Неандерталец 2017. Зуб и Капелька. 11

Вячеслав Киктенко
День выдавался ясный. Рыжее косматое солнце уже вышло из-за Красной отвесной Скалы, а у  Белой пологой Скалы собирались женщины. Оно готовили конопляное масло, широкие листы подорожника – для лечения после побоев, и переговаривались между собою – кому первой ложиться на Скалу. Но тут произошло невероятное.
Зуб, в сопровождении Родоначальника, вёл с собой Другую. И она вся была в каких-то невиданных одеяниях, которыми были окутаны не только бёдра, но и груди. Причём эти груди торчали торчком, это было видно даже под одеяниями.
Первым не выдержал сосед Зуба, Урыл. Он прокричал так громко, чтобы слышало всё племя:
– Это запрет! Нам же запретили Великаны общаться с Ними,  а тут…  а тут…
Родоначальник спокойно прервал Урыла:
– Без веления Великанов мы ничего не решим. И не станем решать. Я так думаю. Пусть и она, Другая, пойдёт с нами к Великанам. Но только  пусть она, как все женщины нашего народа, пройдёт сегодня наш Ритуал, а завтра мы всем племенем пойдём к Туда, к Великанам. Они решат… если только останется эта Другая, в живых… да вы только посмотрите на неё…. она же Другая, в чём только дух держится?.. – глядите, глядите!
– Бить буду я – крикнул Урыл – знаю я, как он бил свою Пикальку… смех один, а не битьё!...
Тут уже зарычал Зуб:
– Бить буду я…. А ты  свою бабу бей сам … да не до смерти, гад! Прошлый раз едва отходили…
– Правда, Урыл, чего ты свою жену мучаешь? Чего плохого  она тебе сделала? – медленно вопросил Родоначальтник. И Урыл вынужден был ответить. Перед всем племенем: ясно, без отговорок.
– А  зачем он мою жену – тут Урыл кивнул в сторону Зуба – заманивает к себе в пещеру? Детишек посторожить? Ха! Да вон сколько свободных женщин в племени…. нет, моя понадобилась….
– Вот пусть он сегодня первой новую женщину и побьёт – решил Родоначальник, и  приказал Капельке – раздевайся!..
***
Капелька была готова ко всему, только вот раздеваться при всех у них в племени было не принято. Но теперь всё яснее осознавала – она попала в другую жизнь, совсем в другое племя, и все его женщины, кроме девочек и старух, были уже обнажены догола, и стояли, робкие и смиренные,  в сторонке от мужчин, ожидая своей очереди.
«Зубик, миленький, пощади меня хоть ты, больше некому» – молча молилась Капелька, молилась неизвестно кому, потому что ни боги, ни сам Зуб её, похоже, не слышали.  Зря она молилась. Зуб подошёл к ней первым и грубо подтолкнул к плоской Скале с двумя просверленными  дырками для верёвок, которыми издревле связывали запястья истязаемых, чтобы вдруг не вырвались и не убежали  куда ни попадя от страха и боли.
Впрочем, жён своих здесь, как правило, щадили. Один только  Урыл лютовал в последнее время. И один только Зуб догадывался отчего. И понимал, что понапрасну Урыл лютует, что ничем он не обидел ни Урыла, ни жену его, хорошенькаю и добрую Угляду…
Да, Зуб откровенно нравился жене Урыла, и только захоти, только помани  её  пальцем, она тут же, вместе с детьми перебралась бы  в роскошную пещеру Зуба.
Урыл был плохой охотник и очень неудачливый, а потому озлобленный на весь белый свет, особенно на Зуба, а теперь и на жену.  И Угляда была несчастлива с ним, но поделать ничего не могла…
Но вот беда, Зуб любил  только свою Пикальку, как и она его. И никак не мог её позабыть.  И то сказать, вон сколько нарожала детишек! А всего за какой-то пяток лет…
А теперь ещё эта, Чужезеземка… она, уже обнажённая для неизбежного ритуала, втайне молилась теперь только об одном – чтоб нынче Зуб не забил её до смерти!.. а там… а там – как судьба сложится…
***
И Капелька сама, не дожидаясь верховного приказа, отчаянно  сбросила расписные одежды. А женщины племени только ахнули и прикрыли рты руками когда она, такая  непривычно худенькая и белая, всеми дико торчащими грудями бесстрашно легла на Белую Скалу. 
Скала была забрызгана  бурыми пятнами, оставшимися от вековечных наказаний женщин, только дожди их поразмыли, плита порыжела от старых  дождей, смешанных с кровью…
Капелька сама просунула руки в две плотные  петли, закреплённые в просверленном камне. Ритуальному жрецу оставалось только плотно затянуть ими тонкие, невиданные в их племени запястья беглянки.
–  Сколько ударов? – спросил Зуб, обращаясь  к Родоначальнику – она впервые, и она – Другая, ты видишь?..
Племя молчало.
– Двадцать –  поразмыслив, молвил тот.
– Почему двадцать? – Взвился Урыл. Нашим бабам по сорок, а этой приблудной всего лишь двадцать? Сто для начала! И бить буду я, сам, своим ремнём… а если не помрёт под  ремешочком  – Урыл победно помахал в воздухе своим знаменитым кручёным ремнищем – то, может, и примем в своё племя…а то так-то... что так, запросто?
–  Замолкни, Урыл! – жестом и коротким словом остановил его Родоначальник. И тот послушно присел на траву, дожидаясь очереди высечь свою дорогушу…
Несчастный Урыл хорошо понимал разницу между собой и Зубом. Во-первых, Зуб забил на днях долгожданного мамонта, и сегодня  вечером будет Пир, основную  же добычу Зуба женщнны закоптят на зиму. А главное, Урыл всё больше с годами осознавал – он в племени почти никто. И мог измываться только над своей несчастной, ни в чём не повинной Углядой.
  – А ты, Урыл, видать, на чужую бабу позарился? – насмешливо спросил  Родоначальник. Урыл молчал. Но, видно было, отыграется сегодня на жёнушке. День нынче такой….
Но Родоначальник не сказал ещё своё последнее слово. И тут смутно стало Зубу. Изнутри мутило и подташнивало, будто это ему, а не пустомясой бабе предстояли теперь побои. Хотя, такая ли она пустомясая?..
Зуб во всём любил ясность, и теперь тревожился, ожидая решения.
– Нет – твёрдо сказал Родначальник. – только двадцать ударов. И то не в полную силу…завтра  идём к Великанам. Всем племенем. И она с нами пойдёт. Я так решил. Пусть они скажут своё последнее  слово о Пришелице. Пусть они решат её судьбу. Но сегодня, на первый раз, надо её пощадить. И ещё – сегодня же, после Наказания, всех нас ждёт ещё огненный Праздник Добычи…
Тут всё племя радостно загудело и зашлёпало ладонями по изголодавшимся, начинавшим уже втягиваться животам. Родоначальник кивнул:
– Ну что, Зуб, тебе начинать. Давай.
И Зуб поднял нежно перекрученную из сушёной конопли, совсем нестрашную плеть. Он знал, что им предстоит завтра тяжёлый поход через снежные холмы к Великанам и всем понадобятся силы. Особенно ей, такой непривычной.
Но Капелька, лёжа на Скале,  молчала, и он нанёс первый удар. Она даже не застонала. И Зуб ударил сильнее. Кровь проступила из-под плети краснеющим рубчиком. Капелька, прикусив от резкой боли губы, молчала. Она по-прежнему твердо верила ночному обещанию не казнить её сильно.  И ещё понимала – нельзя сейчас Зубу показывать, что он жалеет незнакомку и бьёт её как бы понарошку. Несколько раз ему всё же придётся приложить силу, выказывая свирепость…
Зуб ударил ещё сильнее, и кровь – светло-красная, совсем не такая, как у их тёмных женщин – брызнула из-под нежной лопатки и окропила алой узорчатой струйкой Белую Скалу.
«Ты гляди-ко – про себя изумился Зуб – и кровь у них другая! Нет, сильно бить нельзя. Завтра – Путь». И он стал бить так, как и задумал вначале – едва касаясь нежной плёточкой её белой кожи. Закончил, отстегнул ремни с запястий и отвёл к женщинам. «Смажут, заодно и ознакомятся – рассудил Зуб». И оказался прав. Немногословные, они уже успели поведать Капельке кое-что важное из обычаев их племени, из их старинных навыков, что было совсем не лишним. Научили не сопротивляться, не напрягаться – так легче переносятся удары плетей. Это помогло Капельке на Белой Скале, и она была благодарна новым товаркам, которые теперь смазывали её худенькую, ещё подрагивавшую спинку, смешно – «не-по-нашему» – проступившую хрупкими, почти что детскими позвонками.
Тем временем другие женщины покорно, поочерёдно ложились на  Скалу, под плетья мужей. Некоторые, видимо, провинившиеся в чём-то, слегка повизгивали. Но не очень сильно.
Настоящий бунт возник лишь однажды, когда Урыл взялся пороть свою жёнушку. Бил он угрюмо, внахлёст, с оттяжкой, явно поглядывая в сторону Зуба. Всем всё стало ясно: Урыл мстил Зубу, отыгрываясь на невинной жене. И на тридцатом ударе сам Родоначальник повелительным жестом остановил Урыла. Подбежавшие женщины развязали Угляду, окровавленную и почти полумёртвую от страшных побоев.
День Наказания был окончен. И теперь, ближе к вечеру, женщины принялись радостно хлопотать, готовясь к Пиру, обещанному Родоначальником…