Мираж

Белый Налив
                Мы странно встретились и странно разойдёмся.
                Улыбкой нежности роман окончен наш.
                И если памятью к прошедшему вернёмся,
                То скажем: «Это был мираж».
                Б.Тимофеев
               


    Никогда прежде с ним, лейтенантом Петром Авериным, подающим блестящие надежды на скорое повышение в должности и вообще на блестящую карьеру, ничего подобного не случалось, да, казалось, и не могло случиться. Он был женат на красивой женщине, правда, немного постарше его. У них была четырёхлетняя дочь, этакое прелестное воздушное создание, которое мать, то есть его жена Лиза, готовила к поступлению в балетную школу.                Сама балерина в прошлом, она никак не могла смириться с тем, что ей приходилось кочевать по гарнизонам, оставив мечту о театральной карьере (а ведь задатки-то были!), оставшись просто женой и матерью. И тогда она решила все свои нереализованные возможности перенести на дочку Катеньку, которая любила бегать на цыпочках по траве или горячему песку и совершенно не подозревала о замыслах своей мамы. Тренировки она воспринимала как игру с мамой в танцы, они забавляли её, но не более. Больше всего Катя любила море, горячий песочек, камушки на берегу, а возле дома, который они сняли в Анапе, наблюдать полёт бабочек, стрекоз и шмелей и гоняться за ними с сачком. 
    - Петя, у меня такое впечатление, что ты и на отдыхе чувствуешь себя, как на службе: в жару напяливаешь мундир, уходишь куда-то. Куда, зачем? Вот до чего доводит человека армейский фанатизм, - брюзжала Елизавета.
    Лейтенант молчал. Ему нечего было ответить. С ним случилась беда: вчера, катаясь с дочкой на теплоходике вдоль побережья, он познакомился с более чем симпатичной женщиной. Она стояла на палубе у лееров. Ветер развевал её белокурые волосы, раздувал шифоновое платье бирюзового цвета, мягкими порывами ласкал её ноги, руки и открытую грудь. Платье было с большим вырезом, так что Аверин смог различить ложбинку, разделяющую два безупречных по форме бугорка. Оставив Катеньку на попечение женщины, которая жила на соседней даче, Пётр подошёл к прелестной незнакомке и заговорил:
    - Извините за назойливость, у вас голова не кружится? Вы, как я вижу, всё время смотрите на воду. Не создаётся ли ощущение чего-то зыбкого, как будто палуба ускользает из-под ног?
    Она подняла на него иссиня-чёрные глаза и засмеялась простым заливистым смехом:
    - Ну, что вы, я ежегодно бываю на юге, а кататься по морю просто обожаю. Я бывала и в больших круизах. Меня никогда не укачивает, я стойкая.
    Он посмотрел на её маленькое, но крепкое, загорелое, безупречно сложённое тело и сказал:
    - Да, вашей выдержке можно позавидовать. Чтобы иметь такой загар, надо по меньшей мере месяц лежать под южным солнцем. Отсюда и ваша стойкость. Ежедневные моционы на солнце у воды тренируют силу воли и закаляют человека.
    Проговорив всё это, он придвинулся к ней настолько, что ощутил нежный запах её молодого тела и, раздевая её глазами, увидел вдруг перед собой её – совершенно нагую, загоревшую до бронзовости, с твёрдой, высоко стоящей белоснежной грудью и чернеющим, тоже на белом фоне, треугольником на лобке. «Что это со мной, что за мираж?!» Да, это и был мираж, точнее, как сказали бы специалисты, «визуализация желаемого объекта», но Аверин не знал таких тонкостей, поэтому слово «мираж» так и зафиксировалось в его подсознании. А объект был настолько желаем, что он ощутил учащённое биение пульса. Неожиданно он вздрогнул всем телом и только усилием воли подавил в себе крик.
Потом он весь обмяк, по телу прошла блаженная истома (прозорливый читатель, наверно, догадался о пикантных обстоятельствах ситуации). Потом у него немного закружилась голова, и он прижался к планширу фальшборта.
    - Что с вами? Вы так беспокоились обо мне, а тем временем сами…
    Не договорив, она положила руку на его ладонь, не ведая, что делает ему ещё хуже. Всё естество его взбунтовалось, получив частичку желаемого. Почувствовав новую, набегающую на него волну, он проговорил:
    - Извините, теплоход скоро подойдёт к причалу. Мне нужно отдать кое-какие распоряжения тёте.
     Женщина хотела ещё что-то сказать, но он уже удалялся быстрым шагом.
     Подойдя к оставленной с малознакомой женщиной дочке, он, смущаясь, попросил её отвезти девочку домой, быстро написав на вырванном из блокнота листке адрес и записку жене. Он сослался на то, что ему нужно срочно отправиться по служебной надобности в штаб дивизии. (Часть, в которой служил лейтенант Аверин, располагалась в окрестностях Новороссийска, а пристань небольшого посёлка, к которой подходил теплоход, находилась ближе к Новороссийску, чем к Анапе). За услугу он дал женщине пятьсот рублей и просил позвонить, как только она сдаст ребёнка матери.
    Женщина была из понятливых. Она, получив деньги, была весьма довольна и пообещала, что всё будет исполнено в наилучшем виде. Так оно и случилось через минут сорок, когда отзвонила сама Лиза.
    А Пётр помчался обратно на прогулочную палубу, но, не увидев там больше блондинки в бирюзовом платье, сначала растерялся, как мальчишка, но потом, осмотревшись, увидел, как она с небольшой сумкой подходит к трапу, который матросы уже готовили к отдаче, и, уже ни на кого не обращая внимания, он рванулся к ней, с размаху прижался к её затылку и прошептал:
    - Прошу вас, не исчезайте. Мы сойдём вместе. Я не знаю, что это, но со мной впервые…
    - Хорошо, хорошо, только успокойтесь! То, о чём вы говорите, может случиться с каждым.
    Когда все пассажиры сошли на берег и Пётр убедился, что соседка с Катей сели в автобус, поданный к борту «круизника», он ещё постоял на причале, пожирая глазами незнакомку, которая спокойно выдержала этот взгляд и мило улыбнулась в ответ. Он был счастлив: женщина хотела того же, что и он. Он быстро поймал такси на шоссе.   
     - Куда едем? – поинтересовался таксист.
    - В гостиницу! – и он сказал, в какую.
    Женщина молчала. Она молчала до тех пор, пока он не запер гостиничный номер изнутри. Как только это произошло, оба вскрикнули и так порывисто кинулись друг к другу, так исступлённо задохнулись в поцелуе, что, наверно, всю жизнь потом вспоминали этот свой порыв, не подвластное пониманию влечение друг к другу, закончившееся радостным соитием двух сердец и тел. Ни до, ни после этого ни один из них не испытывал ничего подобного. Этот был апофеоз любви двух путников, которые по всем признакам должны были принадлежать один другому, но кто-то. суровою рукой перетасовав их судьбы, дал им всё-таки один-единственный шанс встретиться в этой жизни и сполна насладиться друг другом. Но только однажды…
   
    Когда Аверин проснулся, женщины в номере не было. Вначале он подумал, что она вышла за чем-нибудь и скоро вернётся – ведь им так хорошо было вдвоём, но потом понял: она ушла из его жизни насовсем. Он прижался к стене и – заплакал. Никогда со времён раннего детства он не плакал. Слёзы лились по его щекам, но он даже не вытирал их. Слёзы омывали его душу, получившую невыразимое счастье и болевой шок почти одновременно.
    Потом он успокоился. Он сидел и отрешённо смотрел куда-то вдаль. А там, за окном, проплывали кучевые облака. Ему казалось, что в каждом он различает какую-то фигуру, какое-то лицо. Видел идущие по облакам караваны верблюдов и играющих детей…
    Потом он конвульсивно вздрогнул: «Господи, я даже не узнал именитой, которая так бескорыстно ответила на зов моей плоти – да и сердца тоже!»
    Обхватив руками голову, лейтенант выл, раскачиваясь из стороны в сторону. Выл, как раненый зверь, попавший в капкан и не имеющий возможности отгрызть зажатую лапу.
    «Как же я забыл, как же я забыл!..»
    За миг счастья он заплатил по полной – это он даже в такую минуту осознал хорошо.

    Он вернулся домой к вечеру. Позвав к себе жену, он сказал, что отдых в Анапе придётся свернуть и вернуться в военный городок. Лиза с пониманием отнеслась к его словам: жена офицера, она никогда не перечила ему в отношении того, что касалось службы. Она и в мыслях не могла допустить, что может рухнуть её мечта о новых звёздочках на его погонах, о получении новой квартиры в Краснодаре, которое не за горами, о балетной школе для Кати. Она живо принялась за сборы и часа через три объявила, что всё к отъезду готово. Пётр посмотрел на неё с благодарностью. Он привык к жене и очень любил дочь. Страсти к жене он никогда не испытывал. Он вообще не знал, что это такое – до сегодняшнего дня. Первые три года он вроде и любил её, но страсти не было – теперь он точно это знал.
    Что же произошло с ним сегодня? Словно гром грянул средь ясного неба, встряхнул его, как следует, и отпустил изнурённым.
    Когда утром лейтенант посмотрел на себя в зеркало, ему показалось, что он постарел лет на восемь, по крайней мере,в душе – точно. «Стало быть, теперь мне уже 34. Как быстротечно время!..»

                ***

    Он дослужился до звания полковника. Катя стала блестящей балериной в одном из питерских театров. А Лиза работала гримёршей в том же театре – наверно, чтобы всегда быть рядом с дочерью, своей воплотившейся мечтой.
    Иногда – всегда, как укол в сердце, – полковник Аверин вспоминал прекрасную незнакомку из прошлого и свою исступлённую, так до сих пор и не понятую им страсть к ней. «Так что же всё-таки это было?» - спрашивал он себя. И сам же отвечал: «Мираж. Просто мираж. Но какой восхитительный!»