1
Не часто просто пишется поэту.
Да где я ни бывал и не мелькал,
По ту кружил по сторону, по эту,
Вот греюсь в доме, здесь у камелька.
Как ни блажи, как ни кружи по свету,
Жизнь часто просто кажется мелка.
И сложность в том – себя призвать к ответу:
Во тьму глядишь с какого маяка?
Да что маяк? Да ты, моряк, дружи с ним!
Свет маяка укажет путь во тьму.
Ввысь поднимают, носят волны жизни.
Жить надо не по нраву – по уму.
Да мне про свой забыть бы к чёрту нрав.
Так сам не знаешь: в чём ты прав и здрав.
2
Так сам не знаешь: в чём ты прав и здрав.
Душа болит; куда же душу денешь?
Когда каноны должные поправ,
В лохмотья душу – в смрадные! – оденешь.
Все снасти буря буйная порвав,
В такие бездны бросит; что за тени ж
Чудовищ адских? Смотришь, наплевав.
Жив, да и ладно; тем себя в беде нежь.
Не сдаться? Что за глупый маскарад!
Играть со смертью? – сам тому не рад.
Причаль, поэт, к любому парапету.
Что за беда? Что, право, за печаль?
Пьёшь, в кружке тонешь? К дужке да причаль.
Нет места в сердце...трезвости обету.
3
Нет места в сердце...трезвости обету.
Не верь судьбе; твой выбор – нет ли, да?
Да знать бы цель похвальную в судьбе ту,
Чтоб не напрасно жизни длить года.
Подсунет ложь нам всякую монету.
Что ж, пусть судьба; с ней горе – не беда.
Всем Бог – Судья; судьбы, по сути, нету.
Вот и несёт неведомо куда.
А как представишь, где ж тебя носило.
И в жуть, и в муть ввергала вражья сила.
Из огненных ты вырван лап и лав.
Теперь и камелёк тобой затеплен.
И пледа так приятен в теплоте плен,
В глинтвейне сладок привкус дивных трав.
4
В глинтвейне сладок привкус дивных трав,
Мне комелёк теперь и тот приятен.
Я постарел; поэт, моряк, не граф.
Душа в рубцах; нет чёрных, смрадных пятен.
Я жил, блажил; ни строчки не украв
Ни у кого; никто не скажет: я, те!
Талант на жизнь имел бы тыщи прав,
Да жуток мир и страшно необъятен.
Меня вздымали волны выше звёзд.
Вся жизнь была всерьёз и не всерьёз.
Я лез в лохмотьях в царскую карету.
Несла меня коварная волна.
А может быть, вовсю душа вольна?
Прибило, будто падаль, к Минарету.
5
Прибило, будто падаль, к Минарету.
Над падалью склонился янычар.
Другой ли чёрт подобный бреду? К лету
Меня столкнули в жуть пустынных чар.
В песках ночами – нужно ль по секрету? -
Я и другой обрёл «бесценный» дар.
Замёрзший в доску, вижу на заре тут,
Там, там ли где-то? – жалок я и стар.
А зной на абордаж берёт, и льётся
Вода, и пот из плоти – из колодца.
Закат мертвящий огненно-кровав.
Я жил, блажил; не лазал по карманам
А жизнь предстала мне сплошным обманом.
Я жил, собою жизнь обворовав.
6
Я жил, собою жизнь обворовав.
Накину плед, согреет камелёчек.
Я в гости мысли вздорные созвав,
К чертям заброшу банный комелёчек.
Дни в памяти тягуче перебрав,
В одном лице за всех решу – в тенёчек.
Молитвы, да и тосты переврав,
По счёту новый праздную денёчек.
Вот веничек мой славный – комелёк.
Твой пленничек я, милый камелёк.
Бокал вина себе налью и пледу.
Не будь, не будь, Господь, к поэту строг.
Вся жизнь поэта - горсть надгробных строк.
Не всё, что говорится, канет в Лету.
7
Не всё, что говорится, канет в Лету.
Как жить и быть? – себе даю совет.
В поэзии, как Зевс влюблённый в Леду,
Смиренья чту спасительный Завет.
Теперь на жизнь одну составлю смету.
Ещё к сонету приплету сонет.
Я страшную, как дар, имею мету:
В жару так мёрзну, в лютый холод – нет.
Поэтами нам быть иль моряками,
Жизнь всякими нам светит маяками.
Не жить без язв, без детских давних «вав».
А всё, что мною пережито было,
В каких бореньях, в бурях душу било,
В душе пребудет, душу надорвав.
8
В душе пребудет, душу надорвав:
Среди чудовищ – эких! – побываю.
Нелепа грусть, и день, что надо! А…в
В… день в никакой – глинтвейн и попиваю.
Не нужно мне ни почестей, ни слав,
Ни прочих слов; чего и всем желаю.
Так рифмою строку расцеловав,
Я добр и здрав бываю, реже лаю.
Звучи поэт заслуженной строкой.
А нет звучанья? – рюмка под рукой.
Плыви моряк, дерзай первопроходец.
Познай в себе начало всех начал.
Свой путь найди! В пустыне – свой причал!
Да измельчал дней нынешних народец.
9
Да измельчал дней нынешних народец.
Я сам сижу, тужу пред камельком.
А то ныряю в банный жар, и вроде
Полегче мне под шустрым комельком.
А там лучок в саду ли, в огороде.
Цветов не счесть, день дышит ветерком.
Что ж, всё моё, всё Божье! Всё добро-де!
Лишь ни о чём не думать, ни о ком.
Мир был похож на сказку, стал постылым.
Земля сплошным убойным стала тиром.
В Антарктике не стало прежних льдин.
Да что же это, Боже, стало с нами?
И мир не мил, живёшь пустыми снами.
Стал Бог для всех расплывчато-един.
10
Стал Бог для всех расплывчато-един.
Я ж и в аду, как в раж войду, побуду.
Встаём, ложимся, пьём, поём, едим.
В Аллаха верим, во Христа и в Будду.
Ты в Бога веришь? Лапу дай, пингвин.
Мы службу, мессу знай вершим повсюду.
Гляжу на всё под гнётом жгучих вин.
А то… кружу, и пьяно бью посуду.
В быту, как в тине, вязнет голова.
Запели рифмы, выпали в слова.
Так чудны рифы при любой погоде.
А если и не пишется, уже
Ты на запойном – к Небу! – вираже.
Кто знал бы о поэтовой породе.
11
Кто знал бы о поэтовой породе.
Бог знает всё, и всюду следом – чёрт.
Как с чёртом рассчитаться жалкой плоти?
Дыши, поэт, пиши; предъявлен счёт.
Да что стихи? Те в моде, те не в моде.
Никто пьянящей рифмы не найдёт.
В былых созвучий роются в комоде.
Так пой, поэт, как в бой иди на дот.
Вот потому и пилось мне, и пелось.
Я с губ срывал звенящих вишен спелость.
Свидетель был немыслимых годин.
Где моряка носила сила вражья?
А на запойный выйду на вираж я?
Мне хватит бездн и без болотных тин.
12
Мне хватит бездн и без болотных тин.
Мерцай маяк в надзвездный мрак небесный.
Плыви моряк; плыви, тони один.
Глубин под килем – блещущие бездны.
О дивные сокровища глубин!
Слова и те бывают неуместны.
Чудеснейший Поэзия рубин.
Но всех безумств последствия известны.
Живи, поэт, глубинами души.
Плыви, моряк, все маяки туши.
На то и жизнь без лишних проволочек.
Слов обретая смысл и глубину,
Твори, поэт, плыви, иди ко дну.
Свет извлекай из тьмы и мрака строчек.
13
Свет извлекай из тьмы и мрака строчек.
Есть в Божьем доме как бы уголок.
Дойдёшь чудак, дойдёшь до крайних точек.
Побереги последних нервов клок.
Подчас не греет милый камелёчек.
Да сколько ж тёмных пройдено дорог?!
Бери поэт свой бренный комелёчек.
В пути моряк до ужаса продрог.
Проклятые Поэзии пути.
Глаза глядят – ослепшие почти.
А Свет Господний ясно видят – очи.
Да Зевсу, как без Леды милой? Без
Поэзии? Подлез проныра-бес!
Дошли до точек, некуда короче.
14
Дошли до точек, некуда короче.
Всю душу черти вывернут, сопрут.
В пустыне задан, выучен урочек.
На сто замков мне душу не запрут.
Вдали бренчит последний мой звоночек.
То ль склянки бьют, то ль ангелы поют?!
Сплетается последний мой веночек.
Глинтвейн, бывает, гости-черти пьют.
Тягучее, горючее вино.
Подчас не пьёшь, добавишь всё равно.
Так что ж добавить к вящему портрету?
Поэт, моряк, пропойца всех времён.
Я даром был – Поэзией! – клеймён.
Не часто просто пишется поэту.
15
Не часто просто пишется поэту.
Так сам не знаешь: в чём ты прав и здрав.
Нет места в сердце...трезвости обету.
В глинтвейне сладок привкус дивных трав.
Прибило, будто падаль, к Минарету.
Я жил, собою жизнь обворовав.
Не всё, что говорится, канет в Лету.
В душе пребудет, душу надорвав.
Да, измельчал дней нынешних народец.
Стал Бог для всех расплывчато-един.
Кто знал бы о поэтовой породе.
Мне хватит бездн и без болотных тин.
Свет извлекай из тьмы и мрака строчек.
Дошли до точек, некуда короче.