Трезор. Глава-4.
« Солнце Востока».
Я знал много способов, чтобы вывести человека из такого заторможенного состояния.
Чем оно опасно?
Тем, что мозг и сознание как бы покидают оболочку сознание и вместо души и разума у человека остается только плоть. Видимость человека – зомби.
Которого можно толкать на что угодно.
Он в такие моменты не отдает себе отчет.
Многие лечат таких людей в эти моменты – водкой. Или устраивают ему встряску и бьют пощечины.
Некоторым наоборот водка противопоказана.
Водка раскрывает в нем самые худшие его звериные чувства и инстинкты. Человек становится неуправляемым диким зверем. Который все крушит и убивает все живое. Потом когда отходит - горько сожалеет. Боль страшная, даже кости изнутри ломает. Я проходил через такое…. К сожалению.
Можно успокаивать и делать человека тихим и спокойным, с помощью женщины. И секс здесь не обязателен. Не всегда.
Да простят меня украинские феминистки.
Сильный мужчина в такие минуты похож на телка, отзывчивого на ласку.
Я видел когда люди со стальным стержнем утыкались женщине в грудь и плакали как дети.
Ласковые слова, запах теплого женского тела - делали чудеса. Человек засыпал и просыпался уравновешенным и спокойным. Да и секс после такого стресса маловероятен. Хотя рассказывали всякое, но я не верю.
Я потушил костерок, спрятал чайник и повел Саньку к машине.
Вел его как слепого, ноги заплетались и спотыкались о корни деревьев. Посадил на переднее сидение, заставил выпить звериную дозу успокоительного.
Тихая спокойная музыка. Трезор лизал лицо и руки.
Взял Санькин телефон. В памяти всего –четыре номера.
Один из них – мой.
Так Валентина, сестра – « Это дядя Игорь. Подскажи адрес дома, я подъеду, позвоню – встретишь Сашу. Плохо ему». Семья самое лучшее средство при таком стрессе.
Слишком много он сегодня вспомнил.
А контузии никогда даром не проходят. Никогда. Контузия всегда бьет неожиданно кувалдой прямо в мозг. Заставляя корчиться от боли прямо там где она застала.
Делает метеозависимым и не дает нормально жить без таблеток.
Даже тихий и спокойный человек может взорваться как вулкан по мелочам.
От обидного слова или толчка в автобусе.
Не судите его строго.
Вы встаньте хотя бы на минутку на его место.
Больно ему.Очень.
Иной раз так сильно выворачивает, что и терпеть сил нет. Сжав зубы терпит.
И боль и людское равнодушие.А иной раз и оскорбление - " А дурак контуженный.Все ясно".
Потихоньку вышли на трассу, и пошли в сторону Москвы.
Санька спал, лишь иногда вздрагивая во сне. Трезор на заднем сидении откровенно по стариковски храпел.
Под Мытищами встали в пробку на Ярославском шоссе.
« А я тогда чисто случайно выжил» - раздался неожиданно, уверенный голос Саньки, словно и не было припадка.
« Просто мне везло по жизни, люди хорошие всегда на помощь приходили в трудную минуту».
Плеснул Саньке с термоса чая в кружку, он отпил, продолжил.
«В больничке была нянечка старая - святой человек.
Октябрина Ивановна- 1918 года рождения. Маленького роста, вечно с ведром и шваброй.
Небольшой и тихий человек. И выпить любила.
Человек с трагической судьбой.
В ночь 21 июня 1941 ее муж, начальник погранзаставы посадил с двумя детьми в поезд в Бресте, как то смог договорился. Тогда выезд был по пропускам.
И бегом на заставу.
А утром под Минском немецкие самолеты дважды прошлись над пассажирским составом, кроша все подряд из пулеметов. Двух детей погодков и убили. Мальчика и девочку.
Она трое суток хоронить не давала, не верила, что они мертвые.
Уже под Челябинском ее силой высадили. Помешанную.... Два раза залазила в петлю. Кое - как подлечили.
Так она на завод и попала.
Почти три года в цеху танки собирала, а потом с танковой бригадой на фронт сбежала.
Европу освобождала.Которая сейчас памятники погибшим советским солдатам крушит.
Орден Ленина, два Красной звезды.
Шрам от ранения через весь лоб, большой рыбьей костью и руки в рубцах от ожогов.
Три танка с экипажами погибли. Ее танки.Она даже их по именам называла, как людей.
Она одна выживала, каждый раз горела».
Посмотрел на Саньку. Лоб мокрый от пота, глаза красные, отходит от стресса. Это хорошо.
« Утром она пришла на работу, а я на каталке в конце коридора возле покойницкой.
Мне голову перевязали и бросили помирать.
" Ему легче умереть, все равно в детдоме забьют. Или следователи замордуют- дураком сделают".
Я последнее, что помню в бане - как трудовик на меня лавкой замахнулся и все. Удар и темнота.
Ей санитары пьяные говорят –« Не тронь убивцу. Он учителя в детском доме зарезал, и яйца ему кипятком обварил».
И ржут сами – « Бабы ему больше не нужны».
А Гитлер живучий оказался.
Ему четыре часа операцию делали – оклемался.
Только зря меня они похоронили.
Я видно пошевелился в бессознательном состоянии, что меня и спасло.
Мать Тереза, как все звали - Октябрину Ивановну, меня вместе с каталкой в операционную и главному врачу по морде тряпкой грязной съездила – « Всех гадов посажу, кричит, Всех до одного. Пригрелись суки в тылу. Все партбилеты на стол положите - власовцы.Товарища Сталина на вас нет».
Тогда это страшней смерти было для карьеристов. Партийный билет на стол.
Забегали все, зашевелились. А я только через трое суток в себя пришел.
Она меня и выходила.
И с ложечки кормила и мыла.
Плакала сильно – Лешиком называла. Как сына наверно.
По возрасту у меня бы внук такой был бы - говорила».
На всю жизнь ее запомню, спасибо ей.
« Уже как мне лучше стало и следователи стали наведываться, надела пиджак с орденами и в райком партии пошла.
На прием к первому секретарю.
Она с его отцом в одном экипаже воевала. Похоронила его в Венгрии, возле озера Балатон.
« Говорит, я тебя дурака вырастила вместе с матерью твоей и образование дали тебе и ты старой бабке помогай.
Вон какую будку наел.А был мальчонка дистрофик, я плакала когда увидела после фронта. Весь сахар тебе по карточкам отдавала.
Выручи, говорит мальца, сиротинушку, следователи его мордуют – продуху не дают.
Перекрестила его, поцеловала и пошла на работу.
Через пару недель перевели меня в закрытый психиатрический диспансер.
Наши детдомовские как узнали, так плакали три дня.
Им Тема Евстратов сказал, что там санитары сильно бьют и уколы делают, от которых кричишь от боли.
Мать Тереза и туда приходила. И вещи постиранные приносила и покушать. Иной раз принесет несколько конфеток, в носовом платке завернутом.А сама светиться от радости -" Не дорога наедка, а дорога приветка".
Ей везде дорога была. Она как местная святая была. Всю жизнь людям только хорошее делала. Часто последнее отдавала.
Когда умерла то почти в пустом шкафу -узелок в последний путь. Форма ее военная гвардии старшины с нашивками за ранения, несколько юбок и кофточек с сарафаном.Не материальное богатство себе нажила на этом свете.
Там, в вечности главное душа, а злато - прах».
Санька сидел, улыбался.
Видно, что он с любовью вспоминал эту бабушку.
Я дал ему пару бутербродов.Сидел, кушал – запивал чаем. Я был рад, что стоим в пробке.
Умерла она уже в начале двухтысячных годов.
До конца работала, тряпкой махала.
Каждое воскресение в храм ходила, молилась, чтобы умереть без мук.
Батюшку нашего тоже она воспитала, дала ему веру в жизнь, когда его с комсомола выгнали и плевали в лицо, за то, что он крестик носит и в храм ходит.
Приболела она раз и перед обедом Батюшку позвала.
– « Я говорит Батюшка грешная. Каюсь. Всю жизнь простить себе не могу. Я под Будапештом в колонну пленных танкистов эсэсовцев на танке въехала. Идут довольные, веселые, сытые, как и не в плен попали.
Меня увидели, кричат –«Фройлянд–гут». И гогочут.
А Алешенька с Машенькой побиты, кровиночки мои.В земле лежат.
И Славика убили вороги. Я даже могилки не нашла.
Три экипажа похоронила, вот этими руками. А эти сатаидолы головатые землю топчут. Нелюди.
Давила их траками, эту мразь.
Они у меня деток и мужа побили, страну мою разорили. Сирот сколько.
Я их до сих пор живыми вижу, каждую ночь вижу. И Славика и Алешеньку с Машенькой. Маюсь я, не могу, к ним хочу. Устала я жить».
А потом говорит – « Зря я их давила. И у них наверно жены были и детки малые. И они наверно после войны папку ждали, мучились. Плакали по ночам. Грешница я, не будет моей душе покоя».
И заплакала.
Отпустил ей Батюшка все требы, она лежит в потолок смотрит, шепчет что то. Словно разговаривает с кем то. И улыбка слегка блуждает по лицу.
Соседка пошла - Батюшку проводить, до ворот, а вернулась она уже и представилась. Святой человек.
А меня через месяц из психушки выписали. И не били и уколы больные не делали. Видно мать Тереза с небес присматривала, как Октябрина Ивановна с земли.
А самая страшная врачиха мне книжки читала и конфетами кормила. Хоть ее и называли санитары - " Овчарка".
Встречать меня вышел весь детский дом.
Плакали, целовали.
И у больших пацанов я в авторитете был. Не трогали.
Девчонка у меня была, подошла, поцеловала.
Нравилась она мне. Галкой звали.
Так для меня детство и закончилось.
А Галка потом моя любовь первая стала. Целовались в одежном шкафу в спальне. Двери сломали.
Красивая, на пол головы выше меня. Стройная. Поехала в Москву в театральный институт поступать. И пропала.Как я думал навсегда. Искал долго.
Год назад встретил ее.
В Мытищах на заправке.Еще краше стала, одета вызывающе так.
Только взгляд какой то затравленный и головой все время крутит.Словно боится кого то или ищет.
Бандерша она оказалась или мамка на их сленге.
Я потом к ней в гости зашел.Все таки выросли вместе и любил я ее.
Напилась,целоваться полезла... Сломанная она и душа пустая. Заговорилась и клиентом меня назвала.
Ушел я от нее.
И визитку выкинул - " МЧС.Звоните - помощь придет. Апартаменты и выезд, в том числе и сауны".
" А вообще у нас детдомовцев мало кто в люди вышел.
Как карма какая то. Сидельцев много, в основном по грабежам и наркотикам.Сбыт.
И семьи тоже по чему то нормальных редко создают. А есть целые поколения детдомовцев.
Как Ленка Захарова - со мной училась. Так она дочь родила и в родильном доме и оставила.
И мать ее в детдоме воспитывалась.Правда после войны".
« Что и трудовик не доставал» - спросил я?
« Так задохнулся он, в бане. Кирпич в трубу упал и угорел он.
Людку директора спасли, а его нет. А Людку пацаны сажей измазали. Как черта. Даже причинное место.
Специально.Когда из бани вытаскивали, без сознания.
А она как оклемалась - убежала.
Ребенка под мышку, два чемодана и бежать.
А Гитлер задохнулся ночью в подушке, лет через десять.
Он лежачий был и под себя ходил. Маялся за грехи тяжко.
Тема Евстратов как раз с армии пришел. Он в Чечне воевал.
Герой.Пулеметчиком был в разведбате.
Многие об этом говорили, что он его придушил, но никто не выдал.
Сейчас работает охотоведом на кордоне в тайге. Хутором живет. Ушел от людей.В староверы подался. Семья большая, хозяйство крепкое.
Лешим его за глаза зовут».
Теперь я сидел ошеломленный этим страшным триллером.
Как все в жизни то все рассчитано.
За все надо платить, каждый грешок на виду.Не спрячешься от Высшего правосудия. Как бы кто не хотел – все зачтется.
« Потом я ПТУ закончил.
Срочную службы в Елани отслужил, рядом, поселок Порошино.
Бардак там несусветный. Нас детдомовцев было человек тридцать на призыв. Все боялись.
Даже кавказцы не связывались. Отслужил. В роте материального обеспечения.
А пришел на гражданку делать нечего. Жилья тоже нет, только обещают.
А Серега Кочергин говорит – « В Екатеринбурге контрактников набирают в Таджикистан. Пошли. На все готовое и платят хорошо».
« Очнулся от холода и гула в голове. Щенок, какой то рядом спит, прижавшись клубком к моему животу. Сел – голова болит. А гудит в голове от рева двигателей самолета.
Не понимаю, как я туда попал. Рядом все военные, рюкзаки, сумки.
Серегу растолкал, рядом на полу спал.
Он говорит – « Ты Санька теперь рядовой контрактной службы 201 дивизии. А щенка я тебе подарил – Трезором звать.
Нам учитель говорил, что славянский Тревзор видит все насквозь.Как будто- третий глаз имеет скрытый.
Я его на складе ГСМ эскадрильи Внутренних войск украл на аэродроме перед посадкой. Он тебе понравился. Его мать чуть не руку тебе не оторвала».
Сует стакан с вином – « На похмелись – пьянь. Со стакана свалился».
Через час самолет на посадку пошел.
Рампа открылась.
Раннее утро. Серо еще. А на улице уже жара как в бане.
Где - то рядом мулла к молитве призывает. Высоким, резким голосом.
Непривычно.
Да и страшно как то. Я кроме Урала и не был нигде.
Солнце из-за горы выходит и как отблеском зеркала слепит глаза.
Большим кругом.
Солнце Востока, желтое такое, как Нурекский лимон.
Начало нового дня – начало новой жизни.
Самого лучшего куска, что у меня будет в жизни. Который мне по ночам будет снится. Как сказка.
Таджикистан.
Памир, Афганская граница - высокий берег Пянджа. Перевалы Шар-Шар, Чермазак.
Реки Пяндж, Вахш. Бешкапа - пять копен. В переводе.
Моя вторая Родина. Где я оставил часть своей души и сердца.
Земля политая кровью моих товарищей и близких мне людей.
Продолжение следует.