Из истории управления КГБ при СМ СССР по Москве и

Дневник Литератора
13 марта 1954 г. Президиум Верховного Совета СССР принял Указ об образовании КГБ при Совете министров СССР. Приказом председателя КГБ при СМ СССР от 18 марта была определена структура нового ведомства, в определенном смысле, повторенная в столичном управлении комитета госбезопасности. В тот же день его начальником был назначен генерал-майор Н. И. Крайнов [1].

В аппарате УКГБ были образованы отделы: 2-й – контрразведка, розыск государственных преступников; 4-й – борьба с антисоветскими и иными враждебными проявлениями и элементами; 5-й – обеспечение безопасности особо важных промышленных предприятий, защита государственных секретов, обеспечение безопасности производства и транспортировки специальной продукции, предупреждение диверсий, аварий и катастроф; 7-й – наружное наблюдение; 9-й – участие в обеспечение безопасности руководителей КПСС и советского правительства, городских и областных органов власти; следственный отдел и другие.

Помимо этого, имелись аппараты уполномоченных УКГБ на Московском железнодорожном узле и московском городском транспорте.

Были переименованы также его районные и городские подразделения – теперь они стали называться аппаратами уполномоченных в районах столицы (их было 25) и городах области (22).

Также на территории Москвы и Московской области дислоцировались и действовали подразделения военной контрразведки – Третьего Главного управления КГБ при СМ СССР – особые отделы Московского военного округа и Московского округа ПВО. Начальники названных особых отделов, также как заведующий отделом административных органов Московского городского комитета (МГК) КПСС и прокуроры Москвы и области, принимали участие в особо важных оперативных совещаниях в УКГБ по г. Москве и Московской области. Помимо этого, начальник управления регулярно информировал о результатах работы Первого секретаря МГК.

В решении Президиума ЦК КПСС была сформулирована и следующая задача, оказавшая самое непосредственное влияние на деятельность КГБ СССР: «В кратчайший срок ликвидировать последствия вражеской деятельности Берия в органах государственной безопасности и добиться превращения органов госбезопасности в острое оружие нашей партии, направленное против действительных врагов нашего социалистического государства, а не против честных людей» [2].

Это положение объясняется тем фактом, что после ареста Л.П. Берии, с августа 1953 г. до 1 марта 1954 г. в органы прокуратуры поступило 78 982 заявлений и жалоб граждан на незаконные методы ведения следствия и с просьбами о реабилитации. В связи с этим 4 мая 1954 г. Президиум ЦК КПСС принимает решение об организации работы по проверке и пересмотру дел – первоначально по заявлениям граждан, а впоследствии и значительной части осужденных за контрреволюционные преступления (за исключением лиц из числа партийной номенклатуры, об аресте которых решение принималось республиканскими, краевыми или областными партийными комитетами).

В столице такая Комиссия по пересмотру дел на лиц, осужденных за контрреволюционные преступления, и содержащихся в лагерях, тюрьмах и колониях МВД СССР, находящихся в ссылке и на поселении, под председательством и.о. прокурора области П.И. Маркова была образована 29 мая 1954 г. Аппарат комиссии насчитывал 120 человек (98 человек – работники судов, следователи прокуратуры, в том числе 40 следователей и оперативных сотрудников УКГБ по г. Москве и Московской области, и 22 технических работника, в том числе 10 – от УКГБ).

Как сообщалось 28 декабря 1955 г. секретарю Московского областного комитета КПСС И.В. Капитонову в итоговом докладе о работе комиссии, ею с июня 1954 г. было рассмотрено 4 365 следственных дел на 5 039 осужденных. По итогам их пересмотра по 1 767 делам на 1 960 человек были приняты решения об изменении ранее вынесенных приговоров: в связи с амнистией, уголовной переквалификацией составов преступлений, сокращением сроков наказания, частичной или полной реабилитацией. При этом 352 бывших осужденных были реабилитированы полностью.

Однако работа по пересмотру архивных следственных дел при участии сотрудников КГБ продолжалась и в последующие годы.

Например, в отчете в МГК КПСС № 11/67 от 31 января 1958 г. о работе управления сообщалось, что «закончена проверка по 1 332 делам на 1 887 человек», по итогам которой было принято решение о прекращении дел на 803 обвиняемых, находились в стадии проверки на 1 января еще 90 архивных следственных дел на 136 человек.

По вскрытым фактам применения незаконных методов ведения следствия виновные привлекались к партийной, административной и судебной ответственности.

Следует также отметить, что еще ранее, 24 мая 1955 г., Указом Президиума Верховного Совета СССР было утверждено Положение о прокурорском надзоре в СССР, а для осуществления надзора за следствием в органах КГБ в Прокуратуре СССР был образован специальный отдел.

С момента образования КГБ при СМ СССР контроль за его деятельностью осуществлялся также ЦК КПСС, в частности, Отделом административных органов ЦК, а также соответствующими отделами республиканских, краевых и областных комитетов партии. В эти отделы нередко поступали жалобы и заявления граждан в отношении действий сотрудников КГБ, адресованные в партийные инстанции, и которые организовывали их проверку.

В этой связи недопустимо отождествлять КГБ СССР с его историческими предшественниками НКВД-НКГБ и МГБ. Хотя, в то же время, деятельность органов КГБ в 50-е - 60-е гг. не была свободна от влияния субъективизма и волюнтаризма их руководства.

Проводившаяся в 1953 – 1954 гг. сотрудниками судов, прокуратуры и органов КГБ масштабная работа по пересмотру уголовных дел привела к пересмотру подходов к оценке оперативных материалов в отношении лиц, объявленных органами МГБ в оперативный розыск.

В этой связи 10 августа 1955 г. было издано указание КГБ СССР «О наведении порядка в учетах разыскиваемых и сосредоточении внимания на розыске действительных врагов Советского государства».

Однако и помимо названной работы, КГБ при СМ СССР продолжал информировать территориальные органы, что, по получаемым из-за рубежа агентурным сведениям, американская разведка продолжает готовить к заброске в СССР все новые агентурные группы.

В очередной такой ориентировке по розыску агентов американской разведки № 4сс от 28 апреля 1954 г. начальник УКГБ по г. Москве и Московской области предлагал «учитывать возможности дислоцирующихся на территории этих районов Особых отделов и транспортных органов государственной безопасности и милиции, установить с ними в розыскной работе оперативный контакт».

В декабре 1954 г. КГБ вновь информировал территориальные органы о предполагавшейся заброске на территорию нашей страны 6 агентов НТС. Значительная активность НТС по предоставлению ЦРУ своих членов для обучения с целью их дальнейшей заброски в СССР закономерно выдвинуло эту организацию в число первоочередных целей органов госбезопасности.

Учет – в картотечной форме, проходящих по ориентировкам установленных агентов спецслужб иностранных государств, изменников Родине и иных разыскиваемых органами госбезопасности лиц (позднее они стали именоваться в официальных документах Комитета государственными преступниками), их примет, родственных и иных связей, осуществлялся во 2-м отделе УКГБ, которым с 4 октября 1946 г. руководил Г. И. Серов [3].

Так, в ориентировке УКГБ от 8 марта 1958 г. вновь сообщалось о планировавшейся на май месяц заброске американских агентов-парашютистов на территорию Венгрии, Румынии и СССР с требованием принять все необходимые меры для их обнаружения и задержания.

Ранее УКГБ неоднократно информировалось об участившихся в последнее время попытках НТС забрасывать на территорию СССР листовки и иную пропагандистскую антисоветскую литературу с помощью специально оборудованных воздушных шаров-аэростатов [4]. Первая ориентировка УКГБ по г. Москве и МО по данному вопросу датирована 4 августа 1954 г. (№ 8 сс).

В конце апреля – начале мая 1958 г. в ряде районов области действительно было обнаружено немалое количество агитационно-пропагандистских изданий НТС в виде листовок, газет и брошюр, заброшенных с помощью специально оборудованных воздушных шаров.

25 октября 1955 г. КГБ СССР во все подчиненные органы для непосредственного использования в оперативном розыске государственных преступников был разослан Сборник справочных материалов об органах германской разведки, действовавших против СССР в годы Великой Отечественной войны (так называемая «синяя книга»).

12 февраля 1955 г. приказом КГБ СССР была объявлена новая «Инструкция по розыску государственных преступников». А в марте 1959 г. в местные органы госбезопасности был направлен новый, уже трехтомный, «Список разыскиваемых государственных преступников», в который, наряду с выявленными агентами германских и финских спецслужб, фашистскими карателями и пособниками оккупантов периода Великой Отечественной войны, были включены также изменники Родине и лица, в отношении которых имелись данные об их связях с разведками иностранных государств (США, Великобритании, Франции и т.п.) уже в послевоенный период.

На 1 января 1958 г. во 2-м отделе УКГБ имелись розыскные дела на 394 государственных преступников. В том числе, на агентов: бывших германских спецслужб - 200; американской разведки – 7; спецслужб других государств – 7. А также предателей, карателей, фашистских пособников – 67; изменников Родине – 86; установленных членов НТС – 23; членов ОУН - 4.

В отношении 12 из них имелись данные об их возможном нахождении на территории СССР.

В 1957 г. были разысканы 49 человек: на территории СССР – 14 человек (3 из них были арестованы и осуждены другими органами безопасности); проживающими за рубежом – 35 человек. Было признано нецелесообразным продолжение Всесоюзного розыска на 79 подозреваемых.

В апреле 1958 г. УКГБ информировал секретаря МГК КПСС об аресте разыскивавшегося агента абверштелле «Украина» А. Смирнова, оказавшегося А.А. Комягиным, 1914 г.р. Было также установлено, что Комягин в 1946 г., как обер-лейтенант власовской «Русской освободительной армии» уже был осужден Военным трибуналом Сталинградской области по статье 58-1б к 20 годам лишения свободы в исправительно-трудовых лагерях. В 1955 г. – освобожден по амнистии со снятием судимости.

При этом сообщалось, что согласно полученным в ходе розыска сведениям, ранее были неизвестны и трибуналом не рассматривались факты провокаторской деятельности изменника Родине А. Комягина в Киеве в 1942 – 1943 гг., приведшие к аресту гестапо многих членов городского подполья. Эти факты своей биографии Комякину-Смирнову удалось скрыть при прохождении фильтрации после окончания боевых действий в Германии.

Активный розыск государственных преступников, включая и агентов иностранных спецслужб, проводился 2-м отделом (с 1967 г. – 2-й службой) управления и в последующие годы.

Так, например, в 1965 г. подразделениями Управления были разысканы 18 государственных преступников, объявленных во Всесоюзный розыск. В том числе – агенты бывших германских спецслужб, каратели и изменники Родине, лица, совершившие иные тяжкие преступления.

В 1968 г. было разыскано 12 государственных преступников (2 из них были установлены проживающими за рубежом), в том числе арестованы агент фашистской разведки Максимов, финской Евтерс, каратель Смирнов, изменник Родины и член НТС Будулак-Шарагин.

Также сотрудниками 2-й службы управления была проделана значительная работа по исполнению указания КГБ при СМ СССР № 27 с от 31 мая 1968 г. «Об активизации работы по выявлению и сбору доказательств виновности нацистских военных преступников, избежавших наказания». По материалам дополнительного изучения около 5 000 архивных следственных дел, московскими чекистами были выявлены и взяты на учет 250 военных преступников.

Перед 4-м отделом УКГБ ставились задачи борьбы с разного рода антисоветскими («троцкистскими», националистическими, сионистскими, клерикальными, сектантскими и иными) враждебными проявлениями и элементами.

Чрезвычайно важным для деятельности органов госбезопасности явилось также издание 29 мая 1955 г. приказа Председателя КГБ СССР «О задачах 5-го управления и 5-х отделов местных органов КГБ» (№ 00450), то есть, по обеспечению безопасности на стратегически важных промышленных объектах. И речь шла не только о сохранности государственной тайны при функционировании этих предприятий, но и о предотвращении различного рода аварий, катастроф, выявлении и ликвидации предпосылок к их возникновению.

Как существенный фактор изменения оперативной обстановки следует отметить открытие в Москве в сентябре 1955 г. посольства Федеративной Республики Германии, а в 1957 г. – посольства Японии. В них появились резидентуры соответствующих национальных спецслужб. Причем, западно-германская «Бундеснахрихтендинс» (БНД), официально созданная лишь в мае 1954 г., в действительности, под полным контролем подразделений американской разведки в западных оккупационных зонах, функционировала с 1945 г. под названием «Организации Гелена», специализируясь именно на разведывательной работе против СССР и Германской Демократической Республики, Группы советских войск в Германии (ГСВГ).

В 1960-е гг. количество иностранных диппредставительств в Москве продолжало возрастать за счет африканских государств, устанавливавших дипломатические отношения с СССР.

С первых дней образования Управления КГБ по г. Москве и Московской области, в соответствии с указаниями ЦК и КГБ СССР, его руководители систематически информировали первых секретарей Московского городского (МГК) и Московского областного (МК) комитетов КПСС как о выявленных угрозах безопасности, чрезвычайных происшествиях, а также предпосылках к их возникновению, так и об иных изменениях в оперативной обстановке в столице и Подмосковье.

Например, секретарям столичного и областного комитетов КПСС систематически направлялись спецсообщения о: мероприятиях по обеспечению безопасности массовых общественно-политических мероприятий – выборов в Верховные Советы СССР и РСФСР, праздничных демонстраций трудящихся в дни государственных праздников 1 Мая и 7 ноября; проверке состояния сохранности государственной тайны на предприятиях Москвы и области; неудовлетворительной работе столовой общежития МГУ; некачественном выполнении ряда работ на строительстве стадиона им. В.И. Ленина в Лужниках; разбазаривании государственных средств, отпущенных на строительство объектов городской инфраструктуры; небезопасном хранении взрывчатых веществ на промышленных предприятиях; отдельных случаях недовольства рабочих условиями труда и быта; предпосылках к авариям и пожарам на различных предприятиях города; разного рода чрезвычайных происшествиях (взрывах, пожарах) на предприятиях и результатах их расследований; ненадлежащем хранении радиоизотопов в НИИ и на предприятиях; выпуске недоброкачественной продукции, в том числе – на предприятиях ВПК столицы; недостатках при транспортировке специзделий с предприятий столицы, и тому подобных фактах и обстоятельствах. Секретарь МГК КПСС также информировался как об арестах отдельных граждан за антисоветскую деятельность, так и о недостатках политико-воспитательной работы в коллективах, в том числе вузов и школ.

О реакции москвичей на события в Венгрии в октябре – ноябре 1956 г., а также тройственную англо-франко-израильскую агрессию против Египта УКГБ по г. Москве и Московской области информировало секретаря МГК КПСС Е.А. Фурцеву.

В начале декабря 1956 г. начальник УКГБ В.С. Белоконев [5] информировал секретаря МГК КПСС Е.А. Фурцеву о том, что в столице проживает свыше 4 000 человек, ранее осуждавшихся за участие в антисоветской деятельности, освобожденных по амнистии, по отбытию сроков наказания, или в связи с прекращением уголовных дел. В сообщении подчеркивалось, что «некоторая часть из них продолжает и сегодня оставаться на своих враждебных позициях, открыто высказывает среди своего окружения антисоветские настроения, возводит клевету на советскую действительность, на руководство Партии и Правительства… за последнее время имели место неоднократные случаи распространения враждебными элементами антисоветских документов, исполненных и размноженных под копирку на пишущих машинках. В этих документах их авторы с антисоветских позиций расценивают происходящие в Венгрии и Польше события, осуждают политику Партии и Правительства, возводят клевету на руководителей КПСС и Советского государства. К розыску авторов и распространителей этих документов Управлением КГБ приняты меры».

Всего в этом спецсообщении упоминались фамилии около 30 ранее осуждавшихся жителей Москвы в возрасте от 30 до 65 лет, «остающихся на антисоветских позициях».

Все более широкое распространение анонимных антисоветских документов, в том числе, адресовавшихся как в партийные органы, так и, нередко, в редакции газет и журналов, привело даже к образованию в 4-м отделе в августе 1957 г. отделения в составе 17 сотрудников по розыску и установлению их авторов.

И хотя очень часто авторы указанных документов выявлялись московскими чекистами, далеко не все из них, с учетом личности исполнителей и распространителей, и по соображениям гуманности, привлекались к уголовной ответственности. Так, в 1957 г. был установлен 61 автор подобных документов, однако только 20 из них были арестованы, а 25 – профилактированы органами госбезопасности. Из 64 выявленных в 1968 г. авторов анонимных антисоветских документов к уголовной ответственности были привлечены 4, а еще двоим из них судами были определены медицинские меры принудительного характера.

В последующие месяцы в упаковках грузов, пребывающих в адреса московских предприятий, нередко обнаруживались газеты, брошюры и журнал НТС «Грани».

8 апреля 1957 г. начальник УКГБ СССР В.С. Белоконев направил районным и городским уполномоченным указание о разработке системы мер по решению задач обеспечения безопасности в период проведения в Москве VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов.

Это был не только первый подобный фестиваль, проводимый в социалистической стране, но и крупнейшее международное общественно-политическое мероприятие в Москве через 12 лет после Победы в Великой Отечественной войне и в канун 40-летия Великой Октябрьской социалистической революции. Его девизом были избраны слова «За мир и дружбу».

Проведение фестиваля планировалось с 28 июля по 11 августа и ожидалось участие в нем молодежных делегаций из многих стран мира. В итоге в Москве 34 тысячи гостей представляли 131 государство мира.

Разумеется, Советское руководство стремилось использовать проведение фестиваля в Москве, на который ожидалось прибытие 25 тысяч участников из капиталистических государств, для демонстрации достижений социалистического государства в преодолении разрушений самой кровопролитной в истории человечества войны. При этом руководство страны также хотело избежать каких-либо чрезвычайных ситуаций, способных нанести ущерб международному авторитету и престижу СССР.

В том числе – исключить возможность осуществления каких-либо экстремистских или террористических действий. (Последний публичный террористический акт, при котором два человека погибли, а еще четверо получили ранения, о чем, правда, не сообщалось в советской печати, произошел в Архангельске 1 мая 1955 г. на праздничной трибуне во время демонстрации трудящихся. Его исполнитель Г. Романов, ранее неоднократно судимый рецидивист, был приговорен к высшей мере наказания).

Проведение мероприятий фестиваля планировалось более чем на 17 площадях и других объектах столицы. В том числе – Химкинском водохранилище, парках культуры им. А.М. Горького, Сокольники, Останкино, Эрмитаж, Аквариум, им. Баумана, в Измайлово.

В ориентировке управления в подразделения указывалось (что нашло подтверждение впоследствии), что широкие контакты с советскими гражданами могут быть использованы иностранными спецслужбами для «восстановления связей с их старой агентурой, для попыток склонения отдельных неустойчивых в морально-политическом отношении лиц к шпионской работе, а также путем организации различных провокаций в какой-то мере подорвать авторитет и политическое значение фестиваля. Пользуясь широким общением с советской молодежью, иностранные разведки и их агентура будут проявлять интерес к воинским частям и режимным объектам Московской области, а также быту и трудовой деятельности советских граждан». В этой связи от всего оперативного состава управления требовалось «активизировать контрразведывательную работу по всем направлениям деятельности».

В частности, многие участники фестиваля рассказывали, что за рубежом средства массовой информации пытались дискредитировать проведение фестиваля в Москве, запугивали его потенциальных участников разного рода небылицами об СССР.

В тоже время отдельных его участников некие зарубежные организации просили собирать «впечатления о пребывании в СССР», акцентируя внимание на разного рода недостатках, как в организации размещения, проведения фестивальных мероприятий, так и в жизни самой столицы Советского Союза.

Московские чекисты пресекли попытку двух участников фестиваля из ФРГ снять по заказу антисоветских организаций (НТС и Радио «Освобождение») провокационный фильм, направленный на дискредитацию фестиваля.

Отдельные гости Фестиваля также проявили заметный интерес к положению церкви и религии в СССР. За дни фестиваля они посетили 25 храмов РПЦ, расположенных вблизи от мест их проживания.

Как УКГБ информировало Первого секретаря МГК КПСС Е.А. Фурцеву, большинство участников фестиваля, посетивших религиозные учреждения, были благожелательны по отношению к СССР.

Итоги работы чекистов во время фестиваля действительно подтвердили, что отдельные иностранцы прибывали в Москву для встреч с известными им лицами, о некоторых из которых им было известно, как от изменников Родине, так и от различных зарубежных эмигрантских организаций. В результате работы московских чекистов из числа иностранцев было выявлено около 50 лиц, обоснованно подозревавшихся в причастности к деятельности иностранных спецслужб. Данный факт со всей очевидностью свидетельствует о том, что работники КГБ отнюдь не страдали чрезмерной подозрительностью и шпиономанией.

Последующее привлечение к уголовной ответственности ряда лиц из числа связей иностранцев – около 8 человек, чья преступная деятельность была задокументирована и подтверждена материальными доказательствами (инструкции, письма в тайниках, вознаграждение за переданные материалы и т.д.), свидетельствует о том, что опасения чекистов были не беспочвенными, а основанными на знании тактики и организации разведывательно-подрывной деятельности спецслужб иностранных государств.

Однако Фестиваль молодежи и студентов принес и неожиданные последствия в виде распространения среди некоторых молодых людей подражания зарубежным образцам поведения и моды (появление «стиляг»), которые крайне негативно воспринимались многими гражданами.

8 февраля 1958 г. В.С. Белоконев информировал первого секретаря МГК КПСС В.И. Устинова «о наличии среди некоторой части студентов московских вузов нездоровых и аморальных проявлений». В их числе отмечались пьянство, азартные игры, хулиганство. Также отмечалось, что отдельные из них «устанавливают контакты с иностранцами, скупают в целях перепродажи» как предметы одежды, так и иностранную валюту, занимаются спекуляцией, что получило обобщенное наименование «фарцовки».

Среди студентов младших курсов появились «стиляги», причем начальник УКГБ пояснял, что этот тип поведения относится «не только к морально неустойчивым элементам, но и к лицам, занимающимся уголовно наказуемыми действиями (спекуляцией, мошенничеством)». При этом отмечалось, что подобные «факты в значительной степени являются результатом того, что партийными и комсомольскими организациями вузов надлежащей идеологической работы среди студенческой молодежи не ведется».
В ответ на просьбу руководства МГК КПСС подробнее информировать его о сути явления, в июле 1958 г. отправил новое спецсообщение. В котором, по сути, присутствуют элементы социологического анализа.


В частности, в нем отмечалось, что «в поведении отдельной части московской молодежи стали проявляться определенные черты и наклонности, несовместимые с принципами коммунистической морали: пренебрежительное отношение к труду, стремление к праздной «красивой» жизни, пошлость, аморальность, аполитичность, переоценка своей личности, желание чем-либо (одеждой, поведением, жаргоном, образом мыслей) выделиться из окружающей, «серой» по их выражению, массы советских людей.

Эти лица, а всего упоминалось около двух десятков фамилий, «наиболее подвержены разлагающему влиянию буржуазной идеологии», в силу чего «нередко возникают не только идеологические шатания, отрицательное отношение ко всему советскому, восхваление буржуазной демократии, свобод и образа жизни, а иногда и прямые антисоветские проявления». Отдельные из них «охотно идут на связь с иностранцами и являются источниками разведывательной и клеветнической информации о советской действительности, вынашивают изменнические намерения… Американская журналистка Шварценбах заявила, что в настоящее время все иностранные корреспонденты в Москве охотно завязывают знакомства со «стилягами».

В качестве примера приводилась статья из норвежской газеты «50 московских студентов осуждены к 5 – 10 годам тюрьмы. Выступили против вмешательства в Венгрии».

В.С. Белоконевым предлагался ряд мер со стороны общественных организаций и руководства вузов, которые были призваны оздоровить обстановку.

И действительно, принятыми энергичными мерами этот «вопрос» достаточно быстро был сведен на нет.

Следует отметить, что, в первые годы Управление КГБ по г. Москве и Московской области самостоятельно не проводило закордонных оперативных мероприятий. Быть может, первым из них стало обеспечение выезда с 23 июня по 3 июля 1956 г. в Федеративную республику Германию впервые после подписания договора о первой группы туристов (25 человек) из Москвы. Группа посетила города Гамбург, Бремен, Кельн, Дюссельдорф, Нюренберг, Мюнхен и Западный Берлин.

За небольшим исключением, писал в отчете об этой поездке сопровождавший группу сотрудник 2-го отдела УКГБ капитан В.Е. Кеворков [6], «отношение было дружественным. Немцы проявляли живой интерес ко всему, что относится к СССР, интересовались уровнем жизни, зарплатой рабочих и служащих, покупательной способностью рубля, системой обучения и другими вопросами. Особенно тепло к советским туристам относилась трудящаяся часть населения ФРГ».

Пребывание первых советских туристов широко освещалось германской прессой. Общий тон, сообщал прекрасно владевший немецким языком Вячеслав Ервандович, «был благожелательным, за исключением нескольких выпадов».

Бургомистр Кройцберга (пригород Западного Берлина), устроив прием в честь советских туристов, пригласил на него большую группу журналистов, а также представителей различного рода организаций, которые принимали активное участие в антисоветской работе. Организаторы встречи ревностно следили, чтобы гости как можно больше выпивали, чтобы иметь возможность сфотографировать их в компрометирующих позах или обстановке. (20 июля социал-демократическая фракция магистрата объявила выговор бургомистру «за превышение полномочий» при организации приема для советских туристов и даже предложила ему подать в отставку).

Значительную и вполне ожидаемую активность в отношении участников группы развернули члены местных отделений Народно-трудового союза (НТС).

Знакомство с ними началось в музее Гете во Франкфурте-на-Майне, где, как не скрывали энтеэсовцы, находится «самая мощная организация НТС». Не скрывали они и цели своей деятельности – «борьбу с коммунизмом», в связи с чем пытались вручить москвичам листовки и иную литературу, делали предложения отдельным из них «выбрав свободный мир», остаться в ФРГ.

Энтээсовцы появлялись как на местах парковки автобуса у объектов посещения, так и находились по вечерам в холлах гостиниц советских туристов, вели себя чрезвычайно навязчиво (что впоследствии стало «фирменным стилем» НТС при попытках «обработки» советских граждан за рубежом). Некоторые из них, пытаясь оправдать свое пребывание в ФРГ, выдавали себя за «жертв сталинского режима».

«Наличие активно действующих антисоветских эмигрантских и других реакционных организаций, - отмечал капитан Кеворков, - постоянно провоцирующих советских туристов, делает поездку весьма напряженной.

Все туристы проявляли патриотизм и выдержку при столкновениях с недоброжелательными элементами и сумели дать правильный и решительный отпор многочисленным попыткам втянуть их в ту или другую провокацию».

В то же время, некоторые из встреченных москвичами соотечественников, наоборот, интересовались возможностями возвращения на Родину.

В дальнейшем, уже в начале 1960-х гг., сотрудники УКГБ поднялись на уровень не только завязывания оперативных игр с НТС и подобными ему зарубежными антисоветскими центрами, но и с ЦРУ США. Одна из таких игр, завершившаяся в марте 1977 г. арестом агента, фактически парализовала деятельности посольской резидентуры ЦРУ в Москве на долгое время.

25 декабря 1958 г. новым Председателем КГБ при СМ СССР был назначен А. Н. Шелепин.

В этот же день Верховным Советом СССР были приняты Основы уголовного законодательства и Основы уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик.

Оба названных законодательных акта имели чрезвычайно важное значение для деятельности органов государственной безопасности, поскольку на их основе были разработаны новые Уголовные и Уголовно-процессуальные кодексы союзных республик СССР, в соответствии с которыми осуществлялась защита национальных интересов и государственной безопасности страны. (Новые Уголовные кодексы были введены в действие с 1 января 1961 г.).

В Российской Федерации подследственность возбуждаемых уголовных дел определялась статьей 126 УПК РСФСР 1960 г. В соответствии с этой статьей, к компетенции (подследственности) органов КГБ были отнесены 18 составов преступлений, предусмотренных Уголовным кодексом РСФСР 1960 г. Ими являлись: измена Родине (статья 64 УК РСФСР), шпионаж (ст. 65), террористический акт (статьи 66 и 67), диверсия (ст. 68), антисоветская агитация и пропаганда (ст. 70), организационная антисоветская деятельность (ст. 72), вредительство (ст. 73), разглашение государственной тайны (ст. 75) и утрата документов, содержащих государственную тайну (ст.76), контрабанда (ст.78) массовые беспорядки (ст.79), незаконный переход государственной границы (ст. 83), незаконные валютные операции (ст. 88). И еще по 15 составам преступлений – была предусмотрена альтернативная подследственность совместно с органами прокуратуры.

Еще одной важной новацией явилось утверждение 9 января 1959 г. Советом министров и ЦК КПСС Положения о Комитете государственной безопасности при Совете Министров СССР и его органах на местах. (Это Положение продолжало формально действовать - поскольку личный состав органов КГБ с ним не знакомился, а его содержание лишь доводилось до него в изложении, - до 16 мая 1991г., когда был принят первый в отечественной истории закон «Об органах государственной безопасности в СССР»).

Еще одной новацией для деятельности органов безопасности стало повышенное внимание к профилактике противоправных и преступных действий и деяний. Она была предложена новому Председателю КГБ при СМ СССР группой профессиональных чекистов, в том числе первым заместителем председателя генерал-полковником П.И. Ивашутиным. Эта инициатива чекистов была поддержана Отделом административных органов и Первым секретарем ЦК КПСС, и была облечена в форму приказа Председателя КГБ при СМ СССР № 00225 от 15 июля 1959 г. «О применении мер профилактического воздействия в отношении лиц, совершивших незначительные правонарушения».

В тексте приказа разъяснялось, что «профилактические меры – это личное воздействие сотрудника органов госбезопасности, либо воздействие через общественные организации, печать или радио на лицо, в отношении которого принято решение предупредить его о недопустимости дальнейших антисоветских действий». Данный приказ по сути своей являлся конкретизацией ранее приведенного пункта 12 «Положение о КГБ СССР и его органах на местах».

Приведем выдержку из еще одного приказа КГБ при СМ СССР «Об усилении борьбы органов государственной безопасности с враждебными проявлениями антисоветских элементов» (N 00175 от 28 июля 1962 г.), в котором подчеркивалось: «в советском обществе пока еще имеются антиобщественные элементы, которые под влиянием враждебной пропаганды извне становятся на антисоветский путь, возводят злобную клевету на политику партии и Советского государства, распространяют различного рода провокационные слухи с целью подрыва доверия народа к партии и правительству, а при определенных условиях пытаются использовать временные трудности, возникающие в ходе коммунистического строительства, в своих преступных целях, подстрекая при этом политически неустойчивых людей к массовым беспорядкам. Несмотря на это, органы госбезопасности не всегда принимают активные меры в отношении лиц, допускающих различные антисоветские проявления...».

В этой связи всему руководящему и оперативному составу предписывалось «не ослабляя борьбы с подрывной деятельностью разведок капиталистических стран и их агентуры, принять меры к решительному усилению агентурно-оперативной работы по выявлению и пресечению враждебных действий антисоветских элементов внутри страны».

В то же время органы КГБ обязывались «знать происходящие среди молодежи и интеллигенции процессы, вовремя и правильно определять их характер, с тем, чтобы совместно с партийными и общественными организациями предотвращать перерастание политических заблуждений и идеологически вредных ошибок в антисоветские проявления».

Руководители подразделений органов КГБ обязывались четко информировать партийные органы - от ЦК компартий республик до райкома КПСС «по всем поступающим сигналам о готовящихся и совершенных враждебных проявлениях, а также о фактах и явлениях, могущих привести к массовым беспорядкам, и принимать своевременные и конкретные меры к предупреждению подобных эксцессов» [7].

Профилактика противоправных форм поведения широко применялась московскими чекистами, однако не всегда профилактированные чекистами граждане внимали голосу разума и вкрадчивым предупреждениям и увещеваниям.

Еще во время VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов 1957 г. в поле зрения столичных чекистов попали несколько молодых людей, навязчиво предлагавшие свои «услуги» гражданам США и Великобритании. Принятые меры увещевания не дали ожидаемых результатов.

Постоянные контакты с посетившим дважды в 1957 г. Москву американцем Ричардом Лейном, подозревавшимся в принадлежности к спецслужбам, а также другими иностранцами, закономерно привели к печальному результату. Молодому и романтично-восторженному балаболу и повесе Репникову (судебно-психиатрическая экспертиза назвала его «психопатической личностью с элементами психической незрелости и склонностью к мечтательности и фантазированию»), в ответ на ранее выраженное согласие «оказывать помощь Западу в борьбе с СССР», в корешке отправленной по почте книги был направлен «классический» набор шпионских инструкций. В него входили, помимо инструктивного письма «от ваших западных друзей», специальная копировальная бумага для изготовления тайнописи, «Инструкция для тайнописи» (отправляемой за рубеж корреспонденции), а также инструкция о химической обработке условных писем, приходящих адресату из-за границы или других городов СССР.

В ответ получатель этой шпионской экипировки без обиняков сообщал своим новым заокеанским «друзьям»: «совместно с Рыбкиным имею возможность заниматься шпионской работой…».

А упомянутого выпускника института иностранных языков, талантливого полиглота Рыбкина, в июле 1959 г. в плотный оборот взяла гид-стендист Американской выставки в Сокольниках Джоан Барт.

Уголовное дело по обвинению двух молодых москвичей рассматривал Московский военный трибунал (одним из обвиняемых иностранному гражданину были переданы сведения об одном из московских предприятий, по заключению экспертов, содержавшие государственную тайну)…

Выступая на заседании трибунала в январе 1960 г. обвиняемый Рыбкин заявил:

- Раньше я считал органы государственной безопасности органами произвола, но после ареста я убедился, что мои представления о жестокости и произволе в органах безопасности оказались совершенно необоснованными. Я увидел, что там работают умные и человечные люди. Я очень благодарен моему следователю капитану Карасеву и начальнику отдела полковнику Борисенкову за то, что они, не считаясь со временем, и это не входило в их служебные обязанности, долго и терпеливо разъясняли мне ошибочность моих взглядов и убеждений.

На прямой вопрос председателя трибунала обвиняемый Рыбкин тихо ответил:
- Все это я делал для того, чтобы оказать помощь Западу… [8].

Трибунал, однако, принимая во внимание молодость обвиняемых, их деятельное раскаяние и активную помощь следствию, счел возможным ограничиться наказанием ниже низшего предела, предусмотренного для данных составов преступления.

Масштабное историческое полотно «тайной войны» складывается из событий, фактов, подчас неизвестных широким кругам современников, или должным образом недооцененных ими.

Примечателен тот факт, что, по иронии судьбы, через две недели после назначения В.Е. Семичастного Председателем КГБ, 28 ноября 1961 г. президент США Дж. Ф. Кеннеди на церемонии открытия нового здания штаб-квартиры ЦРУ в вашингтонском пригороде Лэнгли заявил: «О ваших успехах никогда не говорят, а о ваших неудачах трубят повсюду. Ясно, что вы не можете говорить о тех операциях, которые идут хорошо. Те же, которые идут плохо, обычно говорят сами за себя». Президент США подчеркнул: «Я уверен, что вы понимаете, как важна ваша работа и как высоко будут оценены в далеком будущем ваши усилия».

Выступая на оперативном совещании в УКГБ, посвященном итогам работы в 1966 г., первый заместитель Председателя КГБ Н.С. Захаров, в частности, отмечал, что зарубежные идеологические центры «пытаются поколебать морально-политическое единство советского народа, играть на национальных и религиозных чувствах отдельных групп населения, и, тем самым, создавать наиболее выгодную для себя ситуацию в Советском Союзе. И именно поэтому спецслужбы ведущих империалистических государств стали основными организаторами идеологических диверсий». Он отметил, что ежедневное 28 зарубежными радиостанциями велось вещание на 21 языке народов СССР.

Стремясь выработать новые методы дискредитации социализма в СССР, в канун 50-летия Великой Октябрьской социалистической революции, в Гуверовском Институте изучения войн, революций и мира при Стэнфордском университете США (Калифорния, близ Сан-Франциско) был проведен специальный международный симпозиум, посвященный этому событию всемирной истории.

В целях изучения эффективности подрывных информационно-психологических акций, по инициативе Государственного департамента США было запланировано проведение рассчитанного на пять лет специального социологического исследования, целью которого является «выработка мероприятий по повышению эффективности информационно-идеологического воздействия на население социалистических государств». А его непосредственная задача формулировалась Государственным следующим образом: «Необходимо сосредоточить внимание на соответствующей обработке местных авторитетов в области культуры и лиц, которые могут влиять на формирование общественного мнения».

При этом, в целях доказательства существования «широкой оппозиции» социалистическим идеям среди населения, рекомендовалось обеспечить получение рукописей литературных произведений, неопубликованных в СССР. Это было необходимо для придания «убедительности» передачам «иноголосов» и формированию у слушателей психологического эффекта «сопричастности времени и происходящему».

Организаторов политико-идеологических диверсий не смущал и тот факт, что нередко в числе «оппозиционеров» и «борцов с режимом» фигурировали взяточники, валютчики и расхитители социалистической собственности.

В этой связи руководством КГБ при СМ СССР были четко поставлены задачи: своевременно вскрывать и пресекать враждебную деятельность иностранных разведок и иных пропагандистских центров, разоблачать и срывать их замыслы.

Решать задачу парализации зарубежных центров предлагалось «путем компрометации главных идеологических центров противника, поимки с поличным и выдворения из СССР разведчиков и агентов, занимающихся идеологическими диверсиями, доведения до широкой общественности материалов об их подрывных действиях».

В завершении своего выступления Н.С. Захаров, подчеркнул, что в руководстве КГБ СССР московское управление считается кузницей достойных руководящих кадров.

И основания для подобных выводов действительно имелись: уже в 1950-1970 гг. в управлении работали, выросшие впоследствии в опытных руководителей центрального аппарата Г.И. Серов, В.Е. Кеворков, А.Ф. Волков, В.С. Широнин, Ю.В. Денисов, А.Г. Михайлов, Н.Д. Ковалев.

Бесспорно, одним из показателей оперативной работы подразделений, ее своеобразным завершением и отражением, показатели и результаты следственной работы, когда при наличии достаточных правовых и фактических оснований, возбуждается уголовное дело по конкретным преступным деяниям.

Отметим, например, что в 1966 г. следственным отделом УКГБ расследовалось 23 уголовных дела (причем 20 дел были возбуждены в этом году), обвиняемыми по которым являлись 48 человек. Один подследственный подозревался в совершении преступления, предусмотренного статьей 64 («Измена Родине») УК РСФСР; 17 человек – по статье 70 («Антисоветская агитация и пропаганда»), 8 человек – в нарушении правил о валютных операциях и контрабанде (статьи 89 и 78 УК), 14 – в хищениях государственного имущества в крупных размерах и взяточничестве, 8 – в совершении иных преступлений, отнесенных к подследственности органов КГБ СССР.

В 1968 г. в следственном отделе управления расследовалось 27 уголовных дел, обвиняемыми по которым являлись 47 человек.

Пятеро из подследственных подозревались в совершении преступления, предусмотренного статьей 64 УК РСФСР, еще пятеро – ст. 70 и шестеро – по ст. 190.1, 31 человек – по составам преступлений, предусмотренных иными статьями уголовного кодекса (незаконные валютные операции, контрабанда, хищение социалистической собственности в особо крупных размерах и т.д.).

В оперативных материалах УКГБ по г. Москве и Московской области того времени, указывалось, что «имеется группа связанных между собой лиц в количестве 35 – 40 человек, которая, используя различные поводы, занимается подстрекательской деятельностью, изготовляет и распространяет политически вредные документы, организует всякого рода протесты против политики КПСС и Советского государства. Часть из этих лиц ориентируется на буржуазные печать и радио».

Об этом же органами безопасности информировался Генеральный прокурор СССР и Секретарь МГК КПСС.

Стоит ли в этой связи удивляться, что отдельные особо зацикленные участники этой группы в конце - концов, после многочисленных и многочасовых профилактических увещеваний со стороны чекистов, все же привлекались к уголовной ответственности за конкретные уголовно наказуемые деяния?

Первым в этом ряду стал Амальрик. О нем газета «Нью-Йорк таймс» в августе 1969 г. писала: «Андрей Амальрик – хорошо известная фигура среди инакомыслящей московской интеллигенции, открыто дал согласие на издание на Западе двух книг, в которых он критикует советскую систему. Он предпочел прямое столкновение с Советскими властями, не желая больше терпеть отсутствие свобод»

А вот как этот «инакомыслящий» излагал свое «кредо» одному из иностранных корреспондентов, прямо заявлял:

- Я являюсь враждебно настроенной личностью и буду бороться до последнего вздоха против существующей в СССР власти.

В письме в КГБ СССР начальник московского управления генерал-лейтенант С. Н. Лялин [9] отмечал: «Органы государственной безопасности неоднократно предупреждали Амальрика о прекращении нежелательных контактов с иностранцами и антиобщественного поведения. Однако должных выводов из этого он не сделал, и более того, за последнее время значительно активизировал антисоветскую деятельность…

Учитывая, что действия Амальрика приняли открыто враждебный характер и подпадают под признаки статьи 70 часть 1 УК РСФСР, просим дать согласие на привлечение его к уголовной ответственности. С 5-м управлением (тов. Бобков Ф.Д.) и Следственным отделом (тов. Жуков Н.Ф.) согласовано».

Кто-то, возможно, тут же начнет говорить об ущемлении права на свободу выражения мнения и распространение информации, но… Но не следовало бы прежде познакомится с международно-признанными нормами и принципами права на этот счет?

И Международный пакт о гражданских и политических правах (1966 г.), и Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод (1950 г.) признают допустимыми предусмотренные законом ограничения на пользование свободой слова, получения и распространения информации. Так что вряд ли имеются основания говорить о «нелегитимности» действий органов безопасности по пресечению целенаправленной антигосударственной деятельности отдельных граждан.

18 мая 1967 г. новым Председателем КГБ при СМ СССР был назначен Ю. В. Андропов.

Бывший начальник УКГБ по г. Москве и Московской области генерал-полковник В. И. Алидин так вспоминал об этом событии:

- Позвонили из приемной председателя и попросили срочно прибыть к нему. В приемной я встретил других начальников главков и управлений.

Через несколько минут появились члены Политбюро: секретари ЦК А.П. Кириленко, И.В. Капитонов, председатель Комитета партийного контроля ЦК КПСС А.Я. Пельше, Ю.В. Андропов и В.Е. Семичастный.

За стол председателя сел А.П. Кириленко, рядом с ним разместились А.Я. Пельше, И.В. Капитонов и Ю.В. Андропов. В.Е. Семичастный стоял сбоку у стола. По порядку размещения руководителей мы без слов поняли, что произошло. А.П. Кириленко, взяв в руки документ, сообщил о состоявшемся постановлении Политбюро ЦК и Правительства, согласно которому Председателем КГБ при СМ СССР назначен Юрий Владимирович Андропов.

Как всегда в таких случаях, А.П. Кириленко объяснил принятие этого решения необходимостью укрепления руководства органами безопасности. А.П. Кириленко попросил собравшихся оказать всяческую помощь Юрию Владимировичу, чтобы он мог быстрее освоиться новом для него деле

С 1967 г., вспоминал В.И. Алидин, Центральный комитет партии и правительство стали проявлять больше внимания к работе органов государственной безопасности. С приходом к руководству Ю.В. Андропова развернулась активная работа по совершенствованию оперативной деятельности подразделений центрального аппарата и местных органов госбезопасности [10].

Кураторство над московским управлением КГБ Ю.В. Андропов закрепил за собой. В числе первых новаций Ю.В. Андропова стала инициатива создания управления по борьбе с идеологическими диверсиями иностранных спецслужб и зарубежных идеологических центров.

Предлагалось создать в центральном аппарате Комитета самостоятельное управление (пятое) с задачей организации контрразведывательной работы по борьбе с акциями идеологической диверсии на территории страны. При этом предусматривалось также создание соответствующих подразделений «на местах», то есть в Управлениях и городских отделах КГБ СССР.

Первым начальником 5-го отдела УКГБ по г. Москве и Московской области был назначен Ю.В. Денисов, в 1975 г. им стал А.В. Коробов. О нем В.И. Алидин писал следующее: «Анатолий Васильевич Коробов по образованию юрист. Окончил юридический факультет МГУ. Хороший организатор, умело руководил крупными операциями. Дисциплинированный, четкий в делах, он хорошо знал агентурно-оперативную работу. Принципиальный и решительный, волевой, смелый офицер, он прошел все должностные стадии роста. К концу моей службы был выдвинут первым заместителем начальника Московского управления» [11].

Как отмечалось в записке начальника Инспекции при Председателе КГБ В.С. Белоконева «Анализ работы за 1967 г.». «По единодушному мнению руководителей местных органов КГБ, создание в центре и на местах подразделений по так называемой «пятой линии» позволило значительно повысить уровень контрразведывательной работы на этом политически важном участке.

В результате усиления агентурно-оперативной работы, а также более глубокого изучения процессов среди определенных контингентов населения, органами КГБ были выявлены отдельные лица и группы, которые под воздействием буржуазной пропаганды и по другим причинам допускали политически вредные и антисоветские проявления, ряд таких проявлений был предотвращен, и в отношении совершивших их лиц проведены мероприятия профилактического характера».

16 июня 1970 г. УКГБ информировал секретаря МГК КПСС В.В. Гришина «О враждебной деятельности группы сионистски настроенных лиц»: «В последнее время в КГБ поступил ряд сигналов о враждебной деятельности группы сионистски настроенных лиц в Ленинграде, Москве, Риге и других городах страны. В частности, стало известно, что вынашивается преступное намерение захватить гражданский самолет и совершить на нем побег за границу, первоначально в Швецию, а затем выехать в Израиль.

В результате проведенных мероприятий было установлено, что на 15 июня с.г. несколькими участниками сионистской группы в Ленинграде действительно готовился угон в Швецию рейсового самолета АН-2, который должен был следовать по маршруту Ленинград – Приозерск (в 40 км. от советско-финской границы).

Принятыми мерами попытку совершить побег на самолете за границу удалось предотвратить: 15 июня в 8 часов утра в аэропорту «Смольный» были задержаны 11 участников побега и четверо – в аэропорту Приозерска.

В настоящее время проводится расследование всех обстоятельств дела…»

В процессе обысков у московских связей указанной группы преступников было «обнаружено и изъято большое количество идеологически вредной литературы по т.н. «еврейскому вопросу» и другие материалы, которые в настоящее время анализируются».

Следует сказать и еще об одной неизвестной стороне работы московских чекистов. Из года в год увеличивался контингент иностранных студентов, обучавшихся в вузах столицы. Только в вузах, контрразведывательное обеспечение которых обеспечивали сотрудники УКГБ, уже в 1970 г. обучались свыше 6 тысяч иностранных студентов, что составляло около четверти всех иностранцев, обучавшихся в СССР.

При этом зарубежные спецслужбы с самого начала 1960-х годов уделяли самое пристальное внимание студенческим землячествам из стран Азии и Африки в Советском Союзе. Представители посольств некоторых капиталистических государств стремились установить постоянный контакт с этими студентами, а некоторых из них превратить на платной основе в своих информаторов по вопросам настроений в студенчестве и содержании образования. Не будем скрывать, что подчас сотрудникам «легальных» резидентур в посольствах в Москве это удавалось.

В тоже время, немалое внимание спецслужбами уделялось и пропагандистской обработке иностранных студентов, этакой «идеологической прививке против коммунизма». Для этого они применяли и такие изощренные приемы и формы, как организация за рубежом (ФРГ, Бельгия, Голландия, Великобритания) конференций студентов конкретной страны, обучающихся в европейских странах, или организация, оплачивавшихся за счет «принимающей стороны», «лагерей летнего отдыха» для обучающихся в СССР иностранных студентов. Многие московские студенты-иностранцы посещали эти лагеря, впоследствии не без юмора рассказывая своим друзьям о смысле и назначении подобных «благотворительных» акций.

Добывавшаяся чекистами информация о них, масштабность самих пропагандистских мероприятий, и уделявшееся им внимание со стороны дипломатов, свидетельствуют о том, что в данном случае имело место проведение скоординированных международных разведывательных и контрразведывательных операций, направленных как на дискредитацию СССР, его внешней и внутренней политики, так и на приобретение источников информации и «агентов влияния» из этой среды.

7 января 1971 г. новым начальником УКГБ СССР по г. Москве и Московской области был назначен генерал-лейтенант В. И. Алидин.


Примечания

1. Крайнов Николай Иванович - в органах госбезопасности с 1932 г. С 1937 г. – на различных должностях в УНКВД по г. Москве и МО. Лишен звания генерал-майора в соответствии с постановлением Президиума ЦК КПСС от 4 мая 1956 г. № 594-351с за нарушения социалистической законности, применение незаконных методов ведения следствия. (Политбюро и дело Берия. М., 2012. С. 877-879).

2. Лубянка: Органы ВЧК-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-МВД-КГБ.1917-1991. Справочник. Документы. М., 2003. C. 151.

3. Серов Геннадий Иванович (1915-1980), генерал-майор. В органах военной контрразведки с февраля 1939 г. Участник советско-финской (1939-1940) и Великой Отечественной войн. С 4 октября 1946 г. – начальник 2-го отдела УМГБ. В сентябре 1951 г. направлен на курсы переподготовки руководящего состава при Высшей школе МГБ СССР. В дальнейшем – на руководящих должностях в Высшей школе и центральном аппарате КГБ при СМ СССР, начальник УКГБ по Камчатской области.

4. Подробнее об американской программе использование аэростатов для разведывательных и пропагандистских акций, в том числе с участием НТС, см.: Дружинин Ю.О., Емелин А.Ю., Павлушенко М.И. Изощренный пригляд за Советами: Появление разведывательных и агитационных иностранных аэростатов над территорией СССР имело тонкий расчет. // Независимое военное обозрение. М., 2016, № 48 (931).

5. Белоконев Владимир Семенович (1907-1974), генерал-майор. С 9 мая 1956 по 9 января 1962 г. начальник УКГБ по г. Москве и Московской области, с сентября 1959 г. – член Коллегии КГБ при СМ СССР. С января 1962 г. – начальник группы при Председателе КГБ по изучению и обобщению опыта работы органов безопасности и данных о противнике. С августа 1967 г. – начальник Инспекции при Председателе КГБ при СМ СССР. С 1970 г. – в отставке.

6. Кеворков Вячеслав Ервандович (1924 г.р.), в Советской армии с 1945 г. В органах МГБ с 1950 г. Впоследствии – сотрудник центрального аппарата КГБ СССР, генерал-майор.

7. Лубянка: Органы ВЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ-МВД-КГБ. 1917-1991. Справочник. Документы. М., 2003, сс. 703-708.

8. Цитируется по архивному уголовному делу № 1/3 1960 г., с. 41. В конце 1990-х годов оба фигуранта этого дела были реабилитированы по пункту «а» ст. 5 Закона Российской Федерации от 18 октября 1991 г. «О реабилитации жертв политических репрессий»: «независимо от фактической обоснованности обвинения, а уголовное дело подлежит прекращению».

9. Лялин Серафим Николаевич (1908 – 1976), генерал-лейтенант. В органах госбезопасности с августа 1951 г. Занимал ряд руководящих должностей в центральном аппарате. С 18 октября 1967 г. по 7 января 1971 г. – начальник УКГБ СССР по г. Москве и Московской области. С января 1971 по август 1973 г. возглавлял Управление особых отделов КГБ и ГСВГ.

10. Алидин В.И. Государственная безопасность и время. М., 1997. C. 191-192.

11. Там же. С. 191-192.