Огрызок

Тетя Фрося бесконечно твердила своей подруге, Зойкиной матери:
- Ну и девка у тебя растет, Маруся, огонь! Все с мальчишками табуном ходит, вечно в ссадинах да синяках.
- Да, боевая она у меня, вся в отца! - отвечала ей та.
- Ну да, твой пострел везде поспел...
- Эх, чего ты о покойном так говоришь?
- Да тебя, дуру, жаль...
- А нечего меня жалеть! Не его вина, а беда, что с войны вернулся весь израненный.
- Но я же не об этом толкую, а о том, что наградил тебя, и так с двумя девчонками мыкающуюся, еще одним ребенком. Где голова была?
- Да сыночка он, Фрося, хотел, о наследнике мечтал, да не дождался... Витек уже мне одной достался.
Такие разговоры часто велись между подругами, когда мать Зои возвращалась из рейса. А кончалась их беседа обычно одним:
- Ты, все-таки, Маруся, свою коротышку приструни! Ей всего-то ничего, еще в школу не ходит, а что будет дальше?..
Когда за гостьей закрывалась дверь, ей как бы вдогонку мама говорила:
- А не твоя печаль!
И затем принималась журить дочь:
- Ты, Зоюшка, слыхала, что тетя Фрося сказала? Веди себя хорошо!
- А что я, мама, сидеть должна болваном? Чего она пристала?
Тут обычно вмешивалась старшая, Наташка:
- Да, мама, вправь ей мозги, а то совсем меня не слушает! Придет из садика, оторвет горбушку - и во двор. А там — палку в руки и давай хулиганить с мальчишками...
- А чего я хулиганю? Что придумала? Мы играем в футбол.
- Какой футбол без мяча! Знаешь, мама, когда они разбили на первом этаже, у бабы Насти, окно, она мяч тот забрала. Так, слышишь, что придумали: палками гоняют по земле какой-то сдутый мячик. А заводилой у них - наша Дюймовка. Погляди, все коленки у нее побиты и чулки порваны. Я их уже зашивать устала!
Вот так бесконечно ябедничала на бедную Зойку ее тринадцатилетняя сестра... Подумаешь, всего-то на семь лет старше, а воображает из себя взрослую. А особенно было обидно, когда она обзывала Зойку Дюймовкой, намекая на рост. Ну, не выдалась Зойка ростом, не такая, как Наташка, дылда высоченная.
Мама часто успокаивала: «Дочка, все еще впереди, подрастешь!», но время шло, а Зойка, по-прежнему, отставала от сверстниц в росте и была почти на голову ниже своих соучениц в школе. И чем старше становилась, тем более страдала, особенно из-за даваемых ей во дворе кличек: Дюймовка, Коротышка, но обиднее всего обзывал ее Жорка — Огрызком.
Этот верзила, хулиган и второгодник, главный зачинщик драк, воображающий что-то из себя, ходивший вразвалочку и имевший одно лишь достоинство — лихо отбивать чечетку да горланить под гитару разудалые песни, он бесконечно терзал Зойку не только гадким прозвищем, но и своими приставаниями. То не даст пройти, встретив на узкой дорожке: то туда, то сюда перед ней вырастает, когда она шарахается в разные стороны, то дергает за волосы, смеясь над ее «косюлями», которые никак не хотят расти, а то и вовсе, ни за что ни про что, отпустит по лбу шалобан. И чем старше становилась Зойка, тем назойливее становились выходки этого балбеса, которого она не боялась, но всегда начинала дрожать от его улыбки и искрящихся веселых глаз.
...Это случилось в начале лета. Мама только отправилась в очередной рейс, нагрузившись разными продуктами и вещами для перепродажи. Без этого, по словам мамы, сейчас не проживешь, ведь у нее «на шее висят три рта, а время тяжелое»... По наущению той же Фроси, вслед за ней мама сменила работу на фабрике, на которой трудилась еще с довоенного времени и всю войну, и стала проводницей в поезде дальнего следования. Теперь, в ее отсутствие, на хозяйстве оставалась Наташка. Трехлетний Витюшка был в круглосуточном садике, так что командовала она лишь одной Зойкой, которой казалось, что увлекшись своим правом старшей и доверенного лица матери, Наташка слишком многого требует от младшей сестры.
На сей раз, еле дождавшись, когда дверь за Наташкой закроется, Зойка отлила в блюдце из банки оставленное для вечерней каши молоко, а чтобы не видна была убыль, добавила в банку воду и со спокойной совестью отправилась в подвал черного хода, где обитали ее подопечные — еще почти слепые котята, мать которых, дворовая блудливая кошка, оставила их на произвол судьбы, сбежав, по-видимому, догуливать на чердак.
Неожиданно вслед за Зойкой в подвал спустился этот противный Жорка.
«Чего ему тут надо? - с беспокойством подумала она. - Опять начнет дергать за косички и глупости нести...» На всякий случай Зойка примирительно сказала:
- Смотри, какие красивые! И все разные: один серый, пушистый, другие два - гладкие и цвета разные.
- Нашла чему удивляться! - предварительно сплюнув, по своему обыкновению почти не раскрывая рта, лишь приподняв угол верхней губы, ответил он. - Ведь их шлющая мамаша гуляет с разными котами. Вот и результат. А давай-ка, Огрызок, я тебе покажу, как она гуляет.
- А ну, тебя, иди отсюда! Чего пристал?! - обиженная за прозвище только и успела сказать Зойка, ставя блюдце на пол, как почувствовала руки Жорки, обхватившего ее сзади.
Девочка резко повернулась, при этом расплескав драгоценное молоко, готовая дать отпор этому гаду и чуть ли не нос к носу столкнулась со склонившимся над ней Жоркой. Из его рта, которым тот искал ее губы, несло махоркой.
Реакция Зойки была мгновенной, и она зубами впилась в противный нос. Еле его вызволив, Жорка прохрипел: «Чокнутая, еще пожалеешь!» и, держась за укушенный нос, бросился вон из подвала. А Зойка еще долго не двигалась с места, дрожа от произошедшего и боясь выйти, ожидая расплаты от этого психа. Во рту было солоно, наверно, от его гадких соплей, а скорее от крови из прокушенного носа. Было противно, и она бесконечно отплевывалась.
На следующий день Зойка с утра выполнила все заданное сестрой: прибрать в комнате и полить цветы. Войдя во вкус, она даже протерла влажной тряпкой пол. Полная достоинства от сознания совершенного, Зойка вышла во двор, где была уверена, ее ждали друзья. Но неожиданно она услыхала нестройный, глумливый мальчишечий хор:
                Распустила Зойка косы,
                А за нею все матросы!
                Распустила Зойка ленты,
                А за нею все студенты!
Это было что-то новое, до этого не слышанное, явно организованное Жоркой, который тут же объявился и, с какой-то противной усмешкой, вслед за дерущей глотки разнокалиберной ребятней, проорал:
                Ой, косички вы, косички,
                Голубые ленточки,
                Меня милый целовал,
                Завидуйте девочки!
- Ну, Огрызок, нравится? - спросил он обескураженную Зойку.
Эти «куплеты», яркая царапина на носу и эта ухмылочка, напомнили Зойке вчерашнее.
- Заткнись и сгинь, Укушенный! - крикнула она и нырнула назад в парадное.
       А вслед неслось:
                Ой, косички вы, косички,
                Черненькие ленточки,
                Меня милый разлюбил,
                Бедная я девочка!
Влетев в квартиру, Зойка с такой злобой захлопнула дверь, что посыпалась штукатурка, а сосед, старый Михаил Петрович, выглянув из своей комнаты, прошамкал:
- Ты, Зойка, что, белены объелась, так дверью хлопать? Спать не даешь!
- Это от сквозняка, - нашлась Зойка, - я не виновата.
«Чего прицепился и этот? Спать ему не дают, когда время обеда...» - подумала она, злясь и на ни в чем не повинного соседа, и на весь мир из-за этого Укушенного. А в голове все звучала, полная намека на вчерашнее, эта частушка... Слова про косички навели вдруг на мысль от них избавиться - назло этому противному Жорке.
Схватив большие портняжные ножницы, оставшиеся от деда, так и не расплетая свои «косюли», Зойка отчекрыжила их. Когда же расчесала волосы и увидела в зеркале неровные зигзаги, пришла в ужас — что наделала? Она стала подравнивать волосы, но ничего путного не выходило, а становилось только хуже. Повязав голову косынкой, чтобы скрыть наделанное ею позорище, и схватив деньги, оставленные Наташкой на сапожника (настала пора поставить рубчики на подошву туфель, и Зойка решила, что они подождут), она устремилась к двери, все же предварительно выглянув в окно. Убедившись, что во дворе никого нет, Зойка отправилась в парикмахерскую.
- Что будем делать? Как прикажете вас стричь? - поинтересовался старый, усатый парикмахер, когда она уселась в кресло.
- Не знаю... - честно призналась Зойка. - Что хотите, но чтобы было красиво!
- Ясно, - сказал он, оборачивая вокруг шеи белую, огромную, подобную простыне, салфетку. - Постараемся сделать красиво. Будем стричь вас, мадемуазель, под «полечку».
Это уважительное обращение, а главное то, что у ее новой прически есть название, придало Зойке ощущения собственной значимости, и она, затаив дыхание, приготовилась наблюдать за работой мастера. Но, едва заметив в его руках машинку, которой под «нулевку» всегда стригли братишку, Зойка тут же вскочила, ошарашенная мыслью, что и ее ждет та же участь. Своим движением она едва не выбила это орудие из рук удивленного парикмахера.
- Что случилось?
- Ой, не надо, не хочу «полечку»!
- А что тебе надо? - уже без прежнего пиетета спросил мастер.
- Что-нибудь другое, но без машинки.
- Что, боишься? - улыбнулся парикмахер. - Больно не будет, она не кусается.
- Нет, не боюсь! - с обидой ответила Зойка. - Но не хочу быть лысой!
- Так вам, - опять переходя на уважительный, а скорее насмешливый тон, ответил усач, - это совсем не грозит. Но затылочек надо немного оголить. Ежели не желаете «полечку», можно подстричь вас под «каре».
- Вот-вот, давайте «каре». Главное — ничего не оголять.
Пока над ее головой колдовали, Зойка сидела зажмурившись, отдавшись на волю мастера, затаив дыхание и не шевелясь. Окончив работу и сняв с нее покрывало, парикмахер спросил:
- Ну, как? Красиво?
Зойка, наконец, открыла глаза и, взглянув в зеркало, себя не узнала. На нее  смотрело совсем другое лицо, которое ей очень понравилось, особенно челочка.
Возвращаясь домой и проходя двор, в котором восседал Жорка с ватагой уже неподвластных ей мальчишек, Зойка, переборов в душе страх, что сейчас будет бита, гордо подняв голову, направилась к своему подъезду. Вдогонку донеслось сказанное Укушенным:
- Ишь ты, фря какая плывет с лошадиной челкой! Ну дает, Огрызок!
Как Зойке хотелось ответить этому гаду, но она сдержала себя: не стоит нарываться - еще поддадут...
А через пару дней Зойка уехала в пионерлагерь, где провела аж две смены (одну путевку мама добыла сама, а другую ухитрилась тетя Фрося).
Когда она вернулась, двор поредел. Вся дворовая команда девчонок и мальчишек разъехалась на лето: кто в деревню, а большинство - в лагеря и санатории. Но вскоре однако Зойке повстречался Жорка, поприветствовавший ее словами:
- О, Огрызок, поздравляю - аж на сантиметр подросла!
- Отлынь, Укушенный, достал!
- Еще нет, но обещаю...
До начала занятий оставалось совсем немного времени, и мама озаботилась подготовкой дочери к школе. Наташка вот уже три года, как распрощалась с партой и, окончив медучилище, уже работает в аптеке, а оставшаяся ее школьная форма все никак не дождется, пока Зойке станет впору. По-видимому, не выдержав долгого ожидания, мама на сей раз приступила к переделке платья. Однако фартуки, черный и белый праздничный купила новые, как и туфли, чем очень порадовала дочь — хоть это не обноски... А отправляясь в рейс мама дала ей деньги:
- Купи  тетради, перья, карандаши, вообще все, что надо.
- Мам, а портфель? - напомнила Зойка. - Теперь в пятом классе у нас будет много предметов и много учебников, в мой маленький они не влезут...
- Что за беда? Возьмешь сестрин, он ей больше не нужен. А твой будет Витюшку дожидаться. Кстати, и Наташины учебники тебе достаются, причем аккуратные, учти, чистенькие!
- Не то, что твои! - подала язвительную реплику Натка, как всегда не преминувшая уколоть младшую сестру.
«Какая я невезучая! - подумала Зойка. - Все старье мне спихнули, да еще грязнулей обозвали!» Добавило обиды еще и то, что мама поддакнула Натке...
...Погожим днем последней декады лета, когда солнце уже не жарит, а словно ласкает, прощаясь перед приходом осени, Зойка в приподнятом настроении отправилась за всем необходимым в магазин канцтоваров. Она обожала ходить одна за покупками, как взрослая, выбирая себе то, что по душе, а не то, что навязывают мама и сестра...
Конечно, в магазин можно было пойти обычным путем, потратив уйму лишнего времени, а можно и прямым, через сквер, и Зойка, не мешкая, пошла короткой дорогой. Стоял разгар рабочего дня и сквер был абсолютно пуст, даже обычных мамочек с колясками не встречалось ни одной. Она чуть ли не вприпрыжку двигалась по аллее. Неожиданно Зойку окликнул какой-то паренек ненамного выше ее, вынырнувший из-за кустов.
- Девочка, там маленький щеночек лежит, кем-то брошенный...
Он не успел окончить фразу, как заинтересовавшаяся Зойка прервала:
- Где, покажи!
Она давно уже мечтала о собачке, а тут удача сама шла в руки. И Зойка последовала за мальчишкой, ни на секунду не ожидая подвоха.
Зойка опомнилась, лишь когда на нее накинулись несколько высоченных хулиганов. Они повалили ее на землю, предварительно сунув в рот какую-то противно пахнущую тряпку.
Зойка рвалась, отбивалась ногами, мотала головой, стремясь избавиться от кляпа и цепких рук, которые как клещи держали ее, но силы были неравны... Кто-то рванул ее блузку так, что пуговицы разлетелись в разные стороны, вслед за этим были сорваны и трусы. Затем последовала жесточайшая боль... Все это делалось в тишине и лишь сопение, сальные шуточки и смешки под Зойкино мычание нарушали ее...
И вдруг раздался знакомый голос:
- Придурки, что наделали?! Разве таков был уговор?!
Руки в то же мгновенье разжались, и послышался топот убегавших ног. Зойка непослушными пальцами еле вытащила тряпку изо рта, запахнула и заправила блузку и, встав с земли, еле двигая ногами, побрела, словно полоумная, вон из этого места, осквернившего ее...
Жорка, выставляющий себя освободителем, хотел остановить ее:
- Дай отряхну... - явно опомнившийся, сказал он каким-то не своим голосом.
Но Зойка так на него посмотрела, что Жорка осекся...
Потом она не могла вспомнить, как добралась домой, все было как в тумане. Запершись в ванной, Зойка стала под холодный душ, который ожег тело, не принося облегчения. Она терла себя под его струями, стараясь смыть грязь, которая, казалось въелась в нее навсегда, измазав всю, включая сердце... Зойка очнулась лишь когда до нее дошло, что соседка не только, по-видимому, долго стучалась в дверь, но и, не дождавшись, позвала на помощь мужа, и они оба стремятся выломать дверь.
Когда Зойка, обмотавшись полотенцем, выскочила из ванной и направилась к себе в комнату, два старика с недоумением переглянулись — что с девчонкой, на себя непохожа,  очумела, что ли? 
А вечером, когда вернулась с работы Наташа, она нашла сестру лежащей в постели с высоченной температурой, дрожавшую в лихорадке. Причина болезни была объяснима: Наташе донесли соседи о безмозглом поступке Зойки, принявшей на разгоряченное тело ледяной душ, ведь титан не был растоплен.
Натка без передышки поедом ела бедную девчонку:
- Что я скажу маме, когда вернется? Не иначе, воспаление легких подхватила! Совсем рехнулась! Скоро начало занятий, а эта дурочка будет валяться в постели и отстанет. Ведь в пятом классе новые предметы и новые учителя, это не шутка!
На все упреки Зойка не реагировала. Это было на нее непохоже и еще больше вызывало волнение у старшей сестры. Значит что-то серьезное с Дюймовкой, если так ее болезнь приструнила...
А приструнила Зойку не так болезнь, хотя и она хорошо мотала, как думы - что ждет впереди? Что еще придумает этот мерзкий Укушенный? В том, что именно он подстроил эту гадость, нет сомнения, сам себя выдал этим: «Разве таков был уговор?»... Но от него можно ждать еще большей подлости. Хотя, что может быть страшнее, чем то, что с ней натворили эти подонки... И как ей теперь с этим жить? Уже прошло два дня, а боль чувствуется, не так в промежности, как во всем теле, в голове, в душе. Лишь бы Укушенный не раструбил на весь двор и всю школу... Тогда будет один выход — утопиться! И что самое главное, нельзя ни с кем поделиться, рассказать. Конечно, ни в коем случае нельзя, чтобы Натка узнала — будет всю жизнь зудеть, а тем паче мама. Если до нее дойдет, Укушенному и его подручным, этой мрази несдобровать: мама поднимет скандал, поставит на уши весь район, а может и город... И все узнают об ее позоре...
Зойка в постели провалялась чуть ли не две недели, в течение которых произошло событие, взбудоражившее весь дом. Дело в том, что их так называемый «дворец», построенный непонятно сколько веков назад, уже давно требовал к себе внимания. Комиссия за комиссией приходили и никак не могли решить — стоит ли делать капремонт, меняя все сгнившие перекрытия, или будет рациональнее подкатить бульдозер и снести эту доисторическую «ценность» с лица земли?  Что было решено окончательно — неизвестно, но жильцам наконец-то объявили, что их ждет переселение. А было это еще весной прошлого года... Время шло, а обещание, по всей видимости, повисло в воздухе и все, ранее воспрянувшие духом, приуныли, успокоились и смирились. И вот, наконец, ошеломляющее известие - в райисполкоме выдают ордера на новое жилье!
К радости Зойкиной семьи, они получили ордер на две комнаты в квартире с одним соседом. Больше всех ликовала Зойка — ведь всех жильцов расселили в разных частях не только района, но и города, вдали друг от друга. Главное, чтобы Жорка был от нее подальше, да и все остальные ребята со двора, перед которыми он мог похвастаться своими «подвигами» и ее, Зойкиным, позорищем...
От Фроси они тоже очутились вдалеке, хотя с ней связь не терялась: ведь обе подруги вместе работали проводницами, да к тому же все семейные и другие праздники без нее не обходились. А приходя, Фрося приносила не только подарки, но и новости, поэтому о том, как устроились и что поделывают их бывшие соседи, благодаря ей было им известно.
Как-то, рассказывая об общих знакомых, тетя Фрося принесла весть, что, по слухам, этот хулиганистый, соседский Жорка достукался: вместе с другими, такими же шалопаями, как и сам, взломал газетный киоск и попался. Негодяи грабанули коробку сигарет да несколько рублей выручки мелочью. Правда, как уверяла мать Жорки, он не воровал, а стоял на «шухере», но его тоже отправили, хотя и не в тюрьму, но в колонию для несовершеннолетних преступников.
Все возмущались четырнадцатилетним недорослем, жалели несчастную мать, вырастившую на свою голову такого безмозглого обормота. А Натка, прослушав все это вдруг заявила:
- Слава Богу, что упекли! Да и нас расселили! А то наша Зойка все с ним и его дружками хороводилась.
- Ты откуда это взяла? Мам, чего она все время наговаривает! - взорвалась Зойка. Ей так вдруг сделалось обидно, что она чуть не разревелась, но все же удержалась, зная, что мама не терпит слез. - Нужен мне этот Жорка! Когда я с ним хороводилась? Тоже мне сказала...
- Успокойся, Зоюшка. А ты, Ната, не трогай ее! Дети просто во дворе вместе играли.
Но Зойка успокоиться не могла и еще долго дулась на сестру за такой несправедливый наговор. Если бы Натка только знала, что натворил этот Укушенный с нею, бедной ее Дюймовкой, то так бы не говорила! Хороводилась... что придумала! А то, что упрятали Жорку — хорошо, так ему и надо! Но... как там ему, в колонии, одному, без мамы?.. Какой дурак — полез в киоск, курева ему не хватало!
Теперь у Зойки на новом месте появились и новые знакомые, но, помня все, что с нею приключилось, она уже остерегалась их и во двор играть, даже если и было свободное от учебы время, не выходила.
В  школе тоже, кроме двоих подружек, Зойка ни с кем тесно не общалась. Кстати, если раньше она училась в женской школе, то в новой в классе были и мальчишки, которые из-за Зойкиной фамилии — Чудинова - стали звать ее «Чудо». Это прозвище, в отличие от предыдущих, не обижало, хотя Зойка, по-прежнему, отличалась от всех своим маленьким росточком.
Дома, как мама, так и Наташа, обратили внимание на перемену в поведении Зойки: ее теперь ни за что нельзя было выгнать во двор.
- Ну, чего сиднем сидишь? Пойди, погуляй. Совсем без воздуха дома! - говорили ей.
- Почему без воздуха — ведь в школу и обратно по улицам хожу. А что мне во дворе делать? С малышней бегать, с такими, как наш Витька? Или по улицам без дела, как дура, шататься?
Мама рассмеялась в ответ:
- А ты ходи, как умная!
Шестилетний Витька, шустрый братишка, тут же подал голос:
- А ходить умной у нее не получится! 
За это он немедленно получил от Зойки подзатыльник, а она от мамы — порцию нравоучений.
...Время тянулось однообразно и скучно, не принося особых радостей. А огорчений был у Зойки целый воз с тележкой. Рост у нее, по-видимому, совсем остановился, и это несмотря на все ухищрения... Чего только она не делала: висела на турнике, до изнеможения ходила на цыпочках — кто-то сказал, что это способствует росту, принимала каждый день душ - не так для чистоты и укрепления здоровья, как надеясь подрасти (ведь цветы поливают, чтобы они росли), но ничего не помогало, как и занятия в гимнастической секции, куда Зойка записалась
Теперь из-за тренировок стало совсем не хватать времени не то, что на гулянье, но даже на приготовление уроков и уборку, которую Натка неукоснительно требовала от сестры в периоды отсутствия матери.
Зойка училась без особого усердия, считая, что ей в будущем кроме литературы, которую она любила, другие предметы, особенно математика, не понадобятся. Однако мама да эта жужелица Наташка и ее кавалер Димка, присоединившийся к общему хору воспитателей, были другого мнения и ели бедную маленькую девочку поедом... «Ни к чему мне эти математика, физика, химия, если я буду актрисой!» - была уверена Зойка.
В  том, что сцена - ее предназначение, Зойка не сомневалась ни минуты и упорно заучивала стихи и отрывки прозы (для развития памяти), разыгрывала сценки перед зеркалом, когда оставалась в доме одна. Она научилась «выдавливать» из глаз слезы, заразительно хохотать, красиво, как ей казалось, падать в обморок, закатив при этом глаза, учила скороговорки, тренировалась в подражании заикам, картавости и шепелявости. В общем, как Зойке казалось, она полностью уже была готова к артистической карьере и вполне могла бы выступать на сцене, минуя учебу в театральном училище или институте. «Зачем эта учеба, если есть талант и желание?» - рассуждала Зойка.
Мечту о театре она держала в секрете до тех пор, пока не пришло время задуматься всей семье о выборе ее профессии. Дело в том, что Зойка оканчивала восьмой класс и, учитывая ее весьма посредственные отметки, как мама, так и Натка со своим Димкой, ставшим ее мужем, все как один стали твердить, что нет смысла продолжать учебу в школе, а следует поступить в какой-нибудь техникум, а лучше всего — в медучилище и стать медсестрой, или, что ей более подойдет, акушеркой.
И тут всем на удивление Зойка выпалила:
- Ни в какие техникумы или училища, не старайтесь, не пойду, а останусь в школе!
- Ну, да, понятно, там надо трудиться, а в школе можно продолжать бить баклуши. Лафа, а не жизнь! - сделала вывод Натка.
- Умолкни! Мама, чего она цепляется?!
- Не цепляется, а говорит правду. В школе тебе уже нечего делать. За эти два года можно приобрести хорошую профессию. Не хочешь в техникум, в медучилище, отправляйся в ремесленное,  - вмешалась в спор сестер мать.
- Ну вот еще! Мама, что ты придумала?
- Не придумала, а дело говорю. У нас есть хорошее железнодорожное училище. А можно в то, что при швейной фабрике — швеей станешь.
- Это идея! - воскликнула Наташка. - Своя портниха в доме!
Услыхав радостный возглас сестры, мечтающей закабалить ее, Зойка не вытерпела и ляпнула:
- Не портнихой, а артисткой стану, вот!
- Ишь ты, Дюймовка, в цирке, что ли выступать задумала? - подал голос Дмитрий.
- И ты туда же?
- Да нет, я даже рад, Зоюшка, - бесплатно ходить на представления буду.
- Хватит здесь балаган устраивать и глупости городить! Пойдешь в школу ФЗО и точка! - уже сердито сказала мама.
- Слыхали — буду кончать десять классов и получу аттестат! Я уже начала готовиться.
- Ну да, видно по отметкам, которые принесла, что хорошо подготовилась! - опять съязвила Наташка.
- Значит так. Выбрось дурь из головы и отнеси документы в школу ФЗО. Пора стать серьезной! - решила мама.
А Зойка, поморгав глазами, разревелась:
- Ни в какие «фабзайцы» не пойду!
- Перестань реветь! - вконец рассердившись сказала мама и, взяв свой чемоданчик, отправилась в депо готовиться к предстоящему рейсу.
Зойка твердо решила стоять на своем: получить аттестат и пойти в театральный институт. Когда мама вернулась через пару дней, Зойка дала слово хорошо учиться, лишь бы ее оставили в школе.
Эти два года тянулись так долго, что показались Зойке целым десятилетием. Конечно, в аттестате без троек не обошлось, но они стояли не сплошняком, как в предыдущем табеле за восьмой класс, а были разбавлены четверками и даже двумя пятерками — по литературе и истории.
Заглянув в аттестат, мама со вздохом сказала:
- Эх, жаль, дочка, даром пропавших этих двух лет! Была бы уже на подступах к профессии... А теперь, с этаким аттестатом — куда двинешься?
- Как куда? В театральный!
- Я надеялась, Зоя, ты поумнеешь, но, видать, ошиблась. Выбрось дурь из головы, возьми справочник техникумов и училищ, там есть ускоренные курсы, куда принимают после десятилетки.
Мама оказалась неправа: Зойка за эти два года действительно поумнела и на сей раз больше не вступала с нею в спор об избранном учебном заведении, а, кивнув головой, отнесла документы в театральный институт.
На вопрос сестры, куда решила направить стопы, Зойка загадочно ответила:
- В альма-матер!
- В университет, что ли? И с таким аттестатом, что, приняли документы?
- Представь себе!
Вернувшаяся из рейса мама тоже поинтересовалась:
- Документы отнесла? А куда?
- Секрет! Когда поступлю, тогда узнаешь.
- Секрет, так секрет. А конкурс там есть?
- Еще какой!
- Ну, значит, провалишься. Но учти, теперь провести меня тебе не удастся! Пойдешь работать!
- Не провалюсь!
Дни напролет Зойка репетировала перед зеркалом, готовясь к первому экзамену по специальности, благо дома никого не было, и было раздолье. Правда, однажды ее за чтением басни застукал Витька, вернувшийся со школьной летней площадки раньше положенного времени.
- Ты чего кривляешься?
- Не кривляюсь, а репетирую.
- Что, выступать надумала? - смекнул десятилетний братишка.
- Ну, не выступать, - спохватилась Зойка, - а с выражением на экзамене по литературе отвечать.
В ночь перед испытаниями Зойка не могла уснуть, все ворочалась в постели, в памяти повторяя все выбранное ею.
Когда, дрожа, она предстала перед комиссией, кто-то из сидящих за столом обратился к ней:
- Что тебе, девочка? Где следующий?
- Я и есть следующий! - ответила Зойка, совершенно не узнав свой голос. Ей показалось, что он дребезжал, а экзаменационный лист, который она подала, так и прыгал в руке.
Но когда Зойка услыхала: «Чудинова Зоя, что вы нам приготовили?», она тут же преобразилась, три раза про себя произнеся: «Я артистка, артистка, артистка!» Это заклинание Зойка давно себе придумала, и оно служило ей успокоением. Уже звонко, Зойка объявила:
- Отрывок монолога Заремы из поэмы Александра Сергеевича Пушкина «Бахчисарайский фонтан».
Она заметила, как удивленно приподнялись брови у маститого профессора, по-видимому, главного за столом приемной комиссии, и какую-то не то одобрительную, не то насмешливую улыбку на устах пожилой дамы, сидящей с ним рядом. К досаде Зойки ни  одного известного артиста, которого она надеялась встретить среди экзаменаторов, не было. Это лишь на секунду ее отвлекло и, впившись глазами в лицо этой улыбающейся дамы, Зойка начала:
                Итак, послушай: я прекрасна;
                Во всем гареме ты одна
                Могла б еще мне быть опасна;
                Но я для страсти рождена...
Зойку все слушали внимательно. Она знала, что если комиссию абитуриент не заинтересует, его сразу останавливают, говоря: «Достаточно, дальше что у вас?» Ее не перебивали, и это вдохновляло. Зойка продолжала:
                Но ты любить, как я, не можешь;
                Зачем же хладной красотой
                Ты сердце слабое тревожишь?
                Оставь Гирея мне: он мой;
                На мне горят его лобзанья,
                Он клятвы страшные мне дал,
                Давно все думы, все желанья
                Гирей с моими сочетал;
                Меня убьет его измена...
                Я плачу... 
(и слезы действительно навернулись на Зойкины глаза)
                ...видишь, я колена
                Теперь склоняю пред тобой,
                Молю, винить тебя не смея,
                Отдай мне радость и покой,
                Отдай мне прежнего Гирея...
        Зойка вскочила с колен и обращаясь к избранной ею даме, пронзая ту горящим взглядом, перешла с последнего возгласа на угрожающий полушепот:
                Но слушай: если я должна
                Тебе... кинжалом я владею,
                Я близ Кавказа рождена. 
Зойка умолкла, а члены комиссии, чему-то посмеиваясь и как будто позабыв о ней, стали тихо между собой переговариваться. Сердце у Зойки упало — все, провал... Но тут главный, напоминающий бульдога, спросил:
- А кто тебя готовил?
До Зойки не дошел смысл вопроса и она, удивленно уставившись на профессора, переспросила:
- Что?
- Я спрашиваю: кто тебя на все надоумил?
- А, Пушкин! - обрадованно ответила абитуриентка.
Эти слова потонули в хохоте. Зойка обиделась — ею забавляются! Она была готова развернуться и оставить это сборище ехидных насмешников, не оценивших ее стараний, но услыхала:
- А дальше, что еще есть у тебя?
Зойка прочла отрывок из романа Фадеева «Молодая гвардия». Исполняя, она позабыла обо всем на свете, отдаваясь трагической участи героя-молодогвардейца. Лишь  завершив монолог Кошевого: «Мама, мама!.. Прости меня, потому что ты одна, только ты одна на свете можешь прощать, положи на голову руки, как в детстве, и прости...» Зойка взглянула на членов комиссии. По серьезным, внимательно глядящим на нее лицам, она поняла, что если не исполнение, то хотя бы содержание услышанного переменило общее насмешливое настроение.
- А басня у тебя заготовлена? - спросил председательствующий.
- Да, конечно! Крылов, «Кукушка и петух».
- Ну, слушаем тебя, Чудинова.
Зойка начала представлять крыловских героев, меняя на все лады голос. Когда  закончила, то опять встретила улыбки на лицах членов комиссии, которые отчего-то показались относящимися к ней самой: мол, этот недомерок еще выкаблучивается перед ними, воображая из себя что-то. Настроение окончательно испортилось — явно это был провал.
- Ну, все, спасибо! - сказал, все еще улыбаясь, важный председательствующий за столом. Пусть зайдет следующий! До свидания.
Словно в тумане Зойка выскочила за дверь, как ошпаренная. Особую прыть ей придало услышанное за спиной: «Чудо в перьях!»  Быть может, это оброненное кем-то выражение и не относилось к ней, но Зойка восприняла его как знак полного краха всех надежд. Когда за ней закрылась дверь, и толпа страждущих в ожидании своей участи бросилась навстречу с вопросом: «Ну, как?», Зойка, ничего не ответив, а лишь махнув безнадежно рукой, ринулась к лестнице, ведущей к выходу из этого храма душевных мук.
Через день, будучи в полнейшей уверенности, что провалилась, она пошла забирать документы. На подходе к институту Зойка повстречала еще одну претендентку, Лену. Ее-то, высокую, стройную, красивую блондинку, без сомнения примут... Зойка рядом с ней ощутила себя каким-то невзрачным лягушонком возле Царевны-лебедь. Зойка даже горько улыбнулась пришедшему сравнению. Наверно, все окружающие, глядя на них, думают: «И эта маленькая квакушка полезла в артистки!» Позорище!
«Ленка, конечно, прошла на второй тур, а мне незачем и лезть в эту толчею!» - решила Зойка, увидав огромное скопление народа у доски со списками допущенных к следующему этапу испытаний. Она решительно направилась в канцелярию забирать аттестат. Но и там ее встретила молчаливая толпа потерпевших фиаско недооцененных талантов. Не желая стоять в ожидании в этой, словно похоронной компании, Зойка, заняв очередь, для проформы, а скорее из любопытства (кого же взяли?), вернулась к значительно поредевшей толпе у доски.
Ей навстречу с опечаленным видом шла Лена. Без слов было ясно, что ее постиг провал. Ну, если такую красивую не взяли, то о чем речь? И вдруг Зойка услышала:
- Ведь ты - Зоя Чудинова? - спросила Лена.
- Да, а что?
- Поздравляю! Тебя пропустили.
- Куда? - задала Зойка, как тут же поняла, идиотский вопрос.
- Ты есть в списке... - ответила Лена и пошла далее, не останавливаясь.
Зойка, боясь поверить в счастье (не глупая ли это насмешка?), подошла к доске и, лишь увидав свои фамилию и имя, полная ликования отправилась домой.
Ее переполняло счастье и желание поделиться им с родными. Но, чем ближе Зойка подходила к дому, тем явственней меркла радость. Ведь завтра ее ожидал следующий экзамен: пение, танец и этюд, предложенный комиссией, а там может случиться всякое...
За танец Зойка не беспокоилась: так, как она выбивала чечетку, никто из знакомых девчонок не мог. Так что матросский танец под мотив «Яблочко» у нее фактически готов. А вот песня... Главная загвоздка состояла в том, что Зойка, будучи знакомой со многими песнями, слова одних знала, но не до конца, а другие просто перевирала. Будучи неуверенной в положительном результате первого испытания, из-за какого-то внутреннего суеверия, она ко второму не готовилась, считая, что там будет видно. А времени уже не оставалось — завтра экзамен. Так что до поры до времени делиться своим триумфом на первом экзамене рановато. Если завтра провалится — засмеют. Не иначе, Натка и ее противный Димка скажут: «И это же надо — со своим свиным рылом да в калашный ряд полезла наша Дюймовка!»
...Протанцевав свое «Яблочко» и получив в ответ порцию улыбок, Зойка приободрилась. Ей предложили что-то спеть и тут, вместо выбранной дома «Катюши»,  она выпалила:
- Ария Периколы из одноименной оперетты... - она запнулась, так как совсем позабыла автора музыки.
Сидевшая за фортепиано концертмейстер, проиграв знакомую мелодию, спросила:
- Эта?
- Да... - еле выдохнула Зойка и начала...
Какой обед нам подавали,
Каким вином нас угощали,
Уж я его пила, пила,
И до того теперь дошла,
Что просто готова,
Готова, но т-с-с-с-…,
Об этом ни слова, т-с-с-с-...,
Молчи-и-и... Молчи!
Ха-ха-ха-ха...
Она пела, войдя в раж, а комиссия в голос хохотала. Это было так оскорбительно, что Зойка чуть не разрыдалась, а председательствующий, вытирая слезы, сквозь смех сказал:
- Прости, деточка — он так и назвал ее - «деточка», - но это было так уморительно! И замечательно!
«Все кончено, провалилась!» - сделала вывод Зойка, который был подкреплен словами профессора:
- Спасибо. И до свидания.
«Теперь уж без сомнения можно идти за документами...» — решила Зойка, направляясь к двери. Ее даже не попросили показать этюд... Уже у порога Зойка повернулась и, хватаясь как за соломинку, спросила:
- А этюд?
Уж его-то, она уверена, сумеет достойно показать: хоть упасть в обморок, хоть заику продемонстрировать — все, что угодно будет, ей по плечу!
Но главный, все еще смеясь, сказал:
- Обойдемся. Постарайся все остальное сдать достойно. Зови следующего!
Как на крыльях летела Зойка домой - зубрить, готовясь к оставшимся предметам.
К удивлению близких, она поступила в театральный институт. Правда, мама без жалости сказала:
- Актерка — это не профессия! В кино тебя не возьмут — ни лицом, ни ростом не вышла, а в театре — какие заработки...
А Наташка, та вообще пожала плечами:
- Ты на что надеешься? Да и они там, в институте, о чем думали, тебя принимая? Какие роли тебе поручать с твоим, Дюймовка, ростом? 
Но даже эти слова не смогли затмить ликования Зойки: она - студентка института, будущая артистка! Кстати, услышав с каким гордым видом мама доложила своей Фросе: «А наша Зоюшка актрисой будет!», она простила матери ее неверие в выбор дочери.
Несмотря на небольшой росточек и непривлекательную, в чем Зойка была уверена, внешность, поклонников у нее появилось более чем достаточно. Однако это не радовало... После перенесенного в одиннадцатилетнем возрасте надругательства, Зойка давала резкий отпор любым посягательствам на близкие отношения, за что на факультете приобрела кличку Недотрога. Но, по-видимому, это манило и притягивало к ней противоположный пол. По мнению Зойки, они сочли бы за подвиг овладеть этой неприступной крепостью...
Однажды, возвращаясь из института в переполненном автобусе, она услыхала разговор двух однокурсниц:
- Непонятно, чем она их очаровывает, эта «метр с кепкой»? Видимо, карлица обладает каким-то колдовством, если парни, как мухи на мед, вьются вокруг нее.
Без сомнения, поняла Зойка, это о ней. Эти «метр с кепкой», а особенно «карлица» ее так оскорбили, что Зойка была готова с возмущением ринуться на завистниц. Но, понимая, что подслушивать неприлично и скандал разрешится не в ее пользу, да и совершенно неуместен, сдержалась. Когда же, выбравшись из автобуса, она столкнулась с обидчицами лицом к лицу, и те приветливо заулыбались, Зойка ответила им такой же улыбкой, решив, что надо уметь скрывать свои чувства — на то она и актриса.
Масса предметов, о существовании которых Зойка и понятия не имела, зубрежка текстов, скороговорок, чтение необходимой литературы, репетиции, лекции и посещение спектаклей — все это занимало уйму времени, оставляя на сон лишь несколько часов. Теперь у нее появилась сугубо приземленная мечта — дождаться очередных каникул и как следует выспаться... Но наступавшие каникулы не давали ожидаемого эффекта. Будущая профессия накладывала свой отпечаток и требовала больших знаний, так что и на каникулах приходилось наверстывать то, что не успевала прочесть или выучить во время семестра. Боязнь вылететь из института за профнепригодность очень страшила Зойку и она ни о чем другом кроме учебы не могла и не хотела думать.
Из-за малого роста Зойке вскоре стало ясно, что ее ждет в театре нелегкая судьба и впереди амплуа, в лучшем случае, даже не инженю, а травести. О героинях и разговора быть не может... Скорее всего, это будут мальчики и девочки, зайчики и белочки в детских спектаклях. Зойку мирило с такой незавидной перспективой только одно - она будет неразрывно связана со сценой. Зойка готова была играть все, что угодно, даже неодушевленные предметы, если таковые понадобятся, но только в театре, где даже воздух совсем иной...
Годы летели... Еще вчера, кажется, она переступила порог института, а на носу уже выпуск и начало репетиций дипломного спектакля. Руководителем курса был тот самый маститый председатель приемной комиссии, которого Зойка так развеселила на экзамене, что он взял ее к себе. И вот теперь Зойка была почти уверена — маэстро выбрал для выпуска пьесу Леонова «Обыкновенный человек» для того, чтобы и ей досталась приличная роль - Аннушки, дочери ученого Свеколкина.
Главная же роль, певца Ладыгина, досталась Сереже Ломову - самому красивому студенту на курсе, а быть может и в институте. Зойка, как и многие девчонки, была в него по уши влюблена. Когда Сережа к ней обращался, Зойка тут же пунцовела, покрывалась испариной, словно попадала в жаркую баню, и, обычно острая на язык, терялась, позабыв все слова... Конечно, она завидовала тем девчонкам, кому доставались роли быть его избранницами, если не в жизни, то хотя бы на сцене. А то, что у красавчика немало подружек, это не было ни для кого секретом...
Как-то после одной из репетиций он, единственный, кому Зойка прощала обращение Чудик, предложил:
- Если не спешишь, пройдемся?
У Зойки пронеслось в голове: «Не иначе что-то надо, скорее всего перехватить перед стипендией пару рублей, или что другое...» Но Сергей неожиданно пригласил заглянуть в кафе, а затем изрек:
- Скоро конец учебе, распределение... Разлетимся по стране, дорогая, потеряем из вида друг друга. И вот, как подумаю, что и с тобой, Чудик, придется расстаться, отчего-то становится грустно...
От этих слов Зойка вся напряглась. «Неужели он так зло шутит? - Поиздеваться хочет, что ли?»  - с горечью подумала она.
- Сережа, ты шутишь с огнем!.. - напустив на себя несвойственный ей легкомысленно-кокетливый вид, ответила Зойка, одобрительно подстегнув себя в душе — пусть знают наших!
- Я, Чудик, не шучу, а вполне серьезно говорю. Мне с тобой расставаться не то что жаль, а действительно не хочется. Ведь ты - такой удобный экземпляр!
- Ну да, можно носить  в кармане... А за мороженое - спасибо! - сказала она, вставая, оскорбленная до глубины души этим «экземпляром».
- Ты чего? Погоди, сейчас расплачусь.
Бросив на стол деньги, Сергей поспешил за ней.
- Зоя, я чем-то тебя задел? Прости! Честно, не хотел. Ты меня неправильно поняла, я...
- Сереженька, уймись и не дергайся. Мне действительно пора. А обижаться не на что — я точно экземпляр, другим словом, уникум. И этим горжусь!
И вдруг среди ясного неба, прозвучало:
- Вот поэтому я хочу, чтобы ты стала моей... - на мгновение он запнулся и заключил: - законной женой!
Зойка всего могла ожидать, но не этого — какая насмешка! Явно издевка, розыгрыш, которым завтра сумеет похвастать перед дружками: как «взял на понт» эту недотрогу, которая растаяла от его предложения. И в ответ она, собрав всю силу духа, уже не играя, а будучи сама собой, спросила:
- Из какого спектакля эта «роль» репетируется?
- Позволь, я серьезно! Мой дорогой уникум, я тебя, Зойка, уже давно люблю, да все не решался, зная твой нрав. Хотя... может, у тебя кто-либо есть, и я стучу в закрытую дверь...
- Нет. У меня никого нет! - вырвалось у Зойки наперекор самой себе. Тут же, спохватившись, она добавила: - Но дверь действительно для таких, как ты, закрыта!
- А чем я тебе не угодил, чем плох?
- Слишком красив, не по Сеньке шапка!
- Ха-ха-ха! - рассмеялся он. - Меня умиляет твоя искренность и несправедливая самооценка. Ты обворожительна, моя маленькая статуэточка!
- Вот именно — маленькая, да к тому же — не твоя!
- А я хочу и добьюсь, чтобы этот золотник мне достался!
- Что? Как ты меня назвал?
- Золотник. Хотя и мал, но дорог нам бывает!
Они уже подходили к ее дому, как вдруг Сережа схватил и словно пушинку поднял Зойку на руки.
- Ты что, рехнулся? Отпусти, не пугай людей!
- А их нет вокруг. Переулок пуст. И я тебя не отпущу, пока не дашь согласия! Сережка, урод, пусти!
- Ну, вот... То красавец, то урод...
- Хватит устраивать спектакль, спокойной ночи! - сказала Зойка, когда он, опустив на землю, облобызал все ее лицо.
- А давай, я зайду к вам и попрошу у родителей твоей руки?
- Еще что придумал! Занавес опустился, комедия окончена, получай свои аплодисменты и - гуд бай!
- Ну, так где твои аплодисменты? - спросил он, смеясь.
- Ты их уже получил, таская меня на руках.
- Нет, так не пойдет! Придется опять взять на руки!
Сергей словно загипнотизировал Зойку, и она под влиянием его чар забыла обо всем и очнулась лишь когда очутилась в его квартире, придя в полнейший ужас — что скажут родители Сергея, когда заполночь ее увидят? Зойка тут же захотела уйти, но это ей не удалось. Сергей обнял ее и запел шепотом в ухо:
                Ах, попалась, птичка, стой!
                Не уйдешь из сети; 
                Не расстанемся с тобой 
                Ни за что на свете!
Все же он уломал Зойку, целуя и уверяя в своей любви, восхваляя ее обворожительность и удобства маленького роста: «Надоешь, легко выбросить — пролезешь в форточку!» Даже страх, посеянный в далеком детстве отступил под напором обаяния и настойчивости Сергея...
Когда он обнаружил, что у Зойки не первый, то был несказанно удивлен и стал докучать ей — кому досталась премьера? Раздосадованная всем случившимся, злая на себя, на него, напомнившего о прошлом дурацкими расспросами (не все ли ему равно — добился своего, пусть радуется!), она, бросив на ходу: «Не тебе чета!» - устремилась к выходу, даже позабыв об опасности встретиться с кем-нибудь из его родни или соседей.
Это «признание» Зойки так оскорбило Сергея, что он нашелся лишь когда та была уже в коридоре.
- Твоя реплика — блошиный укус! - послал Сергей ей вдогонку.
Когда Зойка вернулась домой, все уже спали. Наташка, заслышав приход сестры, вышла ей навстречу.
- Чего так поздно? Наверно, голодная? Там котлета тебе осталась, подогрей.
Уверенная, что сестра была на каком-нибудь спектакле, Наташа спросила:
- Что смотрела?
- Трагикомедию! - зло ответила Зойка. - Есть не буду, сыта.
- А какое название у спектакля?
- «Идиотка»!
- Ты чего, словно с цепи сорвалась?
- Да я не тебе, это название представления.
- А... впервые слышу. Кто, интересно, вслед за Достоевским, так назвал?
- Я назвала. Идиотский спектакль. Спать хочу!
Но в эту ночь Зойка уснуть не смогла. Она с ужасом думала о последствиях. Завтра репетиция с Сережкой-Ладыгиным. Что наделала, какая дура!.. Такое сказать ему, это надо уметь! Из-за дурацкого языка, быть может, разрушила свое счастье. Хотя... если Сергей лишь добивался близости с ней, то она правильно сделала, что отбрила его. А если нет, и действительно любит? А если он от злости, в отместку распустит слух о ней, как о доступной всякому, кому не лень, дешевке?..
К утру ужас разросся под напором воображения, подобный тому, который испытывала Зойка когда-то при встречах с Укушенным. Отчего-то он пришел на ум... Интересно, все по тюрьмам скитается? В то, что из этого укушенного Жорки может может что-то путное выйти, не верилось. «Да чего он мне на ум пришел? - рассердилась Зойка. - Как будто без него других забот нет!»
На следующий день Сергей и вида не подал, что сердится на Зойку, даже пару раз ей заговорщицки подмигнул, улыбаясь. «Хороший актер!» — подумала она, отворачиваясь. На себя же, как не старалась, напустить безразличие ей не удалось.
После репетиции, как ни в чем не бывало, Сергей предложил:
- Пойдем ко мне. Познакомлю со своими.
- Зачем?
- Чудик, ведь мое предложение в силе, а отказа я не приму!
Взглянув на Сережку, высоченного, спортивного, красивого, как Аполлон, и представив рядом себя, еле доходящую ему до предплечья, как мама ее называла, «дохлую, курносую пичужку», Зойка испугалась эффекта, который произведет на его родителей. Она заявила категорическое: «Нет!», хотя на душе от этого стало невыносимо больно и обидно...
- Чудик, ты что, все еще на меня дуешься? Я вчера тебя обидел своим глупым любопытством, прости.
- Нет, Сереженька, есть такая русская пословица: не в свои сани не садись. Вот и мне надо знать свое место. Ты рядом со мной, вернее, я с тобой... Ну тебя, запуталась!..
- Вот именно! Не хочешь ко мне, пошли к тебе!
И тут Зойке несказанно захотелось продемонстрировать своим: маме, Витьке (уже переросшему ее), да и Наташке с Димкой, - какого красавца смогла очаровать их невзрачная Дюймовка, которую они ни во что не ставят, даже несмотря на то, что уже без пяти минут актриса.
Как она и ожидала, Сергей на всех произвел не то что приятное впечатление, а просто очаровал — и своим видом, и веселым нравом, и тем, как сделал предложение, сказав, что если они не отдадут свое сокровище, его жизнь потеряет всякий смысл...
- О каком сокровище идет речь, я так в толк и не возьму? - спросил, смеясь, Димка.
- А что, у вас оно не одно?
- Конечно! Я обладаю самым большим! - гордо заявил Димка, подмигивая Зойке. - Есть и другое, маленькое, пока бесхозное...
- Но я об этом маленьком, но самом ценном, и толкую! Отдайте, раз бесхозное!   
- Вы совесть имеете, трепачи? Постеснялись бы обо мне говорить, как о каком-то неодушевленном предмете!
Все рассмеялись:
- Глядите, сразу догадалась, о ком речь!
За столом, шутя и веселясь, засиделись за полночь. Тут Сергей спохватился:
- Надо родителям сообщить, что домой не приду.
- А ты куда собрался еще идти? - спросила его Зойка.
- Как куда? Здесь останусь.
- Ты что, Сережа, иди к себе...
- Но метро уже не работает! Да и, Зоюшка, тебя мне отдали на века! Короче, пошли спать. Мама, объясните своей дочери, где должен быть ее муж ночью.
- Как где? Рядом! - смеясь ответила мать, очарованная будущим зятем.
- А оформлять свои права бумажкой названный муж думает, или как? - подала голос Наташа.
- Конечно! Завтра подаем заявление, если требуется бумажка.
- Обязательно требуется, а без нее дело не пойдет! - объявила сестра под общий смех.
Когда Сергей вышел в коридор звонить, Димка обратился к Зойке:
- Тебе, моя дорогая родственница, теперь надо будет приобрести шапку с отверстиями.
- С какими еще отверстиями? Для чего?
- Как для чего? А рога-то ведь будут ветвистые, с таким красавчиком...
- Да ну тебя! Смотри, как бы такая шапка самому не понадобилась! - отшила его Зойка.
Зойка, боявшаяся встречи с родителями Сергея, сразу поняла, что не ошиблась, предчувствуя холодный прием. Почти с порога сын объявил:
- Знакомьтесь, моя жена! Мы подали заявление в загс.
Его отец, скользнув по Зойке оценивающим взглядом, хмыкнул, а затем процедил:
 - Жениться, значит, надумал...
Зойка так и не поняла: одобряет или осуждает он намерение сына? Мать же, без стеснения снизу вверх и сверху вниз оглядев выбор сына, ехидно спросила:
- А школу уже девочка окончила?
Этот вопрос как хлыстом ожег Зойку. Еще мгновение, и она готова была метнуться вон из этого дома, но Сергей крепко держал ее за руку:
- Мама, мы однокурсники!
Мать рассмеялась в ответ:
- Я пошутила! Уж больно юной выглядит твоя избранница. Садитесь, ребята, за стол, обед стынет.
А затем последовали расспросы: кто да что... Когда узнали, что мама Зойки работает проводницей в поезде дальнего следования, последовало тягостное молчание, а затем раздалось, полное разочарования:
- М-да... М-да... Ну, а отец, он у тебя есть?
- Нет... - только и успела сказать Зойка, как услышала:
- Я так и думала!
- Папа умер, он вернулся с фронта с осколком в легких.
- Да, война беспощадная вещь...  - произнес отец Сергея, вставая из-за стола.
Зойке очень хотелось добавить, что ее папа до войны был начальником цеха на фабрике и ушел добровольцем на фронт, а вот где прохлаждался в то время отец Сережи, валторнист, еще неизвестно...
Оказалось, что мать жениха была костюмершей в Большом театре, отец играл в оркестре. Конечно, они считали себя людьми искусства, и родство с проводницей их явно не порадовало...
Заявление в загс подали, через месяц был назначен день регистрации. На предложение Сергея жить у них, Зоя, явно к его радости, отказалась.
В распоряжении семьи Зои теперь была вся квартира: сосед уже более трех лет, как сгинул в неизвестном направлении, и его комната досталась Наташе с Димой. Зоя с мамой и Витюхой занимали две смежные. С появлением Сергея мама, в те дни, когда бывала дома, стала спать в первой, большой комнате, на диване, переместив Витьку на раскладушку, а в спаленке разместилась молодая семья.
В институте новость о предстоящей свадьбе восприняли с полнейшим изумлением: до сего времени о романе Сергея с Зойкой никто не догадывался.
Во время регистрации, заполняя анкету, Сергей спросил Зою:
- Чудик, Ломовой будешь?
- Ой, Сережа... Мне с этим Чудиком комфортней, чем с Ломакой будет. Я уже привыкла к своей фамилии...
Свадьбу, по мнению многих, молодожены зажали, сразу после записи отметив это событие с другом Сергея, двумя приятельницами Зои да ее родней с Фросей. Родители Сергея, сославшись на занятость в тот день, не пришли. Несколько раз высказав потом желание познакомиться с семьей невестки, они так и не смогли для этого выкроить время...
Но Зою и Сергея это не смущало — они наслаждались друг другом...
Выпускной спектакль прошел на ура. Зойку поздравляли с большим успехом. Даже Наташа с Димой, присутствовавшие на нем, выразили восхищение ее игрой. Дима не унимался:
- Ну, кто мог подумать, что эта Дюймовка такая способная, маленький чертик!
- Да, ты прав, моя сестра играла бесподобно! - вторила ему Наташа.
Но более всех был удивлен Сергей, когда главный режиссер ТЮЗа лично пригласил Зою в свой театр, куда она и была распределена. Все вокруг, Зоя, да и сам Сергей были уверены, что его оставят в Москве в одном из ведущих театров. И каково было  изумление и разочарование, когда ему предложили выбор: Чебоксары или Магадан...
Раздосадованный, что даже театр Волкова в Ярославле достался другу, которого он, если честно, ставил не очень-то высоко, Сергей выбрал Магадан.
- Что ж поделаешь, Зоюшка, если молодые таланты ныне в столице не в цене! - с горечью сказал он. - Поедем обольщать столицу зеков!
- А, быть может, твои родители сумеют найти какой-нибудь путь...
- Сумели бы, если бы я на тебе не женился! - вдруг откровенно признался Сергей.
Зойка оторопело уставилась на мужа.
- Позволь, а я тут причем? Они что, не могут тебе простить наш союз?
- Да нет, я не так выразился. Предки рассчитывали, что, если я женюсь на дочери их давнего знакомца, завтруппой одного из ведущих театров, то он расстарается взять меня к себе. Но, увы и ах... Меня ждут неведомые дали. Так ты едешь со мной?
- Серж, как я могу? Ведь меня распределили... Да и лишаться работы в столичном театре глупо.
- Все ясно!..
- Ну, ты чего, обиделся?
- На обиженных не обижаются!
После такого ответа Зойка вышла из комнаты, твердо решив подать на развод. Вместо того, чтобы порадоваться успеху жены, Сергей винит и оскорбляет ее! Она ошиблась в нем. При смазливой внешности муж, к сожалению, сердечной красотой не наделен.
Но, когда через час Сережа стал вымаливать прощение за грубый и глупый выпад, вызванный предстоящей разлукой, уверяя, что рад за нее и горд от сознания, что жена будет блистать на столичной сцене, Зоя его простила...
Сергей отработает положенное и вернется, а отпуск они будут проводить вместе. Главное — набраться терпения. Любовь, если она есть, все снесет, все стерпит, а в их любви нет сомнения! - заключили они оба, решив, что разлука пойдет на пользу, укрепив их союз этим испытанием.
Сергей уехал, а наступившие будни работы в ТЮЗе требовали сил, энтузиазма и стойкости. В первое время, играя Мышку-норушку в сказке «Теремок» или Зайца в другой, Зойка не испытывала какого-либо недовольства от полученных ролей. Ее радовали и вдохновляли горящие глаза детей в зале, их оглушительные аплодисменты и восторженные возгласы. Но через некоторое время, получая роли девчушек и зверушек, Зою стали посещать сомнения — неужели так будет всегда? А что дальше?
Глядя на артисток, сорокалетних и более, играющих пионерок, на пятидесятилетнего Конька-Горбунка и его ровесников, играющих мальчишек, она ужаснулась: ведь и ее ждет подобная участь...
От Сергея часто приходили бодрые, полные довольства письма. Он сразу получил   две главные роли: Протасова в «Живом трупе» Толстого и Жадова в пьесе Островского «Доходное место». Муж обстоятельно описывал город, театр, коллег и благодарных зрителей. В нескольких письмах он уговаривал своего дорогого Чудика плюнуть на все и приехать к нему, страдающему в разлуке: «Приезжай , на месте обязательно что-то придумаем! Может, удастся устроиться в концертно-эстрадное бюро или на радио...»
Несмотря на уговоры и мольбы в каждом письме Сергея, и даже незамысловатые стишки, вроде:
Птаха, милая, скорее, прилетай ко мне,
Ожидая, я страдаю, в думах о тебе!
Зойке ехать в такую даль, расставшись с Москвой, не хотелось, и она в ответ просила понять ее и рассудить здраво: ведь уезжая из Москвы и лишаясь московской прописки, она поставит крест на ней не только для себя, но и для него. А немножко потерпев разлуку, Сергей сумеет вернуться, где ему возобновят прописку к жене.
«Может ты, Зоюшка, и права, - прочла она в следующем письме, - но у любви другие законы, и она не терпит здравомыслия! Пеняй на себя!»
В отпуск Сергей не приехал, сославшись на дороговизну перелета, а следом сообщил, что едет в санаторий на Камчатке, где брызжут гейзеры из термоисточников.
Мама Зои все недоумевала: что это за муж, который ни единой копейки не прислал жене, несмотря на то, что зарплата у него гораздо выше?
- Ну, хотя бы к празднику или к твоему дню рождения какой-нибудь подарочек прислал... Непонятна мне ваша актерская жизнь, все врозь... Нитка должна вслед за иголкой идти, а ты, Зойка, уцепилась за свой театр и эту чертову прописку! Ведь и там люди живут и театр есть...
- Мам, тебе не понять! Там есть театр, но ролей у меня не будет.
- Почему? Найдутся, ты же институт окончила!
- Мамуля, с моим ростом мне там играть будет нечего.
- Так нечего было с таким росточком в артистки лезть!
- Но здесь-то у меня роли есть!
- Ну да, срамота одна! То зверушки, то детишки.
Зоя не на шутку обиделась на мать, больно задели слова о выбранном пути. Но все же за иголкой следовать она не пожелала, хотя и постаралась оправдать мужа, обвиненного в скупости и невнимании к жене:
- Хотя у Сережи высокий оклад, но там и жизнь дороже, не надо об этом забывать! - защищала его Зоя.
Премьера «Снежной королевы», где она играла Герду, прошла с большим успехом, и Зойка была полна надежд на новые достойные роли. Однако режиссер недвусмысленно дал ей понять, что за успех следует платить более близкими отношениями... Получив отпор, он сменил отношение к Зое, не только не давая новые роди, но даже найдя ей подмену в старых, давно идущих спектаклях. Работать в театре Зойке стало невмоготу и она пришла к выводу, что настала пора расстаться с ТЮЗом. Самым здравым выходом будет поехать в Магадан к мужу, заждавшемуся ее.
Что ж, следует подумать о концертном репертуаре. У нее неплохо получалось подражание Рине Зеленой, но она отбросила эту идею — надо что-то свое. Вспомнив свое чтение на вступительных экзаменах, которым уморила приемную комиссию, Зоя решила стать чтецом-декламатором.
Она написала заявление с просьбой предоставить отпуск с последующим увольнением и отнесла его в дирекцию.
...Этот последний вечер в театре ей не забыть никогда. Шла «Снежная королева», самый любимый спектакль Зои. Последний акт, аплодисменты и опущенный занавес... На глазах у Зои - слезы. Она так расчувствовалась, что даже удивилась себе - не ожидала, что так тяжело будет расставание...
А зайдя в грим-уборную оторопела — на ее столике стояла огромная корзина роскошных роз. Неужели коллектив так решил с ней проститься? В это просто не верилось, и Зоя, решив, что цветы предназначены не ей, а от какого-нибудь поклонника другой артистке, разделявшей с нею гримерку, взяла корзину, чтобы переставить на рядом стоящий туалетный столик.
В эту минуту постучались.
- Можно? - раздался приятный мужской голос и вошел...
Нет, в это нельзя было поверить! Перед Зоей вырос... Жорка. Конечно, сильно изменившийся, но такой же высоченный и здоровенный, с теми же озорными глазами, которые ни с какими другими не сравнишь, и улыбался ей Укушенный своей неповторимой улыбкой.
- О, как жаль, что нет под рукой фотоаппарата! Ты в этих цветах смотришься великолепно!
Он взял из рук оторопевшей Зои цветы и вернул их опять на ее столик. А она стояла, полная изумления и, как прежде, дрожала, вспомнив все. Зоя еле пролепетала:
- Ты... здесь... Зачем?
В эту минуту она вновь почувствовала себя не почти тридцатилетней, умудренной жизнью женщиной, а той девчонкой в подвале, и другой — в сквере...
- Прости меня... Я должен был это сделать давно, но не знал, где тебя найти. Да, признаться, и не решался...
Зоя уже опомнилась от первого оцепенения и взяла себя в руки.
- Не будем ворошить прошлое. Ты откуда взялся?
Он рассмеялся в ответ:
- Зойка, ты совсем не изменилась! Даже став великой (он так и сказал!), осталась таким же славным Огрызочком!
- Жорка, Укушенный, заткнись! Не издевайся! Великая, Огрызочек! Ты для этого явился?
- Я, Зоюшка, прости, не знаю, что плету.
- Расскажи лучше о себе.
Зое вспомнилось, что Фрося как-то принесла о нем весть, рассказав о встрече с матерью Жорки. Та хвасталась, что сын взялся за ум, учится и работает где-то в экспедиции. Зная об «успехах» Укушенного в школьные годы и его хулиганистом характере, Зойка тогда все это восприняла как побасенки, сочиненные бедной матерью. А вот замечание Фроси, что, как выразилась бывшая соседка, сын все интересуется, где, да как Зойка, ее озадачило и насторожило. Но время шло, и больше о нем никто и ничто не напоминало. И вот, на тебе, он перед ней, но уже не страшный, а какой-то до странности близкий, родной...
Заглянувшая в уборную коллега, воскликнула, наверно, от увиденных цветов: «Ух, ты!», и  тут же прикрыла дверь.
Зоя опять повторила:
- Так откуда ты взялся? Где и как обитаешь?
- Да что обо мне... Избороздил почти пол Союза в поисках ископаемых богатств. Да, кстати... - он вынул из кармана маленькую красную бархатную коробочку и подал Зое. - Думаю, подойдут к твоим зеленым глазам.   
- А у меня разве они зеленые? Всегда считала — серые... - сказала Зоя, открывая подарок.
Там лежали изумительной красоты золотые серьги с большими, сливовидной формы, изумрудами.
- Какие красивые! Но взять я их не могу, спасибо!
Сама же подумала: «Откуда они у него, такие дорогие?» А Жора, словно прочитав ее мысли, продолжил:
- Не бойся, честно заработанные. А их цвет и форма — ну точно твои, Зойка, глаза, когда сердишься. Они у тебя всегда зеленеют. Возьми и прости меня за все...
- Спасибо, Укушенный! - это прозвище снова вырвалось у Зои и она даже закусила губу от сознания своей нетактичности. - Но я их не смогу носить - у меня не проколоты уши, так что - забери.
- Проколотые, не проколотые... Ну, пусть просто будут у тебя. Если бы ты знала, как я искал тебя! Мечтал встретить и все сказать... А сейчас, поверь, даже растерял все слова. Даже не верится, ты, Зойка, — актриса, блистающая на сцене!
- Ой, Жорик, темнишь! На тебя непохоже, чтобы растерялся. А в отношении меня — ошибаешься. Какое это блистание... Сегодня прощалась с театром...
- Это почему?
- Уезжаю к мужу.
- Ты... замужем?.. - спросил он упавшим голосом, взглянув на нее каким-то мгновенно потухшим взором.
- Да. Муж играет в Магадане в театре. А у тебя есть семья?
- Нет, Зоюшка. Никого у меня нет. Один, как перст...
- А отчего? Ведь уже за тридцать перевалило...
- Но ты же сама знаешь... Укушенный я тобой не только в нос, но и в сердце... От этого и глупостей натворил немало... Ну, не буду задерживать... - заторопился он, вставая, поймав взгляд Зои, брошенный на часы, после вторичного заглядывания в дверь, по-видимому, потерявшей терпение коллеги.
Когда неожиданный гость ушел, Зое отчего-то стало грустно, когда взгляд упал на цветы и алеющую коробочку на столе. Ощущение было такое, словно она потеряла что-то дорогое. «Неужели я прошла мимо большой любви?» - подумала Зоя, но тут же старательно отодвинула эту мысль и стала выгребать из ящиков свои пожитки, навсегда прощаясь с насиженным местом и родным театром.
Несколько дней перед отъездом были посвящены дорожным хлопотам. Зоя отложила на завтра все важные дела: поход в милицию, где следовало получить листок убытия, а также приобретение билета на самолет, а сегодняшний день посвятила беготне по магазинам. Телеграмму Сергею о времени ее прибытия Зоя решила отправить перед самым отлетом, преподнеся этим ему долгожданный сюрприз. 
После долгих поисков ей посчастливилось отыскать шикарную, модную сорочку для мужа. Уставшая, но довольная удачной покупкой, Зоя неожиданно на выходе из метро столкнулась со своей свекровью.
Зная ее отношение к себе после отъезда Сергея, Зоя старалась не мозолить глаза родителям мужа и весьма редко сообщалась с ними. На сей раз Зоя была удивлена радостной улыбкой, осветившей змеиное лицо матери мужа.
- Зоюшка, можешь меня поздравить, я стала бабушкой! - начала та, даже не поздоровавшись.
Зная, что у свекрови только один сын, Зоя была удивлена этой странной вестью. Неужели ее так обрадовало рождение ребенка у кого-то из племянников?
- У Сереженьки родился сыночек! - пояснила змеюка совершенно опешившей Зое.
«Она что, свихнулась?» - пронеслось в голове. Зоя смешалась - как себя вести с больным человеком? А та добавила:
- Вчера мы получили от Сереженьки письмо. Он несказанно рад сыну. Ну, теперь у него единственная задача - расстаться с тобой!
- Он так и написал? - только и смогла вымолвить Зоя. - А письмо, где оно?
- Сейчас, сейчас! Давай отойдем в сторонку, а то люди снуют. Оно со мной, - и она подала Зое конверт, подписанный почерком Сергея.
Все еще не доверяя ее словам и считая, что это какая-то мистификация, Зоя развернула листок. Слова плыли перед глазами, от охватившего волнения, она никак не могла взять в толк прочитанное, и единственное, что было ясно — это то, что у Сергея действительно родился сын. Дальнейшие подробности Зою уже не интересовали и углубляться в них она не стала.
Взяв себя в руки и поздравив новоявленную бабушку («Рада за Сергея, а тем паче за его родителей»), Зоя поспешила распрощаться, с этого момента, с уже бывшей свекровью.
Не тратя ни минуты на рассуждения и выяснение отношений с мужем, Зоя направилась в загс, где обратилась с вопросом: как расторгнуть брак, который числится лишь на бумаге, так как супруги живут на расстоянии многих тысяч километров? Детей у них нет, и вообще их более ничего не соединяет, кроме этого свидетельства. Зоя рассчитывала, что тут же сумеет оформить развод, но ее постигло разочарование. Такие вопросы решает только суд — ответили ей.
Суд, так суд, хотя ни слышать, ни видеть этого коварного человека, который еще час назад казался ей самым близким, Зоя не желала. Ее бесила не столько измена мужа, как то, каким образом это было преподнесено. Неужели Сергей не мог ей сообщить о своем увлечении или любви, кто там его разберет, ей уже все равно?.. Правда, в последнее время стал писать редко, но все же, если родился ребенок, значит роман длится давно...  И хотя не муж «бомбил» ее, как прежде уверениями в тоскливом одиночестве и своей любви, но холода, который бы сквозил в письмах, Зоя не ощущала.
Двуличное, лживое существо! И как она будет выглядеть после того, как раструбила всем, что едет к мужу?.. Счастье еще, что не успела в милиции оформить выписку в связи с отъездом... А как пережить ожидаемое ехидство Димки, предсказавшего ей ветвистые рога, и соболезнующие взгляды сестры и матери, давно утверждавшей, что Сергей в мужья не годится и брака нет, а лишь только бумажка, которой грош цена?..
Однако, когда Зоя заявила дома, что передумала ехать в Магадан, и что на муже поставлен крест, к ее удивлению, услышала в ответ, что этого следовало ожидать, и что слава Богу, она одумалась, и даже чудесно, что остается в Москве, а не едет к черту на кулички. И даже то, что распрощалась со своим театром — то же не беда, а наоборот, что ни делается, все к лучшему!
- Не было бы счастья, да несчастье помогло! - сказала мама. - Перестанешь кривляться на сцене, изображая зверушек, может, за ум возьмешься и пойдешь, на бухгалтера выучишься, или другую путную профессию приобретешь... Пути господни неисповедимы, и устроишься хорошо, с доброй зарплатой. А то я, проводница, и ты — актерка, почти равные получали, позорище, да и только!
Зоя подала заявление о разводе в суд. От Сергея пришло письмо, полное праведного гнева. Рождение ребенка на стороне от его небольшого увлечения ничего не значит. Подумаешь, разрешил себе какие-то трали-вали! Он думал, что Зоя умна и современна и на это все посмотрит здраво. «Мы же взрослые люди, и ты должна была понять, что живя вдали от жены, я не мог вести монашескую жизнь. Да и ты, я уверен, обет верности мне не блюла. Бывает, опростоволосился... Мать сына — совершеннейшее не то, и рядом с собой я вижу только тебя! Нам вместе было хорошо, и я был уверен, что ты меня поймешь и у нас все будет по-прежнему...»
Это сумбурное письмо, полное цинизма, Зоя разорвала в мелкие клочья. Нашел дуру — брак, освобожденный от обязательств, ей не нужен. Ха-ха — узаконенный разврат! «Он будет плодить на стороне детей, а я буду служить ему прикрытием семейного, благочестивого труженика на ниве искусства. Дудки! Не на такую нарвался!»  - решила Зоя, отправляя Сергею, написанное официальным языком, уведомление о своем решении расторгнуть брак, требуя на это его нотариально заверенного согласия.
Зоя устроилась в областную филармонию. Мотание по небольшим городкам с их полупустыми залами и холодными клубными сценами, выступления в школах и ПТУ, а также концерты в колхозах не приносили морального удовлетворения.
Личная жизнь тоже не складывалась, фактически ее не было... Похабные «ухаживания» так называемых поклонников (мол, с актрисами себе все можно позволить), были оскорбительны. Заводить интрижки с коллегами не хотелось, да и вокруг себя никого достойного Зоя не видела и не искала. Душа ни к кому не рвалась, она словно была опустошена и разочарована не только неудачным браком, но и избранным путем...
Конечно, Зоя старалась наработать собственный репертуар и бывали минуты, которые дарили ей счастье. Читая со сцены, она видела сосредоточенные, напряженные лица зрителей, а порой слезы на их глазах... Это единение с залом, о чем свидетельствовал взрыв аплодисментов, разрывающих воцарившуюся после ее последних фраз тишину,  вдохновляло и наполняло душу восторгом... Тогда у Зои словно вырастали крылья и она сама готова была разрыдаться от сознания, что смогла найти отклик в душах тех, кто пришел на встречу с прекрасным, и она не разочаровала их. Но, к сожалению, такое бывало не так часто, как хотелось бы...
А бывало и другое, особенно если приходилось исполнять что-нибудь бездарное, но идеологически безупречное, навязанное реперткомом... Тогда в зале не к месту слышались смешки, покашливание и шелест оберток конфет, а потом, сразу же, еле дождавшись окончания, звучало лишь несколько жидких хлопков... В такие минуты Зоя ненавидела себя и от переживаемого позора стремилась поскорей распрощаться с заведением, в котором случился провал. После таких концертов она давала себе слово бросить сцену и, по совету матери, стать бухгалтером, или на худой конец, как предпочел Остап Бендер, податься в управдомы...
Но уже на следующий день Зоя с остервенением принималась за репетиции, листала томики стихов, учила новые творения и представить другую жизнь себе не могла... «Ведь бывают же дни, когда я владею залом! - напоминала себе она. - Значит — могу! Надо стараться обогатить репертуар и найти свое лицо!»
...Жизнь подчас преподносит свои сюрпризы, и как-то на радио, где подвернулась «халтурка», Зое повстречалась бывшая однокурсница. Разговорились. Оказалось, Галя работает в Госконцерте и вскоре она, воспользовавшись благосклонностью начальства, сумела перетащить туда и Зою.
Теперь, разъезжая с концертами вместе с известными артистами, Зоя не могла нарадоваться этому подарку судьбы. Вот и на сей раз, в конце апреля ей предстояло ехать в Томск, город студентов, как он был характеризован руководством. Зоя уже приготовила соответствующий репертуар, но вдруг, за пару дней до отъезда, что-то там не сложилось в дирекции, и к своей огромной радости она узнала — сначала артисты поедут в Ташкент. Как раз недавно Зоя прочла замечательную повесть Неверова «Ташкент — город хлебный», а затем познакомилась и заучила почти все мудрые рубаи из томика Омара Хайяма. Поэтому в дорогу Зоя отправилась буквально окрыленной.
Ехали на редкость весело. Все были довольны предстоящими гастролями в теплом Узбекистане, тем более, что следом за Ташкентом их ждали великолепные Самарканд и Бухара. Всю дорогу шутили, воодушевленные кем-то пущенным утверждением, что уже в двадцатых числах апреля там можно объедаться абрикосами и вообще разными  непривычными дарами восточного базара.
Приехали вечером двадцать пятого апреля, разместились в гостинице в центре города. Назавтра их ждал концерт. «Как удачно, - подумала Зоя, - что можно выспаться и с дороги отдохнуть!» Ведь, бывало, у них чуть ли не с колес начинались выступления. Артисты засиделись допоздна, отужинав в ресторане.
Зоя проснулась от сильного толчка и какого-то непонятного гула. Она успела только вскочить с постели, как раздался оглушительный треск, перекрывший возглас Галины:
- Что это?
А затем пол просто ушел из-под ног и... полный провал памяти.
Когда Зоя очнулась, то в первые мгновения не могла понять, что произошло и где она. Все тело пронизывала нестерпимая боль, трудно было дышать не только из-за пыли, повисшей в воздухе, но и чего-то тяжелого, обрушившегося на нее и не дававшего даже пошевелиться. Поблизости послышался стон, а затем почва снова на миг заколебалась.  Лежащая на Зое тяжесть еще крепче придавила ее и она снова лишилась чувств...
...Георгий Уваров после удачной разведки на Самотлоре, где ими было найдено огромное нефтегазовое месторождение, с чувством выполненного долга собирался в отпуск.
- Жора, и каковы твои планы? - поинтересовался у него приятель.
- Сначала лечу Нижневартовск-Москва. Навещу мать, родных, друзей. А потом, в июне, отправлюсь в Сочи — путевка в кармане.
- Тебе, друг, придется немного изменить маршрут... Сначала заглянем ко мне, в Ташкент. Приглашаю на свадьбу! Тридцатого апреля у нас запись, так что будешь моим свидетелем. Да и тебе, дружок давно уже пора остепениться.
- Нет, дружище, моя песенка спета...
И опять у Георгия тяжело заныло сердце...
После совершенного этой тупой ремеслухой надругательства над Зойкой, Жорка не мог простить себе глупости, заставившей его связаться с ними. Подобная гадость в его планы совсем не входила. Жорка руководствовался лишь одним желанием: не только проучить  дерзкую девчонку, расцарапавшую ему нос, да еще обзывавшую Укушенным, но и, что главное, предстать перед нею освободителем, подобным Дубровскому или Робину Гуду. Ведь этот Огрызок, огонь-девчонка, как заноза вонзилась в него... Эта игрушечная Зойка со своими кошачьими глазами и вздернутым носиком даже снится ему по ночам...
С этими «ухарями» Жорка познакомился, на свою голову, благодаря соседскому Ромке - один из босяков был его двоюродным братом. Уговор был таков: они начинают приставать, пугая Зойку, а он, появившись, погонит их, освобождая ее. Вся задача состояла в том, чтобы засечь Зойку одну. Следить за ней доверили девятилетнему Ромке. Как раз совпало так, что эти двое обормотов, лузгая семечки, сидели в своем дворе еще с одним таким же «фабзайцем», когда Ромка доложил, что девчонка одна направилась в сторону сквера, а сам поспешил звать Жорку. Тут и случилась незадача: Жорка только хотел вслед за Ромкой метнуться за дверь, как мать потребовала принести из колонки воду, так как кран опять был сухим, а заодно вынести и мусор.
Ослушаться было нельзя, как и нельзя было долго мучить Зойку. Сказав Ромке, чтобы, напугав девчонку, подольше попридержали ее, он бросился выполнять мамино задание.
Вообще, Жорка был большой фантазер. Рано пристрастившись к чтению и «проглотив» немало совсем недетских книг из большой, оставшейся от деда, библиотеки, он воображал себя различными героями, встречавшимися в книгах. Из-за этих книг мальчишка забывал о приготовлении домашних заданий и из-за них же остался на второй год в шестом классе... Получив переэкзаменовку по русскому языку (как сказала учительница матери, уйма ошибок была скорее от невнимательности, чем неграмотности), он, зачитавшись, совершенно забыл про назначенное время и на переэкзаменовку не явился... Вернее прибежал, когда она уже состоялась и в школе никого не было... А учитывая, что Жорка был хулиганистым учеником, часто срывавшим своими проказами уроки у многих учителей, они с радостью решили проучить оболтуса, оставив на второй год. Это Жорку уязвило еще более, порождая новые выходки...
А теперь, увидав злодеяние, совершенное по его глупости над Зойкой, которая, что греха таить, Жорке очень нравилась, и поняв, что она для него потеряна навек (разве такое можно простить!), Жорка чуть ли не с кулаками набросился на этих остолопов, обвиняя их, что наделали, обзывая, стремясь выместить на них свою, нет не оплошность, а настоящую подлость. Но не тут то было, не на таких напал.
- Подумаешь, поучили эту карлицу! Чего выпендриваешься? По твоей указке все было сделано, ты во всем и виноват, сам надоумил! Так что сиди и не рыпайся! А то, знаешь, что за такое бывает? Если что, учти, нас трое, и мы все скажем, что ты не только зачинщик и организатор, но и сам первый сливки снимал. Нам поверят! Теперь ты, братишка, в наших руках и должен быть шелковым, если не желаешь познакомиться с милицией.
С милицией знакомиться не хотелось, и Жорка притих... А тут случилось переселение, которому он сначала обрадовался — подальше от этих гадов, но мысль, что Зойка будет где-то далеко от него, была просто убийственной. Хотя попадаться ей на глаза он боялся... К счастью, Зойки отчего-то не было видно, а спрашивать о ней у девчонок во дворе он постеснялся.
Но и в новом районе, где теперь жил Жорка, ему неожиданно повстречались Ромкин брат и его дружки — рядом была их школа ФЗО. На Жоркину беду шалопаи задумали залезть в газетный киоск, как они объяснили - разжиться куревом, и потребовали его соучастия. Твердое «Нет!» их рассмешило. Припомнив старое,  пригрозили жестокой расплатой. И хотя участвовать в самой краже Жорка категорически отказался, его оставили стоять на шухере. Не успели они сделать и двух шагов после ограбления, как все были пойманы. Жорку, как несовершеннолетнего, отправили не за решетку, а в исправительную колонию, где были не только такие же как он, но и куда похлеще юные преступники... Это время послужило ему жестокой, но хорошей школой жизни, которая помогла поумнеть и многое осознать.
Обо всем, случившемся в его жизни, не хотелось вспоминать, но об одном Жорка не мог забыть - о Зойке, этом Огрызочке, укусившем его больно и навсегда. И чем старше он становился, тем сильнее чувствовал свою вину перед ней, и тем сильнее хотелось ее увидеть, хотя бы издали, узнать, как она, где и с кем...
В мечтах Жорка встречал ее — красивую, гордую и недоступную, но простившую его выходку и признающуюся ему в своей любви. Но это были лишь фантазии... Он хотел найти ее в огромном городе, повиниться, но боялся этой встречи и тянул, откладывая поиски. Стремясь наверстать упущенное, учился, надеясь этим удивить, а может, привлечь ее к себе...
Как-то, пару лет тому, приехав в отпуск домой и узнав, что Зоя стала актрисой, Георгий наконец-то решился. Она была так же прекрасна, как и раньше, нет лучше — обворожительная и желанная. О, как много он хотел ей сказать, но, увидав, растерял все слова и вел себя, как дурак. А услышав, что Зоя замужем и едет к мужу, повел себя еще глупее, так и не поборовшись за свое счастье, уступив другому без боя. А ведь мог бы и должен был проводить ее до дома, поговорить по душам, излить ей все, что накопилось и постараться добиться отклика... «Эх, олух царя небесного!» - неоднократно повторял он себе и еще долго после этой встречи не находил покоя. Как ни старался Георгий работой заглушить тоску по любимой, ему это не удавалось. Вычеркнуть из памяти и сердца своего Огрызочка он не мог...
Вот и сейчас, отправляясь на чужую свадьбу, в душе Георгия всколыхнулась заглушенная, но не утраченная тяга к Зое. Но... Она, наверно, сейчас блистает в Магадане, а его путь — в другую сторону...
И двадцать пятого апреля 1966 года неожиданно судьба привела Георгия в пригород Ташкента, где жили родители Рахима.
От случившегося землетрясения, к счастью, их дом не пострадал. Но центр города оказался совершенно разрушен, и Георгий вместе с Рахимом, как и тысячи других жителей города и прибывавших добровольцев, бросились на поиски пострадавших и разбор завалов.
Увиденное  ужасало. Вчера еще великолепные, красивейшие здания центра лежали в руинах, под которыми, как в ловушке, оказались сотни людей. Их отыскивали и бережно передавали в руки медиков.
...Зоя очнулась, почувствовав, что ее куда-то несут. Все тело внутри и снаружи ныло. Застонав, она еле приподняла веки, но тут же их зажмурила, увидав лицо того, кто держал ее на руках. Это было непостижимо, неимоверно, просто не могло быть, ей померещилось, а может, она сошла с ума...
Зоя опять, усилием воли заставила себя разомкнуть веки. Без сомнения, это был он,  Жорка, который нес ее, крепко прижимая к себе. В его глазах стояли слезы, и, словно заклинание он повторял:
- Только не умирай! Не умирай! Держись, мой Огрызочек!
Зоя, еле собрав силы, улыбнулась ему:
- Постараюсь, Укушенный...