце затронем этот вопрос в некоторых следующих главах. Конечно, точное определение числа и границ всех языков внешнего мира возможно только с привлечением строгих формальных методов. Наша же схема элементарна. Она, с другой стороны, просто констатирует тот очевидный факт, что разные воздействия воспринимаются индивидом по-разному, а, с другой, - интерпретирует некоторые воздействия и все реакции системы С----- Н как языки: соответственно, внешнего мира и системы.
     Если константы в принципе могут быть объективированы в элементы данного языка, если система способна им сообщить какую то ценность - а узнать это можно лишь в том случае, когда константы уже объективированы в отдельные элементы,-  значит такой язык годен для перевода. Если он принадлежит к числу четырех вышеназванных, его следует квалифицировать как язык внешнего мира. Но непосредственно в пертурбации электронных оболочек или в биохимические процессы константы, судя по всему, не объективируются ни при каких условиях. Отсюда изначальность перевода нервных импульсов – изначальность, о которой позаботилась эволюция. Отсюда же и «слепота» системы. Ей не нужно «видеть», скажем, все нюансы внутриклеточных превращений. Ей не нужно видеть ни самих клеток, ни органов, ни молекул, ни тканей, ни атомов. Все самое важное для жизни уже переведено на язык жизни – язык системы "С---Н".
   Дабы не вызывать раздражения у ревнителей научной строгости я предлагаю читателю видеть в слове «язык» в данном случае (а ровно и во всех предыдущих и последующих) фигуральное выражение. У автора нет ни возможности, ни желания соревноваться с лингвистами или семантиками в изощренности формулировок. Конечно, непосредственно на языке систем нельзя разговаривать. Но только используя его в качестве основы естественных и специальных языков, мы вообще можем как-то общаться. Трудности на пути оседания машин-переводчиков объясняются, кстати сказать, именно отсутствием этой общей основы. Нам в принципе легче «договориться» с кошкой, чем с самым «умным» компьютером. В целом же, язык системы предназначен не для общения между индивидами, а для связи каждого индивида с внешним, включая туда и собственный организм, миром.
    Все то, что ранее было названо «относительными ценностями», излагается людьми на естественных или специальных языках, но воспринимается (чувствуется) только на языке системы "С---Н". Причем «ценности», конечно, не обязательно что-то грандиозное или приятное. Ими может быть что угодно: нравственные нормы, войны, произведения искусства, утраты, болезни, конфликты, идеи, научные или прописные истины, откровения святых и будничная суета. Речь идет, словом, обо всем, из чего слагается жизнь и что в той или иной мере может быть изложено на естественном или специальном языке. Поэтому в дальнейшем вместо термина «ценность» будем употреблять другой – «объект».
     В ряде случае многие эти объекты, даже еще, так сказать, «формально» не переведенные на язык системы, «нелегально» (т.е. на какой-то из граничных языков) уже переведены. Тем самым созданы условия для мгновенного, если понадобится, перевода и на язык системы. Он произойдет в тот самый момент, когда человек – осознал он это или нет- в связи с чем угодно – почувствует что-то, ощутит. Ведь и слепой иногда может почувствовать красоту мира. А чувства – это и есть знак системы.
    Трансформация нейтральных  объектов в относительные ценности часто сопровождаются нарушением "аутентичности" ("адекватности") перевода.Речь, понятно, идёт не о какой-то всеобщей,одинаковой для всех "адекватности" - такой в этом мире не существует.
    У каждого вида, а иногда и популяции животных есть своя – видовая или популяционная «адекватность», т.е. собственные правила и собственные критерии «правильного» перевода. То, что выглядит одним, например, в глазах антилопы, смотрится совершенно по-другому глазами льва. Кроме того, у различных индивидов те или иные механизмы перевода, в частности органы чувств, работают с разной эффективностью. Языки, как внешнего мира, так и системы, развиты в неодинаковой степени. Отсюда широкая вариабельность восприятия и, соответственно, поведения даже в пределах одной популяции животных. У людей же эта вариабельность возрастает многократно.
     Напомню, что «переведенный» или только «переводимый» объект это не просто объективированная константа, но определенное соотношение констант, причем соотношение меняющееся. Исключение составляют только очень устойчивые стереотипы, например безусловные рефлексы. (Вернее, ощущения, которые их сопровождают). Уже сама трансформация объекта (ценности) – перевод с языков внешнего мира на язык системы в какой-то мере корректируется колебаниями данного соотношения. Одновременно с процессом перевода, т.е. с рождением уровня, этот уровень привязывается к сетке координат иерархии, и тем самым объекту задается определенное соотношение констант. На него как бы наклеивается бирка с ценой, превращая его тогда и только тогда из «объекта» в ценность – в то, что мы именуем этим словом без всяких кавычек.
    Это соотношение констант («цена уровня») никак не отражается на собственном языке системы. Изолированный уровень – это как и чем угодно объективированная, но всегда одна константа. В системах уровней, - а подавляющее большинство чувств это системы – положение несколько другое. Их слагают, хотя обычно в разной степени уровни и С и Н. Но то, что мы назвали «соотношением констант», зависит только от местоположения уровня или системы уровней в иерархии. Колебания соотношения, т.е. изменение места, вызывается множеством причин. Перечислить их все, наверное, просто невозможно. Здесь и первоначальная высота места в иерархии, и чисто биологические факторы, и нарушения «адекватности» перевода, возрастные и социальные метаморфозы, число элементов и специфика иерархии. Здесь и собственные флуктуации системы, в частности колебания интенсивности реализации констант и модификации иерархических систем уровней.
     Таким образом, все, что выше характеризовалось как «относительные ценности» (объекты), это в подавляющем большинстве случаев всегда процесс. Динамическая характеристика этих процессов является одновременно одной из необходимых характеристик системы "С---Н" как целого.
Даже этот небольшой фрагмент говорит о сложности системы. Это и ряд других качеств роднят ее с биологическими системами. Сходство проявляется во многом: в иерархичности, в многомерности и многосвязности, в большом числе параметров, в разнообразии связей между однородными и разнородными параметрами, в динамизме. Сходной является и структурно-функциональная стохастичность биосистем и системы "С---Н". И там и там она проявляется, с одной стороны, в способности с помощью разных механизмов реализовывать функционально однотипные цели, а , с другой, - в разнообразии реакций в ответ  на одни и те же воздействия. Отсюда, в частности, принципиальная непредсказуемость поведения человека.
    Но одновременно имеется и ряд различий.
Так, иерархичность систем неодинакова. В системе "С---Н" нет столь характерной для биологических жесткой градации подсистем. В организме, например, в реализации одной цели согласованно действуют каждый на своем уровне чуть ли не все (а иногда все) элементы иерархии: макромолекулы, клетки, органы и др. В системе "С---Н" такого четкого разделения труда, по-видимому, нет. Вместе с тем сама иерархичность, даже просто иерархия уровней объективизации играет более специфичную и важную роль, чем иерархия любых биосистем организма. Это объясняется тем, что система "С---Н" представляет собой аппарат управления. Она является по существу вершиной иерархии любого живого (чувствующего) организма.
Неодинакова, возможно, и сложность систем. Конечно, это чисто голословное предположение. Отсутствие количественных критериев не позволяет даже ориентировочно оценить меру сложности, в частности по методу У.Эшби. Число возможных состояний системы у любого живого существа  не то что «всей» системы, но даже относительно несложного элемента – ансамбля уровней (см. гл. «Система-3») совершенно неизвестно. Но главная трудность в другом.
     Влияет ли и если да, то как, неизбежность привлечения категории абсолюта для описания системы на возможность и правомерность сравнения отдельных параметров или характеристик системы "С---Н" с биосистемами? Вправе ли мы вообще говорить о сходстве или различии? Решить эти вопросы в популярной работе невозможно. Здесь требуется серьезный понятийный анализ с использованием логико-математического аппарата ряда  современных дисциплин лингвистики и семиотики. Так как мы решили воздержаться от такого анализа, наши вопросы останутся без ответа.
    Именно, этот пункт, я подозреваю, станет для нас главным камнем преткновения. Даже если бы аргументация автора была сверхутонченной и изощренной, а не такой, какая она есть, все равно это мало что изменило бы. У меня нет иллюзий: едва ли наша точка зрения в вопросе о константах, а следовательно, и вся концепция жизни будут поняты и приняты. И дело не в том, что мы «наделили» страданием и наслаждением все живое. Ведь границы живого еще не очерчены – я оставил за собой право сделать это в конце работы. Пока же каждый может проводить их по своему усмотрению. Дело также не в слове «наслаждение», хотя, возможно, оно покоробит многих – в основном тех, конечно, у кого оно ассоциируется только с сексом.
    Причина неприятия концепции гораздо серьезнее: это терминология, а более точно – страшное слово «абсолют». Я не шучу: это слово вызывает у большинства современных ученых чувства, которые когда-то вызывала нечистая сила. Просвещенные умы того времени потешались над суевериями смердов, но не забывали испросить защиты у святых угодников. Нынешнее суеверное отношение к категории и самому слову «абсолют» объясняется двумя причинами.
Во-первых, совершенно определенной эмоциональной ущемленностью: боязнь выглядеть отсталым догматиком в наш жизнерадостный век скепсиса, геноцида и принудительной психотерапии. Попросту говоря, это стадное чувство – страх показаться старомодным, а следовательно,  смешным.
   Вторая причина безусловно достойнее и понятней. Это гонка за лидером: привычка к некритическому подражанию точным наукам, прежде всего, физике. Определить, какой из мотивов преобладает у того или другого ученого, обычно нелегко, да это, собственно, и неинтересно. Но страх перед категорией абсолюта – не фикция. Это бесспорный, хотя и прискорбный  факт.
     Чтобы не быть голословным, процитирую несколько строк из книги Х. Дельгадо «Мозг и сознание». «Мозг не способен порождать абсолютные мысли, создавать абсолютные ценности или раскрыть глубокие этические принципы. Существует некая психологическая относительность (подчеркнуто – Х. Дельгадо), аналогичная таковой в физике; поиски «абсолютных величин» - фантазия…».
Первое, что здесь бросается в глаза, абсолютная ценность. Если не мозг способен «раскрывать глубокие этические принципы», то что или кто? – Марсиане? Что такое «абсолютные мысли» не знают, очевидно, ни автор, ни кто-либо другой. По поводу «абсолютных ценностей» можно заметить, что Дельгадо, судя по его книге, неверующий. Если я в этом не ошибся, следовательно, идея Бога, по автору, должна была возникнуть в человеческом мозге, в сознании. Возможно, Бог – это не абсолютная ценность в глазах автора (но тогда что он понимает под этим словосочетанием?), но это безусловно максимальное приближение к ней из всех, какие знакомы людям.
    И, наконец, апелляция к Высшему Судии, к физике. Здесь все чрезвычайно характерно, а главное, емко: в одной неполной фразе изложены верования сразу нескольких поколений ученых – и психологов, и этологов, и биологов, и не знаю кого еще.
     Я не буду говорить, что физическая относительность имеет совершенно конкретный физический смысл (во всяком случае, по меркам психологии). Это очевидно. Не менее очевидно, что психологическая относительность – что бы это ни значило – не может быть «аналогична таковой в физике». Наиболее примечательны последние четыре слова: «поиски «абсолютных величин» - фантазия…».
Хотелось бы знать, чем была бы физика, если бы ее творцы, в частности Ньютон, не искали (и не находили!) именно абсолютных величин применительно к объекту своих исследований. А ведь физика только с тех пор и стала собственно наукой – тем, чем психологии или биологии только предстоит (если предстоит) стать в отдаленном будущем. «Абсолютный покой», «абсолютная скорость», «абсолютные законы Ньютона» (выражение А .Г. Скоробогатова) говорят сами за себя. Дальнейшее развитие этой науки породило новые, более совершенные модели мира, но и в них, пусть неявно, часто присутствует категория абсолюта. Подтверждение тому попытки Гейзенберга найти «единое уравнение мирового поля», попытки Эйнштейна в том же направлении и многое другое. Каждому непредвзятому человеку ясно, что эти попытки можно охарактеризовать как поиски именно абсолюта, а их безуспешность отнюдь не свидетельствует о безнадежности. Во всяком случае судить об этом не психологу, не Х. Дельгадо.
     Но в наш просвещённый век – и в этом, пожалуй, его отличие от Средневековья – кара следует только за упоминание нечистой силы. Любые шашни с ней не возбраняются – нужно лишь не называть ее по имени: употреблять слово «абсолют».
Конечно, если отождествлять это слово со словами «Бог» или «абсолютная истина», тогда данная категория не может служить объектом научных изысканий. Но ведь любое слово в любом языке обязательно многозначно, и «абсолют» не составляет исключения.
То, что мы называли «абсолютом» лишено всякого оттенка трансцендентности. Это абстракция, необходимая для создания доброкачественной модели, но абстракция, имеющая совершенно определенный смысл. Уточнение, конкретизация этого смысла является в какой-то мере задачей всей работы, но его суть станет ясной, надеюсь, уже к концу данной главы.
     Я предвижу возражения и такого рода. Если слово «абсолют» действительно настолько одиозно, не лучше ли отказаться от него и воспользоваться каким-нибудь другим определением? Тем более, что автор подчеркивает многозначность своего термина, и речь, стало быть, идет всего лишь о семантике. Читателям, у которых возникнут подобные соображения, я рекомендую, сделать следующее.
     Вообразите некое существо, обитающее, скажем, где-то в «глубоком космосе», для которого страдания и наслаждения – любые, все до единого – просто не существуют, они для него пустой звук. Пусть это будет не робот, каким его описывают фантасты; о них (и роботах, и фантастах) речь впереди. Попробуйте понять и, если сумеете, рассказать, что представляет собой бытие такого «существа», какие чувства оно может испытывать, какие думы думает. Опишите его поведение и мотивы поведения, попытайтесь предсказать хоть один его поступок и, кстати, выясните, способно ли оно вообще совершать какие-либо поступки, а если способно, можно ли их квалифицировать как поведение. Далее, постарайтесь найти какую-то почву для взаимопонимания, выявить ваши обоюдные интересы, а заодно решите, приложимо ли к нашему существу понятие «интерес». Представьте и опишите в общих словах язык, с помощью которого вы попытаетесь с ним договориться, и, наконец, расскажите, о чем же вам все-таки удалось договориться. Проделайте все это, а затем ответьте на два простых вопроса: во-первых, хватило ли у вас фантазии, и, во-вторых, что же представляют собой "С" и "Н",недифференцируемое страдание и недифференцируемое  наслаждение – какова их роль в жизни и можно ли обозначить их не словом «абсолют», а как-то иначе?
    Если кто-нибудь, выполнив мои рекомендации, предложит другое определение и сумеет мало-мальски убедительно обосновать его, автор с удовольствием им воспользуется. Пока же я останусь при своем прежнем мнении: наиболее точным определением констант является слово «абсолют».
   Продолжение следует.
   anastace@mail.ru