Один день лета

               

      Мы сидим на лавке у  забора, в тени шелковицы, болтаем ногами и  грызем подсолнухи.
      Мы - это я, а еще Сашка с Вовкой, братья, живущие в доме напротив.
      Из одежды  на всех  выцветшие сатиновые трусы, загар, да цыпки на ногах.
      - Шо-то долго дед не едет, - пищит самый маленький из нас - Вовка.
      - Ничо, подождем,- сплевывает на землю шелуху Сашка. Он самый старший из нас и умный. Умеет читать, а еще шевелить ушами.
      Деда, которого мы ждем, зовут Передрей. У него нету одной ноги - вместо нее деревяшка.
      В полдень, когда далеко в степи гудят шахты, на нашей улице появляется, пароконная повозка с бочкой. На ней  дед  доставляет на конный двор, что на  зеленом бугре за поселком, воду.
      Наконец  со стороны железнодорожного переезда  доносится дробный цокот копыт, а потом с асфальта  на улицу въезжает знакомая повозка.
      На грунтовке она замедляет ход, лошади кивают головами, а сидящий  на облучке Передрей  в казачьем картузе, лениво потряхивает вожжами.
      - Здравствуйте, дедушка! - бодро орем мы, когда повозка с мокрой  бочкой оказывается напротив.
      - И вам не хворать,- доносится в ответ. - Но! - чмокает он губами.
Лошади чаще переступают ногами, колеса катятся быстрее.
      - Давай, - говорит мне Сашка.
      Оставив подсолнух, я вскакиваю с лавочки, догоняю пылящую впереди бочку и боком вскакиваю на торчащую сзади короткую трубу, уцепившись руками за борт.
      Повозка, все убыстряясь, подскакивает на ухабах, у меня дробно клацают зубы, - ура! Еду!
      Когда  улица заканчивается, и лошади принимают чуть право, в сторону бугра с конюшней, я незаметно соскакиваю и мелькаю пятками назад, к приятелям.
      - Ну как? -  интересуется Сашка. - Дед кнута не дал?
      - Не, - отвечаю я. - Он ничего не заметил.
      - Завтра моя очередь, - напоминает  Вовка.
      - Твоя-твоя, - переглядываемся мы с Сашкой и смеемся.
      Дело в том, что в прошлый раз повозку сильно тряхнуло на кочке, и Вовка свалился с трубы прямо в коровью лепешку.
      Чуть позже мы решаем полакомиться шелковицей, в тени которой сидим.
      Она высокая, с раскидистой  густой кроной, в которой довольно чирикают воробьи.
      Сашка первым встает с лавки, подпрыгивает и карабкается по развилке вверх. Я лезу за ним, а вот у Вовки не получается.
      - И я хочу,-  ноет он, видя, как мы исчезаем в зеленой листве.
      - Будет и тебе,- отвечаю я, следуя  за Сашкой.
      Потом мы размещаемся на облюбованных местах, и,  придерживаясь одной рукой за ветки, рвем и едим  черные сладкие ягоды.
      - Вкусно,- чавкает набитым ртом Сашка.
      - Ага, - отвечаю я липкими губами, по которым течет сок. - Как сахар. 
      - Мне! Бросьте мне! -  нудно голосит с земли Вовка.
      - Не ори, дурак! Щас. -  отвечаем мы и начинаем трясти  дерево.
      - Шу-шу-шу, -  падают самые спелые шелковицы, Вовка под деревом замолкает.
      Через полчаса мы спускаемся на землю и,   тыча пальцами друг в друга, хохочем.
      Рожи у всех фиолетовые, а у Вовки такой же даже живот. Умора!
      - Надо умыться, а то родители заругают, - говорит Сашка.
      После этого мы все направляемся к колонке, что под двумя старыми вербами, посередине улицы.
      Колонка высотой с меня и с длинной блестящей ручкой  позади, на которую нужно повиснуть, чтобы пошла вода. Сначала теплая, а потом холодная.
Ополоснув липкие щеки с пальцами, а  Вовке еще и живот, мы сохнем на зеленой травке у забора.
      - Мальчики! Обедать! - доносятся  со дворов голоса наших мам, и мы разбегаемся по домам,  подкрепить силы.
      Я восполняю свои тарелкой горячего борща с ржаной горбушкой (от второго отказываюсь), говорю маме «спасибо» и  направляюсь  в  гараж, где стоит  отцовский  «Москвич», блестя фарами.
      Там беру обод от велосипедного колеса, а к нему хитро изогнутый железный крюк, что сделал мне родитель, вслед за чем снова выхожу на улицу.
      - Тэ-экс, - говорю сам себе, цепляя за обод крюк, а затем толкаю устройство вперед,    быстро перебирая ногами.
      С бряком и звоном оно катится вперед, я радостно  мчусь следом.
      Чуть позже ко мне присоединяются  Сашка  со своим, и мы носимся наперегонки. Кто быстрее.
      Вовке катать не даем. Прошлый раз он упал и разбил нос, всполошив ревом всех соседей.
      Устав, мы снова усаживаемся  на  лавку и  довольно болтаем ногами.
      - А давайте пойдем на водокачку, - внезапно говорит Сашка. -  Искупнемся.
      Предложение тут же принимается, мы прячем обода с крючками  в кустах и  отправляемся по тропинке, что  за крайним домом, в степь. Что начинается сразу за нашей улицей.
      Она уходит к далекому горизонту, у которого  висят  белые облака и синеют балки.
      Сашка говорит, что там край земли.  Наверное, так. Он много чего знает.
      По обеим сторонам тропинки  волнами серебрится ковыль, среди которого алеют россыпи полевых маков.
      Над степью в небе кувыркается жаворонок, и мы слушаем его песню.
      Вскоре тропинка пересекается грунтовой дорогой, ведущей неизвестно куда, а за ней виднеется высокий зеленый холм водокачки. На нем беленый куб с плоской крышей, вокруг плодовые деревья и ограда из колючей проволоки. Рядом, на склоне, белый домик смотрителя.
      Мы принимаем чуть вправо, обходим проволоку стороной и оказываемся перед небольшим  мелким водоемом.
      С трех сторон он порос высоким камышом, в котором квакают лягушки а  та, куда мы идем, песчаная.
      - Уф, - усаживаемся мы на теплый песок,  и все обозреваем.
      По водной глади бегают плавунцы, у самой кромки заметна стайка малявок.
      - Ну шо, пацаны, айда? - встает первым Сашка.    
      - Айда, - говорю я, и, разбежавшись, плюхаюсь животом вводу.
      Во все стороны летят брызги, плавунцы с малявками исчезают.
      - Ура! - вопит Сашка сигая вслед за мной, а Вовка опасливо входит по щиколотки.
      Молотя ногами и отплевываясь,  мы с Сашкой плаваем  у берега по собачьи,  Вовка хлопает   ладошками по воде и хохочет, потом загораем на песке и  снова купаемся.
      Когда  губы у всех троих  синеют, а на коже высыпают мурашки, сидя на берегу обсыхаем.
      Солнце, между тем, клонится  к  Мазуровской балке, откуда пастух по дороге гонит стадо коров.  Те лениво переступают ногами и жуют жвачку.
      - И нам пора,- говорит Сашка, вслед за чем  мы гуськом идем той же тропинкой  домой.
      Среди тишины и трав, в которых начинают стрекотать кузнечики.