Собакотерапия

Растечься, распластаться поудобнее. И ждать. Думаете, это легко? Вы попробуйте, попробуйте!
Не отвлекаться на посторонние звуки.
Не реагировать на запахи, музыку из телевизора.
А просто положить голову на лапы и ждать. Терпеливо. И лишь когда звякнет посуда, нестись в кухню, тереться об ноги и напоминать: мамочка, как у нас насчет покушать?
Пай лежал в своем личном мягком кресле, свернувшись калачиком и уткнув нос в задние лапы. Он сладко подремывал и лишь иногда приоткрывал глаза, чтобы посмотреть на маму Веру. Она его беспокоила, хотя не сказать чтобы очень. Опять, наверное, у нее проблемы. Неприятности. Это ничего, полизать язычком – и пройдет. Разве это проблемы? Вот идиот-доберман с третьего этажа – это действительно пр-р-роблема. Впрочем, мы его гордо избегаем, потому как считаем с мамой Верой, что лучший способ избежать драки – не ввязываться в нее.
Когда мелодично запел Верин мобильный телефон, Пай даже ухом не повел. Телефон к ужину не зовет, в нем сидят и бормочут голоса, так что можно не обращать внимания.
– Слушаю, – сказала хозяйка спаниеля.
– Это Марат Артурович, – послышался из трубки голос. Пай сразу понял, что его обладатель сильно расстроен. – Очень вас прошу, приезжайте! Вы можете сейчас?
Ну вот, подумал Пай. Как ужинать, так начинается...
– А что за срочность?
– У Миры истерика! Я не знаю, что мне с ней делать. Только вы способны помочь. Умоляю вас, приезжайте!
– Умоляете? – усмехнулась Вера. – В вашем словаре появилось новое слово...
– Поймите, это очень серьезно!
– Так не тратьте лишних слов, опишите подробно, что происходит.
– Она сначала разбила несколько ваз... Черт с ними, с вазами этими, но она плакала!.. Мы пытались ее успокоить, выяснить, в чем дело...
– Кто это – мы?
– Ну, я и Старик, еще охранники.
– Господи, охранники! Молодцы ребята. Вы бы еще с наручниками к ней... А жена ваша где?
Голос в трубке запнулся.
– Жены нет... После объясню... Дочка дралась, как боец какой-то, руками и ногами!.. Никто ей не отвечал, конечно, так она несколько синяков ребятам поставила... Потом закрылась в ванной, кричала через дверь, что порежет себе вены!
– Она что, и сейчас в ванной?
– Да! Вы приедете?
– Ну что с вами делать? – вздохнула Вера. – Ведь нашлась уже ваша пропажа, почему же вы не можете между собой договориться? Хорошо, присылайте машину. Хотя и без вас забот хватает... Но ладно уж. И вот что. Отойдите все от ванной, охрану уберите! – строго велела она. – Чтобы в радиусе двадцати метров возле девочки никого не было! Ясно?
– Понял. – Голос обрадовался. – Ждите машину!
Вера огляделась вокруг. Так, переодеться в джинсы и кроссовки, никакого макияжа не надо, не тот случай. И ведь как назло, одно за другим валится, и все на твою голову, докторша. Теперь у дочки миллионера, видите ли, истерика... Прямо нет времени отдохнуть, телевизор посмотреть, на диване поваляться.
Пай тоненько заскулил.
– И ты туда же? – спросила Вера. – Тебе чего? А, как всегда. Конечно, милый, я по глазам вижу – ты не ел уже две недели!
Пай запрыгал вокруг нее, улыбаясь во весь рот и радостно дыша.
– Ну пошли, пошли кушать, – улыбнулась хозяйка.
Пай с веселым лаем помчался на кухню, резко затормозил, проехал по гладкому ламинату, тут же развернулся и понесся назад, к Вере. Уши развевались за ним по воздуху, как знамена. Он всем своим видом показывал: что же ты так медлишь? Пока хозяйка шла на кухню, он успел сбегать туда и обратно раза четыре, и каждый раз его лапы шли юзом. Это было ужасно смешно.
Вера выполнила привычный ритуал кормления, оделась и обулась, собралась выходить.
Пай подошел и лизнул ей руку. Она уже хотела сказать ключевую фразу: «Ты остаешься дома и ложишься спать», но вдруг ей в голову пришла интересная идея.
– А что, собакевич, – задумчиво проговорила она и потрепала шелковые уши спаниеля. – Может, взять тебя с собой? Поможешь усталому психотерапевту с пациенткой. Ведь поможешь, да?
Пай, конечно, не сомневался, что уж кто-кто, а он точно поможет. И вообще, что бы ты, мамочка, без меня делала? Эта мысль ему так понравилась, что Вера никак не могла надеть на танцующего от радости пса ошейник...
Лученко встретили в Конче-Заспе как «скорую помощь». Старостин немного удивился белому Паю на поводке, но промолчал, торопливо повел их на второй этаж. Марат не преминул озабоченно спросить: «А зачем собака?» – получил кратко-загадочный ответ: «Собакотерапия» и больше не задавал вопросов.
Когда они вошли в большой просторный коридор, Вера обернулась:
– Стоп. Дальше я одна. Не заглядывать, не мешать. Сама позову.
– Спасибо, Вера Алексеевна, – сказал Ладыгин. – Я перед вами в долгу... Что вы хотите? Просите все, что угодно, и этого будет мало!
– Дорогая золотая рыбка, – усмехнулась Лученко, – я пока не заработала выполнения трех желаний! После поговорим. Закрывайте дверь.
Издалека послышались странные звуки. Вера прислушалась. Оба мужчины, Старостин и Ладыгин, тоже насторожились. Это был голос Мирославы. Она во все горло орала какую-то песенку: «Я ошибся, я попал, сделал только один лишь шаг и упал! Я ошибся, я попал, территории я не знал!»
– Боже мой, – прошептал Марат. – Она что, того?..
Вере ужасно хотелось расхохотаться, но пришлось сдержаться. Она сразу узнала модную молодежную песенку Димы Билана, звучавшую по радио и телевизору. Ну, идиотские слова, но эти песенки – они же все такие... Она сделала серьезное лицо и повторила:
– До свидания! Двери поплотнее закройте.
Озадаченный Марат послушно прикрыл дверь, а Вера отстегнула Пая от поводка и пошла по коридору. Хорошее помещение, и ковер на полу замечательный. Пай согласился, хотя и чувствовал себя в незнакомом месте неуютно.
Дверь в ванную, роскошнейшая, между прочим, дверь из муранского стекла, была приоткрыта. В ванной никого не оказалось, Пай осторожно вытянул нос, понюхал и подтвердил: никого. Пение доносилось из комнаты напротив.
Вера подошла поближе, неслышно ступая по мягкому ковру. Пение прекратилось, и теперь слышались подозрительные звуки. Пай удивленно склонил голову набок, прислушался – так и есть, хлюпанье носом. С губ его хозяйки не сходила улыбка: пес так забавно выглядел, ему бы еще маленький халатик и шапочку – ну вылитый доктор!..
– Прошу, коллега, – сказала Вера, и они вошли в комнату. – Так.
Мира оглянулась и села на стул.
– Ой, – всхлипнула она. – Это вы...
Она была в грязном переднике, ее испачканные краской худенькие руки сжимали кисточку и пучок фломастеров. На полу повсюду валялись изрисованные листы белого картона. Щеки Миры блестели от слез.
– Это я, – подтвердила Вера. – Разреши? Пай, друг мой, заходи, не стесняйся.
Мирослава Ладыгина во все глаза смотрела на спаниеля. Белый пес с рыжеватыми длинными ушами обнюхал ближайший лист картона, фыркнул, подошел к девочке, дружелюбно помахивая хвостом и улыбаясь.
– А это кто?
– Мое все, – ответила Лученко. – Пай, знакомься, это Мира. Мира, это Пай.
– Ой, какой хороший!.. Можно погладить? – Она отложила свои инструменты.
– Нужно.
Пай подошел к девочке, положил тяжелую морду ей на колени и дал себя приласкать. Хвост его не останавливался ни на мгновение.
– Знаешь, он у меня в искусстве разбирается, – серьезно сказала Вера.
Мира подняла на нее бледное лицо с заплаканными глазами. Узкой ладонью она продолжала поглаживать гладкий шелковистый лоб с треугольной рыжей отметиной. Пай закрыл глаза и стоял неподвижно, сознавая значимость своей роли.
– Правда?
– Правда. Есть у меня знакомая писательница. Пай тогда еще щенком был, и пошли мы к ней в гости. Она строчила свои тексты на машинке и роняла листы на пол. Мы заговорились с ней, а песик принялся подбирать напечатанные листки, отрывать от них кусочки и есть. Представляешь?
Мира озабоченно посмотрела на собаку:
– Ему же могло стать плохо!
– Вот и я так подумала. Однако не стало. И я своей приятельнице сказала: раз его не стошнило от твоей писанины, значит, книга хорошая. Можно публиковать! Ее потом, кстати, действительно опубликовали.
Мира тихонько рассмеялась. Пай завилял уже не хвостом, а всей задней частью тела, улыбнулся розовым языком и лизнул девочке руку. Она завороженно смотрела на него и не отводила глаз все время, пока Пай возвращался к ногам хозяйки. Он улегся рядом с Верой, придавив ее ступню тяжелым теплым боком. Потому что лечение лечением, однако хозяйка все-таки важнее всего на свете. А тут пахнет тревогой, акриловыми красками, мокрой бумагой – словом, быть поближе к маминой ноге не помешает.
– Расскажи нам с Паем, что тебя тревожит. Не торопись, времени у нас много. А мы поможем, честное слово. Пока не поможем – не уйдем.
Мира ссутулилась и повернула печальное лицо к окну. За окном проплывало облако, похожее на бегемота с ватой в зубах.
– Я помогу начать, – сказала Вера. – Тебя никто не похищал, ты сама себя похитила...
У девушки вздрогнули губы.
– Да ты не бойся, я никому не говорила. Пока... Правда вот не знаю, зачем ты это сделала. И скорее всего, цели своей ты не достигла. Так? Потому что методы у тебя, уж извини... Экстремальные какие-то. А теперь ты, видимо, оказалась в непростой ситуации. Ну и ладно, не переживай. Расскажи мне, и обещаю, мы что-нибудь придумаем. Не бывает безвыходных ситуаций. Только не надо говорить, что тебя никто не понимает. Человек, который так оправдывается, на самом деле сам не понимает других. Это я тебе как врач говорю.
Мира вздохнула, набрала в грудь побольше воздуха... И рассказала все.
Она так хотела помочь маме. Пусть родители развелись, но маму она помнила все время, хотела с ней видеться хоть иногда. А папа хмурился. Не то чтобы прямо запрещал, но был недоволен. И его новая жена тоже... Хотя ей-то, наверное, было как раз все равно. А что она, Мира, могла? Маленькая была. Когда выросла, удивлялась, что живет с папой, а не с мамой – все ее немногочисленные знакомые девочки и мальчики, у которых развелись родители, остались жить с мамой. Папа объяснял это тем, что у мамы мало денег, она совсем немного зарабатывает, едва-едва себя обеспечивает. И она не смогла бы дать ей, Мире, необходимое образование, достойно содержать ее. А у него, папы, денег много.
Когда Мира еще немного подросла, это показалось ей ужасно несправедливым. Ей не хватало мамы, какая бы она ни была – богатая, бедная. Но не обсуждать же это с отцом. Тем более что всякий раз, когда она вроде бы уламывала папу отвезти ее в Киев хоть на пару дней, у него оказывались какие-то срочные дела. А потом он по самую шею нагрузил ее этим модным бизнесом, и ей самой стало некогда... Нет, вы не думайте, это ужасно интересно, просто замечательно, и она привыкла, так что, в общем, без моделирования не представляет себе жизни. Но знаете, не настолько, чтобы о маме забыть. И тем более не настолько, чтобы круглосуточно только проектировать одежду. Это папа так может – забыть обо всем на свете на сутки, на неделю, даже на несколько месяцев, если у него удачная полоса. Сделка какая-нибудь, или там, не знаю, линия новой продукции на одном из его заводов, или новый ресторан открывается и все на ушах стоят. Или вот кризис, и надо банками заниматься, а то рухнут... А она – не такая!
Вот у нее и накопилось. Она уже не могла терпеть. Пыталась намекать папе... Но безуспешно. Сейчас-то она понимает, что, видимо, намеки были слишком тонкие. Папа ничего не понимал. Или, если честно, не хотел понимать. Ему искренне казалось: если у тебя в руках такое дело, как у Миры Ладыгиной, то больше ничего не свете и не нужно. С папой вообще и легко, и трудно. С ним легко молчать, потому что он все время где-то парит мыслями, в какой-то далекой галактике. То есть обдумывает свои предпринимательские шаги, это понятно, но от этого понимания не легче. С папой трудно, как в горах, где мало воздуха – слишком высоко. Слишком важны его дела, значительны и масштабны, и как-то неловко со своим приземленным, мелким.
Мира дошла до того, что уже хотела удрать на какой-нибудь необитаемый остров, просто куда угодно. Где охрана не будет наблюдать, как она целуется с мальчишками. Это же свинство просто – прямо в лицо лезть своими глазами! Не дочь миллионера, а арестантка под надзором полиции – вот она кто была!.. А тут недавно фильм один посмотрела голливудский... Название?.. Выскочило из головы. И придумала: разыграть похищение, папа заплатит миллион, и эти деньги Мира отдаст маме. Чтобы хоть немного справедливость восстановить.
– Господи, я так хотела, чтобы эти деньги достались маме! – заплакала Мира.
Пай тревожно взглянул на Веру: что, снова применить собакотерапию?
– Мама у тебя умница, – твердо сказала Вера. – Я бы тоже сразу позвонила.
– Да? – Девочка высморкалась. – А бочебу?
– Сразу же, ни секундочки бы не ждала. Ты только представь, как папа волновался, как переживал за тебя. Каждая лишняя минута ожидания для него – это же мучение. Это нервы, это быстрая старость, морщины и болезни. Нет, мама правильно поступила.
– Допустим... И что мне теперь делать? Вначале я хотела сказать папе: я сама нашлась, давай мне деньги! Но тогда бы я призналась, что сама себя похитила! А потом сама же и вернулась, то есть нечестно играла! А играть нечестно – это стыдно, мне папа всегда так говорил. Я, правда, немножко мухлевала, особенно во всяких детских играх... Короче, это тупик и полный провал.
– Ни в коем случае, – быстро сказала Вера, не дожидаясь нового приступа слез. – Никакого провала не наблюдаю. Ты просто ошиблась.
– В чем?
– Что маме нужны деньги. Эх, глупенькая! Ей нужна ты. Подумай сама: если бы тебе предложили вместо мамы деньги...
– Но мне не нужны деньги!
– А почему ты решила, что маме они нужны? Даже если на существование не хватает, но вдруг ей в жизни требуется что-то такое, чего за дензнаки не купишь? А? Ты у нее спросила? Тем более, если деньги достались ценой твоего, извини за слово, шантажа.
Мирослава задумалась. Было видно, что такая простая мысль никогда не приходила ей в голову.
– А признаться папе ты зря боишься, – продолжала «ковать железо» Лученко. – Он сейчас так рад твоему возвращению, что как раз и можно признаваться во всех грехах. Мириться надо. Кстати... Что там с женой у Марата Артуровича?
– С Викой? – беспечно переспросила девушка. – Она ушла. Он говорит, что выгнал ее, но я слышала... В общем, нет у него жены теперь. Разведется ко дню рождения. У него скоро день рождения. Может... Как вы думаете, если теперь... – Она запнулась.
Вера внимательно на нее посмотрела.
– А что, надо подумать. День рождения, говоришь... Тогда, может быть...
Они принялись шептаться так тихо, что даже Пай не все понял.
Мира спросила:
– Но вы точно знаете, что он меня простит? И все получится?
– Получится или нет – не знаю. Будь готова к тому, что не получится, живи с открытым сознанием. А насчет прощения – простит, поверь мне. Посердится немного и забудет. Ты, конечно, та еще маленькая разбойница, но вы же не чужие люди.
– Вы думаете? – нерешительно спросила Мира.
– Я не думаю, я знаю. Ты уж мне поверь. Ну хочешь, я где-нибудь поблизости посижу. Для надежности. Если что, папочку вместе укротим. Втроем, с Паем. Давай, используй нас, докторов, пока мы тут...
– Ой, как здорово вы придумали! – захлопала в ладоши Мира. – Только еще побудьте немного со мной.
– Ладно. А что ты тут делала? Рисовала?
– Ага. Мне, пока я там в ванной плакала, пришла в голову суперовая идея для рисунка на футболке.
– Ну-ка, посмотрим. – Вера наклонилась и подняла с пола лист картона, потом другой.
На всех картонах красовались варианты одного и того же сюжета. У воротника футболки была нарисована лиса с хитрющей рыжей мордой. Она обнимала горловину, как воротник-горжетка. На одном рисунке она свешивалась больше со стороны хвоста, на другом – мордой. На трех последних лиса держала в лапе пистолет, прорисованный со всеми пугающими подробностями.
– М-да, – сказала Вера. – Такой вот арт... Это тебе застрелить всех хотелось?
– Что, не нравится? – насторожилась Мирослава.
– Ты что! Еще как нравится, – искренне призналась Вера. – Идея действительно суперовая. Для молодежи, конечно. А давай еще немного подумаем, порисуем. Можно, я тоже?..
– Конечно! Вот вам фломастеры, – сказала Мира.
Пай дремал у двери, время от времени поглядывая на хозяйку. Он, конечно, использовал всякую возможность, чтобы подремать, потому что он, можно сказать, чемпион мира по сну для закрытых помещений. Но ему было немного досадно. Так хорошо играли, ласкались. А теперь они что-то рисуют, рисуют... Чертят своими фломастерами по белым листам, а о нем совсем забыли. Не обращают на него никакого внимания. Безобразие. Кто вам настроение улучшил? Эх, люди… Ну да что с вас возьмешь, так и быть, рисуйте, только не увлекайтесь сильно. Ведь от них только и слышится: «Так, здесь на горловине бантик... Нет, не бантик, а бахрома, веселенькая такая... А облегание плотное? Ты что, конечно, свободное! Вытачка... Подрезной карман... Это уже не футболка у нас получается, а кенгурушка... Воланы? Нет, это для юбки, сюда не подходит». И вдобавок обе пританцовывают и напевают...
Старостин тихонько приоткрыл дверь в коридор и заглянул. Сзади нависал Марат Ладыгин: ну? Что там? Они услышали песню Димы Билана, исполняемую на два женских голоса: «Все, все, все – хватит! Это не катит!»
Охранник вытаращил глаза и осторожно закрыл дверь...

***

Мира Ладыгина теперь свободно встречалась с мамой, когда ей только хотелось. Причем ездила в гости на мотоцикле. Отец, к ее удивлению, вовсе не запрещал, не ругался, не давил на психику – мол, будь осторожна и все такое. Наоборот, когда увидел ее «Харлей Дэвидсон», у самого глазки загорелись! Попросил прокатиться, сделал круг по территории усадьбы, потом на шоссе – и как газанет! Нет, все-таки папка у нее классный!
Она не замечала за собой и обычного надзора охраны. Подозревала, конечно, что он есть, но не видела. Ну и хорошо.
Мирослава даже уговорила отца, что пробудет в Киеве еще около месяца. Слишком давно она с мамой не общалась. Уговорить его удалось легко. Папа все больше ее удивлял... Правда, он насчет ее бизнеса забеспокоился, но она ведь столько напроектировала в последнее время – на полгода шитья хватит.
А сам он уже засобирался в Москву. Только вот день рождения с дочкой отметит – и полетит.
– Па! – сказала Мира. – Я приготовила тебе сюрприз.
– Да? Ты меня заинтриговала. И что же это?
Мире хотелось казаться серьезной, но глаза ее смеялись. В них плескались веселые огоньки радости. Она набрала побольше воздуху в легкие и объявила:
– Путешествие на воздушном шаре!
– Ты подарила мне на день рождения полет на воздушном шаре? – удивленно вскричал папа-миллионер.
– Да.
– А знаешь ли ты, маленькая моя божья коровка, что я с детства мечтал о такой прогулке? Да ты просто чудо, а не дочь!
– Ура!
– Не просто ура, а гип-гип-ура!
Мира пустилась в пляс, выделывая восторженные коленца. Папа тоже немного попрыгал, корча страшные рожи.
– Что же ты, – немного задыхаясь, спросила Мира, – до сих пор не полетал на шаре? Бедненький! Неужели денежек не хватило?
– Да, бедный я! – подхватил игру Марат. – Разорен выкупами, которые должен заплатить за свою неразумную дочь!
Мира перестала прыгать и надулась.
– Ну, па! Я же просила...
– Ладно, не хнычь. – Он потрепал ее по волнистой прическе. – Уж и пошутить нельзя.
– Тем более, – дочь лукаво взглянула на него, – десять миллионов так никому и не достались, экономный ты мой. Ну, до встречи на шаре!
Через несколько дней Марат прикатил на своем «саабе» в аэропорт «Чайка», откуда запускались воздушные шары. Настроение у него было прекрасным. Впервые в жизни он так отпразднует свой день рождения. Во-первых, только Мира и он. Во-вторых, сейчас они с дочкой окажутся в корзине и поплывут над землей. Здорово!
Желание летать – для него оно было мечтой из детства. Только, став взрослым, он как-то не вспоминал о том желании. Суета и взрослые заботы почему-то не давали ему оторваться от земли хотя бы в мыслях. А самолет не считается, он не дает чувства полета, только ощущение быстрого перемещения в пространстве.
Другое дело воздушный шар. Это, пожалуй, единственный аппарат, позволяющий человеку по-настоящему почувствовать небо. Еще есть парашюты, конечно, но тут надо быть ловким и тренированным. А полет на шаре по идее должен дать максимальное ощущение свободы, ведь он элементарно прост в управлении...
Он припарковался, издалека разглядывая яркую оболочку воздушного шара, поставил автомобиль на сигнализацию и зашагал в ту сторону.
У места старта спиной к Ладыгину стояла женщина. В лиловом велюровом костюме, высокая, стройная. Ветер шевелил ее длинные волосы. Сердце у Марата защемило. Такая красивая... «Эх, был бы я посвободнее!» – невольно подумалось ему.
Женщина повернулась, и Марат остолбенел. Это была Маргарита Голубенко.
Несколько секунд они обалдело смотрели друг на друга. Затем спросили хором:
– Где Мира?
И тут им все стало понятно. Неужели дочь нарочно свела их на этом летном поле?! Ну, хулиганка!..
Рита вспомнила, как Мира уговаривала ее.
– Мамуля! – вкрадчиво начала дочь. – После всего, что я перенесла, мне бы очень хотелось отдохнуть.
– Конечно! Бедная моя девочка. – Мать привлекла ее к себе. – И какие же у тебя планы?
– Ну, во-первых, я хочу отдыхать с тобой и только с тобой. – Мирослава прижалась к матери, словно котенок, который долго искал теплый мамин бочок.
– Я с радостью составлю тебе компанию, – обрадовалась Рита.
– Обещай, что согласишься на любой вариант отдыха, какой бы я ни выбрала!
– Ты что-то придумала, хитрюга?
– Обещай!
– Надеюсь, это не будет охота на крокодилов в Амазонке? И не сафари в Африке? Ты же знаешь, я противница экстрима. И вообще, после приключений – опять приключения?! Ни за что!
Рита откинула назад свои густые вьющиеся черные волосы. Этот жест Мира переняла у матери, и они обе часто совершали его синхронно. Вот и сейчас она забросила свои длинные кудри на спину.
– Мы даже не уедем за пределы города. Ну что, обещаешь?
– Хорошо, обещаю. Но при одном условии. Ты сейчас же мне все расскажешь. Путешествие на катере по Днепру?
– Почти. Это полет на воздушном шаре над Киевом.
– Ты с ума сошла! Я же ужасно боюсь высоты!
– Я знаю, мамочка. Но ради меня, всего один разочек! Ну, пожалуйста! – стала канючить девушка, как заправский детеныш-бесеныш.
– Ни за что! Ни за какие сокровища мира, – отбивалась от дочери Маргарита. – Я просто уписаюсь от страха! Даже и не проси.
– Мамуля... А если бы похитители потребовали, чтоб ради моего спасения ты полетела на воздушном шаре в другую точку планеты? Неужели ты бы отказалась? – Используя этот аргумент, Мира смотрела на мать невинными глазками.
– Это шантаж! – возмущенно воскликнула Рита Голубенко.
– Никакой не шантаж. Просто твоя дочечка мечтает прокатиться на воздушном шарике. Почувствовать себя птицей, разве это плохо?
– Ничего плохого я в этом не вижу, но...
– А с кем мне прикажешь лететь?
Маргарита задумалась. Действительно, дочь права. С кем ей лететь? Все подружки в Москве. Да и потом... Даже с подружкой она ее ни за что не отпустила бы. Тогда с отцом? Но Марат вечно занят, у него бизнес, командировки, переговоры. Он не может уделить девочке времени. Но представить себя в гондоле воздушного шара Рита не могла. К горлу подступала тошнота, и женщине казалось, что она забьется на дно этой посудины для полетов и так, зажмурившись, проведет все время в воздухе. Наконец, она решилась.
– Так и быть. Я согласна. Но учти, это только ради тебя!
И вот теперь Рита стояла рядом со своим бывшим мужем... Однако она первая вышла из замешательства.
– Как ты думаешь, – спросила Рита, – она здесь появится?
Марат пожал плечами и усмехнулся.
– Не знаю.
Он мимолетно подумал, что их дочь, скорее всего, сидит где-нибудь с биноклем и наблюдает за ними. Мира, как и он в годы своей студенческой молодости, способна придумывать удивительные приключения.
Прошла минута или две.
– Будем ждать ее, или полетим? – спросил Марат. – Вот и инструктор уже пришел. Давай руку...
Рита вдруг почувствовала, что подать ему руку ей еще труднее, чем представить себя на высоте. Но и не подать?..
Она закрыла глаза...
– Между прочим, у меня день рождения сегодня, – услышала она его голос. – Ты еще помнишь?
Она ответно протянула ему руку.
Ладыгин оказался прав. Мирослава и вправду пряталась за машиной-заправщиком, на том участке летного поля, где стояло несколько небольших частных самолетов. К глазам она приложила бинокль с многократным увеличением и, закусив губу, цедила сквозь зубы:
– Да что ж вы стоите, как неродные! Подойдите поближе друг к другу! Папа, помоги маме забраться в корзину. Где этот чертов инструктор? Ах, вот он! Он им что-то говорит. Наверно, что время отправляться. Так, папочка подал маме руку, но корзина высокая, правильно... Я такую и заказывала. Ей никак в нее не влезть. Ну? Папа! Почему ты такой тугодум? Нужно взять маму на руки, что ты как маленький... И перенести ее внутрь. Мама, не сопротивляйся, пожалуйста! Закрой глаза, и все... Ну? О! Додумался наконец-то. Ура! Подхватил ее и переносит внутрь этой кошелки... Фу ты, корзины. Все как в замедленной съемке. Молодец, папуля! Не торопится поставить маму на пол. Мамочка, скромница наша, сама выскальзывает! Так... Зажгли горелку под шаром. Сейчас, сейчас... Наполняется воздухом и круглеет, как глобус. Ура, поднимается! Ну все, родители. Я сделала, что могла. Не подведите меня!
Девушка положила бинокль, сложила руки ковшиком и прошептала:
– Господи! Пусть мама и папа снова будут вместе...
Из горелок вырвалось пламя. Шар встрепенулся, проснулся, заколыхался... Обрел наконец свою форму. И медленно взлетел. Марат почувствовал толчок счастья в сердце – может быть, это давние детские мечты сбываются?
Рита только приоткрыла щелочки глаз – и снова зажмурилась. Марат осторожно прикоснулся рукой к ее руке. Она крепко схватила его ладонь, открыла глаза... Страх куда-то улетучился, вместо него появился восторг.
И больше ничего уже не было, только чистый детский восторг, шар и бесконечное, совершенно нестрашное небо.

*********

Необходимое послесловие.
Этот текст – отрывок из нашей с Анной Владимирской книги «Плата за обман». Мы работали так: каждый пишет согласно плану свои главы, потом мы меняемся и редактируем соавтора. Эту главу написал я, поэтому с чистой совестью выкладываю ее на своей странице. Помню, мне никак не удавалось придумать «ход», чтобы читалась она не скучно. И тут я вспомнил спаниеля Санди, давно уже ушедшего к тому моменту (2010 год). В наших детективах он постоянное действующее лицо. Ведь иногда очень удобно взглянуть на ситуацию не человеческим, а собачьим незамутненным взглядом. Санди часто выручал нас в литературном плане. Выручил он меня и тогда. Как только я представил его в предлагаемых условиях – как бы он увидел все это, что бы «думал» – глава написалась сразу. И кстати, я тогда не знал, что термин «собакотерапия» реально существует.