Плотно сжатые зубы, стиснутые до вздувшихся желваков челюсти, подрагивающие крылья породистого носа, наклоненная голова, почти стоящие дыбом, как шерсть на загривке у разъяренного волка, короткие волосы и взгляд исподлобья устремленный туда, где монах в коричневой сутане подносил факел к куче хвороста, на которой возвышались три столба с привязанными к ним людьми. Монах опустил факел к будущему чудовищному костру, но послушный ветер отнес пламя в сторону.
- Да сделай же ты что-нибудь! – Гарт резко повернулся ко мне: - Уверен я! Уверен!
Меж тем, одним движением руки утихомирив загомонившую толпу, монах сунул факел глубже под сухие сучья и те, радостно затрещав, занялись ярким бездымным пламенем.
- Меч Вотана вам во все дыры!– Гарт понукнул коня и, давя нерасторопных зевак, начал протискиваться к костру, рыча так, что вздрагивало пламя на факелах: - Р-р-разойдитесь!
Я слез с лошади, как можно точнее определил расстояние и открыл портал, выбросивший меня прямо перед отпрянувшим в испуге монахом. Я стукнул о каменную мостовую материализовавшимся в левой руке посохом и пламя, уже подбиравшееся к ногам несчастных жертв с заткнутыми кляпами ртами и потому лишенными даже последней возможности хоть воплем облегчить свою страдание или проклясть мучителей, подобно окликнутому хозяином зверю спустилось вниз, оставляя обугленный хворост, униженно прижалось к земле, распласталось по ней. И исчезло.
Когда гудение пламени стихло, я услышал сдавленный вопли двух из трех приговоренных к казни. Та, что висела на центральном столбе, молчала. И даже вряд ли осознавала и ощущала, что происходит потому, что глаза ее устремленные в толпу, видели только одного человека, что на мощном вороном жеребце, бранясь и охаживая ножнами меча нерасторопных, пробирался к ней.
- Назовись! – наконец пришел в себя монах и попробовал взять инициативу в свои руки: - И как посмел вмешаться в божественное деяние?!
- Будешь вякать, я стану твоей смертью, - пообещал я и на пару секунд, только для коричневорясого, снял с себя «маску»
- Изыди! – дуболом, привыкший иметь дело с запуганными горожанами и истерзанными жертвами, со всей дури хряпнул меня знаком своего Спасителя по лицу. «Маска» послушно передала ощущение удара, а когда тяжеленная железяка, легко сошедшая бы за тяжеленный кистень, прошла сквозь нее, то я услышал, как знак ударился о кость скулы и отскочил. Огненный брат переводил изумленный взгляд вытаращенных глаз с моего лица, на котором не осталось ни одной царапины на свое оружие и обратно. И, судя по задергавшемуся лицу, начинал потихоньку впадать в панику. Я коснулся его разума и нарисовал в нем изображение стража Библиотеки Совета. Этого хватило, чтобы коричневорясый, потеряв последний рассудок и, вопя о конце света, ломанулся через раздавшуюся перед ним толпу. А его помощники с выражением крайнего ужаса на лицах, разбились на пары, взялись за руки и в ритме развеселой деревенской джиги-дрыги попрыгали к возникшему на деревенской площади провалу в пропасть, на дне которой пылала карминным жаром, лопалась тягучими пузырями огненная река.
- Остановись, - на мой сведенный от ярости загривок легли прохладные ладони Ольжены. Я наклонил голову, закрыл глаза, чувствуя как эта прохлада, будто поток свежего чистейшего горного воздуха овевает меня с головы до пят и смывает прочь бурое, цвета запекшейся крови, пламя гнева. Я повел рукой ладонью на уровне груди, и монахи попадали наземь, будто сломанные куклы, вскочили и резво унеслись за своим вожаком. Выглядело это комично, но почему-то никто не засмеялся. Секундой позже исчез и провал.
Я повел правой рукой по спирали сверху вниз и цепь, удерживавшая женщину, послушно размоталась. Приговоренная к казни обессилено упала на руки как раз подоспевшего Гарта. Двое остальных завыли еще сильнее и задергались, видимо намекая, что и их тоже неплохо бы было освободить.
- Кто эти люди? – спросил я притихшую толпу.
Жители Северных островов никогда не числились в робких духом и тем чуднее мне было видеть все происходящее до сей минуты. Вперед выдвинулся нехилых таких размеров дед, широкоплечий, поджарый с длиннющими белыми, как снег, волосами и продубленными соленым ветром лицом и руками. Одет он был в простую серую, до середины бедер рубаху, шерстяные штаны и стачанные из кожи нерпы ботинки с заостренным носком. Ничего необычного, но воображение упрямо рисовало в этих могучих узловатых пальцах рукоять боевого топора, а вместо рубахи – кожаный доспех с поддетой под него кольчугой. Да и короткие волосы, чуть длиннее, чем у Гарта, ничуть не мешались бы под островерхим, с кольчужной бармицей, шлемом. А вышитые рукава рубахи обхватывали широченные, привыкшие к постоянной и очень специфической нагрузке, запястья.
- Они брали мечом свою добычу без Правды, - голос старика оказался звучен, хоть и надтреснут.
- Разбойничали, - вслух перевел я для себя.
- Люди с материка сказали бы так, - кивнул мой собеседник.
- А на костер их за это? – я мотнул головой в сторону притихших молодцов.
- Их род исторг их, - пожал плечами старик.
- То есть по-любому - не жильцы, - резюмировал я, вспоминая местные обычаи, по которым «исторгнутый родом» лишался любой физической и юридической защиты и любой, у кого хватило бы сил и умения, мог, без опаски мести, убить их. А учитывая, что, скорее всего, в «кровниках» у этих двоих ходило немало народу, то рано или поздно, если не кто-то один, то пара-тройка мстителей поймали бы их. И вряд ли смерть была бы легкой. Самое безобидное, что с такими делают на островах – «Красный орел».
Занятнейшая штука, когда осужденного кладут на камень грудью, привязывают за руки и ноги и со спины вдоль позвоночника разрубают все ребра и выворачивают их наружу, обнажая все внутренности. И так и оставляют. Самые живучие умудрялись продержаться до трех-четырех дней. Проклиная свою живучесть.
- И тут, значит, объявляются эти коричневорясые и предлагают устроить веселый праздник с кострами, - меня потихоньку начинало нести: - С этими-то понятно. А девушку за что им отдали?
- Она хэскпа…
- Ведьма, - шевельнул онемевшими губами я , не в силах отогнать вставший перед моими глазами во весь рост призрак Фоэры
Вообще архипелаг Хельм в просторечии именуемый Северными Островами, был прародиной владык Северного королевства. Когда около 3000 лет тому назад архипелаг стал погружаться в холодные воды неприветливого Свольде – ледяного океана, а рыба ушла от их берегов, предки северных королей почесал свои от веку нечесаные бороды и затылки, погрузились на длинные ладьи со всеми семьями, скотом и скарбом и отправились искать лучшей доли на материк. И если до этого момента реальная история хоть как-то соотносится с воспоминаниями хронистов, записанными на моржовых шкурах, то после, если почитать официальные летописи, складывается такое ощущение, что на материк высадились агнцы смиренные, оказавшиеся в окружении зверей алкающих их крови. И потому, надо полагать, агнцы, плотно зажмурив свои прекрасные глаза, достали откуда-то тяжеленные мечи и вырезали добрых две трети жителей того государства, что прежде располагалось на месте нынешнего Северного королевства. Кстати, имя самого жестокого убийцы и вешателя, на чьих руках кровь более чем ста тысяч мирных жителей, история и летописи бережно сохранили. Звали его Эльрик Прекрасноокий. В его славу построен храм в Окине.
В оправдание северян можно сказать только то, что мир тогда был несколько проще и гораздо более жесток. И на общем фоне они смотрелись уж не такими и кровожадными. А особенно если учесть, что первые из прибывших на материк, были убиты, как только они ступили на землю, где мечтали обрести новый кров взамен утерянного. Но случилось то, что случилось и этого не изменить, хотя короли северян всеми правдами и неправдами и пытаются стереть из чужой и своей памяти все происходило тогда. Как бы там ни было, архипелаг, потеряв почти половину своей площади, перестал тонуть и кое-кто даже спустя сто лет вернулся обратно. Но многие, а особенно те, кому удалось отхватить свой кусок от власти и богатства предпочли остаться на материке, и с того момента некогда единый народ разделился надвое. Островитяне с легким пренебрежением относились к жившим на материке, а те, в свою очередь, под разными предлогами пытались прибрать архипелаг к своим рукам. Однако, пару раз весьма чувствительно получив от бывших братьев по загребущим конечностям, а в одном сражении потеряв почти весь флот, заблудившийся в протоках и заливах многочисленных островов и севший на клыки подводных скал, подписали вечный мирный договор. Который, к чести и тех и других, свято блюли последние 2500 лет. Или зим как принято считать и на островах и в Северном королевстве.
На Острова я попал из-за любопытства Ольжены, добравшейся-таки до путевых записок Пелье Менора и вычитавшей о том, как чудесны в летнюю пору дубовые рощи на Окламе – самом большом острове архипелага.
Отправились мы туда не налегке, а противу моего обычая, как все нормальные люди - с торговым караваном, шедшим через мой перевал. Надо полагать, по чистой случайности, вел этот караван старший брат Ольжены, Влашек. Весь путь был до такой утомительности спокойным, что к его окончанию у охранников не сходились пояса на животах. А сами они из поджарых волчар превратились круглобоких обленившихся псов, коих добрый хозяин хорошо кормит, не обременяя никакою службою. Пришлось под конец организовать хоть какое-то нападение на караван. Так эти обормоты до того обленились, что мне почти четверть часа пришлось сдерживать мою же иллюзию! Только после этого, охранники, тяжело отфыркиваясь и переваливаясь с боку на бок, сумели выбраться из палаток и заняться отрабатыванием своего жалования. Будь нападавшие разбойники настоящими, они живо бы догадались пнуть самого тяжелого охранника посильнее и тот не устояв на ногах, покатился бы шариком и передавил бы всех остальных, да и лагерь в придачу.
Когда охранники с гордым видом, пытаясь скрыть замучавшую их одышку, вернулись к костру. Ольжена подошла и, прижавшись ко мне, сияя широко раскрытым глазами выдохнула:
- Я так испугалась!
Я улыбнулся, обнял ее, а у самого перед глазами стоял разоренный разбойниками караван, там, на моем перевале.
На следующее утро отвел в сторону Влашека и командира охраны и высказал им все, что думаю. Старшой попытался что-то возразить, но я замкнул их разумы на свой, и нарисовал одну картинку:
Копыто лошади, в агонии молотящей по кровавому месиву на месте головы одного из охранников.
- Ксиштоф, - командир с силой оттер лицо правой рукой: - Всего месяц как в отряд пришел. Полгода хвостом ходил…
Девочка, походя зарезанная над трупом матери.
- Они к отцу ехали в Тромсе. – тупо глядя на слившихся в объятиях смерти дочку и мать, каким-то серым, безжизненным проговорил Влашек: - Всё мечтали, как заживут там.,
Я снял иллюзию, и капитан с братом Ольжены вдохнули широко открытыми ртами, будто вынырнув из-под воды и заозирались вокруг. Капитан, оправившийся первым, оправил пояс, зыркнул на меня и, мотнув головой:
- Эк! – ушел к своим.
А Влашек потянулся ко мне левой рукой, скомкал ворот плаща, стиснул зубы. В глазах его я увидел нешуточную, звериную злобу и гнев, но купец совладал с собой и разжал уже сжавшийся кулак, отпустил плащ, отвернулся и ушел.
- Что с ними? – Ольжена подошла и заглянула мне в глаза.
- Я показал им, что было бы будь нападение настоящим. – пожал я плечами.
- А…- Ольжена соображала быстро: - Я пойду с братом поговорю.
Я кивнул. Девушка вернулась через полчаса, когда караван уже трогался. Молча села на свою лошадку, приведенную служкой, и долго-долго ехала рядом и молчала. Я не ощущал в ее мыслях никакой враждебности к себе, скорее недоумение что ли. И тягостные раздумия, которые ближе к обеду выразились фразой:
- А ты можешь быть очень жестоким.
- Это для их же блага, - я чуть придержал своего вороного и, поравнявшись с Ольженой, накрыл ее ладони, лежавшие на луке седла, свое пятерней.
- Брат очень злился на тебя, - Ольжена смотрела куда-то вдаль: - Мне пришлось заставить его выслушать меня.
- И что же ты ему сказала?
Девушка перевела взгляд на меня:
- То, что ты не обязан защищать караван. Что ты мог просто уйти по своим делам и, если бы разбой был настоящим, то случилось бы то, что ты ему показал. И то, что ты сделал пойдет на пользу охранникам и тем кого они будут защищать потом.
- Спасибо, - я чуть сжал ее ладонь.
Ольжена как-то странно посмотрела на меня, а потом ее взгляд устремился к горизонту. Она слегка прищурилась от ветра:
- У брата есть небольшой домик в горах. Он с семьей любил там встречать зимний солнцеворот. В тот год, семь лет назад он уехал со слугой туда загодя, чтобы все подготовить. А жена и дочь выехали днем позже. А через час началась пурга. Нежданно, будто с неба упала. Даже старики не могли вспомнить такой бури. Отец запретил нам даже из дому выходить. Мы сидели и молились. А в полночь в дом ввалился брат, обмороженный, с почерневшей от стужи кожей, без шапки. Он оглядел нас и, не увидев жены, зашатался и упал бы, если бы отец не удержал его. – Ольжена замолчала, наклонив голову, закрыв глаза и закусив губы.
- Их не нашли? – я коснулся ее плеча.
Девушка подняла лицо к небу и два раза глубоко вдохнула.
- Нашли. Через день как стихла буря. В стороне от дороги, шагах в ста от саней. Они сидели обнявшись. Тала обнимала дочь, закутав в свою шубу, а племяшка будто спала. Брат рассказывал потом, что руки жены так и не смогли разъять. Их так и похоронили. А у Камена год назад погиб внук.
- Просто это заклинание…- полез было я в подробности. Но Ольжена с какой-то трогательной лаской и щемящей грустью в глазах коснулась пальцами моей щеки:
- Фреки, родной мой, это не важно. Помнишь, когда у нас гостил Вилле-Ялле, ты сказал, что он как стихия: что цветочки полить, что всемирный потоп устроить – без разницы?
- Помню.
- Так вот: ты такая же стихия: можешь согреть, но и испепелишь так же легко. Поэтому-то ты и выбрал себе башню в горах: чтобы не причинять вреда людям. И я прошу тебя: и впредь держись от простых смертных подальше. Для их блага и моего спокойствия.
- А за себя ты не боишься? – сдуру ляпнул я.
Ольжена печально улыбнулась:
- Я слишком близко стою к тебе, чтобы меня зацепило. Но помни, родной мой, молю тебя помни: то, что для тебя – мелочь, для кого-то – целая жизнь. И если ты уже независим от этого мира, то я все еще его часть и если больно кому-то в нем – больно и мне. Я – твое милосердие.
Я открыл, было, рот, но под взглядом Ольжены смешался и просто кивнул, до глубины души пораженный тем, что увидел. Я до сих пор не могу найти этому определения.
С того дня и до конца поездки охранники со мной даже не разговаривали. Но я, понятное дело, особо и не расстраивался. Благо, что погода стояла замечательная, а места мы проезжали весьма красивые. И мерно покачиваясь в седле, я наслаждался теплым солнышком, ласковым ветром и красивыми приморскими пейзажами Северного королевства. И все более и более понимал тех людей, что сошлись не на жизнь, а на смерть в борьбе за эту землю три тысячи лет назад. Было в окружающих меня землях какое-то скрытое, неявное очарование и скупая, будто созданная всего несколькими взмахами кисти красота. В местности Хрокбальд добывают невзрачный с виду камень – дараск – желтый, мутный и неровный. Он часто попадается и на берегу моря – не приглядывайся и не заметишь среди песка и мусора. Но стоит отполировать его и в каждом камне будто открывается портал в иной, чудный мир – даже люди напрочь лишенные фантазии и чувства прекрасного замирают перед ним в изумлении и рассказывают, что видят или горный пейзаж или дно моря и кучевые облака, освещенные заходящим солнцем. Так и эта земля: сера и невзрачна с виду, но приглядись, дождись, когда на вечерней заре спадет пелена тумана с окружающей тебя местности и, ты захочешь остаться здесь, навеки покоренный и очарованный открывшейся тебе красотой.
Мы прибыли в Тромсе к полудню. Когда я передавал лошадей служке, ко мне подошел Влашек. Ольжена одарив меня многозначительным взглядом, сделала вид, что у нее неотложное дело и исчезла. Купец долго собирался с мыслями, глядя на снующий вокруг народ, сутолоку обширного постоялого двора, а потом протянул руку:
- Я знаю, что ты сделал это с благими мыслями. И ты не мог знать о…моей утрате. Но я надеюсь, что твоя волшба никогда более не встанет между нами.
- Даже если нужно будет спасти кого-нибудь? – поднял я бровь, сжимая его ладонь в своей.
Влашек недолго помолчал, а потом усмехнулся:
- Ну, и зануда же ты! И за что сестра тебя любит?!
- Самому интересно, - рассмеялся я.
Найти когг отправляющийся на архипелаг труда не составило и, через три дня мы с Ольженой вступили на пирс в Мастрольме, торговом порту на Пельгу – ближнем к материку острове. Оттуда на Оклам добирались на перекладных.
- Фреки, смотри как красиво! – Ольжена как девчонка в припрыжку понеслась через высоченное разнотравье качавшееся под порывами ветра. Но шагов через двадцать она вдруг взвизгнула:
- Ой, мамочки! – и прыгнула так высоко, что иная газель обзавидовалась высоте и грациозности прыжка, и неловко повернувшись, упала, скрывшись в траве. Пришлось уже мне нестись сломя голову к ней.
Впрочем, ничего особо страшного не случилось. Ольжена была цела, только сильно напугана. А то, что…вернее тот, кто ее напугал лежал себе смирнехонько в траве, носом в землю, одну руку неловко подогнув под себя, а вторую бессильно откинув в сторону. Прямые, черные как смоль, густые и толстые как щетина волосы, а так же неизменный плащ и короткий одноручный меч на поясе выдавали в нем уроженца здешних мест. А то, что меч покоился в ножнах, а трава была не так уж и истоптана вокруг него, а гораздо сильнее – чуть в стороне, говорило о внезапности нападения, а так же о том, что целью нападения был не наш нежданный встречный.
- Он ж-ж-живой? – Ольжена дрожащими руками обняла меня и громко икнула.
- Крови не видно, дышит ровно, - озвучил я свои первичные наблюдения: - Жив, только без сознания.
- Надо помочь ему!- осознав, что перед ней не мертвец, Ольжена тут же забыла про все свои страхи и рванулась к лежащему.
Но я удержал ее:
- Вообще-то живых следует опасаться чуть больше чем мертвых.
Девушка непонимающе уставилась на меня и тряхнула своей гривой:
- Но ему же надо помочь!
- Откуда ты знаешь, что это не разбойник и убийца, настолько жестокий, что его сообщники решили от него избавиться. Или он вор, которого нашли и наказали селяне, обворованные им.
- Ну, не знаю, - пыл Ольжены поутих, она задумчиво посмотрела на мужчину: - Вообще-то вон ручищи какие у него. И меч. И шрамы на руках.
- Он кузнец, - я сумел не рассмеяться: - Из деревни откуда-то неподалеку.
- Но…
- У него руки в саже. Вымыты тщательно, но с годами она просто въедается в кожу. И шрамы – это ожоги от искр и железа. И одет он не по-походному, а так будто на пару часов прогуляться вышел.
- Ты издеваешься надо мной? – обиделась моя ненаглядная.
- Нет. Учу смотреть и видеть. Порой очень выручает.
- Но не тебя, - буркнула надувшаяся и сложившая руки на груди Ольжена.
Я на пару секунд впал в ступор от этого ответа, но потом списал его на пресловутую женскую логику. Да и пора было уже заняться пострадавшим.
Я присел перед ним. Нащупал на шее пульс, а потом, покраснев от натуги (мужик при всем своем довольно подтощалом виде оказался пудов под шесть весом!), перевернул пострадавшего на спину. Нос с широкой переносицей и легкой горбинкой; ровно, будто мечом обрезанная густая борода; тонкие бескровные губы; почти не выступающие острые скулы; морщинки с внешней стороны глаз – да, передо мной был коренной островитянин. Чьи предки ни разу не выезжали даже дальше соседних островов.
- Ты носки давно меняла? – поинтересовался я и, увидев недоуменное выражение, нарисовавшееся на лице Ольжены, почувствовал себя отмщенным.
- Сегодня утром, - Ольжена подошла и присела рядом.
- Придется мои снимать, - вслух подумал я: - Жестоко, но иного выхода нет.
Ольжена прыснула, вжав голову в плечи, но сдержалась, прижав пальцы к губам.
Впрочем, пострадавший сам спас себя и меня от излишней жесткости. Он пришел в чувство.
- Кьярли? – мужчина, еще даже не разогнав толком зрачки от переносицы, попытался вскочить. И на удивление справился с этой задачей: довольно резво, учитывая неслабую такую контузию, поднялся, выхватил меч. И хоть сам он шатался как былинка на ветру – острие меча неподвижно смотрело мне в грудь. Потряс головой, заозирался, стараясь впрочем, не выпускать меня из поля зрения, и рявкнул уже во весь голос: - Кьярли!
Ответа, как и следовало ожидать, не последовало.
- Где она?! – меч уперся мне в грудь. Причем с такой быстротой, что Ольжена ойкнула, уже когда лезвие уперлось в пряжку ремня походного рюкзака. Я, от всякой неожиданности подальше спрятал девушку себе за спину, коротко попросив ее:
- Смотри по сторонам…
- Где она?! – мужчина подал руки вперед. Кожаный ремень затрещал под натиском отточенной стали.
- Гверэ, - вовремя я вспомнил вежливое обращение островитян: - Я не знаю, о ком ты говоришь, но если ты дашь себе труд оглядеться, то увидишь, что здесь сражалось несколько человек и того, кого ты зовешь Кьярли, скорее всего, похитили и увезли куда-то на лошадях.
- Нет! – медведь бы позавидовал лужености глотки моего собеседника. И его живучести: мужчина, не глядя, бросил меч в ножны и бегом(!) бросился куда-то в сторону от нас.
- Ну, что – ввязываемся в приключение? – я через плечо взглянул на Ольжену. Та, спрятавшись за моей спиной, закусила нижнюю губу и, сияя хитрющими глазами, часто-часто закивала.
Пока мы переглядывались, мужчина успел добежать до перелеска, скрыться в нем. И через несколько мгновений появился уже верхом на мощном вороном коне. Пронесся мимо нас, даже не одарив взглядом, и исчез за поворотом дороги.
- Не стоит благодарностей! – крикнула ему вслед Ольжена: - Обращайтесь!
- Ну, что ты ворчишь?! Видишь - расстроен человек очень. Потерял кого-то. И чует мое сердце, что не обошлось здесь без женщины.
- Кьярли – значит «Любимая», - мечтательно вздохнула Ольжена.
- Вот чтобы вокруг не происходило, женщина в первую очередь увидит любовь, - улыбнулся я.
- А потому, что это – самое главное. – безапелляционно заявила девушка и я не нашелся, что ответить.
Однако, при всем нашем желании поучаствовать в романтической истории, чтобы это желание исполнить следовало бы узнать, где эта история происходит.
А я, как назло, не захватил ни карту архипелага, ни справочник Академии с координатами порталов. В ответ на мой вопрос, Ольжена отрицательно мотнула головой: мол ничего такого тоже не брала.
- Ладно, - цыкнул я зубом: - Значит, будем по старинке.
- Это как? – тут же заинтересовалась любопытная моя.
- Левитировать, - пояснил я, подхватил ее поперек талии и прочел заклинание.
- Ой, мамочки! – восторженно взвизгнула Ольжена и часто-часто задышала, чтобы унять сбившееся дыхание, и, давая выход чувствам, затараторила: - Ты всегда так мог?! А это не сложно? Тебе не тяжело? Давай каждый день так делать?!
Я только улыбался, слушая ее, и по-белому завидовал ее восторгу. Какая-то чайка летевшая по своим делам и надо полагать задумавшаяся о них, только в самый последний момент заметила нас, и ей-ей, даже замерла в воздухе с вытаращенными глазами и распахнутым клювом. Даже крыльями махать забыла, кажется. Потом осознав, что то, что она видит – реальность, с диким воплем рухнула вниз. И лишь в самый последний момент, расправила крылья и суматошно махая ими, спикировала в сторону моря.
Когда земля уже стала казаться пестрым ковром, Ольжена уже чуть успокоившаяся, указала куда-то вниз:
- Вон он! Вон там!
Далеко внизу на горе я увидел окруженную каменным забором деревушку, а еще ниже движущуюся точку, в которой приглядевшись различил лошадь и всадника. И хоть у них была фора по времени, дорога петляла как пьяный мартовский заяц, нам же оставалось лишь плавно спуститься по прямой. И все равно мы чуть-чуть отстали. Ровно настолько чтобы наш пострадавший успел подлететь к одному из домишек, выволочь из него кого-то из односельчан и начать шинковать его на мелкий салат. Вернее он только выхватил меч и занес его над бедным пейзанином, удерживаемым за ворот суконной рубахи перемазанным в саже огромным кулаком.
Я взмахнул рукой желая остановить разошедшегося буяна, но с тем же успехом мог дуть на него, изо всех сил надувая щеки: рука с зажатым в ней мечом неумолимо опускалась. Первой, самой дикой мыслью было: «Перерождение началось!», но потом я разозлился и пнул себя. Если черноволосый и был защищен от магии, то самого-то себя я мог заколдовать. И потому зажмурившийся, чтобы не видеть своей смерти селянин, услышал звяк меча о проморенный дуб и, через несколько мгновений открыв глаза, мог увидеть, как краснея от натуги, налегая на меч чуть не всем телом, его убийца пытается продавить посох, который я играючи удерживал двумя пальцами. Ну, люблю я повыпендриваться, когда знаю, что за это ничего не будет, что ж поделаешь! Очень, кстати, поддерживает реноме могущественного мага, знаете ли.
Черноволосый меж тем, осознал происходящее и попытался, хитрым финтом отбить деревяшку, вставшую на пути его возмездия, но вместо этого меч, закрученный посохом, вылетел из его рук и со звоном воткнулся в каменную стену дома напротив. А я, пользуясь тем, что заклятье все еще работает, схватил левой рукой черноволосого за грудки, оторвал от земли и хряпнул об нее же всей спиной:
- Уймись!
Он просипел что-то, багровея лицом и синея губами. Я чуть ослабил хватку и буян выдохнул:
- Вы не понимаете…
- Так объясни – пожал я плечами.
- Будет поздно.
- А, значит, пока ты этого несчастного резал – поздно бы не стало? – резонно заметил я.
- Я…он… это из-за него схватили Къярли.
- Кто схватил?
- Не знаю. Ходят в коричневых балахонах.
Я выматерился в полголоса. Что-то эти любители шашлыка из человечинки стали слишком часто переходить мне дорогу! Поднял с земли черноволосого.
- Фреки Вотанскир. Маг средней руки. Это моя жена. Ольжена.
- Гарт Свартар. Свидйор.
- Кузнец, - кивнул я, потихоньку начиная сатанеть от необходимости постоянного внутреннего перевода.
Где-то вдалеке раздался сильный глубокий металлический звон. Не колокол, у того звук другой, объемнее что ли с большим количеством обертонов, а скорее большая железяка, ударами по которой созывают селян на сход.
Гарт встрепенулся:
- В Храфнфелл на тинг звонят.
Бедолага, которого Гарт чуть не убил, оказался коноводом, и едва не расстался с жизнью второй раз, когда я вывалил перед ним мешок с золотом и сказал:
- Две лошади с седлами и сбруей. И по-быстрее.
Слабое подрагивание его отвалившейся нижней челюсти я посчитал за согласие. Но вот домочадцы коновода оказались куда менее понятливыми в мимике своего отца и мужа, а большей частью впали в подобную же прострацию, пялясь на манящий солнечный блеск монет. Так, что за лошадками пришлось шкандыбать самому, да еще усмирять какого-то косматого конюха, вообще знать не знавшего о нежданном богатстве, свалившемся на его семью. Он оказался сильным и упертым, слова не помогали, время уходило и я, воровато оглянувшись, коснулся лба этого дуболома и попросту усыпил его. Но не рассчитал силы заклинания, разработанного для людей с более сложным душевным устройством. Клянусь, когда он грохнулся на пол, вся непонятная лошадная утварь, развешенная на столбах и стенах по всей конюшне, подпрыгнула и свалилась вниз. А конюх, сладко причмокнув, подгреб своими лопатоподобными грабками под голову седло (как раз то, которое я себе приглядел, войдя в конюшню!) и сладко засопел в две свои заросшие шерстью сопатки.
Я оседлал двух, показавшихся мне подходящими, лошадок и вывел их на улицу. Там было пустынно. Только Ольжена стояла у ворот коновода.
- А где этот кузнец?
- Ускакал, - пожала плечами Ольжена, лихо поднимаясь в седло: - Вытащил свой меч и ускакал. Сказал, что нам туда – и махнула в ту сторону, где четвертью часа назад я слышал звон: - Сказал - не заблудимся.
Мы не заблудились. Лошадки наши, менее утомленные за день, быстро догнали вороного, на котором унесся Гарт и дальше мы поскакали втроем. Я поначалу переживал за Ольжену, но она держалась спокойно и уверенно даже на том аллюре, на котором шли кони и я успокоился.
- Не, ну молодцы, что еще я могу сказать? Оперативно работают, - даже с некоторым уважением проговорил я, глядя на возвышавшиеся в центре Храфнфелла столбы с привязанными к ним людям и кучи хвороста под ними.
- Кьярли! – вскричал Гарт.
- Подожди! – я едва успел схватить его коня под уздцы: - Ты хоть представляешь: с кем лезешь в драку? Во всем этом мире нет существ более злобных и мстительных чем Огненные Братья.
- Там Кьярли!
- Ты уверен?
Что было дальше, вы знаете.
- Где Гарт? – я подбежал к Ольжене, мудро сидящей на своей лошадке чуть поодаль от толпы.
- Ускакал, - Ольжена, спрятала свой арбалет в кобур, уже ничуть не смущаясь меня: - Туда.
- Какой быстрый малый! – мотнул я головой. Ольжена, видя мой мрачный вид, тоже нахмурилась:
- Сложности?
- Къярли – ведьма – коротко бросил я: - Поехали, - и пятками тронул бока скакуна.
Я особо не торопился. Дорога была одна, лошадь Гарта везла двоих седоков. По-любому мы их догнали бы. И догнали. Только к моему удивлению почти у самой деревни. Даже уже в ней самой. Потому, что я успел увидеть, как круп вороного исчезает за воротами ограды, расположенного на самой околице деревни.
Я спешился у ворот в низкой, мне по грудь, изгороди сложенной из плоских камней. Сделал Ольжене знак ждать, а сам, будто по тонкому льду, вошел во двор. В дальнем от ворот и дома углу высилось неказистее здание с широкими воротами и черной от сажи трубой. По куче разномастной крестьянской утвари: от разновеликих помятых сковородок до стертых подков – я определил, что это кузница. Приглядевшись, различил заботливо прикрытую щитами из досок кучу каменного угля и мотнул головой: у свидйора Гарта Свартара дела шли куда как хорошо, ибо не всякий деревенский кузнец мог себе позволить привозимый с материка горючий камень.
Чуть ближе ко мне стоял дом, который скатами крыши, сплошь поросшими мхом и травой упирался в землю. Оба неоштукатуренные фасада были на раствор, секрет которого местные жрецы гвоздя и мастерка не стремились хоть кому-то раскрывать, сложены из плоских разноцветных камней. В центре обращенной к нам стены неприветливо чернела проморенная всеми четырьмя морскими ветрами низкая и широкая дверь и два узких окошка по сторонам от нее, а на западном фасаде (я знал) были устроены три таких же похожих на бойницы окна, сквозь толстую слюду которых в дом заглядывало утреннее солнце. Стропила в сторону каждого фасада делались все ниже и ниже, отчего дом напоминал перевернутую лодку, по прихоти владельца затащенную на этакую верхотуру.
Я вытащил Айан, зажал в левой кисти «Щит» толкнул, оказавшуюся незапертой дверь и вошел. Глаза привычно выхватили из обстановки дома то, что могло помочь или помешать. У северной стены возвышалась довольно большая печь. От меня далеко к ведьме близко. В центре стоял стол, за который можно было усадить семью человек в десять, да еще и место для двух непривередливых гостей осталось бы. Такой даже заклинанием не сразу сдвинешь. Всякой мелкой утвари метательно-оглушающего действия почти не было. На стене пара гобеленов да длинные занавески на окнах. Тоже ни мне, ни ведьме. В-общем расклад, как всегда в таких случаях был не в мою пользу. Рассчитывать оставалось лишь на собственную наглость, везение и опыт. Большей частью на везение.
В дальнем углу дома Гарт склонился над кроватью, а которой лежала спасенная им ведьма. На звук он обернулся, а девушка повернула голову. И, увидев меня, вскочила, прижав руки к груди, а в глазах заплескался страх. Ну, в принципе, я бы тоже испугался, если бы ко мне в дом ввалился этакий субъект: глаза злющие, вытаращены, волосы ото лба до затылка дыбом, как у мартовского кота, идет на полусогнутых, в правой руке - меч, в левой мерцает магический щит. Еще и орет диким голосом:
- Отойди от нее. Она – ведьма!
Но хозяина дома было не так-то просто напугать. Он набычился и чуть повел пятками, будто врастая ими в пол, выставив на уровне груди меч.
- Отойди от нее! – я попытался Силой оттолкнуть Гарта, но, как и утром на площади, ничего не произошло:- Да во имя семи Неистовых! Отойди! Она – ведьма!
- Нет! – Гарт, удерживая меч одной рукой, второй заставил девушку спрятаться за ним.
- В колено или в руку? – раздался позади меня деловитый вопрос. Я не нашел ничего умнее как обернуться. В дверях стояла Ольжена и целилась из своего арбалета в кузнеца.
- В глаз, - саркастично ответил я.
- В который? – уточнила педантичная моя.
- Ни в который! – взвился я: - Убери, а то и, правда, подстрелишь кого-нибудь! Скорее всего, меня.
- Не так уж я и косая! – обиделась Ольжена и, фыркнув, ушла. Я подавил в себе идиотское желание метнуться за ней.
Обернулся к кузнецу:
- Я мало бывал на островах, но знаю, что люди здесь даже про воду скажут «вода» только когда нахлебаются ею по уши. И если ее обвинили в колдовстве, значит, не просто так.
Упрямец только коротко мотнул головой:
- Ты не понимаешь.
- Так объясни. – вкрадчиво попросил я, не особо вслушиваясь. Ведьмы часто, осознанно и нет, находили себе спутников мужского пола. И это многократно увеличивало их силу, да к тому же охмуренный чарами и в нужный момент подпитываемый волшбой, спутник был неплохой защитой от всяких там надоедливых охотников на ведьм. Ну, или, в крайнем случае, задерживал оных охотников достаточно надолго, чтобы его хозяйка могла смотаться без ущерба для своей персоны. И самое противное, что даже когда чары ведьмы спадали, несчастный все равно защищал до последнего вздоха а, умирая, шептал ее имя:
- Я вообще понятливый, - пола плаща будто случайно накрыла отведенную назад руку: - Может и тут, что уразумею.
Гарт заговорил.
Я постоянно кивал и поддакивал, чтобы внимание их было обращено на меня, а вернее - отвлечено от рук, а сам подспудно и очень-очень (просто ооооооочень) осторожно ткал «Сеть». Не бог весть какое заклинание, против сильной ведьмы бесполезное, но времени, чтобы подготовить что-то настоящее у меня просто не было. В его задачу входило определить каналы Силы, повесить рядом «маркера» и прицепиться к ним, а в нужный момент внести помехи. Слабые каналы от такого воздействия рвались, а устойчивые входили в резонанс, что могло (теоретически) на какое-то время лишить ведьму ее силы. Огромным минусом «Сети» было то, что, во-первых: в силу стервозности характера ведьмы, у заклинания часто попросту не хватало времени отработать и встать на изготовку, а во-вторых: при активации маркеры часто срывались и весь заряд заклинания уходил в красочный, но увы, бесполезный фейерверк. Плюсом же заклинания была относительная простота, почти автономность и потрясающая точность, позволяющая определить все характеристики канала Силы.
Когда «Сеть» соткалась и отработала, я аж потряс головой от недоумения:
- Брр! Хрень какая-то!
Сказать, что я был озадачен, значит не сказать ничего. Канал был. Очень сильный. Мощнейший из тех, что мне доводилось видеть. И полностью инертный. То есть Кьярли никак им не управляла. И ни одной, даже самой тонюсенькой ниточки к Гарту. И это тоже, если предположить, что Кьярли – ведьма, а Гарт – ее спутник, было оооочень странно. Я даже перепроверил «Сеть», ущипнул себя. Поморщился, потирая ущипнутую пятую точку. Недоверчиво огляделся. Замолкший Гарт и выглядывавшая из-за его плеча Кьярли с недоумением рассматривали меня.
- Так, - я все-таки определился, что все здесь происходящее – реально, никаких ошибок не наблюдалось, и попросил кузнеца: - Повтори, что ты там рассказывал. С самого начала. И давайте уже за стол сядем. А то жрать хочется просто жуть как! Да убери ты свою железку!
И в этот раз я, таки вспомнив, что в голову я не только ем и, кое о чём начав догадываться, направил заклинание не на Гарта, а на сам меч. Мне огромных сил стоило не заржать в голос при виде выражения, нарисовавшегося на лице кузнеца, когда, легко преодолев силу его рук, клинок послушно моей воле лег в ножны. Я оглянулся и махнул рукой Ольжене, зовя ее в дом.
Мы уселись за стол. Хозяин дома все еще, разглядывал свои ладони, пребывая в крайней степени изумления. Подруга его по вполне понятным причинам гостеприимством не лучилась, да и была еще слаба. Так, что пришлось мне и Ольжене распаковывать дорожные запасы (и как только она умудрилась сохранить сумку во всей этой суете?!) и чем было накрывать на стол. При виде снеди Гарт кое-как очухался и поставил на стол пузатый маленький бочонок, в котором оказался духовитый и весьма недурственного качества хмельной мед.
Двое влюбленных сидели на противоположном краю стола, и из них только Гарт периодически отхлебывал из своей кружки, смачивая горло. Ольжена всегда была малоежкой, а на людях и подавно, так, что веселую непринужденную атмосферу деревенского пира пришлось создавать мне. В одно лицо, так сказать. Ну, я и старался так, что за ушами пищало, да мед тек по отросшим усам и бороде. И у меня это, в принципе, неплохо получалось. Благо, что от сегодняшних приключений аппетит разыгрался просто зверский. Когда я особенно разошелся в создании атмосферы и, отхлебнув меда, сыто рыгнул, Ольжена что было силы пнула меня под столом. Я понятливо кивнул и отставил тарелку.
- Что ж приятную часть сегодняшнего обеда призываю считать законченной. Перейдем к насквозь полезной. То есть горькой и печальной. Рассказывай.
- Я уже все рассказал. – набычился кузнец.
- Так, - я усилием воли пригладил шерсть, вздыбившуюся на моем загривке, и как можно спокойнее объяснил: - Вот я сейчас могу встать и уйти. И забуду про вас. А вот те, кому ты сегодня с моей помощью напинал пониже спины – не забудут. И придут снова. Через день или через год, но придут. И судя по тому, как легко они окучили тебя сегодня, у них и во второй раз с этим проблем не возникнет.
Челюсти Гарта сжались до вздувшихся желваков, костяшки на стиснутых кулаках побелели и я уже приготовился убираться ко всем чертям, но помощь пришла откуда не ждали. Кьярли коснулась руки кузнеца:
- Верь ему.
Я перебрал плечами, мельком взглянул на Ольжену. Та хитро улыбнулась и мельком показала мне язык. Я в который раз вынужден был признать, что женщины часто оказываются гораздо мудрее и прозорливее мужчин. Видимо, слишком уж близко к поверхности сидит в нас дремучий дикий предок, которому любой ценой нужно было доказать, что он сильнее.
Гарт наклонил голову, исподлобья глянул на меня, тряхнул гривой и начал рассказ:
- Кьярли не ведьма. Она проклята. Раз в тринадцать дней проклятье находит ее и тогда много недоброго творится вокруг. Молоко скисает. Мелкий скот дохнет. Человек слабый может заболеть и даже умереть. Но во имя Торма это не она! Это Проклятье! – кузнец вскочил, уперевшись сжатыми кулаками в стол и дыша сквозь стиснутые зубы.
-Верю-верю – успокаивающе поднял руки я: - Когда приходит проклятье? Днем? Вечером? В какой-то конкретный день? С женскими делами никак не связано? – ляпнул я прежде чем подумал. Впрочем, тут же перевел дух: жители Островов куда как проще относились ко многому в этой жизни и потому, если бы на материке меня бы уже гнали в хвост и в гриву, то здесь Грат посмотрел на Кьярли, а та, как ни в чем не бывало, отрицательно мотнула головой.
- Приходит ночью. Вернее перед рассветом. Раз в тринадцать дней.
- Когда последний раз было?
Гарт задумался:
- Пять дней тому назад. У Свана коновода тогда жеребята подохли. – кузнец снова стиснул зубы: - Вот он и сказал этим…братьям, что Кьярли ведьма.
- Его можно понять, - пожал я плечами и задумался, потирая бороду: - Да-а-а. Знать бы кто проклял тебя…
- Я знаю, - тряхнула своей золотистой густющей гривой Кьярли.
- Опа-на! – Я аж подобрался, как охотничья собака, почуявшая дичь: - Рассказывай.
- Два года назад в дом моего отца пришла сестра его матери. В детстве она заблудилась в грозу на болотах. Отец рассказывал, что ее искали всем селом, прочесали каждый клочок, каждый омут батогами и сетями прочесали, но не нашли. А через неделю она вернулась. Сначала ее приняли за ганглик.
- Зомби, - шепотом перевел я для Ольжены, нахмурившей брови при незнакомом слове. А сам, пользуясь возможностью, во все глаза разглядывал Кьярли, чьи предки в отличие от пращуров Гарта, уплыли на материк и прожили там достаточно долго, чтоб подхватить светлые волосы и глаза и чуть более мягкие черты почти бесскулого лица, не потерявшие, однако, свойственной островитянам, и по моему мнению, даже несколько излишней правильности. Прямые брови чуть темнее светло-русой шевелюры прямых и очень густых волос по островному обычаю почти не знающих ножниц; довольно широкая переносица; серо-голубые глаза с прищуром, доставшимся от матерей, что ожидали их отцов, стоя на берегу и вглядываясь в морскую даль под соленым ветром; волевой подбородок. Губы, почти не видимая верхняя и нижняя - ровных, правильных очертаний не имели четких границ и были чуть темнее остальной кожи.
- Но жрец, к которому ее отвели сказал, что девочка живая, - меж тем продолжала Кьярли: - Только с тех пор она повредилась в уме. Часто кричала по ночам, вскакивала с кровати и убегала из дому. Утром возвращалась, как ни в чем не бывало. И ее прозвали Угла. А в день своего восемнадцатилетия она исчезла. И кроме отца ее никто больше не искал. Дедушка к тому времени уже ушел в Рассветный город. Бабушка была уже немощной. А остальным и дела не было до умалишенной. Половину осени отец потратил на то, чтоб облазить остров. Пропадал целыми днями. Иногда на два, три дня уходил. А как-то вернулся под утро. Сказал маме, что тетка жива и ушел спать. И все. Больше ни слова про Углу из него не смогли вытянуть. На том и успокоились. И вот два года назад она появилась на пороге дома. Грязная, всколоченная, в каких-то лохмотьях и шкурах, седая, с выпавшими зубами. Ее честь честью приняли, усадили за стол, предложили помыться. На еду она накинулась как зверь, пару платьев себе взяла, а вот мыться отказалась наотрез. Спать ушла на сеновал несмотря на то, что уже начиналась зима. А на следующий день стала приставать ко мне. Звала с собой, обещала то золото, то вечную красоту, то жениха-красавца. То все вперемешку. Она так меня испугала, что я ее толкнула. Угла упала. И нехорошо так - сильно расшибла руку, потому что когда поднялась, то держалась за локоть и сквозь пальцы текла кровь. Я хотела помочь, но она оттолкнула мои руки и зыркнула на меня искоса и исподлобья. А потом прошептала: «Именем костлявых демонов проклинаю тебя!» Я от страха замерла, а Угла коснулась окровавленным пальцем моей шеи и ушла.
Кьярли неосознанно коснулась своей шеи, и я заметил, как дрожат ее пальцы. Девушка сцепила руки и положила их на стол. Гарт накрыл ее ладошки своей лапищей. Самое время и место ввернуть что-нибудь романтичное, но меня, скотину такую, интересовали вещи насквозь далекие от дел любовных. Что-то как-то ни один кусочек картинки не подходил к другому. Не складывалась мозаика.
- Она так и сказала «костлявых демонов»? Не костяные демонов, не демоны кости, - я полистал в голове в справочник Академии, в разделы «кости» и «демоны», но никаких «костлявых демонов» там не упоминалось.
- Хугркалаудбейн, - произнесла Кьярли на местном диалекте.
- Демон с холодными, как лед костями, - я потер бороду, слазил пятерней в затылок, сказал многозначительное «Гм!», но вдохновения, равно как и ответа, там не нашел: - Все равно непонятно. Но я прервал тебя. Прости. Продолжай.
- А что продолжать? Все было хорошо и про тот случай забыли. А ровно год назад Проклятье настигло меня.
- Прости. Ровно год? Ни днем раньше, ни днем позже?
- Это был мой День рождения.
- Ага. День в день. – кивнул я.
- Это важно? - Кьярли с надеждой посмотрела мне в глаза. И только эта надежда, безумная, шальная, да стиснутые до белых костяшек пальцы показали мне - насколько силен ее страх.
- Это может быть важно, - не стал лгать я. Подумал, положив голову на ладони: - У Углы в детстве ее припадки так же случались каждые тринадцать дней?
- Не знаю, - Кьярли мотнула головой: - У нас старались ее не вспоминать. Я-то про неё узнала только после того случая два года назад.
Я потер лицо руками:
- В чем заключается Проклятье?
Кьярли беспомощно взглянула на Гарта. Кузнец помолчал, а потом тяжело, будто выдавливая слова, заговорил:
- Она не помнит. Утром просыпается, будто ничего и не было. Только, очень редко, жалуется на слабость. Но каждую тринадцатую ночь, за час до рассвета какая-то сила вздымает ее в воздух. Она замирает с раскинутыми руками и открытым ртом, и из него раздается жуткий скрип, тихий, но такой, что…- Гарт на мгновение замолчал: - У меня жил кот. От родителей остался. Когда Проклятье настигло нас в первый раз, он кинулся из дома. Будто ослеп – молотился головой в стены, в дверь, пока не налетел на окно. Наутро я нашел его мертвым, у забора. Минут через пять Кьярли опускается обратно и просыпается только утром, как ни в чем не бывало. Но все молоко в доме, пиво – скисают, вода становится тухлой, любая снедь гниет. Кроме кота у меня только Слапен, конь. Его пока Проклятье минует. Но вот у соседей бывает, что куры дохнут или приплод мелкий.
- Каждые тринадцать дней такое или по-разному? – поинтересовался я.
Гарт и Кьярли недоуменно уставились на меня.
- Проклятье всегда с одной силой воздействует? Или когда-то сильнее, когда-то слабее? – перевела мою мысль Ольжена, уже привычная к косноязычию иногда нападавшему на меня.
- По-разному. Может только еда прохудиться, а может как в прошлый раз.
- Эгм! – снова многозначительно сказал я.
Больше ничего стоящего узнать не удалось. И вскоре я поймал себя на том, что просто тяну время, тратя его на уже пустые и ненужные расспросы. Поднялся и бросив:
- Ждите здесь, - вышел.
Ольжена догнала меня у ворот. Обхватила, прижалась к груди:
- Только вернись…
- Обязательно, - я, обхватив ладонями ее голову, поднял, оттер большими пальцами выступившие слезы и еще раз сказал: - Обязательно.
Идти туда, куда я направлялся, не хотелось жутко. Уже хотя бы потому, что я чересчур хорошо представлял себе, что меня там ждет. По большому счету то, что приближаешься к логову ведьмы понимаешь еще задолго до того как увидишь его. Словно свинцовыми гирями гнет плечи и голову к земле, сердце сжимается и обливается холодной кровью. На простых смертных действует безотказно. Я не знаю еще ни одного, кто смог бы хотя бы приблизиться к настоящей ведьме в ее логове. Огненные братья – не в счет. Их жертвами в девяноста девяти случаях из ста были обычные люди.
Если честно, то дорогу до логова ведьмы я не помню. Почему? А вы попробуйте продеть нитку в игольное ушко, натянуть и, взявшись за иголку, провести ею от одного конца до другого ни разу не коснувшись самой нити иглой. Вот примерно такая задачка мне и предстояла. Постоянно «видеть» канал, но при этом ни разу не коснуться его моей Силой. Иначе хэскпа сразу бы насторожилась, и все мои ухищрения пошли бы псу под хвост.
Так, что окружающий мир я заметил все пару раз. Один раз, когда канал переметнулся через длинный и узкий фьорд и, пришлось делать изрядный крюк, а потом снова искать канал, от которого я удалился на добрых три лиги. А во второй раз он уткнулся в стену молодого ельника, продраться сквозь который, не рискуя превратиться в мелкое решето, не было никакой возможности. Но и обходить стороной эту преграду, тратить время и силы не хотелось, и я, представив себя медведем, просто вломился в ельник и попер напрямки. К счастью колючие и пахучие смолой заросли быстро кончились и, дальше дорога легла без особых препятствий.
Уже к вечеру, когда на темнеющем небе, в разрывах облаков стали проступать первые звезды я вышел на топкий, расходящийся под ногами, торфяной берег небольшого озера. В густом вечернем тумане поднимавшемся от воды я увидел посреди озера остров, покрытый тем же лесом, что окружал меня. Никаких покореженных иссушенных стволов и прочей атрибутики приписываемой ведьмам не было и в помине, но вот волосы на загривке начинали потихоньку топорщиться.
Я помянул тихим незлым словом всех ведьм вместе взятых и сам остров и пошел в обход. Из-за ненадежности берега часто приходилось уходить довольно далеко в лес и возвращаться к берегу снова, чтобы увидеть канал. И вскоре стало ясно, что начинается он на острове.
- Что ж мне так везет-то сегодня, а? – в полголоса буркнул я. И тут же мысленно попросил Подательницу удачи о прощении. Ноги уже гудели и я, выбрав кочку повыше и посуше, присел на пять минут, чтобы подумать. С минуту, наверное, «разглядывал» крутую дугу по которой канал спускался вниз и только потом, опомнившись, снял заклинание. Повертел затекшей шеей и потер большими пальцами уставшие глаза.
То, что ведьма жила на острове было с одной стороны плюсом: в случае чего далеко не убежит. Но и по той же самой причине драться будет как затравленный зверь и значит будет куда опаснее. Заклятиями портала ведьмы пользуются редко. Они по природе своей хитры и магия их сильна, но груба. И тонкие магические построения вроде телепортации для ведьм – занятие хоть и доступное, но крайне утомительное. Для примера, открыть портал ведьме это все равно, то кузнечному подмастерью-молотобойцу вышить золотой канителью гобелен. Сделать-то сделает, но не раньше чем через год и при этом исколется, перематерится, угробит кучу ресурсов. Вобщем я был уверен, что - девять из десяти – убегать ведьма будет на своих двоих. Про всякие жутко романтические штуки вроде подземных ходов я даже не думал. Во-первых: до таких предосторожностей ведьмы додумались только там, где на них активно охотились. Во-вторых: болота вокруг, ребята, болота, возможно, самые топкие и древние на земле.
Придя к таким выводам, я поднялся и досадливо отряхнул пятую точку. Кочка, которую я выбрал для раздумий, хоть и была выше остальных, на деле оказалась такой же мокрой как и остальные. Так, что в дальнейший путь я отправился с мокрыми, хоть и не по моей вине, штанами.
Минут через пять, когда почти не ощущаемый ветер раздвинул полог тумана, я увидел фигуру, сидящую с удочкой на берегу.
Услышав мои шаги, рыбак обернулся, разглядывая меня. И не шевельнулся, даже когда я подошел на расстояние одного прыжка. Был он стар. Пепельно-седые волосы обрамляли обветренное лицо с острыми, будто куски гранитных скал, скулами. Подобных скул ныне на островах уже ни у кого, кроме носителей несмешанной древней крови, вроде Гарта, было не встретить. Глаза, поблекшие с годами, смотрели слепо, будто не видя. Куцая, редкая и того же серого цвета, что и волосы, борода покрывала щеки и подбородок рыбака. Крылья тонкого, также уже почти не встречавшегося среди островитян носа нервно трепетали при каждом вдохе.
- Мне нужно на тот остров. – я кивнул на скрывающийся в вечернем тумане клочок суши.
Одет рыбарь был так же, как оделось бы 10 из 10 островитян отправляясь скоротать вечерок на тихом лесном озере. В теплую меховую безрукавку потому, что не смотря на летнюю пору, от озера по вечернему времени тянуло зябким холодом. Под безрукавкой была посеревшая от времени рубаха с рукавами, плотно охватывающими руки до середины предплечья. Плотные шерстяные штаны, когда-то давным-давно покрашенные в синий цвет, были заправлены в промасленные сапоги, голенища которых, узкие и чуть не до дыр вытертые по краям, выглядывали из высокой травы. Выслушав мои слова, он молча поднялся, как полагалось, отряхнул пятую точку и, махнув мне рукой, побрел куда-то вдоль скрытого туманом берега. Я побрел за ним. Проходя мимо удилища, воткнутого в берег и опиравшегося на рогульку, торчавшую из воды, я разглядел рядом с ней пустой садок для рыбы. «Странно! Судя по всему рыбы здесь навалом», - подумалось мне: -«Ну да всякое бывает и байки про рыбацкую удачу тоже не всегда байки»
Шагов через пять обнаружились мостки, к которым была привязана таута – лодка с каркасом из ивовых прутьев обтянутая пропитанной жиром кожей. «И где он такую древность выкопал-то?» - подумалось мне, но, садясь в лодку, я заметил, что прутья каркаса даже потемнеть не успели, да и сама кожа и веревки, которыми она крепилась к остову, были как новые. Будто тауту сделали, в лучшем случае неделю назад. А ведь такими лодками на Хельме не пользовались вот уже больше пятиста лет. Загадка на загадке!
Сумерки и плывущий над водой молочно-белый туман стерли все краски, кроме королевского темно-фиолетового бархата неба и оттенявшего его золота вечерней зари на западе.
Рыбак сноровисто взмахивал веслом, почти без всплеска погружая его в темную воду лесного озера. Заря быстро, гораздо быстрее, чем мне того хотелось угасла и на потемневшем небе высыпали звезды и сквозь зубчатый край леса показались рога стареющей Луны. То здесь то там по ровной водной глади расходились круги от плавающей у самой поверхности рыбы. Периодически шумно и хлестко в прибрежных водорослях била хвостом охотящаяся щука. Но это были единственные звуки, слышимые мной. Ни птичьих трелей, ни цикад, ни надоедливого зудения комаров. Будто вся наземная живность покинула эти места. Полное безмолвие. Только, да и то если внимательно прислушаться слышался странный скрип, когда рыбак переносил весло со стороны на сторону.
Вскоре таута ткнулась задранным носом в топкий берег острова. Рыбак прижал лодку бортом к берегу и ловко выскочил, на удивление надежно, будто обладал нечеловеческой силой, удерживая ее ступней.
Выбираясь из лодки, я будто бы неловко пошатнулся, наклонившись за мешком, и только в последний момент уклонился от удара небольшой палицы. Нойор, клянусь, сам прыгнул мне в ладонь, мне осталось лишь выбросить руку вперед, вонзая широкий клинок в живот рыбака. Я редко баловал Лунного брата, но сейчас, видя остекленевший взгляд ведьминого прислужника, я коротким усилием воли снял запрет, и Нойор, плотоядно урча, принялся поглощать жизнь и силы своей жертвы. Я не очень любил в Лунном брате его вампирскую сущность, но сейчас она оказалась весьма кстати. Убей я прислужника простым мечом или Айаном, ведьма почувствовала бы выплеск энергии и насторожилась. А так, уже через несколько мгновений в мутную тяжелую болотную воды почти без всплеска упало то, чем собственно и являлся, поднятый из болотной трясины черной ворожбой и поддерживаемый ею, «рыбак»: иссушенная мумия, много лет пролежавшая в торфяниках с обрывками полуистлевшей одежды, клочками волос на висках и подбородке, щербатым ртом и бельмами на вытаращенных глазах.
Остров оказался больше, чем выглядел с берега. Уловки ли хэскпы тому виной, природные ли аномалии, коих на архипелаге было немеряно и несчитано, но до центра острова, чей поперечник не превышал четырехсот шагов, я добирался почти час. Впрочем, никаких особых ужастей и странностей, кроме все возрастающего ощущения близости логова да одного занятного случая не произошло. Примерно на середине моего пути по запутанным лесным тропинкам острова Айан толкнулся в ножнах. Поначалу я не обратил на это внимания, но когда он чуть не отбил мне почку, пришлось присесть на пенек и достать Солнечного Брата на свет неверной Луны. Айан успокоился, зато задергался Нойор. Я вытащил и его и уставился на клинки:
- Ну, и?!
Братья выплыли из моих рук, замерли вертикально над землей. От Лунного к Солнечному протянулся тоненький лучик света, и клинки начали вращаться как веретена. Айан – по солнышку, а Нойор – против. И вскоре зеленоватое свечение, окружавшее Нойор, как клубок ниток, уменьшилось, почти исчезло совсем, будто бы перетеча к Айану и окружив его почти незаметным бело-желтым коконом света. Затем клинки легли м не в ладони и я убрал их в ножны. Все это заняло очень мало времени: кленовый лист, сорвавшийся в полет, когда я сел на пенек еще не коснулся земли, а я уже шел дальше.
Но вскоре тропинки, спутанные хуже, чем мысли у месяц не просыхающего гнома, все же сдались и пересекшись в очередной раз сошлись в одну и привели меня к зарослям ивняка столь густым и столь высоким, что даже задрав голову я не увидел, где они кончаются. А прямо передо мной зиял, выделявшийся своей чернотой, даже в ночной тьме, провал, ведущий вглубь логова, ибо ничем иным эти заросли быть не могли. Я поднял «Щит» и, наклонив голову, шагнул во тьму. И едва я вошел, как виски, сдавило донельзя знакомым заклятием. Разобрав его замысловатую вязь, я от удивления даже ослабил «Щит» и заклятье вползло в мое сознание.
Меня окружали, как часто можно было встретить в домах южной Беллардии, оштукатуренные и покрашенные в бело-желтый цвет стены. Вышитые занавески на широких низких окнах. Побеленная и размером почти в полдома печь, в отворенном зеве которой пылали золотым жаром угли. Медный начищенный рукомойник в углу, с длинным полотенцем, украшенным тем же узором, что и занавески. На полках, тянувшихся под потолком, куча всякой глиняной утвари. Добротный стол, широкий, массивный и лавки по обе стороны от него так и приглашали присесть и отобедать. Пол, выскобленный усердной хозяйкой д золотистого свечения свежего дерева.
Я усилил защиту и усмехнулся: сперев это заклинание или додумавшись до него сама ведьма не учла одного фактора: да, заклинание могло, как сейчас, работать автономно, но в этом случае, оно оперировало с образами заложенными в бессознательную область зачаровываемого. Будь вместо меня кто-то из местных, он увидел бы вполне привычную и идиллическую для него картину.
А мне встретить показанное мне великолепие солнца, света, неба и тепла здесь, в краю северных ветров, серого стылого моря и красно-черных, не поддающихся ни ветру, ни волнам, скал было как минимум неожиданно.
Однако я был вынужден признать, что несмотря на недочеты, картинка нарисована была столь восхитительная, что оставалось только всплеснуть руками. Что я и сделал только не от умиления, а с целью активировать «Утреннюю зарю»- мощнейшее заклинание, сбивающее любую иллюзию. Как-то я даже гармонтовы фокусы им развеял. Правда, часа четыре блевал потом после отката, но не суть. Я хлопнул в ладоши. Морок спал. Исчезли теплые побеленные стены и добротная печь. Вместо них проступили кусты ивы туго перевитые ведьминым колдовством. Дыры в них были кое-как замазаны грязью смешанной с сухой почерневшей травой. Костерок, чадивший в очаге, сложенном из остроконечных камней наполнял логово едким дымом и освещал его в той мере, что я видел лишь очертания предметов и движение размытого силуэта в углу напротив меня. Да еще какой-то непонятный шар, висящий чуть выше в том же углу, сразу же бросился мне в глаза. И не видимый вовсе в дыму он, однако, притягивал взгляд и чем дольше я смотрел, тем явственнее видел его.
Но свою роль иллюзия все же сыграла: я потратил драгоценные секунды, и сработавшая ведьмина ворожба всей своей черной мощью обрушилась на меня. «Щит» честно отработал потраченные на него силы и, не пропустив ни капли ядовитого колдовского дыхания, жалобно хрупнул под чудовищным давлением и распался, а моя Сила… (Вам когда-либо прилетало со всей дури по раскрытым ладоням?) Вот, примерно, так я ощущал свои магические способности: полное онемение вкупе с сильной жгучей болью. Ведьма, появившаяся из клубов чадного дыма, ощерила беззубый рот в радостном оскале. Соображалка моя, видимо, от сильного испуга заработала с такой скоростью, что я не успевал следить за скачками мыслей. Прыжки эти вылились в то, что рука вытащила из заплечных ножен Айан и метнула его в ведьму, будто метательный нож. Однако, Солнечный Брат решил немного по-своему и сорвался из пальцев чуть раньше. Золотой молнией пронизав удушливый мрак логова, он с каким-то хищным гулом вонзился в странный шар над ведьминой головой. Вроде бы ничего не произошло, ни звука, ни движения, но весь чад, смрад и дым мгновенно пригнело в полу и выдавило через дыры в стенах и хрупнувшую слюду единственного крохотного окошка вон из дома. Да где-то скорее грудной клеткой, чем ушами я ощутил низкое-низкое «Бум!»
Ведьма округлившимися и полными ужаса глазами воззрилась на клинок, торчащий из непонятного клубка сухих сучьев, травы перьев, грязи и ниток, а потом выкрикнула слова в матерной форме определяющие мои умственные способности и ринулась к окошку.
Ей оставалась всего пара шагов до спасительной тьмы, когда проткнутый шар полыхнул так, что, в последний миг вновь поднятый мной «Щит», разлетелся в мелкие осколки и, меня взрывной волной вместе с дверью вынесло в ночь. Проломив низкий кустарник так, будто его и не было, дверь вместе со мной унеслась в лес. Там мы повстречали на своем пути то ли достаточно толстый древесный ствол, то ли валун подходящих размеров и радостно затормозили об это препятствие, результатом чего явилось мое временное выпадение из реальности.
Я очнулся от резкого сильного запаха. Сморщился, тряхнул головой и открыл глаза.
- Слышишь меня нормально? – участливо поинтересовался Адалард Швайнштайгер, протягивая пузырек с пахучей гадостью кому-то из своих парней.
- Ага, - кивнул я.
- Еще раз так сделаешь, я запру тебя туда, где ты даже пердеть будешь только с разрешения, - очень спокойно, будто бы не сидел на корточках посреди выжженного до состояния пепла острова.
- А что я сделал? – еще видимо не до конца очухавшись, спросил я.
Глава восьмого отдела бросил на меня тяжелый взгляд, от которого в мозгах окончательно прояснилось и я осознал всю серьезность происходящего, но до ответа Швайнштайгер все же снизошел:
- Не успей мы вовремя, Острова снова начали бы тонуть. Только гораздо быстрее.
- А?..
- Через два часа здесь бы плескалось море, - Адалард не дал мне даже задать вопрос: - А ты очухался бы в двадцати лигах отсюда. Вниз.
Я резво сел, огляделся, ощупал горячую почву под собой и, указательным пальцем показав направление, изумленно-вопросительно поднял брови:
- Туда?
Глава восьмого отдела, закрыл глаза, вдохнул, выдохнул носом, поднялся и коротко бросил подчиненным:
- Этого – вон отсюда!
- Я сам! – попробовал вякнуть я, но меня даже не стали слушать: двое ребят подняли под митки , шлепнули на грудь метку, синхронно отшагнули и один из них сломал, направив в мою сторону, одноразовый кристалл перехода.
- Вот же козлы! – разозлился я, увидев в вязи телепортирующего заклинания знакомые узоры, но договорил уже в лицо испуганной Ольжене: - Мою идею сперли! – поднял голову и добавил: - И меч мой верните, скоты!
Над моей головой выпал из Промежутка, Айан и пребольно ударил меня по макушке. Подхватив меч прежде, прежде чем он еще что-нибудь натворит, я поспешно убрал его в ножны. И только тут увидел страх плескавшийся в глазах Ольжены.
- Что?
- Кьярли умирает!
Я метнулся к постели, над которой склонился Гарт. Кьярли была без чувств, бледна до синюшности губ, рот бессильно приоткрылся, дыхание было очень частым и поверхностным. Я ударил ее по щеке ладонью, но ничего не произошло: только голова девушки бессильно мотнулась.
- Сделай что-нибудь! – Гарт сгреб меня за грудки и затряс как тряпичную куклу.
Я разжал его руки и снова наклонился над постелью. Потянулся к сознанию девушки, но едва я коснулся ее Силой, сердце ее тут же сбилось с ритма, дыхание почти исчезло. Я в ужасе отпрыгнул от умирающей.
- Что? – в один голос вскрикнули Гарт и Ольжена.
Не слушая их, я метнулся к постели, нащупал на шее Кьярли артерию. Пульс был, но еще слабее чем секунду назад, дыхание стало чаще. Стыдно признаваться, но то, что я сделал тогда, все-таки было банальной паникой. Я во весь голос, надеясь невесть на что, выкрикнул заклинание телепорта, которое должно было переместить меня в Орху.
- Долго думал, м-м-магистр! – услышал я гневный голос Альбуса еще прежде чем Промежуток выплюнул меня в его личном кабинете(!). Чего быть попросту не могло!
- А, - я открыл было рот, но Альбус сунул мне в руку какой-то мелкий предмет и скомандовал: - Это дашь выпить девушке. Потом переместишься по этим координатам! - и сунул мне под нос клочок бумаги, разобрав записи на котором я впал в прострацию.
- Повезло же мне, - буркнул Архимаг и повел рукой, перемещая меня обратно в дом Гарта.
Я не глядя ни на кого, подошел к мертвенно-бледной Кьярли, чуть приподнял голову, и вложил в приоткрытый рот предмет данный Первым. Ольжена тут же протянула мне кружку с водой, и я заставил Кьярли проглотить пилюлю. Девушка сморщилась, но когда я зажал ей нос и рот ладонью, все же сглотнула и судорожно вдохнула едва я убрал руку. Щеки ее тут же порозовели, губы налились цветом, дыхание стало ровным и глубоким. Убедившись, что сию минуту умирать она уже отдумала, я достал листочек с координатами Альбуса, сотворил портал и, зачем-то набрав полную грудь воздуха, шагнул в него.
Темно было - хоть глаз коли! С неприятным звяканьем, чем-то схожим со скрежетом железа по стеклу, портал закрылся за моей спиной. Я вытянул перед собой руку, но ни увидел ее, ни смог дотянуться хоть до какой-то опоры. Осторожно, будто стоял на пятачке чуть большем, чем две мои ступни и поминутно ожидая, что рука наткнется на пустоту, и я грохнусь в бездонную тьму, я ощупал пол под собой. Нормальный, твердый пол. Только металлический. Я выпрямился и даже попрыгал, но он не шелохнулся. И тогда я решил сотворить свет. Но акт эпигонства ничего особого не дал. «Свеча» выхватила из тьмы ровные гладкие стены той же фактуры и цвета, что и пол. Три стены помещения смыкались под прямыми углами, а четвертая шла длинной дугой. Ни окон, ни дверей в помещении не было вообще. Я попробовал усилить свет, но стоило мне только попытаться сделать это как откуда-то (а мне показалось, что со всех сторон) на меня обрушился жуткий воющее-режущий звук. Рявкнуло так, что я аж присел, зажимая уши руками и зажмурившись. Я послушно уменьшил яркость «Свечи» и вой стих.
Зато в стене противоположной дуговой открылся проход, в который вошла довольно высокая и непропорционально узкая фигура со странным, матово-белым светильником в опущенной руке.
«Следуй за мной», - возник в моей голове приказ настолько лишенный любых эмоций, любой окраски, любой ауры, что я сначала не понял его. Даже полное безразличие имеет серый, мышиный цвет, а здесь – ноль! Ничего! От этого зябким холодом пробрало вдоль позвоночника и, эта оторопь слегка привела меня в чувство потому, что второй приказ я и услышал и понял.
И чем дальше я шел за своим проводником и тем отчетливее понимал, что дороги судьбы опять свели меня с чем-то нечеловеческим. Ибо так узки и выпирающи сквозь ткань плаща были его плечи и так дергана и несуразна походка, что человеком он быть не мог. Поддавшись минутному желанию, я сдернул с проводника капюшон. И замер, парализованный ужасом. Ибо ожидал увидеть что угодно: рога, щупальца, голый костяной череп, чешую, перья - словом – все. Кроме того что увидел. Ровного серого цвета цилиндр, чуть длиннее моей ладони, ниже переходил в длинную металлическую трубку, которая там, где у человека начинается шея, перекрещивалась с двумя такими же, но только горизонтальными трубками. Существо, как будто ничего не произошло, накинуло на свой цилиндр капюшон, обронило свое, морозом продравшее спину «Следуй за мной» и, не дожидаясь реакции, бодро пошкандыбало дальше.
Придя в себя, я подумал о том, чтобы вернуться к себе в безопасные и родные «свояси», но меня остановила мысль о том, что Альбус вряд ли отправил бы меня куда-нибудь, где мне угрожала бы серьезная опасность. И потому я быстрым шагом догнал существо, но из какой-то нутряной брезгливости (самоуважение не давало назвать испытываемое чувство страхом) пошел в пяти шагах от него.
Долго ли коротко ли, но длиннющий и прямой как стрела коридор кончился, и мы вышли в небольшой зал, в центре которого я увидел знакомую фигуру, закутанную в белый меховой плащ.
Проводник мой, убедившись, что я доставлен до места, отвернулся, подошел к стене сплошь и рядом покрытой какими-то колесиками, ручками, рычажками, всех форм и размеров циферблатами, откинул небольшой стульчик и, сев на него, замер. На одном из циферблатов перед ним возникло красное свечение и проводник, одной рукой опустил небольшой рычажок на одно деление, а второй рукой покрутил колесико похожее на корабельный штурвал в миниатюре. Циферблат засиял ровным зеленым светом и мой проводник, опустив руки, замер. А я убедился в своей догадке: рука существа, вернее, та ее часть, которую я разглядел, когда рукав съехал вниз – состояла из таких же, только меньшего диаметра трубочек, соединенных шарнирами.
- Не спрашивай кто или что это, - Архимаг предвосхитил мой вопрос: - Я и сам не знал о них, пока три тысячи лет назад они не обратились к Совету за помощью. Из их послания мы поняли, что в их машине иссякает источник энергии, и она начинает тонуть и уволакивает за собой архипелаг. Мы сумели зарядить их источник, но не полностью. Что-то пошло не так и, треть их источника выгорела. И потому, поднять машину на прежнюю глубину они не смогли. Удалось лишь удержать ее на плаву.
И все бы ничего вот только каким-то черным чудом та ведьма, дом которой ты спалил вместе с островом и озером, сумела найти это место и подключиться к источнику. Но не учла его мощи и, чтобы не сгореть от его Силы, не нашла ничего умнее как переключить часть канала на свою дальнюю родственницу, подошедшую по крови. Но та не смогла принять даже и той доли, что перепадало ей, и ведьме пришлось создать временное хранилище, а избыток сбрасывать через родственницу на ту местность, где она была.
- Так вот почему чертовщина творилась там, где была Кьярли! – догадался я.
- Отчасти, - кивнул Альбус: - И это бы тоже никого особо не волновало бы и продолжалось бы еще очень долго, но тут появляешься ты. И как всегда находишь самое нетривиальное решение стоящей перед тобой проблемы. Потому, что тыкать железякой в хранилище под завязку наполненное энергией – обычным, даже для тебя, поведением – не назовешь.
Я подавил в себе детское: «Это не я! Это все мой меч!» и тяжело вздохнул, повесив голову. Альбус не обратил на мою пантомиму ровным счетом никакого внимания:
- Когда рвануло хранилище, взрывной волной повредило и Источник. И если бы восьмой департамент не подоспел вовремя…- Альбус замолчал, а очень умный я поддакнул:
- То Острова очень быстро затонули бы! Да?
Первый смотрел на меня таким взглядом, что я почел за лучшее захлопнуть пасть и стыдливо опустить очи долу..
- Вот что меня в тебе всегда поражало, - наконец совладал с собой Альбус: - Так это поистине детская непринужденность и наивность. – Архимаг помолчал и добавил уже совсем другим тоном, уставшим и надломленным: - Не успей Адалард вовремя, промедли он хоть пару секунд, этому миру пришел бы конец. На месте Островов образовалась бы воронка размером с Северное королевство, весь западный континент выжгло бы пламенем взрыва, а южный восточный затопило бы поднятыми взрывом волнами. Поэтому, очень тебя прошу, - Первый подошел ко мне, положил руку на плечо и заглянул в глаза: - не тыкай своими железками туда, куда собака свой нос не совала.
И потому, что вместо слова «нос» Альбус использовал совсем другое, похабное слово, а пуще того по его взгляду, в котором страх смешался с облегчением, я понял, что он ни капли не шутит.
И покаянно повесил голову:
- Договорились. Не хочу пердеть по чьему-то разрешению.
Архимаг нахмурился, не понимая о чем я, потом до него дошло, и через миг мы уже в голос смеялись над этой казарменной вобщем-то шуткой. В ста лигах под землей, через час после неслучившегося конца света, в окружении безучастных машин, занятых какой-то только им одним понятной работой.
- Пойдем, - Альбус мизинцем оттер выступившие в уголках глаз слезы и махнул рукой: - Здесь есть места куда более гостеприимные.
- А… - открыл было рот я.
- Это место самое ближнее к разрешенной точке телепорта.
- Разрешенной?! – воскликнул я.
- Просто возмущения, вызываемые магическими манипуляциями, выводят из равновесия Источник. А чем это чревато ты знаешь. Нашим эмоционально холодным хозяевам огромнейшими усилиями удалось экранировать одну из комнат, чтобы мы могли перемещаться сюда. Так, что «разрешенная» в данном случае - единственно приемлемая для всех.
- Пусть будет так, - мотнул я головой.
- Почему для тебя так критично осознавать пределы твоих возможностей? – Альбус тряхнул меня за плечо: - Ведь даже боги знают, что не всемогущи.
- Но им никто ничего не может запретить. – парировал я.
- Ты уверен? – взгляд Архимага стал ироничным, а сам он остановился: - Часто общаешься с богами?
- Стараюсь без нужды не лезть.
- Мудро, - с этими словами Альбус коснулся ничем не выделяющегося участка стены. На казавшейся монолитной ровной поверхности проступили две почти незаметные тончайшие линии, и кусок стены размером с дверь выдвинулся вперед и отъехал в сторону. Я заглянул внутрь и увидел вполне себе дорого меблированную маленькую комнату с двумя креслами, столиком между ними и…окном, за которым всходила луна над неприветливо-серым Северным морем.
- А..?- я, не находя слов, указал на окно.
- Не знаю, - отрицательно помотал головой Альбус, подходя к столу и откупоривая бутылку: - И даже знать не хочу. Мне бы со своими грехами разобраться, прежде чем в чужие лезть. Присаживайся.
Я ошарашенный донельзя плюхнулся в кресло и будто воды из ведра, отхлебнул из бокала такой тончайшей работы, что, казалось, рубиновое вино только силой магии удерживается в форме цветочного бутона. Словно мстя за такое хамство, сильнейший аромат ударил в нос и, второй глоток я сделал уже осознанно, понимая ЧТО я пью и как это редчайшее вино стоит пить: маленькими глотками – чуть больше чем смочить губы – не спеша проглатывать, а позволяя тончайшему букету раскрыться, заполнить собой все пустоты и объемы и только, когда от самого глотка почти ничего не останется – проглотить эти тающие рубиновые капли.
- Сколько их у тебя осталось? – я указал на покрытую тысячелетней пылью бутылку.
- Всего одна, - вздохнул Архимаг: - Берегу на самый крайний случай. Выдохни. Часа три четыре еще есть. А потом опять придется решать судьбы мира.
Вне, так сказать, круга своих профессиональных обязанностей Альбус был прекрасным собеседником: умным, парадоксальным, едким. И я с удовольствием проговорил с ним остаток этой ночи, смакуя мысли, фразы, слова и вино. И я не могу сказать, что из этого доставляло мне большее удовольствие. Понятно, что не различия философских течений мы обсуждали и разговор вертелся вокруг произошедших событий. Многое в них было непонятно нам обоим. Что-то объяснил мне Альбус, какие-то мелочи рассказал ему я. И в целом вырисовалась картина, для принятия которой мне потребовались значительные усилия. Когда Источник вошел в резонанс, по каналу к Кьярли прошло такое количество Первичной Энергии, что, являясь основой жизни вообще, именно для Кьярли она стала ядом. И пилюля, которую дал мне Альбус, с одной стороны блокировала поступление Силы в организм Кьярли, а с другой – усыпила девушку, чтобы ее собственных сил хватило на поддержание жизни.
Я вякнул, было, еще про одну пилюлю, но Альбус печально покачал головой:
- Ты хочешь, чтобы она проспала всю жизнь?
- То есть, просыпаться ей нельзя?
- Часа на два, не более. Потом это время будет сокращаться. Примерно через год просыпаться ей будет уже нельзя.
- Ситуёвна, - потер я подбородок: - От святой конгрегации я бы их спрятал, но тут…
Я взглянул на архимага и понял, что тот уже долго смотрит на меня. И взгляд его поразил меня до глубины души. Всякое я видел в этих глазах: гнев, брезгливость, одобрение, недоумение, один раз даже ужас, но сейчас я читал там как в открытой книге – сострадание.
- Есть один выход. – Архимаг опустил взгляд на свои руки: - Кьярли сейчас как человек подмятый волной. Жизнь невозможна без воды, но когда ее много, вода убивает. Нужно поместить девушку в мир достаточно далекий от Ока, чтобы его Сила просачивалась туда в степени достаточной для поддержания ее жизни, но не более того. Гарту, как прямому потомку Невозжелавших, это не повредит.
- А это выход! – повеселел я, поднимая бокал с вином. Но Альбус не поддержал моего энтузиазма. Так же, не поднимая глаз, и тем же голосом он продолжил:
- Но знай, что с точки зрения Ока это – проклятие. Ты изгоняешь их из этого мира. Не из этого плана Сущего, а из мира вообще.
- Но…
- Поверь, для Ока нет никакой разницы, что они уйдут по своей воле. С его точки зрения проход откроешь им ты и, значит, ты вынудишь их уйти. Кстати, знаешь, что тебе придется отдать за это?
- Что?
Альбус назвал. Я уже подносил бокал ко рту, но услышав его слова, поставил его на столик и потер разом занемевшие шею и лицо:
- Ни много ни мало…
- Ты можешь оставить все как есть.
- Да счас, ага! – я схватил бокал и отпил: - Штаны токмо подтяну.
В этот момент дверь бесшумно распахнулась и в комнату, без малейшего соблюдения хотя бы каких-то признаков вежливости, вошла фигура, замотанная в плащ. Подошла к Архимагу и опустила на стол какой-то листок. И не дожидаясь, реакции вышла.
- Ага, - Альбус пробежал глазами по клочку бумаги: - Я попросил наших гостеприимных хозяев подобрать миры схожие с нашим по уровню развития, но достаточно далеко расположенные от Ока. Это – он протянул бумажку мне: - список подобных миров в координатах понятных Оку.
Каюсь, я на пару мгновений замешкался, как будто Альбус протягивал мне спящую ядовитую змею, но совладал со страхом и взял список.
. И довольно долго держал его перед собой, будто бы читая, но самом деле, пытаясь усмирить мечущиеся мысли и унять дрожь в руках. Справившись с собой, аккуратно свернул и убрал список в пояс и, чувствуя, как дыбится шерсть на загривке моей подозрительности, взглянул на Альбуса:
- Ты всегда все просчитываешь?
Архимаг недоуменно воззрился на меня.
- Список принесли, как только разговор коснулся этой темы, - пояснил я мой вопрос.
- Чистой воды совпадение, - абсолютно искренне развел руками Альбус. И грустно улыбнулся: - Да и я слишком хорошо знаю тебя, чтобы думать, будто ты покоришься судьбе.
Я смотрел на них и в который раз поражался: насколько при всей своей разнице они схожи. Гарт, похожий на грубо ограненный кристалл и Кьярли, вся мягкая и округлая как капля дараска омытая и окатанная морскими волнами. Оба высокие, сильные, с гордой посадкой головы и прямым взглядом, истинные дети тех отважных мореходов и воинов, что умудрялись на своих несовершенных судах наводить ужас на, без малого, целый континет, как гнев богов, рушившись на города и села. И мне оставалось только надеться, что беспощадное время не выветрит из них и их потомков эту древнюю, могучую и благородную породу.
Все, что можно было сказать - уже было сказано. Когда утром Кьярли проснулась, я им рассказал и объяснил все, что мог и на что имел право. Не скажу, что они с радостью восприняли принесенные мною новости, но коротко посовещавшись в полголоса (мы с Ольженой стояли в это время на улице и любовались довольно редким явлениями на архипелаге – безоблачным рассветом), вышли, держась за руки и, Гарт кивнул:
- Мы готовы.
На поясе его висел меч. Через плечо переметнулся ремень объемистой дорожной сумки, в которой лежало немного снеди, смена теплого белья, склянки с разными лечебными зельями. Не магическими, простыми. Ускоряющими регенерацию, снимающими боль и жар, позволяющими не спать неделю. Мне пришлось сильно попотеть чтобы сварганить все это врачебное разнообразие за то недолгое время, которое нам оставил недуг Кьярли. Сама она бледная и с запавшими глазами стояла оперевшись о руку Гарта, но, гордо подняв голову, без страха смотрела мне в глаза.
Она уже сделала выбор и готова была встретить свою судьбу. Любую. И даже, если потребуется, встать плечом к плечу с мужем, сжимая в руках меч и круглый раскрашенный щит, как делали это в минуту смертельной опасности ее прародительницы много веков тому назад. И до берега моря, откуда я решил отправить их в их новый чудный мир, она хоть и, побледнев еще больше и в конце пути оперевшись на руку Гарта, дошла сама. Там она села на большой замшелый валун, оперлась об него ладонью и замерла так, глядя на море. Ольжена в безотчетной заботе о больной села рядом, чуть сзади и коснулась ее руки. Кьярли обернулась, взглянула на Ольжену и улыбнулась так, что даже я, как обычно терзаемый многими и многими сомнениями, безотчетно поверил: все будет хорошо.
Гарт отвел меня в сторону:
- Что нас там ждет?
Я сжал его плечо и невпопад сказал:
- Береги ее. Второй такой больше нет и не будет.
Свидйор посмотрел на девушку и во взгляде его, в какой-то неуловимой эмоции отобразившейся на его лице я увидел…что - до сих не знаю. Вернее не так…знаю, но не найду слов. Где-то когда-то очень давно я прочитал такие слова: «Великие вещи требуют, чтобы о них говорили величественно, то есть просто и с непорочностью либо молчали». Слов у меня нет и не было, так, что я промолчу. Есть вещи, вне пределов человеческого или иного языков, вещи ощущаемые духом, сердцем. Я понял одно: даже если небесный свод начнет рушиться, Гарт будет держать его на плечах, оберегая свою Кьярли.
Я смотрел на них и думал: знали ли эти двое, отравляясь на прогулку вчерашним утром, что уже через неполные сутки им придется покинуть навсегда родной для них мир? Нет, конечно. Но бывают в жизни человека дни, которые меняют эту его жизнь полностью. Просто не оставляя иного выбора как начать все с нуля. Оставить за спиной все: родной дом, знакомых, друзей, семью – поистине все - и жить дальше. Кто-то сдается в этот момент и медленно умирает в мире своих призрачных надежд, кто-то ломается и несет в себе только боль утраты. А кто-то, как эти двое, веря в себя и друг в друга, хоть и с затаенным страхом в груди, но идут вперед.
Я выбрал для них хороший мир. За три часа оставшиеся до рассвета я помотался по координатам, данным Альбусом и, среди более чем двадцати миров выбрал один. Там был океан, высокий скалистый берег, птицы очень похожие на чаек, река, спускавшаяся с древних и почти сглаженных временем гор, бескрайнее небо очень красивого лазурного оттенка. И люди, высокие, светловолосые с удивительными, будто светящимися изнутри глазами необычайно-прекрасного изумрудного цвета. Я пробыл у них почти час из отведенных мне трех. Попробовал их пищу, которая хоть и показалась мне пресноватой, но была более чем съедобна. Заглянул в их дома и сердца и не нашел там ничего, что насторожило бы меня. Они жили в ладу с собой и с миром.
И когда я убедился в верности мой находки, то метнулся к Альбусу с просьбой, выслушав которую, тот возопил: «Ты что, совсем рехнулся?!», но через полчаса понял, что я не отстану, и выбить из моей головы втемяшившуюся в нее идею невозможно, махнул рукой: «Делай, что решил, полоумный!» и, добавив: «Я в этом самоубийстве не участвую!», открыл мне портал к Оку.
То, что мне пришлось отдать за мою задумку – вдвое превышало цену изгнания Гарта и Кьярли, но в этот раз я, даже не задумавшись, согласился. Дело в том, что Кьярли еще не знала об этом, но ночью, потянувшись к ней Силой, я почувствовал, что она уже несла в себе их будущего сына. И отчасти именно этим объяснялось то, с каким ужасом и поспешностью я отпрянул от нее тогда. И то почему сейчас сделал все, чтобы родившись в мире изумрудноглазых людей, их сын мог продолжить свой род. Как и дети, которые родятся у Гарта и Кьярли уже в их новом мире.
- Хороший мир. – наконец выплыл из мыслей я: - Есть океан, скалы. Люди, во многом похожие на нас. Я думаю вам, там будет хорошо.
- А…- Гарт помолчал, подбирая слова: - Как это будет?
- Быстро, - улыбнулся я: - Ну, может, потрясет чуть-чуть.
- Кьярли это не повредит?
- Нет, - я отрицательно мотнул головой: - Ни ей, никому другому. Я обо всем договорился.
Я дико устал, но знал и чувствовал, что сделал все, что должно и можно было сделать и потому эта усталость не давила на плечи, а какой-то приятной теплотой и расслабленностью отзывалась в теле.
- Пора, - обронил я, увидев приземлившуюся на дальний валун сову – Альбус, узнавший, что мне потребовалось отдать за сою идею, еще раз нелестно отозвался о моих мыслительных способностях и сказал, что портал откроет сам. А для того, чтобы такой идиот, как я, опять не начудил и ничего не перепутал, пообещал прислать своего вестника. Никто кроме меня не услышал, как сова ухнула: «Время»
Я поднялся, Гарт подошел к Кьярли и помог ей встать. Ольжена доселе сохранявшая спокойствие вдруг разрыдалась и, обхватив руками их обоих, замерла. Гарт положил свою лапищу ей на плечо, а Кьярли что-то в полголоса с улыбкой говорила, гладя Ольжену по волосам и с улыбкой глядя на нее.
- Пора!
- Ну, еще хоть минуту! – обернулась ко мне Ольжена, но я, чувствуя, как по моим плечам начинает струиться передаваемая Альбусом Сила, отрицательно мотнул головой. Ненаглядная моя порывисто обняла влюбленных и, не отводя от них взгляда, подошла ко мне. Я дождался, пока Гарт и Кьярли встанут на условленное место и громко и четко, будто школяр на экзамене, прочел заклинание перехода, вставил в него зазубренные до головной боли координаты и активировал портал.
Над утесом, где стояли, взявшись за руки Кьярли и Гарт, сгустился плотный, белый-белый туман а, когда, спустя несколько минут, он рассеялся, на гранитной ладони скалы возносимой высоко над морем стояли только я и Ольжена. На голубом-голубом и, казавшимся бездонным, небе плыли облака, раскрашенные заходящим солнцем во все тона золотого и розового. Море, обычно серое и штормовое, сейчас неожиданно усмирило свой склочный нрав и волны его, ложившиеся на песчаный пляж, ничем не отличались от своих южных собратьев. Кричали чайки и, легкий бриз дышал теплом и негой.
- Это всегда так грустно? – Ольжена потерлась щекой о мою грудь
- Поверь, - я погладил ее по плечу: - Это еще счастливый конец.
- Счастливый, но очень грустный.
Я наклонил голову, заглянул ей в глаза и…просто крепко обнял.
Много можно было бы сказать. И то, что конец любой истории – это всегда начало другой. И что расставаться всегда тяжело. И что другого пути не было. И то, что наша с ней история продолжается и будет еще множество других приключений. Будет еще целая жизнь. Но…вместо этих умных и правильных слов я затолкал в пасть моему внутреннему голосу кляп, проверил: надежно ли сидит и… просто стоял, вдыхая аромат волос Ольжены, слушая крики чаек под аккомпанемент рокочущего далеко внизу прибоя, любуясь бескрайним простором неба и моря, сливавшимися воедино там, за тонкой линией горизонта и ощущая на лице ветер, соленый и наполненный солнечным светом.