Глава 14. Иллюзии случайностей

Рияд Рязанов
    Едва мы выпили, чокнувшись за молчалинские добродетели - умеренность и аккуратность, как услышали шум приближающегося трактора.

    В кабине, рядом с водителем находился Пафнутий, а в кузове, на самом верху импровизированного трона из каменных глыб, восседала Вероника, будто царица египетская, торжественно въезжающая в Рим.

    Я поспешил навстречу трактору, горя желанием помочь ей спрыгнуть с кузова, зная,что Пафнутий не обидится, а только обрадуется такому моему рвению и первоочередному вниманию.

    Трактор остановился, Клеопатра встала и на глазах преобразилась в статую Свободы, вознеся вверх в ответном ко мне приветствии правую руку с зажатой в ней небольшой монтажкой - будто это был известный факел.

    Я подошёл ближе - вплотную к борту.

    - Ну, иди же сюда!

    Она живо склонилась ко мне, оперлась руками на мои плечи и ловко спрыгнула, став чем-то  трогательно родным и воскресшим из недавнего прошлого: я держал в руках милую девушку-энтузиастку студенческого стройотряда советского времени.

 На ней плотно сидели мои мягкие джинсы болотнинского производства, и рубашка была моей, армейской, в которой я вернулся счастливым дембелем. Все эти одежды были давно забыты, однако Вероника тщательно перебрала привезённое мною барахло, отыскала их в небрежно скомканной при переезде на новое место жительства куче и нашла достойное и стильное применение.

    - Какая ты... сюрпризная!  Одевай почаще мои одежды. Ты в них смотришься лучше, чем я... - искренно восторгался я, ощущая головокружительную радость от сознания, что вернулся к ней.

    А сам вглядывался в её сияющие глаза и пытался обнаружить в них лукавые искорки или заградительную поволоку, свидетельствующие о переменах. Но глаза были чистые и глубокие.

    - Смотри, испачкаешься... - сказала она, уколов меня этим предупреждением. То же самое сказал и я - слово в слово и совсем недавно - всего лишь вчера вечером ("yesterday!): девушке лёгкого поведения, когда та соблазнительно штурмовала меня при растопке инженерской бани.

    Мне не хотелось её отпускать. Руки сами притягивали крепкое тело к себе. Но она напрягла свою сильную спину пловчихи и теннисистки и не поддалась.

    - Не надо.. Неужели не видишь?  Я вся белая от пыли, а ты вон какой - чистый...

    Чистый! Знала бы она - какой я чистый...

    Руки разжались сами, будто усовестившись болезных воспоминаний.
   
    Вероника тут же выскользнула и проскочила мимо всех, по своему дикарскому обыкновению даже не поздоровавшись с незнакомым ей человеком, быстро юркнув в новенькую бревенчатую баню.

    - Чего это она? - смущённо удивился Алексей Иванович, с добрым сердцем приготовившийся было представиться молодой хозяйке.

    - Это у неё на автомате, - успокоил его подошедший к нам незаметно  Пафнутий, протягивая крепкую сухую руку моему новому приятелю. - У нас там теперь всегда тёплая вода. Топим бесперерывно на помывку, постирушки и для мытья посуды. А сегодня с утра не успели - Андрей приехал, поднял нас ни свет ни заря. Дожди, говорит, начинаются. Надо скорее добирать, покуда дорога на гору не склизкая и пенобетон от дождя не затяжелел...

    " Каков Андрей! А я думал о нём худое... - восхищаясь им и огорчаясь за себя, я посмотрел на него виновато. - Настоящий друг с хозяйским понятием и ответственностью, не то что другие - по проституткам шляются..."

    Мы дружественно тыркнули друг друга кулаками в плечи. А думы внутреннего раскаяния продолжали бушевать:

    " И дом он свой из-за нас забросил, и места грибные все показал. А то что ко мне не приехал - так это правильно. Чего попусту драгоценное время терять?! Осень наступила - пора хлопотливая. Каждый день для крестьянина дорог. Что-то не успеешь - много потеряешь."
   
    - Ты тоже пойдёшь мыться-полоскаться? - спросил я Пафнутия, здороваясь. - Или пойдём к столу? Там бутерброды стынут!
    - Мне наводить красоту нет резона. Я пойду руки вымою и лицо, а вечером попарюсь по-настоящему.
    Он направился к рукомойнику, прибитому к самой крупной сосне на нашем участке.

    - А я и вовсе чистый! - воскликнул в весёлом предвкушении Андрей. - Они не позволили мне испачкаться... Оказали уважение как интеллигентному работнику и руководителю.

     И потирая руки, добавил:

    - Пойдёмте же к столу! Давно я не причащался.

    - Богохульник ты, - в угоду Алексею Ивановичу сказал я. И вспомнил. - Тебе же нельзя! Как ты поедешь домой?
    - А я и не поеду, - по-хозяйски разливая водку по стопкам отвечал Андрей. - Я здесь до утра останусь. Или тебе жалко выделить скромный уголок для ночлега старому боевому товарищу?
    - Чего жалеть? Здесь целый эскадрон можно разместить. Дело не в этом. Там у тебя на огороде куча картошки томится... в ожидании когда её пристроят в укромное место. Сам же говоришь - дожди...
    - Ничего страшного. Основная картошка выкопана и пристроена. Это они остатки без меня докапывают. Дерюгой прикроют, потерпит... А мне с утра другими делами надо заниматься.
    - Это какими?
    - Да навоз с  вашей деревни на дачи повезу, а потом сразу на Кузбасс - за углём! Волка ноги кормят.
    - А как домашние? Как жена?
    - Всё нормально. Пацаны помогают, трудового опыта набираются. А жене я ещё надоем, как только зима начнётся. Буду на печи валяться да ворчать, нервы ей мотать.
    - А у тебя русская печь есть? - оживился Алексей Иванович.
    - Нет, конечно... Это я так - фигурально. Диван буду давить и в телевизор глазеть.

    На следующее похмельное утро мы с моим прорабом всё-таки сопроводили Андрея до его посёлка и помогли переместить собранный женой и детьми картофель в необходимое место.

    Погреб находился на взгорке, неподалёку от дома. Когда мы ссыпали последние мешки в ямку, к нам лихо подкатила знакомая машина, из быстро открытой дверцы которой шустро вывернулся знакомый нам весёлый упитанный человек - бывший рецидивист, а ныне очень уважаемый в местных кругах ( и не только!) владелец магазинов, огромной пасеки и всякой-разной недвижимости - Павел Иванович Яструб.

    С упомянутой выше энергией скачущего мячика, он ни секунды не задумываясь, полез к нам на горку и чуть не упал, подскользнувшись на выпавшей из мешка картофелине. Любой другой деревенский мужик на его месте непременно бы выругался, однако Павел Иванович только засмеялся над своей неуклюжестью, обозвав себя медвежонком коалой, который не умеет ходить по земле.

    Удивленные таким необычным для солидного человека определением самого себя, мы несколько недоуменно переглянулись с прорабом, ожидая необычного  представления.

    Месяц-другой спустя, более подробно ознакомившись с нравами святого семейства нашего работодателя, я понял, что эти эпитеты и метафоры из лексикона его супруги Эвелины Людвиговны. Во внутреннем употреблении она называла своего мужа плюшевым медвежонком Паддингтоном, ненасытным Винни-Пухом, набитым соломой Страшилой Мудрым и так далее. Вариации зависели от текущей ситуации и её настроения, но все обозначения не выходили за рамки имён милых и недотёпистых животных и сказочно-мультяшных героев. 

    Павел Иванович, напротив, величал свою половину титулами, однозначно подчёркивавшими её безоговорочное превосходство: царица души моей, снежная королева, благородная герцогиня и так далее. Лишь однажды, будучи в лёгком раздражении, досадуя и как бы жалуясь мне на её нелепые указания, он назвал Эвелину Людвиговну " моя маркиза Помпадур ", что я невольно перевёл как " моя помпезная дура-мартышка ". Но, возможно, мне лишь так показалось.

    Однако, это было гораздо позже, а сейчас, протягивая сразу обе руки одновременно, как это делают при встрече блюдущие традиции люди из Средней Азии, он радостно улыбался нам, словно своим лучшим друзьям, которых не видел миллион лет. Обаяние его при этом было безгранично.

    На предостерегающее предупреждение, что наши руки не стерильны, он с торжествующей категоричностью заявил, что трудовые руки не могут быть грязными. Правда, когда мы уже рассаживались по своим лимузинам, он не забыл очень тщательно протереть свои холёные розовые ладони влажной салфеткой.

    - Вы случайно нас увидели или искали целенаправленно? - вытряхивая последний мешок, простодушно спросил его Алексей Иванович, мой прораб-идеалист.

    - И случайно, и целенаправленно! - щедро излучал на нас счастье Павел Иванович. - Как говорится, случайность есть частный случай закономерности.

    - Случайности не случайны, - вспомнил я из Кунг-фу Панды.

    Но всех превзошёл в соревновании интеллектуалов Алексей Иванович:

    - Случайных случайностей не бывает. Бывают только иллюзии случайностей.

    Бойко отстрелявшись таким образом, будто ковбои с Дикого Запада, мы вскочили на наших коней, то есть погрузились в свои авто, и, не медля ни секунды, отправились к дому заказчика.

    Поселковое жилище Павла Ивановича и его снежной королевы представляло собой стандартный добротный двухквартирник, один из многих, строившихся для сельской местности в последние годы советской власти. В одной из половинок проживал он и его прекрасная супруга, а в другой, новоприобретённой, наследный принц Григорий с  чередующимися как в калейдоскопе юными претендентками на его сердце и руку.

    Ожидаемой встречи с Ральфом не случилось. Вместо него на цепи сидел толстый флегматичный щенок-подросток кавказкой овчарки, своей округлой мясистостью и ровной пушистостью напоминавший хозяина.

    Фронт работ для меня предстоял немаленький. В той половине, где проживали супруги, мне следовало заменить морально устаревшую плитку воронежского производства на новую, заграничную, испанскую или итальянскую, либо ещё какую - шикарно-зарубежную, пока ещё не заказанную.

    Во второй половине нам предлагалось и вовсе произвести капитальный ремонт, а также прорубить в промежуточной капитальной стене дверь, чтобы можно было сообщаться между родственными квартирами не выходя во двор через входные двери, а непосредственно - из зала в зал. Отсюда я сделал вывод, что покидать совсем поселковое жилище наши новые заказчики не собираются.

    Задавать вопросы я не решился, и не столько из деликатности, сколько из  затаённого чувства опасности. В этом логове обитала мать-кобра и следы её с характерными отпечатками всё время выказывались в специфически роскошном  убранстве комнат, не по-деревенски изысканно-богатом и с особенном ароматом внутренних покоев.
   
   Вспоминая историю с Вероникой, подробности которой были для меня ещё неведомы, я представлял её здесь, среди враждебного окружения, что заводило и возбуждало интерес к Эвелине ещё больше, правда, с ощущением лёгкой тревоги.

   Однако жизнерадостное щебетание Павла Ивановича о задуманных им и его женой преобразованиях в доме, действовало успокаивающе, как действует утреннее пение птиц на исходе долгой ночёвки в мрачном лесу, когда ты совсем один - голодный, холодный, без костра, ружья и собаки, " без веры и без любви ", как поёт Максим Леонидов.

   Я не вмешивался в разговор хозяина и прораба, отключив себя от них в одностороннем порядке как мало значащую личность и никаких новаторских предложений от себя не делал, полагая исполнить только то, что мне скажут. Конечно, если бы здесь продолжала жить Арсиноя, я не преминул бы дать простор своей творческой фантазии, но метать бисер перед известно кем, мне не хотелось.

   Везде и всюду висели, либо стояли её фотопортреты, и рассматривая их, я пытался силою воображения восстановить тот необыкноваенный свет её глаз, виденный мною на диком озере, и приглушённый сейчас гламурным глянцем респекта импровизированной галереи. 

   Что ж, видимо поэтому, какими бы ни были искусными фотохудожники, их творения не могут сравниться с портретами кисти живописцев.

   - Нравится? - заметив мой нескрываемый интерес, мимоходом, в промежутке между основным разговором с прорабом, спросил Павел Иванович и, не дожидаясь утвердительного ответа, бегло пояснил:

   - Это моя дочь. Она живёт и работает в Ленинграде.

   Мне пришлось по душе его пояснение. И то, что она его дочь, и то, что живёт в Ленинграде, а не в Санкт-Перербурге. Прежнее название было для меня ближе и роднее, вызывая соответствующие тёплые воспоминания и ассоциации. Восстановленное царственное имя на манер немецких курфюрстов казалось напыщенно-претенциозным, и своей величественной парадностью отчуждало от собственной истории жизни.
   
   Подвигнутый добрым отношением Павла Ивановича к моему неделовому настроению, я продолжал рассматривать фотографии, и, увлёкшись этим безмятежным занятием, совсем не заметил как в жилище вошла, или, точнее сказать, бесшумно вползла королевская кобра Нагайна, она же Мать-кобра.

   Минутой раньше Павел и Алексей Ивановичи удалились наверх - смотреть крепость и прочность стропил. Хозяева были захвачены новомодной идеей заменить вполне добротную кровлю из оцинкованного профиля на более нарядную и престижную металлочерепицу, но меня эта работа не касалась, как я в то время ошибочно полагал дум.
   
   Быть может, по причине их довольно шумного ухода я и не услышал как она вошла. И тем более не почувствовал спиной, как пишут в остросюжетных детективах, её холодный и тяжёлый взгляд. Я ощутил её появление как будто она материализовалась из воздуха. Возможно этому способствовал еле уловимый тонкий аромат духов, постепенно наполнивший окружающее меня пространство.

   - Здравствуйте, - услышал я ровный приятный голос.

   - Здравствуйте, - как эхо откликнулся я, прежде чем обернуться.

   Её взгляд не был холодным и тяжёлым, как я ожидал. Напротив, он лучился приветливостью, слегка приправленной добродушной иронией. Но я не собирался обманываться, вспомнив по скупому рассказу Вероники способность Эвелины Людвиговны менять свой имидж в зависимости от ситуации и настроения, как это делают ведьмы и вампирши в голливудских фильмах ужасов.

   - Вас зовут Руслан, если не ошибаюсь?

   - Не ошибаетесь.

   Мне стало приятно, что она знает моё имя. И вдруг неожиданно для самого себя пожаловался:

   - Правда, ваши люди меня называют по-другому!

   - Мои люди?..

   Она замешкалась, соображая кого и что я имею ввиду. Однако заминка длилась недолго, секунду-другую - не более. Мозги у неё работали быстро и реакция была достаточно скорой и верной.

    - Вы имеете ввиду поселковых? - спросила она, засмеявшись. - Какие же они мои люди? Они и меня склоняют за глаза как угодно! По этому поводу не стоит расстраиваться - это ведь признак популярности. Хуже, когда тебя вообще не поминают, будто тебя нет.

    А с ней приятно разговаривать, подумал я. И совсем не страшно. Марат не врал, когда восторгался ей.

    - Хотите выпить? - спросила она вдруг ласково, словно приглашая к флирту.

   Однако её ласковость меня испугала." Начинается!" - подумал я и у меня вспотела спина.
   
    - А как же ваш муж и мой начальник? Они ведь скоро вернутся сюда, - спросил я возможно ровным голосом.

    - Ну и что? - она опять засмеялась. - Мы им тоже нальём!

    Видимо мой искусственный голос её не обманул, потому что она нашла нужным добавить:

    - Вы не волнуйтесь. У нас тут всё просто. Расслабьтесь.
   
    Она отошла к бару.

    - Вы любите армянский коньяк?

    Я хотел было ответить, что я не Черчиль и даже не Штирлиц, чтобы любить его, но чувствуя, что не вытяну такую длинную фразу, коротко ответил:

    - Люблю.

    А сам за всю жизнь попробовал его, наверное, пару раз. И то по случаю и немного - когда угощали. Даже в Армении, где я работал почти год, с армянами-работягами мы пили простую русскую водку и местный самогон - чачу.

    - Вы садитесь!

    Царственным жестом она указала мне в сторону большого мягкого кресла рядом с журнальным столиком. Я не стал скромничать и отнекиваться, а сразу с удовольствием погрузился в него.

    Эвелина Людвиговна поставила на столик стройную бутылку " Арарата " и два округлых бокала тёмного стекла. Понимая мою скованность, сама наполнила сосуды для питья на одну треть.

    " Провокация началась!", - подумал я. Но мне до странности приятно было чувствовать себя объектом провокации.

    - Смотрите, я первая делаю глоток, - пошутила она, читая мои мысли. - Видите, я ничего туда не подсыпала.

    - А может быть вы приняли до этого противоядие или у вас иммунитет к ядам! - мгновенно отреагировал я, пытаясь попасть ей в тон. Но получилось несколько грубовато, без необходимой для флирта игривости.
   
    Она иронически сощурила чайные глаза и они стали тёплого коньяного цвета. Я прочитал в них симпатию. Мой ответ ей понравился.

    - А вы за словом в карман не полезете! Совсем даже не похожи на дурака, который живёт на каком-то холме.

    - Во-первых, не на каком-то, а на красивом. А во-вторых, говорить бойко и уверенно - ещё не признак ума, - сказал я, стараясь одновременно вылить в себя всё содержимое бокала в приливе нахлынувшей храбрости. Но округлость бокала мешала это сделать - край стекла упирался в переносицу. Запрокинуть голову было стеснительно. Всё таки это было рандеву с прекрасной дамой, а не с каким-нибудь собутыльником типа Андрея Мордвина.
   
    Хозяйка с интересом наблюдала за мной, задумчиво улыбаясь чему-то.

    - Допивайте уж! Не стесняйтесь!

   В прихожей послышались голоса спустившихся вниз обоих Ивановичей. Я поспешно допил коньяк и встал. Негоже рядовому бойцу рассиживаться с алкоголем и красивой женщиной на глазах генералов.

   Эвелина Людвиговна, прочувствовав момент и понимая меня, с несвойственной царственной особе сноровкой, убрала всё со стола обратно в бар. При этом она бросила в мою сторону лукавый взгляд сообщницы. Мне даже показалось, что она подмигнула мне, тем самым озадачив на какое-то время.

   Весь её вид демонстрировал удовлетворение тем,что наш разговор, несмотря на непродолжительность, достиг нужной цели - контакт установлен, всякий официоз отметён в сторону и в дальнейшем мы можем сообщаться друг с другом совершенно непринуждённо.

   По-всему, она не сомневалась, что я представляю собой вполне податливого малого, который в скором времени не устоит против её колдовских чар и будет приручен.

   Но она ошибалась. Хотя я скромно и отрёкся от своей близости к Штирлицу, но на самом деле именно таковым я себя и представлял. Эвелина Людвиговна возбуждала мой интерес прежде всего с позиций разведчика. За ней чувствовалась какая-то большая тайна, и мне необходимо было её разгадать.

   С другой стороны, я был уверен, что интересую её не как очередной объект вожделения, а больше по другой, неизвестной мне причине. Планы её распространялись значительно дальше и, наверняка, касались Вероники, судьба которой мне была небезразлична.
 
   Договорившись, что следующая наша встреча состоится на строящемся коттедже в ближайшие дни, тепло попрощавшись с хозяевами и чуть ли не обнимаясь с Павлом Ивановичем, мы, наконец, отправились восвояси - ко мне на озеро.