Провокация

Мария Федорова 73
Блеск прожекторов, падавший на сцену, слепил глаза. Зрительный зал пронизывала вибрация, исходившая из недр потолка, казавшаяся, однако, вездесущей. Все гудело: перила заполненных балконов, приоткрытые двери, даже пол. Хрипело акустическое эхо голосов. На лестничных пролетах клацали каблуки. она стояла, спрятавшись за декорациями, и смотрела на испепеленные любопытством лица. Черты ее лица не выражали ничего. Руки не сотрясались от волнения, пульс был ровен и спокоен. Только капелька пота, точно тонкий ручей, стекала по щеке, обрамляя скулу.

Свет погас. Двери плотно захлопнулись. Рокочущий шепот затих. Все погрузилось в абсолютное безмолвие. Щелчок. Пыльный луч выстрелил в середину сцены, оставив за собой дымчатый след. Монотонный бас виолончели озарил белоснежную стену, позади которой трепетала призрачная фигура. Зрители оцепенели в ожидании. Степенно ступая по исцарапанным доскам, она вышла из своего убежища.

Виолончель продолжала циркулировать по пространству. она была недвижима. Минута съедала другую, а она, тем временем, внимательно разглядывала партер. Напомаженные господа, холеные дамы, прилизанные дети. Все они находились в ее власти. Все готовы были поймать любое слово, выскользнувшее из ее пересохшего рта. она упивалась этим и жадно вытягивала из присутствующих липкую от бурлеска, поглотившего их сердца, энергию. она слышала, как шипит вентиляция, как грохочет город за ширмой на сцене. она была недвижима. Тикал маятник за ее спиной… ;;…Тик-так. Тик-так. Тик-так. Ритм. Тени. Пустота. Набирая обороты соразмерно с часами, она раскачивалась им в такт, словно игрушечный солдат на одной ножке. Молчание не прерывалось. Уста были крепко сжаты. она согнула ногу и вытянула руку, преобразившись в цаплю. К виолончели присоединился нежный плач скрипки, такой же растянутый и медленный, вживавшийся в жилы людей, на мгновение повергнутых в смятение, но старавшихся скрыть это, боясь оказаться недостаточно сведущими в современном авангарде.

Она разомкнула губы. Публику передернуло. Гортань выпустила лишь хрустальный свист. Ни звука более. Она опустила ногу, вернувшись в прежнее положение. Бледные кисти скрестились на груди, видневшейся через прозрачную рубашку. Длинные пальцы расстегивали пуговицу за пуговицей, пока льняная ткань, наконец, не упала на пол. Мощность работы вентиляторов увеличивались. Ее тело задрожало от холода. Игра светотени и реакция организма на леденящий воздух, совокупляясь, рождали кислотный фосфорный оттенок. На сцену опустилась пила. Она волнообразно изгибалась, не падая, держась рукояткой, будто ладонью, за едва различимую нить. она вторила ее движениям. Она извивалась. Холщовые брюки сползли вниз, полностью обнажив ее натуру. Кожа синела. Ногти царапали и ласкали ее. Она тихо стонала.

Прожектор, проявлявший черты сцены, мерк. Теперь зрительному залу были заметны лишь мелькавшие части тела, чьи переливы ускорялись, брызгая в глаза сидящим. она опустилась, скрючившись у самого края. Перевернулся. И резко обратила взор к первому ряду. Этот взор не упустил ни одного лица, распоров каждое своим острием. Она превратился в океан, подражая его вечной умиротворенности, она плыла по сцене, создавая впечатление, что излизывает и растирает ее своим голым телом, пытаясь согреться. Прожектор гас и возникал вновь. Гас и возникал вновь. В глазах рябило. Мрак. Сияние. Мрак. Сияние. Мрак. Мрак. Мрак. Алое пламя света. По обе стороны дверей раздался стук.  За ним последовал другой. Третий. она вытянулась в центре сцены в форме стрелы. Сквозь металлические балки вылез короткий, сверкающий кинжал. Она смотрела на него, не моргая, не дыша, не шевелясь. Виолончель засмеялась гробовым воем. Кинжал впился промеж солнечного сплетения.

Пряная кровь омыла ее мраморное тело.


Залечила ее изнывавшие чресла.


Сцену заволокла тьма.


Тьму объяла агония хорала.



Кто-то закричал.


По залу прокатились нервные аплодисменты.