Гоша Бес

 
Заместитель мэра Нефтянска Павел Сидорович Гулькин стремительно передвигался по коридору. Наверное, в этом случае больше подойдёт слово «летел». Потому что руками он размахивал, как разучившийся за зиму летать гусь крыльями, полы расстёгнутого пиджака развевались. Встречные сотрудники жались к стенке, чтобы не мешать полёту тела и мысли спешащего заместителя. То, что он на бегу думал, было заметно по вытаращенным глазам Гулькина. А думал он о том, как сообщить не совсем приятную новость мэру. В приёмной быстро спросил у секретарши: «У себя?». Не успела она изобразить пунцовыми губками букву «о», а Гулькин уже входил в кабинет.
- Вячеслав Алексеич! Конкурс на фильму выиграл Георгий Зорин!
- Как Зорин? – мэр даже привстал с кресла. – Гоша Бес?!
- Он самый…
- А как же студия Соколовского?
- А что Соколовский? Когда Бес в два раза опустил цену, Соколовский сказал, что ему этого не хватит даже на командировочные своим ассистентам и операторам.

Здесь, наверное, стоит на минуту  прервать повествование и объяснить читателю, кто такой Гоша Бес и почему Гулькин боится, чтобы он снимал «фильму».
Георгий Зорин в Нефтянске был личностью известной, если не сказать знаменитой. Это был местный Леонардо да Винчи. Талант был его широк и ярок. Первая волна славы накрыла Георгия ещё при советской власти. Он был великолепный музыкант, и его рок-группа гремела на всю западную Сибирь. Но Гоша не любил долго заниматься одним и тем же. Это было скучно и не способствовало проявлению всех граней его таланта. Он занялся живописью и достиг определённых успехов. Ходили слухи, что Гошины работы какой-то аферист из Екатеринбурга продал известному коллекционеру, выдав их за неизвестные картины Сальвадора Дали. После этого случая Зорин занялся фото и видеосъёмкой.

 Сначала снимал девушек-моделей, а потом и кино. Его работы засветились на региональных и московских фестивалях документальных фильмов. И даже получали гранты. Злые языки поговаривали, что если бы героями его фильмов не были гомосексуалисты и проститутки, то никаких гран-призов Зорин бы не получил, поскольку всё это происходило во времена Соросов и прочих «друзей» России, уверенно шагавшей по либеральному пути. Талант Гоши как режиссёра был признан окончательно, когда он снял кино о любовных приключениях Гришки Распутина в Тюменской деревне. Несмотря на обилие талантов, денег у Гоши никогда не было. Это и заставляло его периодически устраиваться на работу. Места работы он менял дважды в году. Женился тоже регулярно: один раз в два года. Смена  места жительства учёту не поддавалась.

За эту неустроенность быта, а также за любовь к «травке» и алкоголю Георгий Зорин получил прозвище – Гоша Беспризорный. Но поскольку слово Беспризорный показалось его друзьям слишком длинным и неудобопроизносимым, то его стали звать просто Бес, хотя ничего особо бесовского в Гоше не было, за исключением некоторой непредсказуемости и вольности. Но это было от его природного свободолюбия и философии хиппи, которую Бес исповедовал смолоду, и был последователем Джона Леннона и Джима Моррисона.

В отличие от Маркса, он не считал свободу осознанной необходимостью. «Настоящая свобода – это свобода от всего и всех, - частенько повторял Гоша, - по-настоящему свободен тот, кто преступает правила без страха и упрёка, не считая, что совершил грех, оставаясь невинным во зле, как звери и боги».
 Но одно дело теоретизировать, как Кропоткин, и совсем другое – решать проблему свободы практически, как Махно. Как-то по молодости, устроив дебош в ресторане, Георгий пятнадцать суток ел селёдку с хлебом и подметал улицы родного города. С тех пор он понял, что свобода свободой, но у палки всегда два конца и лучше давать волю мыслям, чем рукам.

  Многочисленные жёны Зорина тоже понимали свободу по-своему. Мириться с тем, что Гоша свободен в отношениях с другими женщинами, они не хотели. Только седьмая жена – голубоглазая Машенька, которую часто принимали за дочь Георгия, отчасти приняла эту свободу, но не совсем так, как хотелось Бесу. Она сквозь пальцы смотрела на амуры Гоши с другими женщинами, но и сама настойчивым мужчинам не отказывала, что крайне раздражало Георгия, потому, что каждый человек любит пользоваться свободой сам, но немногие любят, чтобы ей пользовались другие, тем более жена.

- Пойми, глупенькая, - по-отечески внушал Бес легкомысленной спутнице, - нельзя тебе изменять мне…
- Почему? А тебе значит можно? – уставив на мужа выпуклые голубые глаза, вопрошала Машенька, смахивая прозрачные бусинки слёз порхающими ресницами.
- Это две совершенно разные вещи, - начинал философствовать Бес, - когда изменяю я – это мы имеем кого-то, а когда изменяешь ты – это нас имеют, то есть опускают. Статус сразу падает. Я понятно излагаю?
- Нет… А почему он у тебя падает?
- У тебя одно в голове, дура! Статус – это уровень, положение..,- продолжал Бес просвещать боевую подругу.
Со стороны казалось, что благочестивый отец вразумляет свою непутёвую дочь. Машеньке было двадцать пять, а Гоше - с бородой, которую тронула седина, и испитым лицом - можно было дать от сорока до шестидесяти.

Когда мэрия объявила конкурс на создание документального фильма, посвящённого столетнему юбилею города Нефтянска, кинорежиссёр Зорин тоже подал заявку, ни на что, собственно, не надеясь, так как знал, что администрация предпочитает работать с киностудией иногороднего режиссёра Соколовского. Гоша, как всегда, был на мели, поэтому цену назначил минимальную, чем преизрядно озадачил мэра и его заместителя. Результаты конкурса было игнорировать нельзя – антимонопольная служба не дремала.

- Ну, и что теперь? – спросил мэр Гулькина. – Можно отменить результаты конкурса?
- Я думаю, не стоит, Вячеслав Алексеич. Больше проблем наживём с антимонопольной службой. Зорин, если захочет, может сделать фильму не хуже Соколовского…
- Вот именно, «если захочет»! А ты ручаешься, что он не подведёт?
- Времени ещё достаточно, я проконтролирую… А потом готовую фильму посмотрим комиссионно. Если что, будет время поправить..
- Это у меня будет время тебя поправить! Потом, когда юбилей города пройдёт. А фильм нужен, как ложка к обеду. И хороший фильм. Это наш подарок горожанам. В нём должна быть история Нефтянска. И заслуги людей, чьими усилиями город жил и процветал. В том числе и наши с тобой заслуги! Ты слышишь меня, Пал Сидорыч? – мэр обжёг взглядом своего заместителя.
- Слышу, Вячеслав Алексеич. Проконтролирую всё лично. И про заслуги тоже, - заверил Гулькин шефа и почему-то вспомнил, как он в девяностые, будучи начальником отдела участковых, крышевал все ларьки и торговые павильоны от аэропорта до вокзала.

Так Гоша Бес получил заказ мэрии на «фильму».
Нельзя сказать, чтобы он за работу взялся рьяно, но и не сидел, сложа руки. Когда художник голоден ему удаются шедевры. После инструкции Гулькина Зорин уяснил, в каком направлении ему следует работать. Прожив большую часть жизни, он уже прекрасно понимал, что, в отличие от художника, художественное слово никогда не бывает свободным. Если в советское время его хозяйкой была её высочество идеология, то сейчас – его величество рубль. И все творческие студии, художественные мастерские, равно, как и средства массовой информации превратились в столы заказов. Поэтому Гоша чётко выполнял все пожелания заказчика, употребляя весь свой недюжинный талант, чтобы не испортить фильм, несмотря на все хотелки Гулькина.

Как говорит известная поговорка: «талант не пропьёшь», поэтому документальный фильм об истории родного города у режиссёра Прозорова получился. Комиссия после просмотра осталась довольна. Доволен был и мэр Нефтянска. Поэтому Гоша подстерёг его в коридоре и задал конкретный вопрос:
- Вячеслав Алексеич, могу я попросить небольшой аванс? В счёт окончательного расчёта, та сазать…
На что получил не менее конкретный ответ:
- Попросить можешь, получить – нет! Ты по договору в день города ещё должен организовать публичную демонстрацию кинофильма на улице на нескольких экранах. А если ты загуляешь, я что горожанам скажу? «Кинщик заболел, кина не будет»? Так что потерпи, Гоша, потерпи… Пройдёт праздник – будет полный расчёт.
Георгий огорчился и дерзко бросил прямо в зад удаляющемуся начальству:
- Обидеть художника может каждый!

Но время шло, и вот его час настал. В день юбилейного празднества на улицы вышло, казалось, все население города – яблоку было упасть негде. По замыслу организаторов торжеств фильм должны были показать на центральной площади сразу на нескольких экранах гигантских размеров.

 Георгий Зорин находился в КамАЗе с кунгом, напичканном аппаратурой, к которой для удобства и надёжности Гоша подключил свой ноутбук. Задача его была теперь чисто технической: по сценарию праздника вовремя включить трансляцию фильма на экраны. КамАЗ находился недалеко от главного – самого большого – экрана в тени голубых елей.

 Гулькин вместе Эльвирой Петровной – начальником управления культуры уже несколько раз проверяли готовность Георгия. Заместитель мэра залезал в кунг, начальник культуры стояла рядом – нарядное узкое платье не позволяло ей взобраться в машину по металлической откидной лесенке.
- Как дела, Георгий? – спрашивал Гулькин, появляясь в будке среди проводов и приборов.
- Дела у вас, Пал Сидорыч. У меня – работа. Да и та уже сделана. Сейчас вот результат народу покажем, и океюшки!
- От тебя, Гоша,  что-то запах знакомый. Употреблял опять? Смотри у меня – подведёшь, небо с овчинку покажется!
- Лучше вы смотрите, чтобы во время демонстрации фильма кто-нибудь провода не зацепил. А у меня будет всё тип-топ!

Бдительный Гулькин уходил, а Гоша, ворча под нос: «Смотри у него… Сам у меня смотри!», доставал початую бутылку коньяку, набулькивал в стакан соточку и, недолго смакуя, выпивал. Уж в этом-то он был свободен от указивок Гулькина.
 Гоша наслаждался мгновением. Это была радость творца перед демонстрацией своего шедевра. Концентрация коньяка в организме художника приближалась к оптимальной. Сосуды расширились. Артериальное давление снизилось до нормы. Наступила благодать. Гоша задремал. Да и кто выдержит в такой жарище? В кунге вентиляции не было.
 
Когда на главной площадке выступление мэра и других официальных лиц закончилось, в громкоговорителях зазвучал торжественный голос местного Левитана: «А теперь, дорогие горожане, обратите внимание на экраны, где будет демонстрироваться подарок мэрии к юбилею города! История Нефтянска в документальных кадрах!»
Толпа, не переставая жужжать и переговариваться, стала искать глазами экраны. Прошло минута. Экраны оставались без картинки. Гулькин ринулся в сторону голубых елей, где притаился КамАЗ. Туда же побежала и Эльвира Петровна.
 
То, что он увидел в кунге, привело заместителя мэра в ярость. Гоша Бес спал, уронив голову на столик и пустив слюну по своей седоватой козлиной бородке. Гулькин стал его трясти и даже в порыве бешенства дважды приложил Гошу буйной головой к столу. Всё было тщетно. Организм режиссёра, утомлённый напряжённой работой и длительным воздержанием требовал отдыха и отказывался просыпаться.
Гулькин метнулся к выходу, где у лесенки в волнении пританцовывала начальник управления культуры:
- Эльвира, ты что-нибудь в компьютерах понимаешь?! Показываете же вы в клубах картинки!
Он протянул даме руку. Та подняла ногу, пытаясь ступить на лесенку, модное платье затрещало и разъехалось от бедра по шву. Но Гулькин уже втащил её в машину:
- Давай, включай!

Эльвира Петровна кинулась к ноутбуку Зорина и принялась нажимать кнопки. Комп засветился и выскочила любимая Гошина заставка, которая носила, как бы помягче выразиться, несколько эротический характер. Это было изображение того самого органа, который Машенька по ошибке назвала учёным словом «статус», хотя древние греки называли его другим не менее научным термином – «фаллос». Для них он был сакральным символом начала новой жизни и производительных сил матушки-природы. Для населения Нефтянска такого высокого смысла это безобразие, конечно, не имело, а воспринималось, естественно, как обыкновенная похабщина, которую рисуют озорники-мальчишки на заборах. Музыкант, художник и режиссёр Гоша тоже был озорником, и ему нравилось наблюдать реакцию своих подружек, когда они включали его ноутбук с целью посмотреть новый фильм продвинутого режиссёра.
 
Заполошная Эльвира Петровна, даже не обратив внимания на заставку – не до того было, наконец-то нашла нужную кнопку и вывела изображение на уличные экраны.
Стараясь заполнить непонятную паузу, диктор вновь попросил жителей города обратить внимание на экраны и посмотреть подарок мэрии – историю города. Заинтригованные горожане уже минут пять пялились на пустые экраны. И вот, наконец, изображение появилось!

Ропот толпы стремительно стих, как шум набежавшей на пологий берег морской волны. И наступила тишина. Кто не слышал, как молчит многотысячная толпа, тому не понять этого момента, пробирающего до холода в животе своей непредсказуемостью.
Наконец, первые горожане, разобравшиеся, что изображено на экране, шумно выдохнули: «Вот так история!»

Тощий мужичок в бейсболке, из числа местных остроумцев, закричал фальцетом:
- Ай да подарок от мэрии!! Девки, давайте бегом очередь занимать!!!
Толпа грохнула невероятным хохотом, шумом, свистом, выкриками одобрения и шутливой поддержки неизвестному озорнику. Она – толпа – хотела зрелище, и она его получила. С этого момента, праздник можно было считать незабываемым. Там, где сидели вип-персоны, произошло заметное оживление, все забегали. Мэру стало плохо.

Не успел Павел Сидорович понять, что означают столь радостные вопли народа, как в кунг влетели два молодых красавца в штатском и скрутили ему руки, защёлкнув сзади наручники. Гошу просто взяли за ворот и потащили, как таскают двухнедельных щенят. Он не сопротивлялся, потому что продолжал спать. Гулькин попробовал остановиться и объяснить ситуацию, за что тут же получил по шее и по почкам. Пышноволосую Эльвиру в нарядном и порванном платье не тронули, приняв её за жертву распоясавшихся режиссёров-эротоманов.
***
Когда в городском суде гражданину Зорину зачитали приговор: шесть месяцев лишения свободы с отбыванием в колонии общего режима, свободолюбивый Гоша, не сдержавшись, выкрикнул:
- За что, сатрапы? Я же ничего не делал!
На что судья, вставая с кресла и сунув папку под мышку, ответил:
- За «ничего не делал» и получил! А если бы сделал…, - судья махнул рукой, - в общем, где можно обжаловать приговор вы слышали.

Свидетель Гулькин «наехал» на прокурора, возмущаясь тем, что тот не потребовал для Беса пожизненного заключения. Он считал, что в этом случае даже смертная казнь была бы уместна, и согласен был сам привести приговор в исполнение. Ему предстояло искать новое место работы. А Зорин вскоре сделал для себя открытие, что и в колонии есть некоторая свобода - там много свободного времени.

 Известно, что человек, имеющий много свободного времени, либо скучает, либо дурачится. Поскольку в колонии очень то не подурачишься, а скучать Гоша не умел, он открыл в себе новый талант и написал целый философский трактат с несколько ироническим названием «В глупь себя», в котором с неистовостью музыканта, яркостью живописца и объективностью режиссёра доказал, что самый главный враг нашей свободы сидит в нас самих, и свобода, как бы она ни была нам дорога, в один прекрасный момент может сама себя прикончить, если её вовремя не ограничить.

Гоша Бес освободился через три месяца. Но голубоглазая Машенька его не дождалась. У неё были свои понятия о свободе. Но Гоша не очень расстроился – ведь прожили они вместе больше двух лет.