Предыдущая глава:
http://www.proza.ru/2017/10/10/48
Отец переехал в свою новую комнату и с удовольствием зажил свободной холостяцкой жизнью. Он, помимо работы, много читал, размышлял, вёл свои дневники, занимался музыкой, продолжал заниматься гипнозом, а также проводил научные опыты с тараканами - в общем, навёрстывал упущенное за время его несложившейся семейной жизни. Никто теперь не стоял у него над душой, никто скептически не ухмылялся, не ворчал, не требовал хоть что-то сделать по дому. Он был сам себе хозяин, и эта свобода кружила, словно хмель, его голову. Порой, качаясь размеренно в удивительном кресле-качалке, красивом, чёрном, поблёскивающим лаком, он радостно улыбался самому себе и своей новой жизни!
Иногда по воскресеньям отца навещал его салаватский друг Борис Николаевич. Они познакомились с ним вскоре после нашего переезда в Салават, и этот солидный мужчина, который был лет на пять постарше отца, стал нашим семейным другом. Бывший морской офицер, он работал на каком-то предприятии секретарём партийной организации, а жил одиноким холостяком в отдельной общежитской комнате. Отец уважал Бориса, как он его называл, и дорожил дружбой с ним. Теперь у этих двух холостяков, новоявленного и бывалого, появилось много сходных интересов, а, главное, - оба могли распоряжаться своим свободным временем, как им вздумается.
Мы приходили к отцу тоже по воскресеньям. Нам нравилось навещать его, и он искренне радовался нашим встречам. Отец поил нас чаем с какими-нибудь сладостями, потом делился своими впечатлениями о прочитанном, открытиями или результатами опытов, мы взаимно рассказывали ему о чём-то своём. Порой кому-то из нас приходила идея пойти погулять, и мы весело отправлялись прошвырнуться по окрестностям, заходя по пути в какую-нибудь столовую или кулинарию.
Помню, как-то, заглянув в какую-то забегаловку, отец купил к чаю баурсаки (башкирское, татарское и казахское национальное блюдо-десерт, выпечка из теста). Продавщица насыпала эти жареные во фритюре золотистые шарики в кулёк из грубой серой обёрточной бумаги, взвесила, потом наскоро закрыла его и вручила отцу. Отец извлёк из кармана "авоську" - прочную плетёную крупноячеистую сетку-сумку, которую он всегда носил с собой, приговаривая:"Авось пригодится!" (Советский народ должен был быть всегда начеку, надеясь на счастливый случай - неизвестно в какой момент в магазине могли "выбросить" в продажу какой-нибудь дефицитный товар, поэтому"авоська" очень даже пригодилась бы!). Ведь тогда ещё и в помине не было всех этих пластиковых пакетов и полиэтилленовых мешочков, которыми теперь забиты все свалки планеты, от которых задыхается и в прямом, и в переносном смысле наша Земля.
И вот кулёк в сетке, а мы бодро шагаем в обратном направлении, опять увлечённые разговором. Вдруг замечаем, что встречная женщина подаёт нам какие-то сигналы. Мы, разгорячённые оживлённой беседой, не сразу въезжаем в суть, а когда оглядываемся назад, то видим, что дорогу украсила красивая пунктирная линия из наших золотистых баурсаков. Грубая бумага кулька плохо была закручена, кулёк приотрылся, и шарики при каждом размеренном помахивании сеткой выпрыгивали на дорогу. Отсмеявшись, запечатали прочно оставшиеся баурсаки и продолжили наш путь.
Мы с Верой любили разговоры о гипнозе, о гипнотизёрах и гипнотизируемых - отцу тут было о чём рассказать, он прочитал гору литературы об этом, сам занимался гипнотическими опытами. От него мы услышали много рассказов о Вольфе Мессинге, о психиатре Владимире Леви и его книге "Охота за мыслью", много интереснейших историй о вечерах, на которых проводились гипнотические сеансы, а также истории из личного опыта отца, когда он лечил людей гипнозом. Отец любил вспоминать, как однажды на одном из гипнотических вечеров, на котором отец сам присутствовал, гипнотизёр вызвал на сцену молодого человека-зрителя и, загипнотизировав его, объявил парню, что он - знаменитый поэт А.С.Пушкин. "Просим Вас, Александр Сергеевич,- обратился гипнотизёр с почтением к нему, - прочтите нам что-нибудь новенькое из Вашего!" Зал замер в напряжённом ожидании. Молодой мужчина встал в картинную позу, выбросил одну руку вперёд и продекламировал громко и невозмутимо:
"Сидели два медведя
На ветке зеленОй.
Один читал газету,
Другой качал ногой".
Все так и покатились со смеху, народ в зале смеялся до слёз и горячо рукоплескал "поэту", а он важно посматривал со сцены на зрителей, держась с большим достоинством и ничуть не смущаясь.
Часто отец рассказывал истории из жизни Вольфа Мессинга, удивительного человека, наделённого способностью предсказывать различные события, психиатра, гипнотизёра, артиста оригинального жанра и иллюзиониста, колесившего в то время по стране со своими потрясающими сеансами, концертами и творческими вечерами. Особенно впечатлил рассказ о том, когда и как впервые открылись эти уникальные способности у юного Вольфа. Гипнотический дар обнаружился у него внезапно, на пике сильнейшего эмоционального стресса, когда он поехал на поезде без билета. Мальчик, увидев вошедшего в вагон контролёра, забился от страха под лавку в надежде, что тот его не заметит. Но дотошный контролёр заглянул таки под лавку и спросил:"Ваш билет, молодой человек!" И тогда безбилетный пассажир схватил какую-то бумажку, валявшуюся на полу под лавкой, и протянул её контролёру, страстно желая, чтобы тот принял её за билет. Контролёр внимательно посмотрел на бумажку, щёлкнул компостером, протянул обратно мальчику и спросил:"А чего же Вы там тогда под лавкой прячетесь? Садитесь на лавку, как все люди".
Несмотря на уникальный дар, отношение к Мессингу в нашей стране было двояким. С одной стороны, людей потрясала его способность читать чужие мысли, предсказывать будущее, с другой стороны, постоянно находилось много скептиков, уверявших всех, что Мессинг - мистификатор и шарлатан, артист, фокусник, запудривающий другим мозги. С официальной стороны тоже проявлялась эта двоякость: вроде Мессингу и разрешали гастролировать по стране со своими сеансами и концертами, но сам этот феномен Мессинга никто не торопился изучать, а, наоборот, позволялось разного рода "экспертам" всё время "клевать" его и уличать в обмане публики, поскольку телепатия не была признана официальной наукой. В стране диалектического материализма всё непонятное и загадочное просто отметалось прочь: этого не может быть, потому что этого не может быть! Сам Мессинг страдал от такого оскорбительного отношения, свой дар не мог объяснить, но обвинения в мошенничестве всегда отметал.
Отец увлёкся гипнозом ещё в Троицке. Мы с любопытством рассматривали его интрументарий: блестящие металлические шарики на металлической же ножке, разные по величине, какие-то карточки с чёрными кругами и с белой точкой посередине. Он был очень упорным в освоении гипноза, и постепенно у него начало получаться. На волне этого увлечения отец поступил в медицинский институт, но, проучившись один курс, бросил. Семья, безденежье, долгий срок обучения, возраст (ему уже было под сорок) не оставляли надежд на продолжение обучения.
Люди, в основном, родственники, соседи или хорошие знакомые, обращались к нему за помощью, а потом, услышав про положительные результаты лечения, потянулись и знакомые знакомых. В советское время такое целительство было недопустимо без медицинского образования, вполне можно было загреметь в места не столь отдалённые за нетрудовые доходы и незаконную врачебную практику. Поэтому отец был очень осторожен с этим лечением, долго отнекивался, потом он всё же принимал больных, но денег с них не брал. Ему гораздо важнее был процесс лечения и его результат, чем оплата. Людям же хотелось как-то отблагодарить его и они приносили нам что-то со своего огорода, огурцы там или помидоры, или яички, или яблоки. Отец и это не хотел принимать, но тут уж народ начинал всерьёз обижаться на него, и он сдавался.
В Салавате страждущие не доставали отца, так, единицы, да, по старой памяти, изредка кто-нибудь приезжал из Троицка, и тогда отец освежал на практике свои гипнотизёрские навыки.
Иногда мы просили его: "И нас загипнотизируй!" Он соглашался. И тогда одна из нас садилась на стул посреди комнаты и с готовностью таращила свои глазёнки на отца. Он заставлял гипнотизируемую долго, не моргая, смотреть на блестящий шарик, а сам в это время пристально смотрел прямо в глаза и монотонно приговаривал:"Все мысли отброшены прочь. Всё тело расслааааблено. Приятное тепло проходит через тело. Веки становятся тяжёлыми. Глаза постепенно закрываааааются.. ". Фразы эти действительно убаюкивали, усыпляли, глаза заливало приятное тепло, хотелось закрыть их или хотя бы сморгнуть, но мы мужественно терпели. И вдруг из-под кустистых бровей отца пронзительный взгляд и властный, внезапный, резкий, как удар хлыста, приказ:"Спать!" Но нам с Верой не спалось. Мы хихикали и несерьёзно воспринимали нашего папу-гипнотизёра. Почему-то ему не удавалось загипнотизировать нас, хотя с другими получалось. Позже я расскажу об удивительном случае, когда я была и свидетелем и, одновременно, участником того потрясающего события.
Новое увлечение отца, которое изумило и заинтересовало нас с сестрой, а маму заставило саркастически хмыкнуть - это его опыты над тараканами. "Подопытных кроликов" в его доме было с избытком, отец отлавливал некоторых неудачников, сажал их в спичечные коробки, выносил на мороз, потом заносил, размораживал их, чего-то там записывал, засекая время. Для разморозки ставил коробочку с неподвижным тараканом под настольную лампу - он лежал, как на операционном столе, ярко освещённый, закоченевший, без всяких признаков жизни, и не верилось, что он может ожить. Но вот дрогнул кончик рыжего усика, потом другого, потом лапки одна за другой начинают подрагивать... Потихоньку тараканчик оживает, он ещё вялый, но уже готов юркнуть хоть в какую-нибудь щёлку от этого невыносимо яркого света. Но не тут то было - шагом марш назад в коробочку и на мороз! - опыт продолжается.
Мне, с одной стороны, было противно всё, что связано с этими насекомыми, а, с другой стороны, было их жаль, так что, в целом, я не одобряла этих отцовских околонаучных изысканий. Уж лучше бы он, думалось мне, играл на аккордеоне. Но вывод сделала для себя: какое же всё-таки оно живучее, это племя тараканье.
Продолжение:
http://www.proza.ru/2017/10/25/1643