Ангелина Петровна всё ещё была высокой и прямой, только очень похудела. В зеркале, виделся тонкий сухой прутик, готовый оказаться сломанным. Но всё торчал. А ровная строгая спина всё не сгибалась.
В её маленькой квартирке висело несколько фотографий прекрасной балерины. Афиши балетов былых времён, едва держались на старых обоях.
-Да, - ухмылялась она про себя, - старушка, которой я стала, видимо проглотила жердь.
В больнице бывшая балерина пролежала не долго. Теперь там никого не держали. Выписали с подозрением на онкологию и отправили к участковому терапевту.
- Одинокая старуха никому не нужна, пришла старухе пора – пусть справляется. Теперь у всех свои заботы, а общих нет, - тихо, без обиды думала Ангелина Петровна по дороге в поликлинику.
Утро было серое и тусклое. Снег сошёл давно, но всё в природе было испугано бесконечными заморозками. Конец апреля, чуть не ежедневно вскипал вместо дождей мутной снежной крупой, как будто зависавшей в воздухе и не долетавшей до земли. Казалось, что деревья, как сито не пропускают эту взвесь. Оседая на ветках, она "опушала" их ненадолго мучнистым налётом. А через некоторое время, при едва заметном повышении температуры, всё это таяло, чтобы снова обнажить резкую черноту ветвей.
Солнце проглядывало редко и остро подсвечивало сизые хмурые тучи. Даже позолоченный купол недостроенного храма отражал только тяжёлое, набухшее небо.
Ангелина Петровна схватилась за металлические прутья забора, огораживающего поликлинику. В этом месте тротуар резко сужался, и уходил в наклон. Было скользко. Здесь и молодым было не просто удержать равновесие…
…На третий этаж старушка шла медленно, держась за стену. Каждая ступенька лестницы как будто старалась помочь женщине и поддержать её.
***
На этаже уже сидели больные и, несмотря на электронную запись, спорили, кто пойдет следующим. Ангелина Петровна тихонько присела на краешек светло-серой дерматиновой банкетки, чтобы отдышаться. Из свеже-отремонтированного коридора ещё не выветрился запах краски. Новое, пластиковое окно смотрело на школу.
В кабинет с большой стопкой карт, шествовала медсестра. Она остановилась возле Ангелины Петровны и строго спросила:
- Как ваша фамилия?
- Беспалова, - тихо ответила старушка.
- Ваша карта есть, - громко и чётко произнесла медсестра, просмотрев свою стопку, - вас кто записывал?
- В больнице, - сказала Ангелина Петровна…
Но медсестра прошла уже дальше и, глядя в распечатанный список пациентов, стала выкликать фамилии и отправлять в регистратуру тех, чьи карты не нашлись.
Несколько человек отправились в регистратуру, а медсестра - в кабинет.
- Саботаж какой-то, - недовольно сказала яркая молодящаяся блондинка лет пятидесяти пяти, - она минут тридцать за картами ходила. Почему не все нашла?
- А ей куда торопиться? У неё рабочий день, - беззлобно заметил пожилой мужчина с больничным листком в руке. Рядом с ним сидела женщина среднего возраста, и, казалось, вообще ничего не слышала. Её припухшие от слёз глаза были устремлены в стену.
- Я понимаю, их сокращают, идёт реформа… скоро, говорят и карты будут элекронные... но они как будто нарочно тянут резину и демонстрируют, что не справляются, - продолжила возмущаться блондинка.
- Да, невольно вспомнишь прошлую медсестру, - как у неё всё в руках спорилось, и душевная была, - подхватила сдобная бабушка с палочкой, сидящая напротив Ангелины Петровны и, как будто, доверительно обращалась к ней.
Ангелина Петровна тихо и неловко улыбнулась.
- Да, я не помню… редко бываю…
- Мне только направление на анализы выписать, - громко заявила подошедшая барышня.
- А вы записаны на какое время? – ехидно спросила блондинка.
- На девять, - сказала барышня.
- А я на восемь двенадцать, - и всё жду. И мне тоже направления на анализы, - отпечатала блондинка.
Барышня плюхнулась рядом с Ангелиной Петровной и вздохнула.
- Для чего мы тогда на время записываемся?..
Ангелина Петровна не ответила. Она вдруг вспомнила, как во время войны, ещё студенткой, ездила с концертной бригадой на фронт, и как красивый лейтенант «записывался» на танец с ней…
- Богиня, запишите меня на вальс, - просил он.
- Вас на какое время? – разрумянившись, спрашивала она.
- Навсегда! – отвечал он.
- Записываю, - хохотала она.
Потанцевать им не пришлось: неожиданно объявили тревогу, и она так никогда и не узнала, вернулся ли он из боя… артистам тоже пришлось не сладко… еле выбрались тогда… Саша. Первая и единственная её любовь. Он тогда ещё сказал, что после войны найдёт её в театре, и чтоб она ждала его. «Навсегда». И она ждала. Или ей так казалось. Как давно это было…
Её одиночество не было тягостным. У неё были поклонники. Но всякий раз, когда она танцевала с мужчиной, она вспоминала тот не состоявшийся вальс, и Сашины черные глаза жгли её восторгом и преклонением. Мужское восхищение незабываемо. Это она теперь знала точно. Ангелина Петровна так и не решилась нарушить шутливую клятву, данную на линии фронта молодому лейтенанту… А в этом году уже семьдесят лет Победе.
- Вам что? – с вызовом спросила снова вышедшая из кабинета медсестра.
Ангелина Петровна засуетилась, доставая выписку из больницы и обрывок листочка, на котором было написано, какие обследования следует провести больной.
Медсестра фыркнула, чуть ли не оскорблённо:
- Что вы мне суёте? Вам должны были выписать направление. Поезжайте обратно. Пусть выписывают направление!
Медсестра вскинула голову и вернулась в кабинет.
- Как же это… обратно? – вздрогнула старушка, но её спина по-прежнему железно держала осанку. К ней повернулась барышня, сидевшая рядом на банкетке.
- Давайте посмотрим, - взволнованно затараторила она, - может, есть направление. Не могли же они его Вам не дать. Они же знают, что должны его выписать!
- Нет, - пролепетала Ангелина Петровна, - у меня только выписка и вот эта бумажка…
- Ну, как же так, не может быть, - всё повторяла барышня и перебирала листочки, надеясь среди них обнаружить несуществующее направление. Так и не найдя его как-то обречённо вернула всё хозяйке.
- Ничего, - сказала Ангелина Петровна. – Придётся ехать обратно. В больницу. Что ж поделаешь.
Старушка встала и медленно пошла к лестнице. Спина не выдала её разочарования. Только голову почему-то держать было трудновато.
Очередь молчала. Барышня с трудом сдерживала слёзы.
- А она, может, воевала, - сокрушённо выдохнул пожилой мужчина с больничным листком, - а я войну смутно помню, маленький был… в эвакуации…
***
Ангелина Петровна вернулась домой, решив не ехать в больницу. Не зачем путаться под ногами, вводить кого-то в расходы… Она не в обиде… пожила, грех жаловаться. Вот и девятое мая скоро. Победе семьдесят лет, а ей все девяносто. Зачем лечиться?
В головах жёсткого кабинетного диванчика, на котором всю жизнь проспала Ангелина Петровна, стоял узкий резной прикроватный столик под лампой. На нём всегда лежала какая-нибудь книга, а в шкатулке рядом - несколько колечек. Ангелина Петровна присела на край диванчика и взяла в руки шкатулку. Своим тонким морщинистым пальцем она нащупала серебряную цепочку с крестильным крестиком. Это был её крестик. Она никогда его не носила. И в церковь не ходила. Почему-то теперь ей показалось, что надо надеть его.
Ангелина Петровна долго не могла справиться с замком, пальцы не слушались. Но, в конце концов, ей всё же удалось застегнуть цепочку. В окно заглянуло солнце, протянув свой тоненький лучик, и указав на легкий налёт пыли на книжной полке.
Погладив ладонью крестик, оказавшийся совсем под горлом, Ангелина Петровна взяла с батареи байковую тряпочку и стала протирать мебель. Размеренными и привычными движениями: полочку на спинке дивана, приподняв поочередно всех семерых фарфоровых слоников, нежно погладив самого маленького, с отбитым бивнем… прикроватный столик, лампу, старинную деревянную этажерку с любимыми книгами, зеркало старого, ещё бабушкиного шкафа… затем прошла на кухню, сполоснула тряпочку и вернулась в комнату.
Уложив тряпочку на батарею, снова присела на диван. Огляделась вокруг и взяла в руки томик стихов. Открыла наугад. «За этот ад, за этот бред, пошли мне сад…»* Ангелина Петровна закрыла книжку, дочитав стихотворение Марины Цветаевой по памяти. Любимые стихи с детства запоминались легко и сразу, а это врезалось в её память недавно.
Вздохнув и положив книгу на столик бывшая балерина легла на своё жесткое ложе.
- Господи, - подумала она, - я благодарю тебя за всё, за каждый свой день, я никогда Тебя ни о чём не просила… я не смела к Тебе обращаться, но Ты милостив… Ты простишь меня. Забери меня пожалуйста к себе… тут я больше никому не нужна. Совсем никому, даже себе самой. И, улыбнувшись, она уснула... «навсегда»…
Май 2015
*- Ангелина Петровна читала стихотворение Марины Цветаевой «Сад»
фото автора