Не удалось аисту дотянуть до заветного озера. Каждый взмах крыльев обжигал тело птицы нестерпимой болью. Эта боль туманила сознание, сбивала с привычного ритма, саднила глотку сбившимся дыханием, укрывала взор пеленой слезливой досады на свою немощь. Как безвольный осенний лист, управляемый капризными порывами ветра, приземлился черный аист на прибрежную полянку, забился в густой кустарник и затих до рассвета.
Утром аиста разбудил людской гомон горячего пляжа. Громкий смех, звон голосов купающихся и хлесткие удары по волейбольному мячу, перемежались громкой музыкой. Грохот оглушал, раздражал, усиливал боль в измученном теле. Аист поднялся на лапы и, слегка шаркая ими, вышел из своего убежища. Через несколько секунд его обступила толпа зевак. Вальяжная внешность и внушительные габариты пернатого, его черное, отливающее зеленью богатое оперенье, привели отдыхающих в восторг. Защелкали фотоаппараты, засверкали глаза мобильников, потянулись любопытные руки к птичьей спине.
Такая вольность оскорбила гордую птицу. Угрожающе щелкнув клювом, аист отступил к густому высокому кустарнику, протаранил его и заковылял по узкой безлюдной тропинке, удаляясь от гвалта и бесцеремонного любопытства. Дорожка вывела аиста к одинокому безлюдному мысику, нависающему над морем каменистым козырьком. В этот отдаленный уголок отеля не долетал людской гомон, а плотная тень цветущей акации надежно защищала от назойливого солнца. Недалеко от мыса резвился дельфин, но его хрипловатый свист сливался с легким прибоем, не нарушая гармонии покоя. Волны набегали на подножье мыса легкой волной, разбивались о берег на радужные капли и мирно отступали, слизывая с шуршанием песок. Монотонный плеск успокаивал птицу, а очертания далеких гор радовали глаз. Где то там, за этими горами, начинается знойная пустыня, в центре которой плещется безбрежное пресное озеро. Стая больного аиста, наверное, уже долетела до этого озера, священной обители всех птиц-мигрантов. Грустные думы притупили чувство голода и навеяли легкий сон. В кратком забытьи аист увидел хозяйку хутора, куда прилетал по весне. Добрая женщина протягивала пернатому гостю горсть пшеницы, а солнечные блики играли в ведре с колодезной водой, подмигивая легкой рябью.
Птичью дремоту нарушил однообразный скрип с суши. Приоткрыв глаза, аист увидел приближающуюся инвалидную коляску с сидящим в ней мальчиком лет пяти-шести. Коляску толкала женщина преклонных лет. Поднявшись на ноги, аист отошел от края мыса и спрятался за цветущим кустом. Тем временем, пожилая женщина расстелила на траве одеяло, перенесла на него беспомощного малыша и достала пакет со снедью. Соблазнительный запах выпечки выманил голодного аиста из укрытия и заставил приблизиться к незнакомым людям. Заметив удивительную птицу, мальчик отломил кусок лакомства и бросил его гостю. Ощутив чистоту детских помыслов, аист осторожно приблизился и подцепил угощение длинным клювом. А мальчик, обрадованный появлением дружелюбного, длинноногого существа, все бросал и бросал аппетитные кусочки. Бабушка малыша наполнила игрушечное ведерко водой и поднесла его поближе к сытой птице. Отведал аист чистой пресной воды, оценив угощение благодарным клекотом.
Малыш и бабушка навещали одинокую птицу дважды в день. Аист с нетерпением ждал гостей, и всякий раз вытягивал длинную шею, высматривая кормильцев. Насытившись, аист устраивался рядом с малышом и начинал лопотать. Мальчик внимательно вслушивался в переливчатый клекот крупной птицы и ласково гладил его шершавые перья. А аист увлеченно делился с малышом своими злоключениями, по-своему, по-птичьи. Он поведал о своем ранении, о далеком русском хуторе, о любимой аистихе, улетевшей в одиночестве на берега теплого озера. Мальчик с интересом слушал бормотание больной птицы, соболезнуя его немощи и страдая от скорой разлуки с крылатым другом.
Вечером аист не дождался малыша. От накатившего одиночества он истово долбил своим сильным клювом околыш гостеприимного мыса, вымещая на безобидном морском уступе горечь своей беспомощности. Его резкий клекот стелился над безмятежным морем, отзывался эхом в глубинах, улетал ввысь, ввинчиваясь штопором в темнеющие небеса. Вдруг вскипела вода под мысом, обнажив блестящую морду дельфина с рыбиной в зубах. Ловким броском жонглера отправил дельфин свой дар на берег. Спустившись к воде, аист принял угощение, а дельфин исполнил в воде пару замысловатых кульбитов, весело просвистел на прощание и пропал в морской глубине. С тех пор так и повелось. Когда на побережье затихала дневная жизнь отдыхающих, аист подходил к краю своего мыса и колотил клювом земляной уступ. По зову пернатого приятеля, дельфин приплывал с неизменным подношением, крутился около мысика в причудливом танце и уплывал, прощаясь до следующего дня.
- « -
В Великий Устюг, на имя Деда Мороза, пришло письмо от шестилетнего мальчика-колясочника. Маленький земной ангел с большой человеческой душой, напрочь забывший о своей немощи, просил Доброго Волшебника исцелить черного аиста. Того самого несчастного, одинокого аиста, которого встретил на далеком африканском побережье.
- « -
А на африканском побережье готовились к встрече Нового Года. Пролетая над одиноким мысом, вездесущие ворОны хриплым карканьем оповестили аиста о пышном застолье из съестных отходов. Аист разбежался по своей лужайке, встал на крыло и рванул за вороньей стаей. Без труда набрав высоту, он счастливо ощутил забытое упоение полетом и полное владение телом. Не задерживаясь над дармовой кормушкой, черная птица выполнила прощальный виток над приютившим его клочком побережья и, набрав высоту, устремилась к заветному озеру.
Дельфин, вспарывая воду сильным мускулистым телом, некоторое время плыл за улетающим аистом. Его трескучая прощальная песня пронзала морскую пучину, стелилась по водной глади и взлетала ввысь, настигая смельчака и подбадривая его в полете. Вскоре пернатый друг превратился в маленькую точку, слившуюся со звездами вечернего неба.
Исцелившиеся могучие крылья уверенно несли сильную птицу к аистихе, которую, не задумываясь, заслонил собой черный аист от предательских выстрелов с земли.