В белой берёзовой рощице, на самой её опушке жил соловей. Все дни и ночи напролёт он пел. Только в обеденное время, всего на пару часов наш пернатый певец умолкал в изнемождении, засыпая прямо на веточке, которая ему служила сценой.
Его певческий талант гремел на всю округу. Со всех местных лесов брать уроки пения к нему слетались молодые соловьи. Все называли его с любовью: «наш российский соловушка» или «наш российский славный птах». Соловей немного смущался от таких комплиментов, но в душе очень радовался и благодарил судьбу, за то, что она одарила его такими замечательными талантами и он мог ими послужить всем птицам, лесным зверушкам, людям и всех порадовать своими чудесными песнями.
Наш соловей, кстати сказать, владел всеми премудростями своего непростого ремесла.
В его репертуаре были и сочные раскатистые трели, и многочисленные разнотональные коленца и потрескивания с цырканьем и соловьиные «дудки» и много, много чего ещё.
Специалисты по птичьему пению конечно знают, как сложно достичь в этом деле высокого мастерства и овладеть всеми тонкостями и фишками певчих лесных птах. Много труда нужно вложить, что бы стать настоящим профессионалом.
Говорят, если молодым соловьям не преподать вовремя уроки вокала, и не показать примером все хитрости певческого ремесла - они никогда, будучи уже взрослыми, не смогут петь на высоком профессиональном уровне. Это будет посредственное, зунывное пение. Только примитивные звуки «дью — дью, дюр — дюр, хи чек - чек и цоки — цоки дюррр», ну и ещё слабые, невыразительные посвистывания - вот и весь репертуар необученных молодых соловьёв. Ну и кого, скажите, это за душу может взять?
В роще, помимо соловья пели и другие певчие птицы: иволги, жаворонки, пеночки, но они были только на подпевках. Без главного солиста белой рощи их бы никто даже не стал и
слушать.
Хотя соловей понимал всю степень ответственности, которая на нём лежит, и то как много от него зависит, всё же он был очень скромной птицей. Он не был непреступным зазнайкой или гордым задавакой. Он считал так: «если кроме тебя никто не сможет сделать какое - либо дело, или ты чувствуешь, что можешь сделать его лучше, нужно отбросить всю свою природную скромность и брать на себя ответственность даже за самые большие и сложные дела. Нельзя зарывать таланты в землю.» Это был один из его жизненных принципов.
Да и к тому же он видел в пении своё жизненное предназначение. Наверное, даже если бы его совсем перестали слушать, он всё равно бы пел. Не петь он просто не мог. Это бывает трудно понять тем, кто пока ещё не нашёл дела своей жизни.
Именно через пение он выражал свои чувства, а их было так много в его соловьиной душе...
Главное чувство, которое переполняло душу соловья, была любовь. Он так беззаветно любил свою берёзовую рощу, любил играющие на солнце кроны деревьев с зелёными листьями и желтоватыми серёжками, нежные, белые стволы берёз с упругими ветками.
Любил синеву неба над своей родной рощей, с проплывающими лёгкими, перистыми облачками. Любил ветерок - озарник, который гулял по роще и раскачивал ветви берёз, в том числе и ту, на которой сидел сам соловей, от чего звучание его песен изменялось и даже становилось ещё более благозвучным. Это было так весело, как забавная игра и очень нравилось соловью. Его любимая припевка «Толья», благодаря этим раскачиваниям, имела продолжение «лья-лья- лья...»
Ещё соловей очень любил свою семью. Гнездо с супругой и птенцами было надёжно спрятано от посторонних глаз в зарослях ивняка, на краю оврага за рощей. О его местонахождении знали только самые близкие и надёжные друзья.
Помимо любви, соловья переполняло чувство благодарности, о котором он тоже не мог не петь.
Было в его душе ещё чувство сострадания ко всему живому.
И много, много других добрых чувств испытывал соловей.
И обо всёх этих чувствах он пел, вернее будет сказать, пела его соловьиная душа. А когда у кого то поёт душа, то всё живое вокруг радостно откликается на эту искреннюю песню.
И в берёзовой рощице, как только раздавалась первая распевческая соловьиная трель, всё оживало. Вся тварь благодарила природу и своего Создателя за подаренные ей, непередаваемые, чудесные звуки соловьиной песни.
Под его пение веселее с дерева на дерево прыгали белочки, быстрее спорилась работа у муравьёв, даже кроты вылезали из своих норок послушать эти, трогающие душу, раскатистые трели.
Про людей уж нечего и говорить... Как хандра - русский сплин нападёт на какого - нибудь бедолагу, так это, все знают - первое лекарство.
Выходит утром пахарь на межу, коня в плуг впрягает, на борозду направляет. А сам ещё еле проснувшийся, всё покряхтывает. А спинушку то как у него ломит, кто бы знал! Ещё не отдохнул, как следует со вчерашней пахоты. Да работа не ждёт. Весной день год кормит. Хоть и через перемогу - недомогу, а пахать землицу нужно. Тяжела землица. Ещё не просохла после весенних разливов.
Соловей наш ему как запоёт, что есть мочи... Пахарь прислушается, спинушку распрямит, улыбнётся своим мыслям, жену любимую, детишек вспомнит и пошла работа спориться. Под соловьиную трель готов он работать хоть до заката. Пой, пой, соловушка, не умолкай!
Или, к примеру, такой случай был... Идёт как то по лесу мужичок, взгяд потухший, всё вздыхает да поохивает. Уже второй годок пошёл, как жену схоронил, а с тех похорон ни разу полной грудью не вздохнул, груз тяжёлый на душе лежит.
А соловей наш и этому мужичку песню поёт, изо всех сил старается, трель с тольями и дюрками переливает, перекатывает и выдаёт коленца с дудками - видит, что совсем плохо мужичку, еле дышит, сердешный. Мужичёк, меж тем, остановился, к песне соловья прислушался... До чего же хорошо поёт птица, а саму птицу и взглядом не отыщешь, в ветвях прячется.
Мужичок кепчонку снял, перекрестился да и вздохнул полной грудью первый раз за два то года. «Нужно - думает - посидеть маленечко на пригорке, поразмыслить, всё время у людей на виду живу и погоревать как следует нет возможности. А как же трель соловьиная хороша! Слушаешь и кажется простор душе открывается.» - призадумался... Под соловьиное пение душа исцеляется. «Вот, хоть и говорят, что о покойниках говори или хорошо или никак, да от себя то правду не спрячешь.- сидит мужичок на пригорке, думку в голове крутит - а по правде говоря, супруга моя Наталья Лександровна - покойница, Царствия ей, конечно, Небесного, пресварливейшая была женщина. Немного за жизнь от неё добра видел. А помирает человек и всё худое забывается, кажется кусок золота потерял. И одиноко, скучно стало без её скандалов, истерик да ругани. А при жизни не знал как к ней и подход найти. И то ей не так и это всё ей не этак. С утра пораньше уже скандал заведёт, а ближе к ночи, как водится, завсегда у неё голова болит — не подходи ни с какими личными вопросами. Такую важность на себя напустит, что прямо хоть на приём, как к начальству, заранее, за неделю записывайся. А хозяйка какая была уж лучше не вспоминать. Пирога к празднику не допросишься. С работы уставший придёшь, да ежели ужин спросишь, чего только не наслушаешься... «Ты, Григорий определённо мелкая, меркантильная личность — скажет - кажный день только о еде и думаешь. Я тебе в кухарки, чай, не нанималась. Почисти картошку, да свари сам, али с тебя корона свалится? - что и ответить ей на это не знаешь, ведь и правда есть охота каждый день и чувствуешь себя виноватым за это... - ну, а я, Григорий, сам видишь, натура шибко возвышенная, поэтическая — тоже бывало ему скажет - а ты мужик мужиком. Совсем ты мне, мужинёк, не ровня. Я одних стихов наизусть штук тридцать знаю, а со школьной программой так и все тридцать пять.»
А стихи то знала глупость одну «...Белая роза упала на грудь, милый мой Ваня меня не забудь...».
Да, что и говорить... Обид много. И хмырь этот Петька лапоухий — местный любитель поэтических натур... Ноги бы ему пообломать...Говорили же давно соседи, что за моей спиной шашни крутят, да в плохое всё не верилось. Да коли жива то осталась бы, может от меня к нему б и сбежала тогда. А я разве стерпел бы? Подвыпил бы может лишнего, да и пришиб бы их обоих. Может Господь от большей беды то и отвел? Да Он может меня пожалел просто и забрал любезную мою супружницу раньше времени от большего греха?»
И так раздухарился, так разошёлся в мыслях мужичок наш, что, хотя не разу в жизни супругу пальцем не тронул, а тут, думает: «Ну Наталья Лександровна, повезло Вам ныньче, что померли, а были бы живы, отходил бы я Вас сегодня ремнём или хворостиной от всего сердца! - решимость в нём вдруг появилась - заслужили! А то, что раньше времени померли, любезная, дорогая моя супруга, так и в том усматривается следствие Вашей природной упрямости. Банальнейший аппендицит! Кому сказать не поверят! Не едет в больницу, хоть ты тресни! Пока до перитонита дело не дошло.»
И раздышался вдруг, зарумянился, повеселел. Ну вот и Слава Богу! Теперь дело точно на поправку пойдёт.
Да не так уж всё и плохо у него на самом деле. Бывает кому и похуже в разы. Дети взрослые, уже сами себя кормят. К нему хорошо относятся. Жизнь есть жизнь. Хотя и бывают в ней тяжёлые моменты, а всё равно она прекрасна! А соловушка как поёт! Заливается! Душа от этой песни молодеет, любви хочет! Жену — думает - не вернуть, а самому ещё пожить нужно. Да и есть одна вдовушка на примете у него, в соседнем селе живёт. Щёки у неё, как два наливных, румяных, спелых яблочка и норов хороший, приветливый и его не гонит от себя, здоровается ласково. Окна у неё чисто вымыты, цветы на подоконниках, в огороде порядок. Думает мужичок про себя: «я долго уже на этом свете пожил, теперь в выборе не ошибусь, меня теперь на мякине то не проведёшь!Воробей, чай, стреляный! В хороших женщинах теперь уж точно толк знаю. В женщине главное что? Что бы она поэзию чрезмерно не любила! Да и прозу, кстати, тоже! У какой женщины поэзия с прозой над здравым смыслом верх возьмут — там плохо дело— сытного ужина не жди!» Ох и устал он от этих сложных, поэтических натур. Ох как устал! Хочется уюта, покоя и что бы после работы ждал его в русской печке чугунок наваристых, мясных щей. «Вот духом соберусь, да набьюсь к вдовушке той в помощь по хозяйству, а там уж видно будет.»
Вот уже мысли какой оборот взяли... На жизнь настроился, перспективу увидел - значит соловей свою работу выполнил на отлично. Ступай, мужичок, с миром! Дыши полной грудью! Пусть добрая соловьиная песня ещё долго звучит в твоём сердце.
Ну и ещё один случай нельзя не рассказать, он сам на бумагу просится... Потерпи, читатель, родной, знаю, что сказка длинная.
Как то раз, идёт по роще влюблённая пара - парень с девушкой. Слышит соловей разговор промеж ними любовный идёт... Девица, глаз не поднимая, платочек в руках теребит, парня спрашивает: -Ты, Васятка, что мне сказать то хотел? Зачем в рощу звал?
-Варенька, моя милая, краса ты моя ненаглядная!- тот ей отвечает - Где слова мне найти, что бы высказать, всё, что я к тебе чувствую? Да нет таких слов на земле! Пусть тебе соловей про чувства мои всё расскажет! Послушай его песню, радость моя ненаглядная. За этим сюда тебя и привёл.
«Ну как тут парню влюблённому не помочь? Да кем я после этого буду? Кто же, если не я ему поможет?» - думает соловей. Вспорхнул соловушка на веточке, несколько раз цокнул — всем певчим птицам знак подал, что бы подхватывали. Да как запоёт! Всё на, что только способен, выдал. Да такие трели полились, что из самого чёрствого сердца слезу умиления могли бы вышибить, а, что уж про Вареньку то нашу говорить...Сама доброта и нежность...
Солист первый запев даёт, а все другие подхватывают, каждую ноту за ним повторяют... Только слышится на всю округу: «Фьюти — фьюти — треееек — трееек.... толья — толья —лья — лья — лья... дюрррр- дюррр».
Варенька соловья слушает... «Да неужели меня Васятко так сильно любит? Да разве может так много любви быть спрятано в сердце человеческом?» - думает девица, щёки заалели, слеза на глаза наворачивается. А парню вслух и говорит: «Ты вот, что, Вася, засылай ка нынче ко мне сватов! Сколько можно нам от любви томиться да от людей прятаться? Я батюшке своему скажу, что один ты мне люб, только за тебя я замуж пойду.»
Ай да соловей, ай да молодец! Знает толк в любовных вопросах!
Так шли за днями дни и, казалось, счастью в этой роще не было ни конца ни края. Но однажды, в один день всё изменилось. А случилось вот, что.
Как то после недолгого, дневного сна, как всегда, прямо на своей веточке, проснулся соловей, встрепянулся, себя поругал, что на сон много времени потратил. А поспал то всего часок за сутки. Думает - как же можно спать, нежиться, когда столько дел его дожидаются. Пёрышки расправил и запел самую первую, вступительную распевочку... Настроение хорошее, на сердце спокойно, радостно, как, вдруг, сзади него, послышался голос:
Ну вот только этого мне ещё не хватало! Долго ещё я буду эти чириканья слушать- проговорил незнакомый голос - закрой же свой клюв, пташка, дай мне с дороги отдохнуть в тишине спокойно!
Соловей осёкся на первой же,едва пропетой, ноте. Он повернулся и не поверил своим глазам!Что это за чудеса? На большой ветке берёзы, метрах в десяти от него, сидела огромная птица. Таких птиц он никогда ещё не видел в своей жизни.
Птица была потрясающе красивой! Непередаваемо, божественно красивой! Перья птицы переливались всеми цветами радуги. Хвост спадал до самой земли. На маленькой, аккуратной, синей головке находился хохолок с перьями — шипиками. Каждый шипик заканчивался маленьким помпончиком из пуха, также ультрамаринового цвета. Птица была так грациозна, взгляд её был так надменен, что соловью стало не по себе. Под её взглядом он, казалось, сжался и уменьшился в размере до маленькой букашки.
Вначале он решил, что это сон. Возможно он ещё просто не проснулся... Он даже несколько раз клюнул себя в лапку и потряс головой, но это не помогло. Всё говорило о том, что это была явь, а никакой не сон.
Птица продолжала раскачиваться на своей ветке, не собираясь исчезать или развеиваться. Она, казалось, дремала, слегка прикрыв глаза. Соловей сбивчиво, несколько растерянно попытался заговорить с этой удивительной, неизвестно от куда взявшейся, прекрасной незнакомкой:
Простите, я не знаю как мне к Вам обращаться... Уважаемая, незнакомая птица, но я должен для себя кое - что прояснить...Это моё пение Вы назвали чириканьем? Я правильно Вас понял?
Твоё, чьё же ещё? - птица лениво приоткрыла один глаз - Разве здесь ещё кто - то поёт, кроме, разумеется тебя, маленькая, невзрачная, серенькая птичка? К счастью я этого не слышу. - она потянулась и зевнула - Да, кажется, я совсем забыла тебе представиться — красавица при этих словах слегка приосанилась и вытянула шею - я Великая, Несравненная, Кр-р-расивейшая из красивых и Мудрейшая из мудрейших Госпожа Жар — птица из семейства павлиньих. - представившись, она слегка, но всё же очень величественно, наклонила головку и помпончики на хохолке, от её кивка, пришли в движение - хотя, знаешь, дружок, можешь звать меня просто Госпожа Прекрасная птица... Я не люблю весь этот официоз с бесконечным перечислением моих заслуг, титулов и регалий, да и подобострасного отношения к себе не выношу. Мне нравится демократичность, простота в общении, когда мой собеседник, даже такая маленькая, никчемная птаха, как ты, чувствовали со мной себя на равных — чувствовалось, что она была очень довольна собой, своей простотой, демократичностью и доступностью для собеседника.
Соловей набрался духа и в ответ на её самопрезентацию, тоже представился:
Соловей — скромно произнёс он. Потом, немного подумав, тут же исправился и, решив сделать свой титул более весомым, добавил — Соловей Российский, Славный Птах — при этом он тоже слегка наклонил свою головку. Ему так хотелось произвести впечатление на прекрасную Жар - птицу.
Но Жар - птица, кажется, нисколько не впечатлилась его титулом. Она сделала типичный женский жест с закатыванием глаз и покачиванием головы, который означает пренебрежительное отношение к собеседнику и словами может быть переведен, как: « Ой, да, что ты говоришь!!! Какую важность напустил! А самого на ветке еле видно! Чудушко в перьишках!»
При каждом потряхивании или покачивании головки, хохолок птицы всё так же покачивался и пушистые, синие помпончики на шипиках красиво переливались на солнце.
Соловей осмелился спросить ещё:
Госпожа Прекрасная птица, позвольте поинтересоваться, а от куда Вы здесь взялись? Я Вас никогда в своей жизни ещё не видел.
Малец, что ты вообще видел в своей серенькой, никчемной жизни? - она глубоко вздохнула, как бы сочувствуя серости и никчемности жизни соловья - я прилетела из далека. Ты вряд ли знаешь те места, которые являются моей родиной. Да и глядя на твою мерзкую, захолустную среду обитания, лучше бы тебе этого не знать вовсе.
Соловей поперхнулся, но всё же сдержал себя и промолчал.
Жар - птица, по — видимому, была особой словоохотливой и могла о себе говорить часами. Казалось, ей было вообще всё равно кому она о себе рассказывает, только бы слушали открыв клюв и смотрели на неё с восхищением. И она поведала соловью свою печальную историю. Оказывается в жарких странах сейчас начал резко меняться климат в связи с глобальным потеплением. В летний период жара становится совсем непереносимой. Молодые, здоровые птицы ещё кое - как выдерживают, а вот у неё - бедняжечки, стало пошаливать здоровье, и её каждый день мучают тяжелые мигрени. Такая вот беда... Ей, по совету старейшин павлиньей стаи, было рекомендовано, на время жары, улететь как можно дальше на север, что бы переждать время.
А как долго Вы у нас пробудете? - осторожно поинтересовался соловей.
Мой милый друг, ты думаешь я здесь пробуду хотя бы один лишний день? Как только спадёт жара, я улечу от сюда в тот же час.
Но, простите, Госпожа Прекрасная птица, как Вы узнаете, что жара спала? Может быть Вам уже пора улетать? - всё также робко и осторожно, уточнил он.
Нет, ещё не спала. Я должна буду почувствовать это.
-Вы простите, что я к Вам пристаю с расспросами- уже немного осмелев, проговорил соловей - но видите ли, я привык все дни и ночи заниматься своим любимым делом. Я привык петь по многу часов подряд и совершенно не представляю себя без этого занятия. К тому же в этой роще много других птиц, которые без меня тоже не смогут петь. - соловей вопросительно смотрел на Жар — птицу, в надежде пробудить её сознательность.
Нашёл, дружок, чем меня напугать «они не будут петь...» — хмыкнула она — поверь- это будет только к лучшему. Да и вообще, что ты называешь пением? Свои жалкие посвистывания? «Фью- фью, дюр-дюр, толья-толья» - она с издёвкой передразнила соловья. - Мой друг, я не хочу тебя расстраивать, лишая тебя твоих иллюзий, но тебе просто не с кем себя сравнивать. Если бы ты хоть раз в жизни услышал, к примеру, как поют индийские павлины, ты, после этого, не посмел бы раскрыть свой маленький клювик. Какой, кстати, позволь спросить, у тебя певческий диапазон? Не позорь себя своим «пением», птах. Я тебя умоляю!- она потрясла своей прекрасной головкой - Восхищаться твоим свистом могут только такие же слабоголосые птахи, как и ты сам.
Соловей почувствовал как у него закружилась голова, его вдруг затошнило и к горлу подкатила дурнота, он чуть не упал с ветки, но всё - же кое - как удержал равновесие.
Мысли путались в его голове. Что делать? Что делать? Ведь он совершенно не может не петь... Всё рушится в его мире! Уж лучше бы он жил в неведении и не знал всей правды о себе. Как больно! Как больно! А ведь ещё вчера он был молод и наивен и считал себя избранником судьбы! Как жестока реальность. Как непереносимо горько, когда рушаться твои надежды и мечты. Почему же стало вдруг так горько на душе? Но ведь должен быть какой - то выход? Что делать? Что делать?
Госпожа Прекрасная птица, простите, а Вы не могли бы описать как поют эти Ваши Индийские павлины? Не могли бы Вы пропеть хотя бы несколько нот? Может быть мне стоит полететь и поучиться у них этому чудесному пению? - преодолевая смятение в душе, спросил соловей.
Забавный ты однако! — снисходительно, сочувственно и как - то совсем по — дружески, проговорила Жарптица - Ну хорошо, я попытаюсь тебе это описать — она перенесла свой взор вдаль и задумчиво заговорила - Их песню слышно за десятки километров... Их громкие пронзительные величественные песни напоминают шум Ниагарского водопада, или звук, который издают могучие многовековые секвойи, когда на огромной высоте ветер раскачивает их кроны, или гул, который создаёт мчащийся по степи, набравший силу торнадо - она помолчала немного, потом посмотрела на соловья как на букашку и проговорила с ноткой раздражения в голосе - ну как можешь ты, маленький щегол, повторить эти звуки? Ну какой смысл тебе у них учиться?
Простите, но я не щегол, я соловей!
Да какая разница! - с досадой перебила его Жарптица — мнят о себе невесть что! А скажешь им о них правду в глаза начинают впадать в истерику! Ну прямо как птенцы малые! Ну как же! Не смейте лишать их заблуждений и иллюзий! Правда бывает жестока, мой друг, но с ней нельзя не считаться! Чем раньше ты это поймёшь, тем лучше для тебя.
В словах Жар - птицы было столько уверенности... Она рассуждала обо всём так безаппеляционно, что не возникало никаких сомнений в том, что она обладала всей полнотой не только «правды», но и вселенской истины в целом.
Соловей больше не смел тревожить Жар - птицу расспросами, а в берёзовой роще воцарилась полная тишина. И, казалось, во всём лесу замерла жизнь.
Без соловья перестали петь и другие певчие птицы. Муравьи зарылись в муравейник, как от непогоды. Перестали прыгать с дерева на дерево белочки. Уже не выглядывали, как раньше, из нор кроты. Люди, проходя мимо рощи, были угрюмы и печальны, каждый был погружен в свою думку. Даже листья у берёзок слегка пожухли и потемнели серёжки, как от засухи. А небо заволокли серые тучи.
Если соловей, забывшись на минуту, вдруг начинал петь, всякий раз выслушивал нелицеприятный комментарий о своём пении. И ничего другого не оставалось ему, как сидя на своей веточке размышлять о жизни. Он должен был разрешить для себя ещё очень много важных философских и жизненных вопросов. «Если Жар - птица так много всего видела и знает, если её «правда» правдивее всех правд на свете, скорее всего именно она и могла бы эти вопросы разрешить.» - рассуждал он. Видимо она ему послана Судьбой!
И соловей заговаривал вновь:
Госпожа Прекрасная птица, я бы хотел Вас спросить вот ещё о чём. Пусть я, как Вы говорите, не имею певческого таланта, а соответственно и права голоса, я, возможно, даже могу это понять и как - то с этим смириться, но Вы ещё утверждали, что вся моя среда обитания - «мерзкое захолустье». Простите, но с этим я никак не могу согласиться. Я даже не понимаю как Вы не видите очевидного? Может просто Вы не достаточно долго прожили у нас в России? Как, к примеру, можно не любить эту берёзовую рощицу? Вот эти прекрасные, восковые белые берёзки?- он бедный ещё на что — то надеялся...
- Твои берёзки так скромны и убоги, что я даже не хочу вступать с тобой в никому не нужные дискуссии. Да и о чём с тобой можно вообще говорить, если ты, малыш, даже не видел настоящих джунглей!
Ну хорошо, пусть не берёзки, но возьмём к примеру, ту поляну у рощи - соловей кивнул в сторону опушки — скажите, разве же не прекрасны эти милые васильки и ромашки и кустики земляники с красными, едва поспевшими ягодами? Разве, при виде их, Ваша душа не начинает петь?
Жар - птица усмехнулась, покачав своей очаровательной головкой:
Мне жаль тебя, маленькая серенькая птичка - солоф-ф-фей, с каким то нездешним акцентом первый раз соблаговолила она произнести его имя и с издёвкой добавила - российский, но ты просто не видел прекрасной Долины Цветов в далёкой прекрасной Индии. Тебе даже трудно это представить. В твоей убогой России хозяйки цветников высаживают цветы, но в таком скудном количестве, что их труды просто жаль... А в Индии такие цветы, и даже гораздо лучшие, растут под открытым небом и в таком изобилии, что ты бы просто не поверил своим глазам...- она на минуту замолчала, задумавшись, потом продолжила — Представь, на многие десятки километров расстелен цветной благоухающий ковёр! А над Долиной Цветов порхают огромные, неземной красоты, разноцветные бабочки. Вот это настоящий рай на земле! После твоих маленьких крапивниц и бледных капустниц, они показались бы тебе не бабочками, а большими птицами. Они больше тебя в разы! А сколько там еды! Мой бедный, несчастный российский друг! Червяки в Индии такие жирные, что выглядят как ваши ужи. Одного червяка, заметь, хватает на полноценный завтрак.
В твоей же берёзоф-фой роще я вынуждена клевать целый день, как какая нибудь глупая курица, собирая всякую мелочь, что бы хоть как - то насытиться. Я уже похудела на целый килограмм с ваших хвалёных российских харчей! И постоянно испорчена причёска!
Простите — перебил её, уже почти в полном отчаянии, соловей - но, а это синее небо в летнюю пору, с белыми, лёгкими перистыми облачками, разве оно по Вашему не прекрасно? Неужели ничего не происходит в Вашей душе, глядя на него?
А, кстати, позволь поинтересоваться, любезный, — перебила она его, не дав закончить фразу до конца - что ты, дружок, вообще называешь «летом»? «В летнюю пору...» Держите меня семеро, я сейчас упаду! Ну как же это всё романтично звучит! - снова передразнила она соловья - И это вот «жалкое подобие южных зим», как сказал когда - то один ваш честный, русский поэт, ты называешь «летом»? Посмотри, кстати, солоф-ф-фей, твоё небо опять заволокли серые тучи и вот - вот пойдёт промозглый «летний» дождь.
Но, простите, а мои друзья? - пытался он зацепиться за святое и последнее, что было ему дорого - Как же тогда мои друзья? - надежда маленьким уголёчком всё ещё мерцала в его душе - Ведь они любят меня всем сердцем и всегда придут на помощь в трудную минуту! Как же их можно не любить?
Твои друзья такие же неудачники, как и ты сам! Вы просто братья по несчастью, родившиеся в одном бедном, сыром, грязном болоте. Ну кто они твои друзья? Посмотри! Среди них нет ни одной стоящей птицы. Маленькие, невзрачные, слабоголосые лесные и болотные пичуги.
Соловей ещё и ещё пытался приводить доводы и примеры, но всякий раз оказывалось, что и рассветы где - то красивее и закаты где - то колоритнее. Ну, а уж сколько в мире удивительных, красивых, голосистых птиц об этом лучше не спрашивать вовсе, иначе из комплексов будет совсем не выбраться.
Оказывается он ошибался...Он заблуждался буквально во всём! Как же он был, наверное, смешон в своём патриотизме... Как он был в себе уверен! Глупец! Какой же я наивный глупец! Как горько, как горько становилось ему... Как больно расставаться со своими иллюзииями, когда ты привык держаться за них всю свою жизнь! Эта случайная встреча перевернула его сознание. Не встреть соловей эту удивительную, много повидавшую птицу, он так и не узнал бы всей правды о себе.
И наш соловей заболел. Он не хотел ни есть, ни пить, ему даже и петь совсем расхотелось. Он похудел, осунулся.
Жар - птица его утешала и, как могла, даже подбадривала.
Это всё ваш российский сплин — говорила она ему - о нём все в мире наслышаны. Ну ещё бы здесь не захандрить! Родиться такой никчемной, крохотной птахой, среди этого убогого антуража. Ужасно! Тебе, дружок, ужасно не повезло. Скука... Блёклые краски вокруг, ни нормальной еды, ни элементарных жизненных условий! Я тебе сочувствую всем сердцем , солоф-фей. Как здесь вообще можно жить? Непостижимо! Поскорее бы спала жара в Долине Цветоф-ф-ф!
Несколько раз прилетали к соловью его друзья и коллеги, они пытались его как - то развеселить, вернуть к жизни. Но всё было тщетно. Единственное, чего ему хотелось это наклеваться ягод дурман - травы и забыться, валяясь где - нибудь в кустах. Забыть... Всё забыть...Его останавливала только мысль, как будет стыдно за него его супруге и его бедным маленьким птенцам. «Какой смысл в моей никчемной жизни? Что я могу дать своим детям?» Он с трудом преодолевал себя чтобы просто привести себя в порядок и почистить пёрышки. И в один день соловей понял, что он умирает.
Он всё также тельцем продолжал сидеть на своей веточке, а его соловьиная душа изо всех последних сил возопила к Богу. Этого никто не слышал. Это был глас отчаяния. «О, Великий Творец всего сущего! Зачем же ты создал меня таким никчемным, таким жалким и бесталанным?- роптал Создателю он на судьбу - Лучше бы мне совсем не родиться на этот свет! Что я могу ему дать? Зачем, зачем мне жить? Какой смысл в моей никчемной жизни в этом забытом, оставленном Тобой месте?»
Так он, незримо для всех, плакал и молился в душе весь день и совсем не надеялся быть услышанным. Он уже выбился из сил, изнемог и наконец забылся в болезненном, глубоком сне.
Всем давным - давно известна одна истина,что если душа молящегося чиста и взывает к Богу в искренней молитве, Всевышний приходит к плачущей душе и тихо, шепотом любви, беседует с ней. Так случилось и с нашим соловьём. Он вдруг услышал голос в своей душе:
Моё милое, родное дитя, как же легко было смутить твоё сердце! - соловей, услыша голос, не сразу понял, что с ним разговаривает сам Творец всего сущего. И поняв, наконец, что его молитва была услышана, он сбивчиво, торопясь, сбиваясь с мысли на мысль, стал рассказывать Господу Богу про всё, что его мучало, что грузом лежало на душе. Про то каким он сейчас был несчастным, обделённым жестокой судьбой, бесталанным, никчемным птахом, как скорбит и мучается его душа. И снова он услышал в душе нежный шепот:
Дитя моё, но разве ты потерял что - то из того, что ещё вчера делало тебя счастливым? Ведь у тебя было всё для счастья. Тебе не доставало только мудрости чтобы это понимать и ценить. Ты уже достаточно долго живёшь на свете и наверное слышал, про то, что мудрость может входить в сердце только через страдания и боль?
-Да, я слышал об этом, но я не предполагал, что боль может быть такой больной! - отвечал Ему соловей — Создатель, оказывается когда болит душа, это ни с чем не сравнимо! Я был к этому не готов. И эти жестокие слова Жар - птицы, её оценка меня и всего, что мне дорого, так ранили меня! Это было нестерпимо больно! Я совсем потерял веру в себя. Но почему, почему она увидела меня таким ничтожным? До неё я о себе ничего плохого не знал и жил в своём неведении счастливо, радостно и спокойно - соловей всё ещё плакал в душе, разговаривая со своим Творцом, а Тот, всё также, тихо, с успокаивающей нежностью, по - отечески ему отвечал:
Дитя моё, ты не можешь заставить всех видеть мир таким, каким видишь его ты сам. Каждый видит мир через призму своего опыта. Главное никому не завидуй и ни с кем себя не сравнивай. Поверь - никто лучше тебя самого не споёт твою песню. И каждый призван в мир петь именно свою и ничью другую песню. Теперь же ты на своём личном опыте знаешь, как опасно смотреть на мир чужими газами - можно навсегда потерять себя!
Долго, долго шла эта, не слышимая никем со стороны, беседа. Соловей, казалось, вылил всё, что накопилось в его душе за всю его долгую жизнь. Когда все слёзы были выплаканы и соловей почти совсем успокоился, Господь проговорил ему ещё очень важную вещь, соловей хорошо запомнил его слова: «Дитя моё, я открою тебе ещё одну свою сокровенную тайну, помни о ней - самый большой дар имеет тот, чьё сердце способено любить и чья душа поёт не чью - то, а только свою собственную песню.» Соловей пообещал Творцу не забывать всю оставшуюся жизнь эти простые истины.
Ну, а напоследок, Отец Небесный ещё вот, что сказал соловью:
- Ты спрашивал меня про Жар — птицу...Кто она? Почему она видит мир иначе? Я давно знаю её. Её душа - частый гость в моих обителях. Она приходила ко мне и сегодня в своей вечерней молитве. И она тоже, как и ты плакала и искала у меня утешения. И я утешал её. Она рассказывала мне, как она одинока и несчастна, как она больна и стара. Я пытался успокоить её, напоминая какой красивой и совершенной я её сотворил, но она была безутешна: «Господь, какой прок мне от моей красоты? Ведь я сама её не вижу и вынуждена постоянно искать восхищённые взгляды и похвалу. А душа моя пуста. Создатель, я совсем никого не люблю! Это так горько! Моя душа ничего не поёт. У меня совсем нет друзей. Это так больно! Наполни, Творец, и мою душу любовью, как наполнена любовью душа этой птахи — солофья. Я бы всё на свете отдала, если бы могла так любить и так петь, как он. Почему ты обделил меня самым главным?» И ещё она просила прощения за то, что обидела тебя. Она это сделала нарочно, просто очень сильно позавидовав тебе. Мы долго, долго беседовали с ней. Я сообщил ей напоследок, что жара в прекрасной Индии уже спала и, что ей пора возвращаться к себе домой.»
Соловей опешил. Он никак не мог поверить услышанному. Завидовать мне? Но в чём можно мне завидовать? Этого просто не может быть! Разве я прекрасный, громкоголосый павлин из чудесной долины цветов?
Да неужели ты ещё не понял — уже более строгим голосом проговорил Господь - что ты и есть самая богатая и самая счастливая птица на свете, потому что твоё сердце способно любить и потому, что ты поёшь только свою собственную песню. Жар - птица же получила от тебя, преподанный ей мною, урок любви и ей больше незачем здесь оставаться. Ты ведь наверное уже понял, что это я устраиваю случайные встречи, к взаимной выгоде тех, кто нуждается в каком либо уроке. Кстати, индийские павлины, скажу тебе по большому секрету, петь не умеют вовсе, им я не дал этого таланта, иначе они совсем бы загордились.Они могут только пронзительно кричать, как пожарные сирены. Но им достаточно и внешней красоты, чтобы радовать этот мир. Возвращайся к жизни, сынок! Я всегда буду рядом. Пой свои чудесные соловьиые трели в своей самой прекраснейшей на земле берёзовой роще.»
Голос затих... Спустя недолгое время соловей очнулся от сна. Он был всё на той же веточке. Вокруг было тихо. Он обернулся по сторонам, посмотрел назад — никого рядом не было. Может это всё же был просто сон? Может никакой Жар - птицы никогда и не было в его жизни? А разговор с Богом? Ну конечно же это был просто сон! Только почему же он чувствовал себя чуть — чуть мудрее, чем вчера? Какой удивительный сон!
Он немного ещё посидел на веточке и вдруг, неожиданно для себя самого, пропел одну ноту, затем вторую... Как, оказывается, он соскучился по своей работе! Как же он мог так долго спать? И вдруг произошло чудо — на звуки соловьиной трели, отовсюду стали слетаться птицы. Это был целый оркестр! Берёзовая роща наполнилась чудесными звуками. Заиграл ветерок, ожили, наливаясь зелёным соком, листочки на берёзках, солнце залило всё вокруг своим ослепительно ярким светом. А по всей округе полились непередаваемой красоты звуки:
«Дюр-дюр, толья-толья- лья- лья»...
И пусть никогда в роще не умолкают эти голоса. Главное, чтобы всякая птица пела свою собственную песню.