Гл. 10 В ледяном плену
Голодным волком воет вьюга,
Трещат от холода стволы…
Вьюга встретила Савку тяжелыми и липкими комьями снега. Словно невидимый шалун, она кидала ему в лицо холодные горсти, стараясь забросить их под шапку и за толстый меховой воротник. Ну, как тут подняться вверх по скользкой дороге, да еще, когда у тебя малыш на руках?
Предприняв несколько неудачных попыток, Савка решил изменить маршрут и начал взбираться на склон по диагонали. Но и это не помогло. Замерзшие пальцы бессильно скользили по льду в тщетном поиске хоть какой-то опоры, оледеневшие пимы тянули вниз отяжелевшее тело. Он снова, и снова скатывался с горы, и только ребенок давал ему силы бороться с этой страшной метелью. Не зря видно они с Нюськой столько лет его ждали. И пусть не Ванятка, а Кешка... Богу то сверху видней... дождались они все-таки своего счастья. Да не одного, а сразу двоих. Теперь у Нюрки есть дочь Клавка, а у него - сын Кешка. Всё по справедливости.
Скатившись очередной раз вниз, Савка отнес найденыша в затишок за возком, чтобы не мешал ему выдалбливать ступеньки и, вытащив из-за голенища нож, начал выдалбливать во льду лунки.
Но, к сожалению, нож охотника - не ледоруб, и предназначен исключительно для разделки дичи, и как Савка не старался обращаться с ним аккуратно, тонкое остриё не выдержало несвойственных ему функций. Обломок взлетел вверх и впился Савке в надглазье. Невыносимая боль клинком вонзилась в мозг, кровь залила глаз. Савка вскрикнул и потерял сознание.
Очнулся он через несколько минут. В пелене пурги, на кромке поворота Лысой горы, сверкая неоновыми огнями, стояла стая волков. Задрав морды к небу, они голодно и жутко выли и рыли лапами снег. Савка встал на колени, и тут свора, словно по какому-то неведомому сигналу ринулась вниз.
- Кешка, сынок мой!- закричал он, готовый обороняться, но сил хватило только на то, чтобы махнуть рукой. Он упал в снег, в нос ударил запах лесного пожара. Словно издалека, сквозь гул донесся до боли знакомый голос.
- Да ты чё, Веля? Да, что с тобою? Очнись! – лепетала Анна, протирая ему лицо мягкой заячьей варежкой.
- Чё ли пал в тайге? - прошептал Савка, приподняв голову.
- Пал, Савка, пал, - Анна сунула ему под нос зажженную ватку, выдернутую из телогрейки. - Ты, нюхай, нюхай пал то, а то опять потеряешь сознание, - тараторила она, обрадованная тем, что привела его в чувство.
- А волки где? - осевшим голосом проговорил Савка.
- Да ты чё, Сав? Какие волки? Они давно убежали.
- А Кешка где?
- Какой еще Кешка?
- Кешка, сын мой, пацан, где?!
- Никакого пацана я не видала, - растерялась Анна.
- Ну и дура! - подскочил Савка. – Вон там, за возком посмотри.
Анна подумала, что Савка снова с бреду, но на всякий случай за возок заглянула.
Вьюга. Гл.14. Подарки
Какого же было удивление Анны, когда она увидела лежащего за возком младенца, завернутого в тулуп. Захлебываясь от ветра и снега, ребенок пытался вывернуться из одежек, сучил ножками и крутил головой.
- Ах, ты, Господи! – вскрикнула она и, подхватив дитя на руки, сунула его под доху. Оставалось подняться в гору и они спасены. Савка сказал Анне, чтобы она шла впереди, а он будет ее подстраховывать.
Прижав ребенка к груди, Анна начала карабкаться в гору. Ребёнок был тяжелым и то и дело выскальзывал из рук. Анна ползла то на одном, то на другом боку, то на спине. Савка полз следом за ней. С большим трудом они добралась до места. Там, где раньше стояли сани, вьюга намела огромный сугроб и холобуда была почти полностью засыпана снегом. Савка тщательно выгреб из нее снег, подсадил Анну с младенцем, потом залез сам. Анна проверила, не замерзла ли Клавушка и принялась отогревать Кешку.
Савка зажег свечу и отобрал у нее Кешку.
- Грудь готовь, пацана надо кормить.
Не снимая с ребенка одёжки, он растер тельце платком, смоченным первачом, и насухо вытер заячьей варежкой. Мальчонка раскраснелся и громко заверещал.
- Ишь ты, какой орун,- умильно промурлыкал Савка, выудив из-под изголовья Анны новую шаль. Тёмно - васильковая шаль даже при этом скудном освещении горела ярко-малиновыми цветами и изумрудными листьями. Это был его подарок жене на родины. Горько, что наследник не прожил ни дня. Но ничего не поделаешь.
- Теперь корми моего сына,- отхлебнув из бутылки, сказал он, прикрыв Кешку шалью. - А еще... вот, глотни для сугреву, - он сунул ей в руку бутылку, - а то, поди, задубела совсем… - он достал из кармана круг колбасы, отгрыз половину, а оставшуюся часть отдал Анне.
Анна выпить не отказалась, хоть раньше никогда не пила. Но сейчас такой случай. У нее теперь есть дочка и сын. Выпив и закусив колбасой, Анна расстегнула кофточку и начала кормить Кешку. Савка держал над ней свечу, наблюдал, с какой жадностью малыш сосет молоко, и гордился собой.
Анна хотела расспросить Савку, где он нашел ребёнка, но тут сани дернулись и, виляя из стороны в сторону, понеслись по дороге. Савка высунулся наружу. Малец тащил сани к обрыву.
- Тпру! Чу!- кричал Савка. - Стой, Малец! Сто-ой, чу, подлец, тпру-у! Но конь будто не слышал его, продолжая свой сумасшедший бег.
Сани юзили по узкой дороге, готовые перевернуться в любую минуту
и скатиться под откос Лысой горы. Савка на ходу спрыгнул с саней и тряпкой повис на поводьях. Конь потащил его за собой, сани накренились, и Савка упал под полозья... но вожжи из рук не выпустил. Малец всхрапнул и резко остановился. Савка вскочил на ноги и со всей силы ударил коня. Малец опустил голову и захрапел.
Гл 15. Операция
Дорога по гребню Увала Кеш использовалась только летом, и с некоторых пор была односторонней: постоянные осыпи и дожди местами так её сузили, что ехать по ней и летом было опасно. Поэтому местной властью было принято решение пользоваться ею по строгому расписанию: по чётным числам можно было двигаться в сторону города, по нечётным дням – из города.
Строили дорогу в складчину пять предприятий: городской маслозавод, станционный элеватор, районная лесопилка, мясокомбинат и мелькомбинат. Какое-то долевое участие приняли и расположенные по обе стороны увала Кеш мелкие коммуны и частные хозяйства. Они, в основном, помогли гужевым транспортом и рабочими. Сначала было приняли дорогостоящий проект главного архитектора Москвы Гусева* о пробивании тоннелей в горах и строительстве в них виадуков наподобие Байкальской с 1904 года
для Р.Ж.Д. Но молодая Советская власть ещё не могла позволить себе такой роскоши, поэтому приняли гораздо дешёвый немецкий проект о грунтовой дороге по гребню увала. И как всегда «у семи нянек дитё без глаза» - все были хозяева, и никто конкретно не отвечал за поддержку дороги в безопасном состоянии, поэтому она постепенно разрушалась. Если в город ехал молоковоз, а впереди трусила телега, то объехать её было невозможно, и автомобиль плёлся за ней с лошадиной скоростью. И тут власти вышли из положения хитростью: гужевой транспорт мог ехать в город только с полудня, автомобилям же был зелёный свет с утра до полудня. Обратно возвращались в объезд, кружа по серпантину горно-таёжных дорог. Такой вот выстроили «анекдот», с коего смеялись все крестьяне и ездоки…
Необходимость дороги была до чрезвычайности важна: на предприятия с окрестных деревень свозилось молоко, зерно, лес и пр. продукция. Мало того, в глухой тайге из этих же деревень и заимок заготовителями собиралась пушнина, скот, шкуры, рога, кости и копыта, овощи, ягоды, грибы, орехи, да и сами таёжные жители возили на ярмарку всю эту продукцию, чтоб там обменять ее на промышленные товары, огородный инвентарь, одежду и др.. И, пусть даже опасная дорога, но летом она очень экономила время проезда и горючее. Иным деревням она сокращала путь от 6 до 90 км.
Летом каждый, кто хотел быстрее что-то увезти в город, поднимался на Кеш крутым серпантином, затем уже по гребню ехал на предельной скорости до места назначения. Поэтому к увалу Кеш тянулись сотни тропинок и просёлочных дорог.
Это гораздо позже на Иркутчине, в частности, у озера Байкал, будет построено более 40 тоннелей, галерей и виадуков для РЖД, а в 20-х годах не всем по средствам была железная дорога, поэтому обходились вот такими грунтовками.
В объезд Савке бы ехать не менее четырёх часов, это при хорошей погоде, а тут стоит преодолеть лысую гору, спуститься с гребня вниз и за какие-то минуты будешь дома. Но это летом. А какому дурню взбредёт в голову ездить по гребню увала Кеш зимой, да ещё в таёжную вьюгу? Это равно самоубийству. Но Савка рискнул. Только кто ж знал, что завяжется такая вьюга? Если б они не поехали напрямик, то и деньги бы мимо пальцев проскользнули, и все находки другим достались, да и Савка остался бы без сына – околел бы пацан ни за что, ни про что в том возке… Да и кто бы знал в этой дремучей тайге о произошедшей трагедии? Так ведь, не сам свернул, а волки дорогу домой не дали, загнали их в эту ловушку.
Савка преодолевал свирепствующую наверху вьюгу с большим трудом. Дорогу он почти не видел: раненый глаз распух до того, что и второй глаз еле открывался. И как он не хотел, но пришлось остановить коня и попросить Нюрку «справить зрению».
Анна уложила ребятишек рядком, осветила свечкой Савкино лицо и чуть не упала в обморок. Как же она раньше не заметила у него под глазом осколка?
Приготовив бутылку с первачом, Анна вымыла руки и, приказала Савке терпеть, с хирургической точностью рванула кончик ножа. Савка и ойкнуть не успел, как кровавый осколок лежал у него на ладони.
Зажав рану пелёнкой, Анна выжала из раны ровно столько крови, сколько было положено. Остальную остановила известным ей способом. Потом обработала первачом вокруг раны, плотно заплющила края раны новой пелёнкой, чтобы глаз открыться не мог, и уже после этого, как заправский медик, наложила аккуратную тугую повязку.
Все манипуляции Савка стойко перенёс, ни разу ни дёрнулся и ни охнул. Но голова у него разболелась основательно.
- Видно, встряска мозгов, - определила Анна, - ты же об возок головой стукнулся. Но не переживай, мы сейчас это поправим.
Анна нашептала молитв на снег, на первач, смешала их в кружке, кружку окрестила, дала больному водку со снегом испить с четырех сторон кружки. Этим же зельем окропила ему голову, да все крестом, всё с крестом, беспрестанно бормоча то молитвы «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу», то заговоры: В чистом поле черный дуб, в дубе дупло, в дупле молоко, молоко сторожить царь верховский, к нему пришел кот заморский. Как этому коту чары не спивать, у царя верховского молока не слакать, как у раба Божьего Савелия сотрясенью не бывать, голове не болеть, сердца не ломить, с воды не тошнить. Бог с помощью, а я со своим духом*.
Потом велела Савке лечь, трижды осенила его крестом, трижды крестом расцеловала в лоб, в бороду и в обе щеки, и напоследок неожиданно одарила его крепким поцелуем в губы. Затем заставила болящего допить остаток наговоренного зелья.
Из всех процедур Савке больше всего понравились нежные поцелуи «лекарки»: оказывается, целоваться - это так приятно, а он, грубый мужлан, считал это телячьими нежностями и никогда не занимался «зряшными слюнявками». Соскучившись
без жены за месяц вынужденной разлуки, Савка был готов сладко провалиться с нею в пуховую перину, но вспомнил наказы мужиков: «сорок дней опосля родов роженицу жалей, не трогай, тогда у тебя будет здоровая жёнка». Желание обладать ею было так сильно, что Савка еле сдерживался.
- А ещё поцеловаться можно?- игриво спросил он, и лукаво подмигнул ей здоровым глазом. - Али пост не велит?
- - Чего ж нельзя? Поцелуи да ласки - они ведь тоже лечебные, - захохотала Анна, и шаловливо бросилась на грудь мужа. - Целовать в уста - нет поста, - промурлыкала она. И зарылась лицом в щекочущие кудряшки его бороды, зацеловала, заласкала, счастливая, как никогда...
==========
* Фамилии героев романа, названия населённых пунктов и предприятий
УСЛОВНЫ.
* Отсутствие сита – народные целители успешно избавляют от сотрясения мозга с помощью магических свойств обычного кухонного сита, вертя его над головой больного и причитая молитвы и заговоры. И не безуспешно. Свойства сита мало изучены. («Наука и жизнь» 1980 г.)
* Из книги «Заговоры Сибирской целительницы Лидии Степановой»