Всё, перекур. Лучше бы, конечно, сразу, одним махом, но я же не железный.
Вот она лежит, глаза закрыты, тело выгнулось дугой, так что через тонкую ткань платья проступили очертанья грудной клетки, и с каждым вдохом она выгибается всё выше. Из-под повязки на губах кровь сочится... Да, трудно тебе смириться, я понимаю. Но что делать.
Так, ну всё, отдохнули. Теперь вторую.
Разжал её судорожно сжатые пальцы, примерился, чуть сдвинул гвоздь так, чтобы попасть в ту самую точку посередине ладони, размахнулся, ударил… Белые пальцы вспыхнули, как языки огня, затрепетали, но привязал я ей руку на совесть, почти не дёрнулась. Только красные ручейки потекли…
Ух, с одного раза вогнал. Ну, считай полдела сделано.
Кто их, интересно, делает такими красивыми? «Бо сотвори дух окаянный ради непотребства красоту лиц демонических, и такоже и телес, стан узкий, плечи сияющие…» Надо ж было так сказать – «сияющие». Захотелось посмотреть, дёрнул за ворот, молочная кожа засветилась в сумраке, будто свечу зажгли. Нет, вот это точно было лишнее... Теперь главное – не отвлекаться. Интересно, когда я закончу, с какого места пойдёт трансформация? Может, ноги её начнут покрываться волчьей шерстью, или лицо станет стягиваться в клюв…
Сместился к нижней перекладине креста, поймал обе ступни. Они слабо дёрнулись. Невольно погладил – пальцы длинные, подъём высокий, лодыжки узкие… эх!
Ну, поехали…
- Не надо… - и, чуть громче: - пожалуйста…
Что это такое?! Осторожно перевёл взгляд на её лицо (главное – не смотреть в глаза, ибо сказано в Книге Охотника: «на кого обратится взгляд солнечной демоницы, тот попаляем будет в сердце своём и не устоит перед чарами…»). Да нет, повязка с кляпом на месте, приладил на совесть – как-никак, вопрос моей же безопасности.
- Бо-ольно… о, как больно! Тебе… меня… совсем не жаль? – и голос такой нежный, как серебряный колокольчик…
Вот это и случилось! Сирена! На этот раз – сирена, точно. «Ибо дан им на погибель смертным мужам голос сладкозвучный, не из гортани исходящий».
- Не мучай меня, пожалуйста… я же не враг тебе.
Вот оно. «Муж смертный, впустивший жалость в сердце своё, отдаст самое дорогое, что у него есть… Ибо сирена выпьет его мозг, а после высосет кровь из сердца».
Только не смотреть в лицо, только не смотреть! «В случае необходимости можно развести веки на одном глазу, чтобы определить степень возбуждения». Поискал глазами какую-нибудь тряпку, вот, пожалуй, то, что надо…
- Закрой глаза немедленно! Закрой, или я тебе их выколю…
Так, спешно зажмурилась.
- И не открывай сама, ясно?!
Прикрыл носовым платком её крепко зажмуренный правый глаз, потом двумя пальцами разжал голубоватые веки на левом, открывая золотистую радужку… так и есть! Радужки почти не видно, чудовищно расширенный чёрный зрачок шевелится, точно морская звезда… «У всякого нормального человека зрачки расширяются от боли, но у демонического существа женского пола – от похоти». Так и есть, всё, как в Инструкции по Проверке. Вот и тело её извивается от вожделения, никакой танец на шесте не сравнится.
- Не надо… прошу тебя, не надо больше! Отпусти меня…
Повторяет, как мантру. А кто же тебя, деточка, за язык-то дёргал, когда ты ко мне на мосту подошла: «Вам плохо? Я могу чем-то помочь?»
О, как щемит в груди, какой холод проникает под левую лопатку… Это только дуракам кажется, что работа Охотника – механическая. Что чёрствые бессердечные альфа-самцы на неё сгодятся. Ничего подобного! Именно мужчина с тонкой организацией, чувствительными нервами и поэтическим складом способен приманить оборотня. У монстров нюх на таких, влечёт их нежная душа своей податливостью: лакомая добыча, утончённая энергетика… Ведь только мужчина с нежной душой, в некотором смысле художник, способен подыграть их ожиданиям так, чтобы они поверили – одна неубедительная интонация, неловкое движение – и всё, игра порушена, поминай как звали!
Но кто и когда оценит, чего мне, как Охотнику, стоит устоять?! Что и я испытываю муки искушения? И какие муки, о, кто бы знал! Вот и эта, сирена (кто бы мог подумать, что судьба так скоро сведёт с настоящей сиреной!) – стоило ей приблизиться, как этот её аромат… и длинные белые пальцы ласково так коснулись запястья… аж дрожь по всему телу, до самого корня… «Чем я могу вам помочь?» - «Мне уже ничем нельзя помочь». – «Но вы же не собираетесь броситься…» «Какое вам до этого дело? В моей жизни всё кончено» «Не говорите так, прошу вас».
Самое сложное – не дать ей увести себя сразу. Кто бы знал, какой это наркотик: чувствовать близость красивой хищницы, источающей сладострастие, желать её, невольно воображать самые безумные, дьявольские ласки, которые она тебе могла бы подарить, но, вместе с тем, внутренне трепеща от окрыляющего веселья, сдерживая себя, дабы вознестись к сияющим ледяным вершинам интеллектуальной игры, предвкушать, что в нужный момент, который определишь ты, именно ты! от её победной власти над тобой и следа не останется, что все её хитрости бессильны перед твоим мастерством игры! Ты, Охотник, - мастер, ты умнее – и потому ты выживешь!
…Но – чего мне стоит такой самоконтроль! Каких душевных напряжений! «Расскажите мне о себе» «Неужели вам это интересно?» «Конечно. У вас такой обречённый вид…»
Тут можно и пооткровенничать. Только не называя настоящих имён, это уже вносит ненужную теплоту. А так - почему нет? Это даже забавно… Чем больше вплетёшь из своей настоящей истории, тем острее чувство игры, но главное - убедительнее. Конечно, не обойтись без дозы вымысла – с трррагическим элементом про рухнувшие надежды, несчастливую любовь, жестокое общество… И вот уже её нежная рука струится по твоему плечу, гладит волосы… вот это драйв! Вот это электричество! Да, да, коснись моей шеи губами... и при этом ты, садистка, не ведаешь, что внутри у меня, под сокрушённой маской - полный самоконтроль, никаких лишних движений и фантазий! … а они, как назло, лезут в голову. Стоп! Трезвее. Ты играешь, детка… Ну, ну… Посмотрим, чья возьмёт. Вот это - адреналин! Так, теперь сквозь слёзы мельком взглянуть (якобы робко, но на самом деле мгновенно оценивая, не пора ли), тяжело вздохнуть и мягко улыбнуться… На это они все ведутся. «Пойдёмте отсюда» «Хорошо»…
Ну, дальше уже дело техники. Немного хлороформа, кляп, багажник, и – прямиком сюда…
Снова погладил её ступни. Что за пальчики! Даже чуть облупившийся маникюр их не портит. Так бы и съел… До чего хочется поцеловать… один раз можно… и ещё…
- Отпусти меня…
- Послушай, ты… Я, по-твоему, лёгкая добыча? Я веду себя честно. И ты веди себя так же. Молчи! Не пробуй на мне свой голос!
- Но ты же… не хочешь… отдать меня гарпиям?!
Никаких диалогов, хватит. Именно это я и сделаю, когда моя работа будет закончена.
- Нет! Нет! Только не это! Умоляю… Лучше убей меня сразу.
Испуга-алась. Можно понять. «После прибития демоницы к кресту начинается необратимая трансформация. Необходимо предотвратить полную мутацию раньше, чем сущность изойдёт из тела, оставив оболочку, и начнёт искать себе новое тело, а для того необходимо отделить её от мира живых посредством снятия кожи прежде, чем дыхание пресечётся».
- Убей! Убей! Прошу тебя!
Ну да, эти существа верят в реинкарнацию, не то что мы, скромные труженики невидимого фронта. А я тут тебе приготовил такой облом – сразу и навсегда окончательное небытие.
- Убей!
Где же твои чары, красотка? Куда подевалась самоуверенность, а? Так, теперь немного обескровим твои ступни – гарпиям будет полегче.
Вот кому я бы поставил памятник – гарпиям. Полная противоположность оборотням, особенно таким, как эта сирена. Внешне не блещут, никаких тебе искусительных форм, посмотришь на лицо – обычная крестьянская баба. Но зато - какая сноровистая, и культура работы - по высшему разряду! Видели бы вы, как ловко орудуют её пальчики, отделяя кожу от мяса – залюбуешься! С непривычки, правда, может и потянуть блевать… а вот им хоть бы что. Вот это выдержка! А ведь гарпия – женщина семейная, и дети у неё, как правило, имеются… Каково ей, матери, взирать на страдания другого существа, пусть и демонического? Правда, насчёт страдания у демонов вообще всё по-другому… Но она, гарпия – выше своих инстинктов. Вот это, я понимаю, триумф воли!
- Ну прошу тебя, убей! Ты же не такой, как эти гарпии… ты же человечный… не губи себя! Не можешь отпустить, ну хоть не мучай… ты же себя убиваешь…
А вот это уже что-то новенькое.
- При чём тут «не губи себя», сладкая?
- Ты смеешься… но ты же не палач… ты ведь не безжалостный… пусть ты не понимаешь сам, что делаешь… но зачем ещё эти пытки?
Чёрт бы побрал этих сирен. С обычными оборотнями всё ясно. Но – сирены! «Какой-то новый вид, самый опасный, возможно, мутация. Поэтому поимка сирены стоит в десять раз дороже обычного оборотня, если тебе это удастся, ты станешь Мастером. Возможно даже, со временем я смогу научить тебя использовать часть чудовищной энергии умирающего оборотня так, как это умеют делать гарпии. О, если бы только мы могли найти источник их энергии, как изменился бы наш мир! ...С ними, сиренами, много неясного. Постоянно говорят о милосердии и сострадании. При дневном свете даже прибитая к кресту сирена может трансгрессировать. Склонны к проповедованию… прошу тебя – не доверяй сиренам! Если попадётся такая, будь беспощаден, иначе… смерть от когтей – ещё не самое худшее, поверь, есть нечто пострашнее – попасть к ним в такое рабство, которое и вообразить нельзя».
Спасибо Белой Гарпии, всегда знает, что сказать, а теперь её слова как раз вовремя. Держаться за них и не смотреть сирене в лицо. Ах, да, я же накрыл его платком. Почему же тогда мне всё время кажется, что его будто и нет и её глаза заглядывают прямо в мою душу?
- А-а! А!
Словно детский плач…
Да, со ступнями посложнее: как-никак одним гвоздём приколотить быстро обе к доске – тут и меткость, и сила нужна, а я устал от всех этих разговоров, вымотался…
С десятого удара приколотил.
…Да, зато мои инстинкты – как рукой смело. А ведь попервоначалу… Но тут что главное? Видеть подоплёку. Вот зачем эта вроде бы жестокая инструкция: «Охотник должен присутствовать при свежевании оборотня»? Сначала думал, что не выдержу глядеть, но Белая Гарпия – что за умница! Уговорила, по-матерински так обняла за плечи и сказала: "Надо. Ты такой чувствительный, я знаю. Вижу, всё вижу, ты так страдаешь, ведь сердце у тебя такое доброе, ранимое… Но ведь ты смотришь не на человека - на оборотня, который уничтожит тебя при первой твоей ошибке!" Образованная, но чуткая. И при том – суперпрофи! С первого взгляда определяет, как половчее подцепить и рывком содрать лоскут побольше. Виртуоз! В полчаса освежует полностью, не дав «духу скверну изойти из плоти зверьей нам на погибель». Уже на третьей я мог почти спокойно наблюдать, как крепкие короткие пальцы в белых латексных перчатках, словно на рояле играя, снимают колдовской покров (а он уже кое-где начинал мутировать – вперемежку с гладкой женской кожей попадались участки, покрытые шерстью, а во второй раз – прямо на глазах кожа предплечья покрылась чёрными вороньими перьями), да, эти ловкие пальцы сдирают наши «пиитические» иллюзии с отвратительного кровоточащего мяса и желтого жира… И этот характерный звук раздираемых тканей, и только лезвие – точными взмахами вжик, вжик - то тут подрежет, то тут соскоблит, и – пожалуйста! полное исцеление от вожделений, когда понимаешь, что же на самом деле под всеми этими оболочками… Чары красоты? Поэзия? Нежность? Ха! Мерзость…
Начиная с третьего оборотня мои мужские инстинкты окончательно меня покинули. Перешли в разряд игры воображения, не более. Вместо плотских истечений – игра духа. Вот что значит – трезвый выбор: скажи, кто твой друг и... ты – хозяин своей природы, ни больше, ни меньше. Этим можно по праву гордиться.
Да, пусть друзьям я не могу рассказать всё как есть, даже – матери… А она только посмотрит любящим понимающим взглядом и тихо скажет: «Устал, сынок? Пойди поешь». И ты идёшь, ужинаешь или, чаще, уже завтракаешь, потом, отодвинув тарелку, пробегаешь глазами несколько волшебных строчек: «Не отражаясь в зеркалах, я проходил по шумным залам»… И понимаешь – вот такие скромные радости порой способны исцелить одним махом от всего этого кошмара. Да ведь ради этих тихих радостей мы и вынуждены сражаться с нечистью, пробирающейся в наш мир, лишающей его самого простого и драгоценного – доверия, чистоты, покоя…
- О боже, значит, никакой надежды? И ты, такой умный, в самом деле во всё это веришь?
Я что, вслух всё это сказал? Не может быть! Или…? это она слышит мои мысли, чёрт побери! Ну так знай, демоница, что у тебя нет шансов. Не на того напала!
- Я… не нападала, я защищала тебя – от тебя...
Так, всё, пора вызывать гарпий.
- Подожди, прошу тебя! «Пред кем бы я ни предстоял с моей двусмысленной ужимкой»…
Где чёрт возьми, мой мобильник? В этом кармане? Нет, в этом…сигареты… спички… а, вот! Только сначала ещё курнуть – мутит что-то… И голова кружится…
- Устал, сынок? Иди поешь – я там поджарила тебе мясо, как ты любишь…
Милая, уютная кухонка. Ароматный запах со сковородки. Внимательные, понимающие, родные мамины глаза.
Ещё пару часов назад я так ждал этой минуты. И вот – она наступила, а мне тошно.
… Когда гарпии приехали, она лежала молча и светилась. Просто женщина, мутации и после так и не произошло. Вернее, одна из гарпий объяснила, что это и есть такая мутация – тело начинает светиться, особенно вокруг головы. Такой оптический эффект. Я понаблюдал некоторое время, как они сдирали с неё одежду, ничего не скажешь, тело у неё было красивое, даже лучше, чем можно было предположить и, достав свои короткие загнутые ножи, приступили к снятию кожи. Она молчала. Воистину, гордыня демоническая… С каждым снятым лоскутом свет становился всё нестерпимее, так что гарпиям пришлось надеть тёмные очки, а у меня очков не было и глаза стали слезиться так, что под конец я ничего толком разглядеть не мог – одно сплошное свечение, такое белое, с чуть голубоватыми краями... Да какая разница… Суть-то у оборотня от этого не меняется, не так ли? Когда всё было кончено, и контрольная стрела вбита в горло, стало понятно, что свечение исходит не от кожи, а от того, что внутри – может, костей, может, мяса или ливера... Всё это, а также часть вытекшей крови гарпии увезли с собой на дополнительное исследование: Белая в своей лаборатории как раз изучает подобные феномены с целью предотвращения их бесконтрольного распространения...
Я верю – вместе мы справимся. Только теперь, я думаю, пора мне наконец взять отпуск. Съездить куда-нибудь развеяться.