4. Что-то менялось
Кстати, ежели кто еще не знает, Витька родился 19 января, то бишь в великий праздник Крещения Господня, а посему они с бабушкой Татьяной обязательно наезжали из Горбачево в родной Витькин город, где власти так и не решились закрыть последние два действующих храма семнадцатого и восемнадцатого веков. Женский и мужской монастыри закрыли, монахов и монахинь кого постреляли, кого сослали, оставили в покое некоторых насельников и два храма из двух десятков, ибо городок-то был кафедральным, приход богатым. Зачем же рубить курицу, несущую золотые яйца, либо возбуждать народ против себя. Коль это кому интересно, большевики ради собственной выгоды умели идти на компромисс. Хотя и декларировали беспощадную борьбу с мракобесием.
Витьке пока еще по фигу были все эти заморочки и переустройства. Главное - не пропустить водосвятие и крестный ход, ибо по окончании данного торжества настоятель и сослужащие Богородициной церкви, что рядом с бывшим Крестовоздвиженским женским монастырем, превращенным сперва в воинскую часть, позже в Красно-рабочий поселок, щедро одаривали мальца пряниками, карамельками и всякими, принесенными богомольцами к Христову Крещению, гостинцами. Люди-то на помин душ христианских несли в храм не абы какие кавардашки из мерзлой картошки, не хлеб с лебедой, а что получше, иногда даже хранимое годами. Витьке как-то досталась овальная баночка американских консервированных сосисок с ключиком -открывашкой. Видать, кто-то еще с фронта привез. Сосиски пацан съел. Бабушка Татьяна отказалась: мол, жевать нечем, ну, Витька и съел. Баночку не выбросил. Сделал из нее кораблик и временами запускал по ручью на зависть друзьям - Вовке Дмитриеву и Алику Зайчикову.
Пятьдесят третий год лично для Витьки выдался богатым на события. Аккурат после Крещения он подхватил скарлатину. Бабушка Татьяна, надо ж такому стать быть, уехала тем моментом в городок Мценск за семечками. Это они совместно с Витькой так решили. Прикинули, что одной лишь милостыней не проживешь, и надумали попробовать торговать подсолнечными семечками.
Вечером Витька проводил бабушку на станцию, а посреди ночи проснулся мокрым от обильного горячего пота и с жутким ознобом. Откуда-то пришла мысль: надо срочно в больницу. На железнодорожном переезде забежал к дежурившей там соседке тете Гале. Попросил передать бабушке в первую голову, дабы не волновалась понапрасну, что он уехал в Плавск лечиться. Тетя Галя принялась отговаривать:
-Куда ты, помрешь еще, не дай Бог, в дороге! Давай,сменюсь в восемь часов, сама тебя отвезу...
Дальше Витька слушать не стал, ибо боялся опоздать на шестичасовой рабочий поезд "Тула-Скуратово". Спасибо, конечно, тете Гале, но она ведь и не подумала, на чем повезет, коль не на поезде? Конечно, в трех километрах от Горбачей проходила крымская автострада, но там уедешь-не уедешь, бабушка надвое сказала. Даже с тетей Галей, а уж одного-то никакой шофер не подберет, как пить дать...
Плавск - городок маленький, совсем чуточный, но Витька-то и сам еще чуточный, и ему стоило огромных трудов добраться до районной больницы. Добрался. Сознание потерял аккурат на первом порожке приемного покоя.
Очнулся Витька на больничной койке через пять дней. Знаменитым на всю больницу очнулся. Никто из врачей даже с многолетним профессиональным опытом не мог припомнить случая, хотя бы отдалено похожего на Витькин. Шестилетний пацаненок без сопровождения добрался практически с южной окраины района до больницы. И это в зимнюю стужу и с температурой тела, зашкалившей за сорок градусов!.. Да еще и прозрачный от хронического недоедания.
За месяц пребывания в больнице Витька отъелся до румянца на щеках. Сестры, нянечки, врачи и сами больные заваливали парня всякими вкусностями, а бабушка Татьяна, неотступно оберегавшая Витьку, пристроившись временно уборщицей инфекционного отделения, умудрялась даже варить правнуку бульончик из чего-то там жирного и очень питательного. Потом Витьке сказали - из голубей. Заведующая отделением Елена Сергеевна Ловягина, бывший военврач, фронтовичка, вдова Героя Советского Союза, бездетная и очень добрая женщина, взяла бабушку Татьяну к себе на постой, а Витьку всерьез надумала усыновить. Но из этой ее задумки ничего не получилось, ибо в метрике у Витьки была записана его законная мама, которую он, кстати сказать, беззаветно любил, хотя и видел нечасто, и сама мама нежностями его не баловала. А с Еленой Сергеевной Витька поддерживал отношения вплоть до бабушкиной кончины в сентябре шестьдесят первого года.
Елена Сергеевна с бабушкой Татьяной вытащили Витьку с того света. Выпустили его из больницы в конце февраля, а в начале марта умер Сталин. Витька был еще слабым, умаялся с дороги и с вечера уснул в маминой квартире, теплой и уютной, с телевизором "КВН" и настоящим холодильником "ЗИС". Уснул и проспал почти сутки. Проснулся от плача, даже не плача младших брата и сестренки, а горьких рыданий взрослых. Мать и отчим стояли перед черной тарелкой радиоточки и плакали навзрыд. А бабушка Татьяна не плакала. Витька тоже не плакал. Он вообще никогда и не по какому поводу не плакал. Он спросил:
-Бауш, а бауш! Чего это они?
-А-а, Йоська ихний сдох! - перекрестилась бабушка в пустой передний угол: - Царствие ему небесное, чтоб ему ни дна, ни покрышки! Пойдем-ка лучше воздухом подышим. Лена-то Сергевна велела тебе свежим воздухом дышать...
В конце июля бабушка спохватилась Витьку покрестить. Не сказать, что она не пыталась сделать этого раньше, однако противилась мама, науськиваемая родней отчима. Они все сплошь были партийными, то бишь, воинствующими атеистами. Витька, в силу своего возраста, в подробности не вдавался, и когда бабушка по данному поводу заявила, что, мол, петух жареный их в задницу еще не клюнул, долго ломал голову, что бы это значило? Как жареный петух может клеваться, да еще и в задницу?
Ехать надумали далеко. на самый край Брянщины, в город Новозыбков, где жил бабушкин племянник дядя Захар со своей женой тетей Феней и их сыном дядей Лёней, директором средней школы и, как много позже узнал Витька, ярым сталинистом. К слову сказать, у дяди Лёни, Леонида Захаровича, только разнокалиберных портретов вождя насчитывалось ровно две с половиной тысячи. А еще пластинки с речами лучшего друга и Учителя, значки и медали с профилем отца народов, огромная библиотека как с произведениями самого великого кормчего, так и с романами, повестями и рассказами о нем. Отдельную комнату в двухэтажном особнячке, до революции принадлежавшем какому-то полицейскому чину и за огромные заслуги перед Советской властью отданном дяде Захару и его семье в вечное пользование, занимали стеллажи с бюстами Сталина. В тот, первый свой приезд в Новозыбков, Витька всего этого богатства не видел, понеже дядя Лёня уехал в отпуск на Крымское побережье, и вход на второй этаж, который он занимал, был закрыт.
С крещением Витькиным бабушка Татьяна, дядя Захар и тетя Феня подгадали аккурат к дяди Лёниному отпуску. Понятное дело, он бы не позволил напускать "религиозного туману" на свою образцово-показательную семью и на себя самого. А дядя Захар и тетя Феня хоть и устанавливали Советскую власть на брянской (орловской) земле, были тайными христианами. Причем староверами! Разницы Витька не понимал. Уяснил только, что православные осеняли себя троеперстным крестом, а староверы двуперстным. А в Новозыбкове храм был как раз старообрядческий. В нем Витьку и окрестили.Запомнил он скромное убранство внутри храма: иконы сплошь на деревянных досках, без окладов, лампадки простенькие, жестяные. Запомнил батюшку, маленького, седенького, пугливого. В храме кроме тети Фени, бабушки Татьяны, дяди Захара и крестного с крестной, которых Витька видел в первый раз, народу никакого не было, а батюшка постоянно озирался на входную дверь, поспешая с ритуалом. А еще запомнил Витька, как ему стало хорошо, благостно, когда его вынули из купели, обернули в чистую простынку и, крестный вслед за батюшкой понес его в алтарь. Наверное, так хорошо, так благостно и светло на душе у Витьки до этого не случалось. По крайней мере, он такого не помнил.
Запомнился еще один факт. Когда Витька с бабушкой вернулись в свои Горбачи, вокзал было не узнать. Нет, он никуда не делся. Стоял себе и стоял, монументальный, самый, наверное, красивый на Московско-Курской железной дороге. Поразили Витьку и бабушку Татьяну перемены. В огромном холле на стене сиротливо висел двухметровый портрет Сталина, а портреты Берии и Кагановича, приготовленные на вынос, притулились у стены. Кагановичу повезло, лицо было не тронуто, а вот Берии кто-то выколол глаза. В общем, что-то менялось, и Витьке предстояло пойти в первый класс.