Теремок - 1

Вадим Светашов
                ТЕРЕМОК. (ХРОНИКА).

                Год первый.

                «Терем, теремок. Кто в тереме живет?»  Кому в детстве не рассказывали родители или дедушка с бабушкой эту старую- престарую сказку?  Но встречаются такие сказочные теремки и в нашей жизни. В конце марта повесил я новый скворечник на фронтоне бани под нависшим козырьком конька крыши. Уже на следующий день им заинтересовались вездесущие воробьи. Сначала прилетел один, в пепельно-серой шапочке, чёрном галстуке и чёрной манишке. Он долго сидел на крышке скворечника, щурился от ослепительного весеннего солнца и звонко чирикал. Никто из сородичей не обращал на него внимания. Все были заняты своими делами: кто искал семена на первых проталинках, кто купался в маленьких лужицах талой воды, кто чистил пёрышки. Воробью надоело сидеть одному, он спрыгнул на жёрдочку под летком скворечника, боязливо заглянул внутрь и быстро вытащил голову обратно. Так он заглядывал несколько раз и, наконец, решительно юркнул в темноту. Через некоторое время воробей вылетел на крышку и запел. Да, это была настоящая песня из громких переливчатых, чирикающих трелей. Откуда-то подлетела  буроватая воробьиха, села недалеко на провод.  Вообще-то воробьи моногамы и образуют пары на всю жизнь, за редким исключением. Воробей приспустил крылышки и затоптался, закружился на одном месте, не переставая петь. Самочка, наклонив голову, внимательно его слушала, изредка подёргивая хвостиком. Воробей нырнул в скворечник, подруга последовала за ним. Слышны были шорохи, короткий писк. Потом птицы вылетели и скрылись за баней. Через день они притащили и с трудом затолкали в скворечник несколько длинных соломин, а ещё через два они дружно таскали травинки, пух, пёрышки и обрывки тряпок.
                Казалось, всё идёт к тому, что скоро гнездо будет построено и можно ожидать прожорливое потомство. Но не тут-то было. В первых числах апреля прилетел первый скворец-разведчик. Домик-скворечник ему понравился. Он долго распевал песни, сидя на коньке, надувал горлышко и трепетал крыльями. Встревоженные воробьи летали вокруг, громко выражая своё недовольство. Наконец скворец улетел, они успокоились и молча забились в скворечник. Утром скворец прилетел снова и настроен он был решительно. Спев несколько песен, он слетел с конька на жёрдочку под летком, сунул голову в скворечник и через секунду на землю падал чёрно-бурый комок из перьев, а за ним летела воробьиха и пыталась клюнуть на лету. Не долетая до земли комок распался: чёрный скворец взлетел на крышу бани, а растрёпанный бурый воробей – на яблоню. Скворец сидел молча и лишь крутил головой. Воробей пригладил клювом оперенье, к нему подлетела самка, что-то отчаянно чирикая. Они вместе взлетели на крышу и попытались напасть на скворца с разных сторон. Скворец довольно успешно отбивался клювом и достал-таки крепко воробья, Воробей кубарем покатился по скату крыши, но удержался и как-то боком-боком со снижением полетел в сад. За ним последовала воробьиха. Больше эта пара у скворечника не появлялась. Скворец прилетал каждое утро целую неделю. Сидел на коньке или крышке скворечника, а иногда и на жёрдочке, долго пел свои песни, затем забирался внутрь, какое-то время там находился и улетал, прихватывая с собой что-нибудь из строительного материала, принесённого воробьями. Скворчихи он так и не дождался, а вскоре и сам перестал прилетать.
                В середине апреля к скворечнику стала проявлять интерес пара больших синиц. Сверкая яркой желтизной оперения, птицы порхали вокруг скворечника, часто залетая в него и тут же вылетая обратно. А самец ежё успевал присесть на крышку или провод и несколько раз спеть свою звонкую весеннюю песню. Песня звучала то как перезвон маленьких колокольчиков «ци-ци-ци-ци», то как громкое и задорное «пинь-пинь-черрр».Так продолжалось два дня. Утром третьего дня самец прилетел с пёрышком в клюве, долго крутился вокруг летка и, наконец, забрался в скворечник. Тут и самочка подлетела с клочком шерсти. Почти неделю птицы строили будущее жильё, но соломинки приносили редко, весь строительный материал состоял из пуха, мелких пёрышек, шерсти, комочков ваты, паутины и ниток. По утрам самочка стала задерживаться в гнезде иногда до обеда. Однажды, дождавшись когда она вылетит, я заглянул в скворечник (крышка, как вы помните, была съёмной). Теперь я понял, почему синички не носили сухую траву и соломины: этого материала осталось много после  воробьёв. В уютном гнёздышке лежало два белых, слегка розоватых яйца, покрытых мелкими красными и бурыми пятнышками. Ещё через пять дней самка вылетала раза два за день не более чем на полчаса, чтобы немного размяться и подкрепиться. Во время такого вылета я опять заглянул в гнездо. Яиц было одиннадцать. Самец уже песен не пел, а активно кормил подругу. Вскоре из гнезда послышался еле слышный писк, который изо дня в день становился всё громче  настойчивей. Родители от зари до зари сновали с кормом из сада и обратно. Наконец наступил день вылета:  желторотые птенцы один за другим покидали родные стены, неуклюже махая крылышками. Далеко конечно они не улетели, не далее сада, где взрослые птицы кормили их ещё около недели.
                После вылета молодых синиц я решил почистить скворечник и было очень жаль, когда на дне гнезда обнаружил двух затоптанных птенчиков. Видимо гнездо всё же было маловато для такой многочисленной семьи. Ближе к концу мая объявился ещё один претендент на новое жильё. Утром я услышал негромкую мелодичную песню. Смотрю – на крышке скворечника сидит довольно знакомая птица – самец мухоловки-пеструшки в весеннем наряде. Горло, лоб, грудь, брюшко – чисто белые, всё остальное: голова, спина. Крылья, хвост -- контрастно чёрные, лишь посредине крыла большое белое пятно. По времени пеструшки – самцы только что прилетели с зимовки, а самочки прилетят неделей позже. Песенка вроде и незамысловатая, а слушать приятно и как бы из двух колен. Первое – длительное щебетание «пици-ципи-пити-тутси- тутси…». Второе – более резкое и звонкое «тинь-тинь», во время которого птица взмахивает и опускает крылья и медленно поводит хвостом верхи вниз.  Песенка звучит с утра до вечера с небольшими перерывами. Наконец прилетела серо-бурая самочка, но в скворечник не полезла, а посидела спокойно неподалёку и улетела. И так несколько раз. Мухолов в это время заливался не переставая.   В конце концов, самочка решилась залететь в скворечник и самец ринулся за ней. Он долго расхваливал найденное жилище и добился  своего. После вылета они посидели рядышком на жердочке и отправились вместе по своим делам. Утром следующего дня они прилетели с травинками в клювах и началось строительство гнезда. Кроме сухих листьев трав они приносили только тонкие ленточки бересты и мелкие обрывки бумаги. Вскоре самочка снесла семь бледно-голубых яичек (проверил) и приступила к насиживанию, которое продолжалось двенадцать дней. Самец в это время находился поблизости, охранял гнездо от непрошенных посетителей и постоянно пел. С появлением птенцов появились и другие заботы. Взрослые птицы весь день сновали в траве и кустах в поисках корма. Но всему приходит конец и на десятый день птенцы уже поочерёдно выглядывали из дупла, а ещё через три дня стали вылетать и рассаживаться по ближайшим кустам и деревьям. Целую неделю в саду то тут, то там слышались их недовольные голодные крики и родители продолжали их подкармливать. А потом как-то сразу стало тихо и больше выводка я не видел.
                В сентябре в скворечнике поселилась пара воробьёв. Но это был уже другой вид воробьёв: не домовые, а полевые. Самец и самка внешне не различимы. Они несколько мельче домовых воробьёв и менее драчливы. Шапочка у них каштанового цвета, щёки белые, бакенбарды и галстук чёрные, а  остальное всё как у домового воробья.  Птицы прилетали вечером, иногда принося с собой, то сухой листочек злака, то пушинки, ночевали, а утром улетали.