Комик

      
        Несмотря на возраст и некоторую тучность, он довольно легко поднимается по ступенькам на сцену… следует поклон публике, преисполненный достоинства и благородства. Пока публика фешенебельного ресторана громко ему аплодирует, он, непрерывно раскланиваясь, незаметно изучает зрителей: лица, лица, лица… Его доброжелательная улыбка, немного клоунская внешность не должны ввести вас в заблуждение, так как под маской шута, комика скрывается человек с проницательным умом, беспощадный сатирик, язвительный острослов. Правда, он прекрасно знает когда, где и с кем можно раскрыться всеми гранями своего таланта.
         Не то чтобы он определяет для себя публику, пытаясь оценить ее уровень, скорее ему надо понять, что можно из его репертуара пустить в ход: юмор высокого полета, тонкие шутки или простоватые байки. Но публика «всегда права». Каково общество – такова и публика! Тебя должны понимать! Клоун должен смешить! Тем более, что тебе вполне прилично платят! Он всегда хладнокровно взирал на то, как менялась публика. Такова жизнь. Его талант раскрылся во времена расцвета советской интеллигенции, и сейчас, вспоминая ресторанную публику 90-х, все эти физиономии с металлическим блеском во взгляде и в зубах, он не забыл, как высоко поднялся «в цене» воровской юмор. Бешеные гонорары, сумасшедшие деньги… Взыскательную публику, воспитанную на мировой иронической литературе, сменила непритязательная, грубая, предпочитающая анекдоты, плоские, скабрезные шутки. Но у него всегда было правило: никогда не опускаться на уровень невзыскательной публики, пусть его не поймут во время концерта или выступления, но зато поймут позже, когда до них дойдет, наконец. «Я ненавижу разъяснять метафоры. Либо меня понимают, либо нет» (Г.Белль «Глазами клоуна»).
        Он, конечно же, учитывает разнообразие публики, но никогда не опускается до грубой конъюнктурной дешевки – тешить зрителей в зависимости от их социального состава. Как делают это некоторые его коллеги по ремеслу. Те доводят до икоты толстосумов на приватных вечеринках, которые бывают во дворцах Рублёвки, рассказывая там уморительные истории о незадачливом и вечно невезучем плебсе. И, наоборот, на концертах для бюджетников, эти же комики смешно обыгрывают личную жизнь богачей.
        Сейчас, когда уже почти нет запретных тем, построенный на намеках юмор не производит сильного впечатления. Прежняя система, абсурдная и комичная, словно была предназначена для сатиры и иронии. Теперь не то! Уже нет времени и особенных поводов, чтобы смеяться над лидерами государства, выслушивая о них бесконечные анекдоты, ложь нынче не выдают за правду, а колбасу за мясо. Никто не твердит о светлом будущем. Все стало не понарошку…
         За несколько минут его выступления перед нами пронесется череда образов – комических персонажей. В один миг каким-то едва уловимым жестом великий сатирик превращает великого диктатора в горемыку, фанатичного святошу – в горького пьяницу, а наглого чиновника – в подкаблучника. Популярный политик выставлен на посмешище, а неудачная фраза премьер-министра навечно войдет в историю как реплика из знаменитой миниатюры комика... В зале раздается смех! Потому что на сцене – невезучий и неприспособленный к жизни интеллигент. Следует оглушительный хохот – на подмостках несчастный семьянин, обманутый муж. Гомерический хохот публики! Алчный коррупционер высмеян жестоко и метко! Как он отличается от того прежнего «скупого», для которого ближайшие родственники – первые враги! Но за всем этим стоит не придуманная шутка, игра слов или недоразумения, а сама жизнь с ее неминуемой драмой.
        Комик необходим всегда! В хорошие и плохие времена. Как противовес подавленному настроению публики, жуткой повседневности. Как тот, кто всегда может смешно и непринужденно преподнести обществу горькую правду, высмеивая его пороки, невзирая на социальные различия. Политики, финансовые воротилы, крупные чиновники – одним словом, богачи, всегда способные укрыться от жизненных невзгод, не смогут ни за какие деньги уберечься от пристального взгляда сатирика. А разве те два ловких парня со своими ткацкими станками не собирались одновременно высмеять короля и насмешить всех остальных?  «Вот панталоны! Вот камзол! Вот мантия! – Все легкое, как паутинка!» (Г.Х.Андерсен «Новое платье короля»). Да и бедность не спасет вас от иронии комика, если вы непроходимо глупы, старомодны и цепляетесь за предрассудки! Как все-таки интересно устроено общество! Многое изменилось, ушло в прошлое, кануло в Лету, но только не комедийные персонажи – вечные спутники прогресса.  Вместо советских мещан и обывателей (персонажей Зощенко), пошлых и недалеких, как и многие герои сатирических рассказов Чехова, появился «новый русский» – невероятно колоритный персонаж – подлинная находка для сатиры.
        Гамлетовский выбор между благополучием и принципами он давно для себя сделал. И хотя в эпоху «демократии и прогресса» власть так же хорошо платит за молчание, невмешательство и некритику, как и прежде, он понял одну непреложную истину: если он примет условия сделки, то превратится из сатирика в почти безобидного фельетониста, а вместо трагикомического персонажа перед публикой предстанет шут для развлечения недоумков…  В отличие от своих коллег, которые благодаря своей популярности заполучили театры, гранты, госфинансирование, он остался вольным художником. Директорство, немалый бюджет, маркетинг, а также юная жена и ее многочисленные родственники без московской прописки – не для него. Великий комик хочет выглядеть смешным. Но только на сцене! Упаси боже, если в криминальных или светских новостях! Все это не для него! Ведь он один на сцене способен приковать к себе внимание зрителя так, словно это захватывающий финал спектакля, в котором участвует пять ведущих актеров знаменитого столичного театра.
        Во все времена неплохо зарабатывая, комик избегал того, чтобы демонстрировать свое благополучие. Когда актёры и режиссёры приобретали шикарные виллы, морские яхты и прочие «аксессуары богачей», то его всегда забавлял этот смешной контраст «духовного творчества» с вульгарным мещанством. Неужели властителю дум приличествует тратить время и деньги на коллекционирование дорогущих картин, как это делает крупный банкир, альфа и омега финансового успеха которого обусловлены его прежней должностью министра? А разве преклонение «интеллигентов» перед роскошью не напоминает то, как «интеллигентные персонажи» в рассказе Чехова «Маска» начинают пресмыкаться перед обнаглевшим миллионером, филантропом и «благодетелем»? Уже после того, как он снимет на бал-маскараде свою маску. Чем же в рассказе «образованная публика», которую богатей выставит из читального зала, чтобы пить там вино с «мамзелями», отличается от других персонажей рассказа: стоящих навытяжку перед фабрикантом лакеев и полицейских?.. «Как причудлива жизнь! – размышлял комик на похоронах известного актера-режиссера. – Мэтр всю жизнь блестяще играл интеллигентов, правдолюбцев, бессребреников, альтруистов, а после себя оставил целое состояние, из-за которого уже начинается война между наследниками, в том числе и теми, чье родство будет доказано генетической экспертизой». «Почему редко вспоминают о том, что Стефан Цвейг был миллионером, или о том, что вторая жена писателя была моложе его на 27 лет? – думал сатирик, наблюдая за тем, как льёт слезы молодая вдова. – А сейчас только и разговоров, что о богатстве и личной жизни деятелей культуры...».
       В своих незабываемых выступлениях комик редко изображает смешную походку, неловкие манеры, шепелявый голос или неблагозвучный акцент. Все это и так можно увидеть и услышать на улице – и совершенно бесплатно. Сатирик обойдется без каламбуров и пения  комических куплетов, оставляя это другим комикам, сделавшим ставку на легкий юмор. Он привык работать в классическом стиле: без закадрового смеха, придуманного умниками с телевидения, этой примитивной симуляции эмоции толпы. Комик говорит серьезным тоном, но все смеются, он почти не улыбается, но улыбки не сходят с лиц слушателей, его лицо непроницаемо, и, как кажется, лишено явных эмоций, и только выражение его глаз и их блеск предвещают приближение к той «точке кипения» рассказа, после которой последует оглушительный взрыв хохота в зале.
       Он начинал с образа «весельчака и балагура». Это казалось созвучным эпохе: всюду с плакатов улыбались счастливые советские люди. Но по мере того как менялось общество, менялось и его восприятие происходящего – его персонажам стал присущ трагикомизм, причем уже тогда, во времена «социалистического сюрреализма». А ведь сейчас, среди обремененного долгами и кредитами населения, в условиях бедности, безработицы и мрачных перспектив, пожалуй, улыбающийся без видимой причины на улице или на сцене человек будет принят за сумасшедшего или чудака.
        В то время как его «коллеги по цеху» сосредоточились на поиске забавных  комических ситуаций с путаницей или без, постоянно ощущая их дефицит, он поставил  во главу творчества не высосанные из пальца обстоятельства, а самого человека с его вечной спутницей – драмой, с его запутанными личными и семейными отношениями; человека, которому всегда не хватает любви, внимания, понимания, милосердия, денег, времени… Он видит комизм в самой драме, так созвучной каждому из нас! Разве не смешон  Акакий Акакиевич, если бы все это не закончилась так трагически? А король Лир не простодушно комичен в начале трагедии? Старый властитель, у которого было время, чтобы понять истину: власть, какой бы она ни была, должна быть в одних крепких руках...
        Кто сможет понять комика? Как не видно за сильно загримированным цирковым клоуном его лица, так и сдержанность комика (с грустными глазами) скрывает его чувства. Одно дело забавлять публику, показывая вечно нерасторопных персонажей во всевозможных комичных ситуациях, другое – видеть и понимать несовершенство человека, который почти всегда балансирует между комизмом и идиотизмом. Понимать, что скоро будет явно не до смеха, причем в тот момент, когда хохочущая публика на его выступлении об этом даже не догадывается.
        Легче ли профессионалу-комику изобразить видного политика, если тот даже внешне, без всякого преувеличения, имеет комический вид, данный ему от природы? Если тот словно материализован из комиксов. Так или иначе, но я всегда поражаюсь тому, как он, без грима и переодеваний, за секунду, может изобразить известного деятеля, используя лишь мимику лица, подражая голосом и сделав один незначительный жест рукой. Комик поднял брови, чуть скривил рот, слегка надул щеки, зажмурил один глаз – и перед нами тот самый... который решил осчастливить весь мир.
       В отличие от современных юмористических передач, где молодые шуты из кожи вон лезут корча рожи и имитируя те звуки, которые обычно доносятся из туалета, его хлесткий юмор запоминается на всю жизнь, как рассказы А. Чехова и О.Генри. Мэтр выступает на публике гораздо реже, чем показывают по телевидению новоявленные юмористические передачи, после просмотра которых не можешь вспомнить ни одной остроумной реплики. Удивительная вещь! Раньше не могло быть и речи о целых юмористических сайтах, газетах, каналах телевидения, программах нон-стоп, но почему-то было смешно! Всегда удивляешься разнообразию созданных им образов, персонажей. По сравнению со своими коллегами, всю жизнь эксплуатировавшими одних и тех же персонажей («мещаночка из Одессы»), созданные им образы удивительны! Они неловкие, но им нельзя отказать в благородстве, они неуклюжие, но милые и незлопамятные, они никого не пытаются обмануть, но сами вечно обмануты...  его персонажи не обладает экстравагантностью Дон-Кихота, и потому они близки нам. Мечтавший о толике счастья «маленький человек» – его персонаж из коронного номера!
         Комик всегда считал, что проще перечислить те случаи, когда человек не выглядит комично, нежели наоборот. Человек одет не по сезону, не по возрасту, торчит на работе не на своем месте, выдает себя за кого-то другого, хочет предстать дворянином или богатеем, стремится казаться моложе на двадцать лет, считает всех идиотами, но сам попадает в дурацкое положение. Неловкий, неуклюжий, невезучий, рассеянный, недалекий, нелепый, несуразный... Так много поводов для улыбки! Но среди всего этого многообразия  предлогов для смеха его безукоризненный вкус и чувство меры позволяли ему безошибочно взять нужную «тональность» в творчестве, где в основе человек, а не ситуация, где акцент сделан на чувствах и переживаниях героев, а не на совпадениях, недоразумениях и ошибках.
         В советское время он создал великолепный комический образ, назвав его «генералом», но отказался от него... То, что проходило в литературе во времена Салтыкова-Щедрина (про тех двух генералов) и Чехова, а потом уже после краха СССР в кино («Особенности национальной охоты»), в советское время могли «непропорционально» истолковать. «А жаль, черт возьми!» – думал он, смотря фильм, в котором представлен такой обаятельно комичный генерал.
       Он никогда не был диссидентом, но его искусство, как ни крути, было своего рода протестом против тупости, невежества и абсурда. Те «советские чиновники от культуры», кто его недооценивал, считая его искусство лишь развлечением, отказывал ему в званиях и премиях, намекал на его «библейское» происхождение, потом сами имели весьма жалкий, комичный вид. Потому что комик всегда прав! Нельзя игнорировать великого комика! Если правду можно услышать только от него – это плохой знак для всех!.. Разве комедия «Ревизор» не была предупреждением царизму, который перед своим неминуемым крахом превратился в посмешище? «Жалкие комедианты» – сколько раз представители правящего класса произносили это в адрес актеров! Но именно комедиантов пригласили вельможи (те ещё мастера ломать комедию) во дворец, чтобы скрыть смерть цезаря и келейно определиться с его преемником. И как раз комедиант Фигаро явился предвестником Великой французской революции...
         Приветствие закончено. Аплодисменты умолкают, зрители замерли, лицо сатирика становится серьезным. Он начинает...