— Марьяна, ты где? — дверь в каморку распахнулась, и озабоченная заведующая детским домом уставилась на спящую нянечку, — Опять спишь?
— Да, простите, Галина Дмитриевна…
— Господи боже! Марьяна! Сколько раз я тебе говорила, не оставайся без надобности на ночное дежурство! А ты?
— Простите, пожалуйста… — девушка спешно вскочила и поправила мятый халат.
— Да за что же тебя прощать? Ты же себя не щадишь! Пойми, мы и так все силы отдаем. А что будет, если ты понадобишься, а тебя нет?
— Как нет?
— А так! Вот, если сляжешь? Вот, что тогда делать, а?
— Я не слягу, Галина Дмитриевна. Я сильная.
— Сильная? А кто сегодня свой обед отдал? — дородная заведующая со вздохом плюхнулась на узкую койку, — Смотрю, во второй группе тарелок многовато. Посчитала. И точно! Девять вместо восьми. Ты опять Жаворонку свою порцию отдала?
— Да, Галина Дмитриевна… — у Марьяны не было сил оправдываться.
— Что ж ты делаешь-то? — голос заведующей готов был сорваться в стон, — Я понимаю, что они дети, что они больные. Всё понимаю. Всё! Но и ты должна понимать, что мы не можем себя отдавать полностью. Не можем! Одним отдадим, кто ж тогда другим отдавать будет? Этот чёртов вирус косит народ тысячами и мильёнами. Сама знаешь, что у нас народа вместо двух сотен уже за шестьсот перевалило.
— Знаю, но я не могу…
— Не можешь… — устало пробормотала заведующая, — Не можешь… Это ты сейчас не можешь на словах, а скоро не сможешь на деле. Которую ночь ты на ногах? А что за одёжа у тебя? Не одёжа, а лохмотья. Срам сплошной! Не отворачивайся! Я знаю, что на прошлой неделе ты притащила из дома одеяла. И что сарай свой и забор на дрова разобрала и перетаскала. Всё знаю. Но ты пойми — всех не спасти. Нету от этой заразы вакцины. Нету! Я каждый день в столицу названиваю. Бьются академики, а толку ноль!
— Я знаю…
— Но вот чего ты, девка, не знаешь: жизнь свою ты на ихнюю не разменяешь. Хоть сгори свечой, а им легче не будет. Тихон, вон, уж спину сорвал, могилы копая. А ты? Ты ж красавица писаная! И ничего, что рыжая, зато коса, вон, в руку толщиной. А глазищи! Настоящие изумруды. Да, тебя замуж кто хошь возьмёт! А ты тут загибаешься…
Но закончить тираду заведующей не удалось. Из коридора каркающий голос заверещал на весь детдомом: “Галина Дмитриевна! Вас к телефону! Срочно! Москва!”
***
Машина не дотянула до детдома какую-то сотню метров. Замёрзшую наезженную трассу утренняя мартовская оттепель превратила в непроходимое болото.
— Вот и приехали, — устало выдавил водитель и обречённо уставился на окружающую непролазную кашу, — Теперь засели окончательно.
Но выходить из машины не спешил. Измотанный долгим рейсом молодой человек совершенно обессиленно таращился на пейзаж. Пронзительно синее небо, какое бывает только весной, воздух, напоённый теплом и свежестью пробуждающейся природы, птичий гомон и радостные крики ребятни — всё это могло поднять настроение даже неисправимому пессимисту. Но командированный для проведения инспекции чиновник, хоть и был молод, но смотрел сейчас исключительно на море жижи, готовой вот-вот поглотить новенький внедорожник.
Минуты тянулись, солнце начинало припекать, а со стороны детдома уже бежало несколько персонажей женского пола. Молодой человек, наконец сообразив, что иного ожидать от весенней распутицы в Воронежской губернии не стоит, перевалился через спинку сиденья, выудил из саквояжа резиновые сапоги и смело распахнул дверь навстречу российской глубинке.
— Доброго дня…
Но продолжить ему не дали.
— Здравствуйте! — выпалила толстенная бабища, видимо заведующая, — Ох, простите ради бога! Дорогу нонче развезло. Мы-то вас еще вчера ждали. Как же вас так угораздило? Хорошо, что вы в сапогах! Это мы ваше начальство предупредили, когда, значит, они о вашем приезде сообщали. А как вас звать-величать?
— Игорь Петрович. А… — но продолжить ему вновь было не суждено.
— Очень, очень приятно! А меня — Галина Дмитриевна…
Словоохотливая заведующая чуть ли не на руках вытащила юного инспектора. Всего за несколько секунд общения, Игорь Петрович просто ошалел от словесного потока, хоть и текущего в русле подобострастия, но с напором, не знающим никакого предела. Поэтому, едва Галина Дмитриевна сделала паузу, молодой инспектор взял быка за рога и заговорил резким, не терпящим возражения голосом
— Галина Дмитриевна, у меня очень мало времени. Потому сделаем так: сейчас я в тишине посмотрю бумаги, потом мы обойдём ваше заведение.
Набравшая полные лёгкие для очередной вспышки словесного фонтана заведующая тут же замолкла и залилась краской.
***
На дворе бушевал прекрасный весенний полдень. Допотопные ходики кукукнули четверть первого, и в кабинет заведующей шумно ввалился нагруженный бумагами проверяющий. Он вымученно улыбнулся и в ответ на немой вопрос бодро заверил:
— Что ж, с бумагами всё в порядке. Теперь давайте проведём осмотр.
— А может чайку? Вы ж с утра не кушали!
Игорь Петрович пару секунд колебался, а потом весело махнул рукой. Обрадованная заведующая тут же завопила во весь голос:
— Марьяна! Накрывай на стол!
Явление рыжеволосой нянечки произвело на молодого инспектора неизгладимое впечатление. Совершенно забывшись, он совершенно неподобающим образом округлил глаза и неотрывно глядел на споро расставляющую посуду девушку. Это не укрылось от зоркого взгляда Галины Дмитриевны. Когда они остались одни, заведующая по-свойски подмигнула инспектору и хвастливым тоном заявила:
— Видели, какие у нас красавицы работают?
— Простите… что? — Игорь Петрович не сразу расслышал сказанное.
— Говорю: красавицы у нас работают. А Марьяна вообще молодец!
— Молодец?
— Да! Она не просто красавица… — Галина Дмитриевна неожиданно тяжело вздохнула, — Она большой души человечек. Деток у нас много, сами понимаете. Людей не хватает. Вкалываем изо всех сил. А вот она… Она себя не щадит. Честное слово, прямо жалко девку. За каждого ребетёнка переживает. А ведь у нас много тяжёлых. Ох, когда уже эту заразу изведут?
— Пока прогнозы неутешительны. Простите, что разбиваю ваши надежды. Но эпидемию U-вируса пока остановить нечем. Десятки институтов круглосуточно бьются. Да, что я вам говорю? Вы сами всё из новостей знаете.
— Понимаю. Просто грешным делом думала, может нам не всё сообщают. Так сказать, во избежание.
— Увы, дорогая Галина Дмитриевна, вирус вовсю ползёт по пси-сети. Да нет, даже не ползёт, а прямо летит. Потому и приходится изолировать больных в удалённой от цифровой заразы глубинке. И пока не найдено ничего, чтобы гарантированно остановило эпидемию, нам придётся и дальше размещать больных детей в детдомах подальше от цивилизации. Иногда это помогает. А потому вам в ближайшее время придётся принять очередную партию малышей.
— Как же так? Да ведь у нас втрое превышение! — с круглолицей заведующей враз слетело подобострастие, — Что ж вы делаете?! Мы тут криком кричим, а вы только подкидываете детей! Вы вообще понимаете, что мы уже с ума сходим?! Вы побегайте за ними ночи напролёт! Вы послушайте их стоны! У меня ни людей, ни медикаментов!
— Простите, — инспектор опустил голову, — Я всё понимаю. Но у нас выхода нет. Единственное, что могу вам обещать — поставку нового лечебного оборудования, а с ним и бригаду врачей. Так же в ближайшую неделю прибудет транспорт за наиболее тяжёлыми. У нас открылся новый медицинский центр. Там возможностей для спасения больше…
Он осторожно посмотрел на заведующую, но уже не увидел бойкую пышную барышню. Перед ним сидела смертельно измотанная пожилая женщина, в красных глазах которой читался многодневный недосып, а в подрагивании рук — крайнее нервное истощение.
— Простите, но…
Договорить Игорь Петрович не смог. Дверь с шумом распахнулась, и ворвавшаяся в кабинет Марьяна надрывно заголосила:
— Жаворонку плохо! А врачей свободных нет!
Вся троица кинулась в палату. Расталкивая по пути зазевавшихся ребятишек, они летели по узким выкрашенным белой маслянной краской коридорам. В нос бил невыветриваемый запах лекарств и хлорки. А скрипящие на каждом шаге половицы словно напоминали о бренности всего сущего. Ужасающая нищета давно уже не шокировала столичного инспектора. За последнее время он побывал во многих подобных уголках. Иной раз приходилось задерживаться и ночевать в куда менее приятных местах. Приходилось и питаться низкокалорийными творениями местной кухни, вкусовые качества которых зачастую не выдерживали никакой критики. За долгие месяцы подобных приключений можно было бы привыкнуть ко всему, но Игорь Петрович привыкнуть не смог. Вбежав в палату, он с трудом подавил отвращение к витавшим ароматам и приблизился к постели умирающего мальчишки.
Растрёпанные каштановые волосы разметались по линялой наволочке, словно пацанок бухунулся в кровать после яростного футбольного матча. Эта задорная всклоченность совершенно диким образом контрастировала с мертвенно-зелёным оттенком, заливавшем ребячье лицо.
— Так! Быстро его карточку! — Игорь Петрович выхватил из кармана неведомый прибор с кучей разноцветных проводов и бесцеремонно начал цеплять клеммы на тщедушное тельце.
— Что это? — еле слышно пролепетала Марьяна заведующей.
Но ответил ей сам инспектор:
— Это диагностер. Новая разработка. Пока их всего несколько штук, — и тут же криком добавил: — Карточка где?!
Несколько минут напряжённого вглядывания в крошечный дисплей и перелистывания растрёпанной истории болезни оптимизма не принесли.
— Так, здесь не вытащим. Парня надо в центр. Тащите носилки! Срочно!
— Да куда жы мы его? — перепугано заверещала заведующая.
— Ко мне в машину. Живо! — и тут же спохватившись хлопнул себя по лбу, — Чёрт! Я же за рулём. Нужен ваш сопровождающий. Кто?
Раздумывать Галине Дмитриевне было некогда.
— Марьяна, езжай!
***
Игорь выжимал из мотора последнее, на выбор дороги не оставалось ни времени, ни сил. Машину трясло нещадно, но сидящая на заднем сидении Марьяна не издавала ни звука. Она почти не замечала творившееся вокруг. Всё её существование сконцентрировалось вокруг мертвенно бледного стонущего мальчишки. Её тонкие, изуродованные бесконечными стирками и мытьём пальцы нежно ерошили слипшиеся от пота волосы. Губы что-то беззвучно шептали, а из глаз то и дело скатывались слёзы.
Игорь ничего этого не видел. Он проклинал невесть откуда налетевшую непогоду. Они словно нырнули из наступающей весны в глубокие тылы зимы. Дворники не справлялись с мощными снежными залпами, колёса то и дело проскальзывали по схватившимся льдом лужам.
— Что ж это творится-то!? Апрель на дворе…
— Стойте! Стойте!! — истошный крик с заднего сидения чуть не вызвал сердечный приступ.
Игорь сбросил газ, крутанул баранку в сторону обочины и резко обернулся.
— Что случилось?
— Петя не дышит.
— Что?! Твою мать! Погоди помирать, парнишка. Сейчас… — Игорь вытряхнул на соседнее сидение содержимое чемодана, — Быстро закатай рукав!
Машина неслась сквозь весеннюю метель к столице. Заплаканная Марьяна с глупой улыбкой смотрела на розовеющее лицо. Дрожащими руками она прижимала еле живого дитя к себе и, уже не стесняясь, тихо говорила:
— Петя, ты не бойся. Скоро приедем. И всё будет хорошо. Слышишь меня?
Но ребёнок не отвечал. Зато ответил инспектор:
— Прости, но это временная мера. И времени она даст недостаточно.
— Как?
— А так! Не успеем мы. Вот и весь сказ.
Игорь был готов к крику, взрыву ярости или рыданий. Но воцарившаяся в салоне тишина его обесукражила. Он даже посмотрел в зеркало заднего вида. Лицо Марьяны было как никогда холодно и сосредоточенно. От удивления Игорь чуть не слетел в кювет.
— Надо сделать переливание крови, — сказала Марьяна глухим, совершенно незнакомым голосом.
— Что ты несёшь?! Где мы сделаем переливание? Здесь? — Игорь ещё раз глянул в зеркало. Но лицо спутницы совсем не походило на физиономию помешанной.
— Да, прямо здесь. У вас в чемодане есть портативная установка.
— Есть. И что? Кровь-то где взять?
— У меня такая же группа.
— Вот дура! Тупая дура! — Игорь возмущенно врезал кулаком по рулю, — Ты что не понимаешь, что тогда сама сдохнешь?
— Неважно! Тормозите!
Игорь вновь съехал к обочине, вытащил аппарат для переливания крови и неторопливо вышел из машины. Через замызганное боковое стекло он в глубокой задумчивости посмотрел в полные решимости глаза Марьяны, хмыкнул и распахнул дверь.
— Не передумала?
— Нет! — отрубила девушка, — Чего смотрите?
— Ничего! Руку давай!
Пока шёл процесс перекачки, Игорь неотрывно следил за состоянием девушки. На мальчишку он посмотрел только когда индикатор прибора окрасился зелёным.
— Так, пацан пока вне опасности. А вот с тобой, дорогая, гораздо хуже, — Игорь выудил из чемодана диагностер и начал раздевать девушку, — Прости, но придётся насладиться видом твоих прелестей.
Марьяна безучастно смотрела вверх. Мертвенно-бледное лицо в обрамлении медных локонов выглядело столь жутко, что Игорю стало не по себе.
— Хреново с тобой, подруга. Тяжёлая гиповолемия, давления почти нет. Но это твой выбор, — молодой человек отсоединил клеммы, запахнул Марьянину куртку, вернулся за руль и пробурчал себе под нос: — Ладно, посмотрим, какова твоя натура.
Через четыре часа автомобиль затормозил у крыльца столичного медицинского центра. Игорь Петрович обернулся и обомлел: слабо улыбаясь, Марьяна поила мальчонку из термоса. Лицо её заливал румянец, глаза были живыми, а движения плавными. Словно и не было недавней гигантской кровопотери, не было посеревшей кожи, не было липкого ледяного пота.
— Оклемалась, значит… — озадаченно пробормотал проверяющий и тут же деловым тоном добавил, — Подожди теперь. Я парня оформлю. Да не дёргайся! Еле дышала только, а теперь вон какая резвая. Ничего с твоим Петром Жаворонком не сделается. Жди!
И Марьяна осталась одна. В какие-то доли секунды всё пережитое за этот страшный день нахлынуло вновь: и страх за несчастного мальчонку, и страх за себя, и боль от собственного бессилия… Сражаться со всеми этими бедами было уже невозможно, и девушка мягко сползла на оставшееся в её полном распоряжении заднее сиденье.
Когда Игорь вернулся в машину, обессиленная девушка крепко спала.
— Вырубилась. Ну что ж, это ожидаемо, — усмехнулся инспектор.
***
Марьяна проснулась далеко за полдень. Спасительный сон почти смыл воспоминания вчерашних событий, потому девушка сразу заполошно выпалила:
— А где Жаворонок?
— Не помнишь, что ли? Бывает, — Игорь сосредоточенно следил за дорогой, объезжая ухабы, — Ночью мы доставили его в медцентр. У тебя на сиденье бумаги. Глянь, там отметка о приёмке Петра Жаворонка. Да, там ещё рядом пакет.
— Тут продукты.
— Именно. Поешь.
— Спасибо, — смущённо прошептала Марьяна и, уже жуя, уточнила, — А откуда это?
— После больницы заскочил в супермаркет. Испугался, что ты окочуришься. Поешь и отдыхай. Скоро приедем.
Проснувшись во второй раз, девушка с удивлением обнаружила, что машина стоит.
— Мы приехали? — сонно произнесла Марьяна, глядя сквозь стёкла на совершенно незнакомый пейзаж.
— Приехали.
— А куда?
— Домой.
— К вам домой? — в девичьем голосе было столько наивного удивления, что Игорь втихомолку выругался
— К тебе домой. Вылезай! — сказано это было столь резко, что бедная девушка машинально подчинилась.
Они уже прошагали несколько десятков метров по едва заметной лесной тропке, когда Марьяна осмелилась вновь поинтересоваться:
— Простите, а куда мы идём?
— А ты, что, боишься?
— Ещё чего!
— Я это давно заметил. Ты боишься только снаружи, для вида, так сказать. Внутри же… Да, в душе твоей страху места нет. Возможно, это правильно. А может и нет. Я сам не знаю. И никто не знает. А мы, кстати, уже пришли. Как тебе этот хуторок?
Девушка во все глаза смотрела на заросшие мхом и сгнившие до основания постройки. Иногда было невозможно понять, что это было — дом, а может дровяной сарай? Марьяна осторожно ступала за мрачным провожатым, не понимая, куда и зачем они движутся. А тем временем всё вокруг становилось всё более мерзким и отвратительным. Черная древесина торчала словно кости давно разложившегося трупа, кое-где сохранившиеся провалы окон зияли как глазницы упырей. Но больше всего на нервы действовала ватная, непонятно откуда свалившаяся тишина. Осознание совершенной неправильности нахождения в этом отвратительном месте наконец забило тревогу вовсю. Девушка остановилась как вкопанная и зло топнула ногой.
— Всё! Я больше никуда не пойду!
— А мы больше никуда и не пойдём. Пришли уже. Вот твой дом, — Игорь махнул рукой на стоявший на пригорке домишко.
Марьяне страшно захотелось послать инспектора куда подальше вместе с его идиотскими шутками, но странный дом внезапно приковал к себе всё внимание девушки. Выглядел он лет на двести. Странно, что его не коснулась ни гниль, ни пожар, ни другие беды, давно уничтожившие прочие постройки хуторян. Дом был крепок как скала. Но вот добром от него не веяло.
— Не хочешь зайти?
Девушка судорожно помотала головой.
— Это правильно. Дом этот не простой. Это натуральная душегубка. Когда-то давно тут жили наши поднадзорные — семья колдунов. Очень была настырная семейка. Ты не представляешь, сколько они доставили нам хлопот. Но к счастью они решили свою проблему сами. Поверишь ли, они вздумали обрести бессмертие. Да, да! Не выпучивай глаза. В вашей метрике пространства это вполне реально. Так вот, ритуал они проводили в этом доме. Всё шло нормально, пока они не допустили маленькую ошибку, в результате всем семейством отправились на уровень ниже, а вот дом… Дом обрёл изуродованный вариант псевдоразума. Как тебе? Психически больное сознание живёт в заброшенном доме. И любого пришельца в нем не ждёт ничего хорошего. Мы его используем для таких выскочек как ты, — Игорь гаденько засмеялся.
— Так ты, мразь, вздумал меня извести? — и девушка непроизвольно стиснула кулачки.
— Увы, красавица, без этого никак.
— Да кто ты вообще такой?!
— Ну, хоть это сподобилась спросить. А то я уже скучать начал. Я не человек, и не инопланетянин… — он замолчал на несколько секунд, — Пожалуй, проще сначала будет объяснить кто ты.
— Я?
— Да, именно ты.
— Я это прекрасно знаю!
— Нет, не знаешь. Ты самостоятельный объект виртуальной реальности, созданной инженерами моей цивилизации. Ты случайным образом получила неплохой интеллект в довесок к невероятно большому моральному грузу. Это вовсе не редкость. Удивительно другое. Ты каким-то образом нащупала две составляющие, которые дают доступ к возможностям, закрытым для твоих собратьев. Ты низвела ценность собственного существования ниже всех допустимых пределов — это раз. Также ты направляешь всю свою деятельность исключительно на задачи созидания — это два. Когда оба эти условия соблюдены, то объект цифровой вселенной может выйти за пределы законов вашего виртуального мира. Вот к чему ты потенциально готова.
Марьяна долго переваривала услышанное, потом тихо спросила:
— Я могу лечить U-вирус?
— О, нет конечно! Болезни, войны и прочие мероприятия создаются для вас специально. И только мы можем ими управлять.
— Так это вы разработали эту мерзость?
— Вовсе нет. Это целиком и полностью ваша заслуга, но на которую нацелили вас именно мы.
Неведомая никогда ранее волна гнева захлестнула Марьяну. Издав истошный вопль, она кинулась в отчаянной попытке схватить парня за горло. Но наивный порыв был тут же пресечён на корню. Игорь ловко вывернул девушке руку, прижал к земле и наставительным тоном продолжил:
— Экая ты резвая! Но это всё бесполезно. Ты приговорена. А потому для тебя есть простой выбор. Или продолжаешь упрямиться, и я просто стираю тебя. Или без фокусов идёшь в этот домик. Там конечно не радостно, но скорее всего умрёшь ты не сразу. А умерев, перекочуешь на уровень ниже.
— На какой ещё уровень? — прошипела Марьяна, еле сдерживаясь, чтобы не закричать от боли в плече.
— Уровень — это реализация иной вселенной. Нижний уровень — он ниже во всём. Скуднее с разумной жизнью, беднее мораль. Зато животных проявлений в людях гораздо больше. Не бойся! Красивых девушек там обычно ценят. Да, хорошего там мало. Но ты наверняка сможешь сохранить память. Хотя бы частично. Я же, в благодарность, за твоё благоразумие, поставлю ваш детдом на особый учет. Будете снабжаться экспериментальными медикаментами в первую очередь. Так что ты выбираешь?
Дощатая дверь захлопнулась за Марьяной словно крышка гроба. Девушка вздрогнула и кинулась назад. Но не тут то было! Тощая и потрескавшаяся дверь хоть и не имела даже намёка на запоры и, казалось, держалась на честном слове, но выпускать жертву не желала. Девушка несколько раз врезалась плечом в несокрушимые доски, после чего сползла на пол и зарыдала.
Время тянулось медленно. Слёзы кончились. А затопившая всё тишина постепенно принесла успокоение. Марьяна встала и осмотрелась. Дом был захламлён и очень давно заброшен, пыль толстенным слоем устилала всё, потолка не было видно из-за кошмарного навеса паутины, углы обильно поросли плесенью. Но самым большим кошмаром были скелеты разбросанные по горнице. Впервые увидев оскаленную улыбку сидящего за столом, Марьяну просто вывернуло. Она забилась в дальний угол, обхватила голову руками и выла до середины ночи.
***
Утро принесло свет и новые силы. Оглядевшись, девушка стиснула зубы и про себя решила, что чёрта с два она просто так сдаться! Прежде всего нужно было выбраться из этого проклятого дома, и Марьяна смело шагнула к низкому замызганному окошку. Открываться оно также не желало. Марьяна на это и не надеялась, она схватила со стола замшелую крынку и изо всех сил запустила в окно. Брызнувшие соколки на мгновение окунули душу в восторг. Но уже секунду спустя стало ясно, что разбилась лишь ни в чём не повинная посуда. Также не помогли ни кочерга, ни печной ухват, ни тяжеленная чугунная сковорода.
Девушка просто так не хотела расставаться с надеждой на свободу. С огромным трудом переборов отвращение и страх, она оторвала целый пласт паутины и пробралась на чердак. Там её также ждало разочарование — окно или тем более доску выбить было решительно невозможно. Спустившись вниз, Марьяна добросовестно излупила кочергой все окна, затем спустилась в подпол. Холод, затхлая сырость и непроглядная темнота не помешали проверить и эту часть дома. Но ничего кроме кучи переломанной утвари и наполненных пылью мешков там не нашлось.
Вернувшись в горницу, пленница устроилась в углу и начала обдумывать варианты, строго настрого запретив себе ударяться в отчаяние. День клонился к закату, а измученная поисками спасения голова начала гудеть от боли. Марьяне страшно хотелось есть и ещё сильнее пить. В доме не было ничего жидкого и тем более съестного. Только скелеты в истлевшем тряпье злорадно скалились на очередную жертву адского места.
Сжавшись калачиком, Марьяна попыталась уснуть. Но сон, не иначе напуганный жутким местом, и не думал идти к несчастной девушке. И тогда Марьяна вспомнила маму. Её тёплые нежные руки, её невероятно мягкий и тихий голос. Сами собой в голове зазвучали давно забытые слова колыбельной. Марьяна начала тихонько подпевать и не заметила как провалилась в сон.
Утро было хмурое. В заляпанных окнах виднелся лишь лес да низкие серые облака. Из щелей несло холодом. Девушку колотил озноб. Чтобы хоть как-то согреться она вскочила и начала прыгать и растирать затёкшие плечи. Быстро согреться не получилось — истосковавшийся по еде организм никак не хотел приходить в норму. Марьяна же ни о чём другом думать не могла. Она прыгала и прыгала. В этих простых движениях она выплёскивала свою ненависть, страх и отчаяние. Пол под ногами сперва скрипел, потом начал хрустеть. Обнаружив это, девушка засмеялась.
— Ага! Не нравится? Думаешь, прекращу? Фигушки! Буду прыгать, пока ты не развалишься! Молчишь? Что ж ты не отвечаешь? Ты же разумный!
И дом ответил. С тихим шуршанием сидевший за столом скелет повернул голову, посмотрел на девушку пустыми глазницами и через секунду обрушился на пол.
Марьяна остановилась, присела на корточки и посмотрела на горку костей. На неё глядел тот же облезлый череп. Но те же глазницы смотрели на девушку уже с совершенно другим выражением. Во взгляде мертвеца столь отчётливо читалась жалость, что девушка тут же разразилась рыданиями.
Сколько это продолжалось, Марьяна не помнила. Когда она пришла в себя, то обнаружила, что лежит на полу и смотрит в почерневший потолок, а губы сами собой шепчут молитву.
“Царица моя Преблагая, Надежда моя…” Откуда, из каких глубин памяти всплыли эти слова она не знала. И чем дальше она бормотала, тем сильнее проникалась мыслью, что это не конец. Да, умереть придётся. Но это не конец! Что бы там не болтал душегуб Игорь, она теперь твёрдо знала, путь ей предстоит длинный. И на этом пути у неё стоит смерть.
— Ну, раз придётся умереть, то надо это хотя бы организовать поприличнее, — громко и решительно заявила Марьяна.
Она попыталась встать, и, на её удивление, это получилось необычайно легко. Девушка окинула горницу хозяйским взглядом и с весёлой злостью выдала:
— Помирать в такой грязище русскому человеку не с руки. Позор это! Так, где тут у нас метла или веник?
До самого заката Марьяна убиралась в доме. Воды не было. Приходилось скрести половицы веником и рассыпающимся тряпьём, кочергой снимать паутину, слежавшуюся пыль скатывать голыми руками. Истомлённый жаждой и голодом организм с трудом удерживал сознание в ясности. Когда же становилось особенно трудно, девушка падала на колени и шептала молитвы. Путанные слова перемежались всхлипываниями, цветные пятна кружились перед глазами, слабое тело раскачивалось словно тростинка на ветру. Но через какие-то мгновения в глазах прояснялось, в теле появлялись силы, и девушка, шепча благодарность, упорно продолжала приводить в порядок место своего будущего упокоения.
К закату интерьер избы было не узнать. И хотя чистым назвать его язык не поворачивался, но всё же теперь это помещение с некоторой натяжкой можно было назвать жилым. Обессиленная Марьяна сидела в своём углу и размышляла над вопросом, что делать со скелетами. Первоначальная мысль собрать кости в мешок и сунуть в подпол она напрочь отвергла. Кем бы ни были они при жизни, а такого погребения не заслуживают. Закопать на улице? Туда не выйти. Сжечь в печи? С одной стороны — это не по православному, с другой — нечем развести огонь. “Придётся завтра закопать в подполе. Если силы будут…” Придя к такому решению, Марьяна провалилась в сон.
***
Под утро её разбудил шум дождя. Марьяна долго не могла сообразить, что это — видение или взаправду. Когда же окончательно проснувшись, она подползла к окну и увидела сбегающие крупные капли, то зарыдала в голос. Обезвоженный организм не мог расщедриться на слёзы, а потому девушка просто выла. Выла страшно. И не было в этом вое ничего человеческого. Так воют разве что попавшие в капкан несчастные животины в ожидании мучительной смерти.
И только когда дождь перестал барабанить, ветер разогнал тучи, а в окошко глянуло солнце, Марьяна медленно поднялась. В тяжёлой голове тупо пульсировала всего одна тягучая мысль: “Сегодня последний день, сегодня последний день…” Тело повиновалось с большой неохотой. Ржавая лопата, казалось, весила пару пудов. И даже затащить её в подпол было непросто. Но Марьяна уже не обращала на это внимания. Двигаясь, словно робот, она ковыряла в кромешной тьме яму за ямой.
Уже не обращая внимания на ещё вчера внушавшие страх скелеты, девушка заворачивала в тряпьё кости, относила к люку, потом устраивала в вырытой ямке и приговаривала: “Простите, что могилка маловата. Сил у меня нет”, а потом добавляла: “Спите с миром!”
Когда последний покойник был присыпан землёй, Марьяна подняла голову. Но люка не увидела. “Крышка что ли захлопнулась?” Это её совершенно не удивило. Усевшись прямо на свежеперекопанную землю, Марьяна пришла к мысли, что дом решил замуровать её здесь. “А что? Наверное, это правильно. Надоело ему поди терпеть мертвецов в горнице? Вот и меня сюда определил…” Она была не против. Потому, что уже думала о себе исключительно в прошедшем времени. Силы медленно уходили, девушка покачнулась и упала навзничь. Глаза стали медленно закрываться…
Но внезапно, что-то неправильное вкралось в этот торжественный момент. Марьяна по привычке напряглась и с огромным трудом осознала, что в глаза бьёт свет из распахнутого люка. “Значит, люк не закрывался… Просто в глазах потемнело. Надо бы вылезти… наверное”. И Марьяна начала медленно карабкаться вверх. По её ощущениям это заняло не менее получаса, в течение которых она никак не могла объяснить себе, зачем нужно перебираться в горницу.
Она сидела на полу и бесцельно смотрела на вычищенное помещение. Глаза туманились, воздух со свистом втягивался сквозь высохшие губы. Истомлённое тело потеряло чувствительность и теперь больше напоминало зимнюю одежду. Марьяну совершенно не беспокоили сорванные ногти, рассечённая ржавой лопатой рана на ноге. Ей даже не было дела до умирающих без воды внутренностей. Было одно желание — залечь на этом пустом столе, и пусть отпоёт её ветер, что шелестит снаружи.
Марьяна снова посмотрела на стол, закрыла глаза, потом открыла. Но видение не пропало. На столе стояла разбитая недавно крынка. Ещё не понимая, что делает, Марьяна поползла к столу. Осторожно вскарабкалась на лавку, дрожащими руками ухватила посудину. И, о чудо! Крынка была полна воды! Отличной, чистой, искристой, свежей, дождевой воды!
Никогда ничего более вкусного Марьяне не доводилось пить. Полтора литра были проглочены в секунду.
— Боже… Это просто чудо, — девушка подняла голову к потолку и проникновенно зашептала: — Спасибо! Спасибо! Спасибо!!!
***
С этой минуты её жизнь начала новый виток. Дом, бывший прежде палачом, теперь стал если не другом, то больше похожим на нестрогого тюремщика. Выйти на улицу по-прежнему было нельзя, но зато в крыше образовалась щель, через которую тонкой струйкой текла дождевая вода. И это было только начало! После того, как вымытая горница засияла словно образцово-показательная избушка, Марьяна обнаружила появившийся волшебным образом мешок с провизией.
Дни побежали словно в детстве на каникулах. Каждое утро ждал сюрприз! Одним из первых подарков была прялка с громадным пучком льняной кудели. И Марьяна с наслаждением предалась изучению бабушкиного ремесла. Каждую ночь она представляла, что же дом преподнесёт ей завтра. И никогда не угадывала. На столе то обнаруживались пяльца, то прямо под боком толстенная книженция с рецептами старорусской кухни, а однажды в центре горницы взгромоздился ручной ткацкий станок… С пищей теперь тоже проблем не было: то в сенях найдётся мешок с крупой, то на окне окажется вполне современная банка солений, а однажды в печную трубу даже провалилась подстреленная утка.
Сама того не осознавая, Марьяна начала привыкать к такой жизни. Но постепенно всё сильнее и сильнее она задумывалась, что же делать дальше? Дому она явно нравилась, но не жить же так до старости? Она ежедневно садилась посреди избы и вопрошала в пустое пространство:
— Дом, ты меня отпустишь? Ну, что ты молчишь? Ты же разумный. Не можешь говорить, то хоть дай знак.
Такие, повторяющиеся изо дня в день, монологи давно стали ритуалом. А за окном уже отшумело лето, и подступала осень. Марьяна же не теряла надежды. Её разговоры с домом стали всё более продолжительными. Она с тоской рассказывала о своей жизни, о нелёгкой работе. Говоря о больных детях, она всегда заливалась слезами. Но дом хранил молчание. Хранил до самого первого снега.
Ноябрьский снегопад за ночь выбелил всё вокруг. Марьяна с тоской глядела в белое безмолвие и тихо плакала. Обречённость вновь сдавила горло с небывалой силой. Пальцы вновь задёргались, и девушке казалось, что они ищут то ли нож, то ли верёвку. Пытаясь хоть как-то отвлечься, она обернулась. Глаза забегали по горнице, но ничего нового не нашли.
— Вот и кончились подарки, — Марьяна устало прикрыла глаза. Но тут боковое зрение что-то зацепило, что-то неестественное, что-то новое. Она распахнула глаза и уставилась на стену. Там висела тарелка громкоговорителя. Чёрная, неуклюжая махина из старых фильмов про войну. Марьяна медленно приблизилась, осторожно прикоснулась к чёрной шершавой поверхности, медленно повернула регулятор громкости. И тотчас же комната заполнилась шумом, треском и свистом. Совершенно отвыкшая от звуков цивилизации девушка в страхе зажала уши, но потом опомнилась и убавила громкость.
— Шум есть, веселья нет, — мрачно констатировала Марьяна.
В течение дня она много раз включала старинное радио, пыталась вслушиваться, но среди бесконечных помех разобрать что-либо было невозможно. И только под вечер среди океана грохота и свиста она уловила строгую, хорошо поставленную речь. Шёл выпуск новостей. Подумать только! Марьяна даже не подозревала, что такое вещание ещё существует. Она жадно вслушивалась в обрывки слов, пробивавшихся сквозь шумовую завесу, и её не покидало чувство, что она вот-вот услышит что-то важное. Бежали минуты, а девушка, застыв неподвижно, с томлением ожидала. Чего она ждала? Тогда она и сама себе не могла этого объяснить. Просто повиновалась необъяснимому, но безусловно понятному внутреннему позыву.
Неожиданно шум пропал. Вернувшаяся тишина напугала до ледяной испарины. Марьяна уже готова была кинуться крутить ручку регулятора громкости, дёргать провод и делать ещё десятки бог знает каких бесполезных движений. Но внезапно голос вернулся. Теперь он вещал необычайно чисто, словно Марьяна стояла не перед устаревшим сто лет назад динамиком, а наслаждалась звуками из новейшего стереофона. Меж тем спокойный голос диктора поведал, что в связи с резким скачком детской смертности срочно расформирован детский дом номер…
И в ушах безжалостно прозвучал номер Марьяниного детдома.
Вмиг перехватило дыхание, в глазах потемнело, словно бездонная чернота громкоговорителя заполнила всю зрительную область. Ноги стали ватными. И девушка бухнулась на пол. Как по команде тарелка вновь наполнилась помехами, а через несколько секунд замолчала. Замолчала навсегда. С самого первого дня заключения Марьяна не была в таком отчаянии. Она протянула руки к потолку и попыталась что-то сказать. Но из горла вырвался только стон.
***
Сколько прошло времени Марьяна не знала, она лежала ничком и желала одного — умереть. Как теперь было тошно вспоминать радость, что дом смилостивился и помог выжить. И как же сильно она хотела вернуться в тот миг, когда закапывала скелеты в подполе. Только чтобы люк уже никогда не открылся. Как бы это было хорошо… Воистину, не понимаешь смысла страданий, пока не познаешь на собственной шкуре, что бегство от них лишь несёт ещё большую боль.
Придя к этому нехитрому умозаключению, Марьяна медленно села. “Так, верёвка в кладовке. Она хорошая, она выдержит. А может ножом? Залезу опять в подпол, чтобы тут не мусорить, полосну по руке…” Внезапно в памяти всплыл образ матери, и девушка лишь горько усмехнулась своим мыслям. “Прости, мама. Нет у меня больше сил жить. Нету…” Она медленно поднялась, сделала шаг и остановилась. Прямо в воздухе над столом неторопливо разгоралась сиреневая вспышка. Никогда до этого дом не делал чудеса на виду у Марьяны. Как бы она не старалась заметить момент появления чего-либо, но дом кудесничал только когда его пленница крепко спала или в крайнем случае смотрела в другую сторону. А тут, надо же! Тем временем вспышка разрасталась и из нее уже начали проступать контуры предмета. Марьяна сделала шаг к столу, и тотчас на него упал коробок спичек.
— Спички? Ты издеваешься? Хочешь, чтобы я кухарничать начала? Или… — девушка испуганно сглотнула, — или ты хочешь, чтобы я себя…
Она вздрогнула от ужаса, но тут ожил коробок. Маленькая оклеенная бумагой деревяшка резво покатилась по столу, затем тряхнув содержимым, спрыгнула со стола и помчалась в сени. Марьяна кинулась следом. Лучик надежды в душе во всю боролся с чернотой уже случившегося горя. А коробок подкатился к двери и начал смешно тыкаться в несокрушимые доски. Марьяна осторожно надавила на дверь, потом сильнее и сильнее.
— Дверь не открывается! — закричала она в пустоту горницы.
Но тут коробок словно взбесился. Он принялся подпрыгивать чуть ли не на полметра и долбиться в дверь.
— Погоди! Дай-ка я тебя возьму.
В руках коробок тут же угомонился и прикинулся вполне обычным, совершенно лишённым волшебства предметом. Марьяна осторожно покрутила его в руке, потом посмотрела на дверь и задумчиво спросила:
— Кроха, уж не предлагаешь ли ты поджечь дверь?
На что крохотулька ответила, радостно выдвинув отделение со спичками.
Дверь занялась мгновенно. Пламя пожирало почерневшую древесину словно газетный лист. С запоздалым отчаянием девушка сообразила, что так спалит весь дом. Но этого не произошло. Уничтожая дверь, огонь волшебным образом не повреждал даже косяка. Несколько томительных минут закончились, когда обугленные остатки двери осыпались в никуда. За дверным проёмом не было ни леса, ни остатков хутора, ни неба. Не было ничего.
Марьяна с ужасом смотрела в чернеющую пустоту и ничего не понимала. Она обернулась к горнице, но дом, ставший для неё практически другом, вдруг обдал холодом. Стены приобрели синеватый оттенок то ли грусти, то ли тоски, то ли смерти. И эта неожиданная трансформация вмиг преисполнила душу жалостью.
— Прости меня! — только и смогла выдавить Марьяна.
Но сделать шаг в никуда духу не хватало. Марьяна зашептала молитву, и тогда появился свет. Яркость его нарастала и нарастала. Глазам стало больно, но приближающееся тепло влекло. Марьяна протянула руку и ощутила в ней ладонь. Такая знакомая мягкость!
— Мама!
И превозмогая боль, она посмотрела вперёд. Сквозь сияние с невероятной нежностью на неё глядели очи Богородицы…
***
Пробуждение было невероятно лёгким. Марьяна распахнула глаза и поняла, что находится в какой-то громадной светлой комнате. Всю стену справа занимало широченное окно. Девушка резво поднялась с ложа и обнаружила, что одета в совершенно неведомый, но необычайно удобный костюм. Но куда сильнее одежды её взволновало увиденное — за окном бушевало лето в невиданном городе. Сразу стало ясно, что она находится уже за пределами родной Земли.
Сзади послышались лёгкие шаги. Марьяна обернулась. Стройная женщина смотрела на девушку. И во взгляде не было ни капли враждебности.
— Здравствуй, Марьяна!
— Здравствуйте, — девушка по привычка заговорила шёпотом.
— Марьяна, тут тебе нечего бояться. Уж поверь мне.
— Поверить? А кто вы?
— Меня зовут Элла. Я главный администратор вашей виртуальной вселенной. И я должна тебя поздравить.
— С чем?
— Ты выдержала испытание. Да, оно было жестоким. Но иначе было нельзя. Возможно, сейчас тебе это понять сложно. Но обещаю, со временем ты всё поймёшь. И, надеюсь, простишь.
Марьяна насупленно смотрела на Эллу, верить кому бы то ни было уже не хотелось. Отвратительный обман Игоря нестерпимо жёг память. А что нужно этой дамочке? Марьяна осторожно приблизилась к ней. Но в серых глазах Эллы не было и следа лжи, а вот страха было хоть отбавляй.
— Ладно, там видно будет. Так где я нахожусь?
На лице Эллы заиграла столь откровенная радость, что девушке показалось, собеседница помолодела лет на десять.
— Марьяна, мы перенесли твоё сознание в нашу вселенную, в которой и был создан симулятор вашей.
— Так это всё-таки вы устроили?! — Марьяна зло стиснула кулачки.
— Прости! — Элла опять вмиг состарилась, — Прости, что заставляем ваших собратьев так страдать. Но у нас нет иного выбора. Не так давно мы поняли, что и наш мир — симуляция. Причём далеко не первого уровня. Нам нужны такие как ты, чтобы спасти наш мир.
— Спасти? А кто спасёт моих? Кто? — Марьяна закричала, отбросив всю стеснительность, — Люди миллионами умирали и умирают там! И всё из-за вашего эксперимента? Не знаете, что делать? Так сделайте нам хорошую жизнь и переселяйтесь к нам! Места хватит! Мы не жадные.
— Нам не переселиться к вам, к тому же, если наш мир рухнет, то и ваш тоже. А что касается убийств и смертей… Так пойми: ваше сознание — это всего лишь информация. Она не привязывается к носителю, а потому и понятие смерти для вас бессмысленно.
— Но память?
— Память блокируется. Это сделано для вашего же блага. И блок там простенький. Любой, при должном усердии, его запросто снимет.
Марьяна уселась на кушетку, в голове творился полный кавардак.
— А я зачем вам?
— Ты особенная. Ты смогла не только нарушать законы вашей симуляции, но и подтвердить очень важную гипотезу.
— Какую?
— Гипотезу о том, что в любой симуляции возможно порождение сущностей более высокого порядка, которые могут вам помочь. Да, да. Я о явлении тебе Богородицы. Это очень и очень мало, кому доступно. Мы пристально изучаем такие создания для собственных попыток вырваться вовне.
— Но разве не вы запрограммировали меня такой? Этот ваш головорез говорил, что я…
— Ах, эту сказку про две составляющие? Ну, что ты! Если бы было всё так просто, то незачем было и огород городить. Нет, всё гораздо сложнее. Вы — наши создания, и вы превзошли нас. А потому мы теперь смиренно просим вас быть нашими учителями…