В молодые годы я работал учителем в небольшом селе. А в летние каникулы ездил на север Тюменской области (станция Верхнекондинская) на заработки. (Хотел купить автомобиль). Работа моя заключалась в сборе живицы. (Живица – это сосновая смола).
В Тюменской тайге были выделены специальные участки хорошего соснового леса для сбора смолы. Для того, чтобы собрать смолу, на стволах деревьев делаются надрезы, под этими надрезами крепится небольшая металлическая воронка, и смола из надрезов сочится в эту воронку.
Рабочий ходит от дерева к дереву и выливает смолу в обыкновенное ведро. А потом идет с этим ведром к бочкам, которые установлены возле дороги. Ну, а уже заполненные смолой бочки забирает машина, которая специально приезжает из поселка за этими бочками.
Надо сказать, что работа эта довольно тяжелая. Например, на участке, где я работал, было пять тысяч сосен. (Пять тысяч!). А смола – она очень тяжелая. И вот ходишь от дерева к дереву, выливаешь смолу из воронок в ведро, потом несешь тяжеленное ведро к бочкам, выливаешь смолу в бочку, а потом опять все сначала…. Но и платили хорошо. Официально эта организация, которая занималась сбором живицы, называлась «Участок химподсочки». Работники, которые работали в этой «канторе» будучи официально трудоустроенными, называли себя «химари».
Всю предварительную работу выполнял мастер участка. Он делал надрезы на деревьях и крепил на стволах воронки. Ну, а потом, уже так называемые «сборщики», ходили и собирали смолу. Мастер тоже мог участвовать в сборе живицы. Если сборщиков было несколько, то мастер вел учет объема собранной смолы каждым сборщиком.
Моего мастера звали Петр. До того, как попасть в «химари», Петр работал охранником в колонии. И надо заметить, что это отразилось на его характере. Петр был довольно суровым человеком. Жили мы с ним в маленькой избушке, какие обычно бывают у охотников. Электричества, конечно, не было, еду готовили на «буржуйке». Продукты нам привозили водители машин, которые приезжали за смолой. До поселка было довольно далеко, и мы туда не ходили. Хотя я слышал, что на некоторых участках у мастеров были мотоциклы. Воду брали из небольшого озерца, которое находилось недалеко от домика. В этом же водоеме и купались после работы, чтобы освежиться на сон грядущий.
А на соседнем участке мастера звали Степан, и был он из той же колонии, что и Петр, но он был не бывший охранник, а бывший заключенный. Степану, после окончания срока некуда было идти, его никто нигде не ждал, и он остался тут в знакомом и привычном месте. Такое на севере часто бывает. И Петр, и Степан работали, соблюдая трудовое законодательство. В том смысле, что рабочий день у них был восемь часов, а в субботу и воскресенье они отдыхали.
Ну, а отдыхали они, сами знаете, как…. В субботу Степан приходил к Петру с бутылкой водки…. У Петра, естественно, тоже была припасена к субботе бутылочка. Я в субботу и воскресенье работал. Но работу заканчивал пораньше, чтобы помыться и отдохнуть. Частенько случалось, что придя в домик, я заставал Петра и Степана в крепком подпитии и разговаривающими на «высоких» тонах. Как правило, они сидели за столом, напротив друг друга и, мягко говоря, спорили на какие-то свои уголовные темы. Признаться, я изрядно трусил в такие моменты. Потому что кроме стаканов и тарелок на столе перед спорщиками лежали и кухонные ножи. Хоть и кухонные, но все же ножи.
Но было у Петра и Степана еще одно увлечение, которое их сближало. И тот и другой любили читать. (Газеты и книги, кстати, тоже привозили водители машин, которые приезжали за смолой). Но, увы, однажды и это увлечение послужило поводом для ссоры. Где-то они раздобыли книгу Солженицына «Архипелаг Гулаг». Оба по очереди ее прочитали, и в одну из суббот устроили обсуждение. Как ни странно, и бывший уголовник и бывший надсмотрщик сошлись во мнении, что большая часть написанного – это вранье. И Петр, и Степан, объясняли мне некоторые эпизоды и поясняли, в чем заключается обман, но я, к сожалению, большую часть их рассуждений не запомнил, потому что особо это мне было не интересно. Но кое - что, я все-таки запомнил.
Помню, Петр мне говорил, что колония – это фактически производственное предприятие. Перед колонией стоят, как правило, именно производственные задачи: или построить какой-нибудь завод, или построить, допустим, дорогу. То есть у колонии, так же как и у гражданского предприятия есть плановое задание. Да, колония – это не санаторий, но задача колонии, не загубить людей умышленно тяжелой работой, а выполнить государственное задание. И если надсмотрщик специально будет «гнобить» людей (работников), то он и сам может «загреметь» в колонию. И то, что Солженицын пишет, что в колонии за год умирает по тридцать, сорок тысяч человек – это вранье. Так же помню, что Степан смеялся над описанным Солженицыным случаем, когда бригаду уголовников, после окончания работы по валке леса, не пустили в лагерь. Дело было в январские морозы, и все люди замерзли насмерть перед воротами колонии.
Степан смеялся: «Да если бы нас не пустили, мы бы все рады были. Да я бы через полчаса лежал в теплой кровати под боком у бабы в поселке. А среди нас были и такие «ухари», которые через пару суток были бы на Черном море. Даже те, которые относятся к «мужикам» могли бы вернуться на делянку и разжечь там костры. Ведь днем то мы у костров греемся». В общем, раскритиковали они Солженицына.
Но после обсуждения книги и принятия хорошей дозы горячительного напитка, Петр и Степан опять перешли на обсуждение своих отношений в колонии. Долго спорили и кричали друг на друга. Я еле дождался, пока они угомонятся и разойдутся по своим углам. Как только Степан ушел, я сразу лег спать и быстро уснул. Проснулся я посреди ночи от громкого разговора. Оказывается, Степан посчитал, что разговор не закончен и вернулся, чтобы продолжить спор. Тут надо сказать, что у нашей избушки не было ни наружного, ни внутреннего запора, и Степан беспрепятственно вошел в наше жилище, разбудил Петра и устроил очередную разборку.
Я слушал их спор, смотрел на разгоряченные лица, и в ужасе поглядывал на валявшиеся на столе ножи. К счастью, дело до поножовщины не дошло. Однако на другой день, когда Петр ушел собирать смолу, я быстро вернулся к домику и соорудил из проволоки и гвоздей крепкий запор на двери нашей избушки. В обед Петр увидел мое «творчество» и был крайне удивлен. Уж такие были неписаные правила, что у избушек не должны быть запоры ни снаружи, ни внутри. Но я готов был к такому повороту событий и заранее придумал оправдание. Я сказал, что видел совсем близко от избушки медведя. Не знаю, поверил Петр моей хитрости, или не поверил, но согласился оставить запор на дверях. Более того, когда в субботу пришел Степан, Петр и ему объяснил наличие запора на дверях тем, что возле избушки опять, как и в прошлом году появлялся медведь. С тех пор мы стали закрываться на ночь, и я спал спокойно.
А книгу «Архипелаг Гулаг», я тоже решил почитать. Но оказалось, что автор пишет настолько «тяжелым» языком, предложения настолько громоздкие и неловкие, что я так и не смог прочесть эту книгу до конца.С точки зрения художественного стиля, автор увы, не тянет на звание "выдающегося писателя современности", каковым его называют западные и отечественные либералы.